Светлана Пригорницкая
Когда плачут львы
Весна в этом году как-то неуверенно передавала права. Последняя неделя мая, а грязь так и оставалась непроходимой. Судя по прогнозам, обычный календарный график будет нарушен и сразу после затяжного периода холодных весенних дождей, придёт летняя удушающая жара.
Прогоревшие поленья тихо потрескивали в печке, навевая сонливое состояние. Казалось бы, предобеденное время – лучшее для работы. Но статья застопорилась на первых строках. Простенькая ручка, вместо того чтобы писать умные вещи, рисовала на полях грустные рожицы. Сбоку раздался глухой хлопок. Никита с трудом сдержал улыбку. За столом, испуганно моргая и потирая ушибленный лоб, сидел Андрей. Время от времени Никита бросал взгляды, наблюдая, как голова мальчика сонно покачивалась, грозя вот-вот соскользнуть с удерживающей её ладони. Но только он поднялся, чтобы уложить в кровать, наказание настигло мальчика. Сделав вид, что не заметил полусонного состояния Андрея, Никита подошёл к окну и долго смотрел на коричневую комковатую грязь, облепившую посыпанную гравием дорожку. В серой дымке тумана тусклый пейзаж Пантелеевки терял чёткость очертаний, рассеивался и казался каким-то неестественным, словно качался на волнах желейно-кисельного месива. Наверное, именно поэтому неожиданно выскочившая из-за забора женская фигура застала Никиту врасплох. Крепко зажмурившись, он резко открыл глаза. Нет, не привиделось. По дорожке к дому бежала Анна Иосифовна.
Удостоверившись, что Никита занят своими делами, Андрей изобразил интерес к учебнику и громко перелистнул страницу, даже не пробежав её глазами. Бросив строгий взгляд на мальчика, Никита прошёл к двери. В темноте маленького коридора лицо соседки выглядело болезненно-белым. Даже с каким-то синеватым оттенком. Никита посторонился. Нервно оглянувшись, Анна Иосифовна вошла. Пожалуй, это был первый раз, когда он увидел женщину такой напуганной.
–– Здравствуйте, Олег Викторович, – пробормотала Анна Иосифовна. – Как тут наш Андрюшка? Голова от знаний не лопнула?
Соседка задавала вопрос, одновременно разглаживала невидимые складки на светлом молодёжном плащике, выглядевшем смешно в комплекте с грязными галошами. Не дожидаясь ответа, задавала следующий вопрос. Никита внутренне напрягся. Должно было случиться нечто из ряда вон выходящее, что заставило её преодолеть расстояние в несвойственном темпе и не заботясь об имидже.
–– Рассказывайте, Анна Иосифовна, что случилось.
–– Даже не знаю с чего начать, – чуть не плача подняла глаза женщина. – Вчера мне плохо стало, в боку закололо. Всю ночь промаялась, а с утра побежала к Юрке, нашему фельдшеру. Думаю, пока трезвый, может чего посоветует. Мужик-то он умный, если успеешь до того, как в лохмотья превратится. Захожу, рассказываю про свои болячки, он мне и говорит: «Идите, Анна Иосифовна за ширмочку, раздевайтесь по пояс. Я вас осмотрю». Зашла, разделась, легла. Вдруг слышу шум, гам, заходят оболтусы какие-то. По голосам, вроде, трое или четверо их было. Испугалась я так, что забыла, что, пардон, топ-лесом валяюсь. К кушетке прикипела и не дышу. Слышу табуретками задвигали, уселись и давай вопросы задавать. Типа, а какие симптомы были у Вячеслава Мазура? А почему решили, что у него туберкулёз? Юра им отвечает, что похудел очень Слава и кашлял с кровью. А один смеётся так гаденько и цедит сквозь зубы: «Там, откуда он вернулся по-другому не кашляют, но это не значит, что у них туберкулёз. Справку из тубдиспансера видел?» Юра им говорит, что справка, мол, у родственника осталась, у вас значит. Те опять за своё: а труп как выглядел? Юра объясняет, что хоронили в закрытом гробу. Те как подскочат и давай материться, звонить кому-то. Потом вылетели из амбулатории, слышу машина зарычала. Что же это делается-то, Олег Викторович? Год со смерти Славика прошёл, никто не вспоминал, а сейчас всё сначала. Не дадут ему, горемыке, и на том свете спокойно лежать.
Никита медленно подошёл к окну. Мирный деревенский пейзаж оставался всё таким же удручающе-успокаивающим. Даже листья на вишне в палисаднике замерли. Никита напряг слух, пытаясь уловить хоть малейший шорох, но Андрей и Анна Иосифовна, казалось, не дышали. Странно, но даже поленья в печке перестали трещать. Год назад Наташа повесила на стену часы с плавающими стрелками. И вот теперь, даже с этой стороны вместо тиканья – тишина. Никита резко дёрнул шпингалеты и распахнул створки окон. Словно в ответ на его ожидание, где-то на другом конце села закричал петух. Тут же крик подхватил соседский петух. Никита облегчённо вдохнул влажный воздух. Это скрипучий петушиный крик всегда был для него началом нового дня, новых ожиданий. В общем, чего-то нового и хорошего. Обернувшись, он столкнулся с двумя парами испуганных глаз. Опасность вплотную приблизилась и в ближайшее время надо будет принимать последние решения.
Проводив до порога Анну Иосифовну, Никита успокоил как мог соседку и закрыв дверь, повернулся к Андрею.
–– Собирай учебники, завтра мы отсюда уезжаем.
Андрей облегчённо вздохнул, захлопнув книгу и занялся более нужными, с его точки зрения, делами.
Муха жужжала противно и настойчиво. Никита протянул руку, пытаясь прогнать насекомое, но жужжание не прекратилось. Рука стукнулась обо что-то жёсткое. Услышав грохот, он резко открыл глаза и сел. Теперь жужжание неслось откуда-то снизу. Опустившись на колени, Никита долго шарил рукой в темноте и наконец, нащупал под кроватью старый мобильный телефон.
–– Спишь, что-ли? – обиженно прошептал в трубку Слава.
–– Спал, – подтвердил Никита, бросая взгляд на часы.
Два пятнадцать ночи. В лёгких пробежал неприятный холодок. Слава редко звонил, понимая, что любой контакт можно вычислить. Отсутствие нормального общения, делала его жизнь в Испании особенно беспросветной.
–– Я тут подумал на досуге, – жалобно засопел в трубку брат. – Может нам уже возвращаться?
–– Неужели всё так плохо? – облегчённо вздохнул Никита, натягивая на плечи тёплое одеяло.
–– Ты даже представить себе не можешь, братишка, какие они скучные. Я вчера в городе встретил случайно наших мужиков, русских или украинцев, в общем, братьев славян. Идут три дядьки и матерятся. Причём, не ругаются, не злятся, а просто погоду обсуждают. Из печатных слов – только местоимения. Всё остальное, и глаголы, и прилагательные, всё мат. Я минут сорок шёл за ними и чуть не плакал. Никитос, я домой хочу. У меня от их паэльи изжога, я уже видеть не могу эти оливки со всевозможными привкусами. Я так по щам соскучился.
–– Что с Наташей случилось? Она разучилась готовить щи?
–– Готовила один раз. Не получилось. Они не знают, что такое солёная капуста. Не знают, как вкусно селёдка со свежей молодой картошкой. У них огурцы картонные. Причём мягкий картон. Они даже пахнут картоном. Никита, я же в селе вырос, мне эта пластмассовая агрокультура поперёк горла встаёт. Наташа тоже из села, но у неё нет ни грамма ностальгии. Носятся с Ольгой по магазинам, радуются, как дети. А я места себе не нахожу. Первые полгода всё было новое, интересное, а сейчас только раздражает.
–– Удивил, – тихо прокомментировал Никита, ставя на плиту старый чайник. – А говорят, что испанцы гостеприимный и общительный народ.
Засунув руки в тёплую пижамную кофту, Никита нарезал хлеб, достал из холодильника сало и маринованные огурчики. Так было всегда, если по какой-то причине проснулся ночью, уснуть без внеочередного ужина не получалось. Промучившись несколько часов, Никита вставал, делал бутерброд и чувствовал, как глаза затягивала спокойная убаюкивающая пелена сна. В молодости он пытался доказать сам себе, что человек выше инстинктов и стойко держался до утра, но последние годы внесли корректировки в его устои. Пришло понимание, что ничего так не ценится, как хороший сон, спокойное пробуждение.
Голос в телефоне снова перенёс Никиту из мира запахов кухни, в далёкий мир зарубежного заключения. Жуя бутерброд, он открыл форточку. Голос Славы в ночной тишине заживляюще действовал на его истощённую нервную систему. Да и тишина за окном давно уже перестала быть чужой и равнодушной. В этой тишине он различал умиротворяющее уханье филина, мирное шуршание листьев, стрекотание ночных цикад. Всё то, что можно было услышать и оценить только в тихие ночные часы.
–– Неделю назад, возвращались с дискотеки, а на проспекте два пьяных паренька-испанца дерутся. Знаешь, как они дрались? Сначала кричали, прыгали, друг другу средние пальцы тыкали. Потом побежали к мусорным контейнерам и давай мешки грязные оттуда вытаскивать и швырять друг в друга. Мои девчонки чуть от смеха не лопнули, а я даже не знал, как реагировать. Домой хочу.
–– За мордобоем соскучился.
–– Представь себе и за ним тоже.
– Значит, приезжай. У Далматова уже всё на последней стадии. Сейчас решаем, каким образом в полицию документы подкинуть далматовские и можно Андрюшку готовить с номерами тралов. Тем более, что нас тут тоже вычислили. Так что придётся сворачивать деятельность и выводить операцию на завершающий этап как можно быстрее.
–– Правда? – восторженно зашептал в трубку Слава. – Ты, реально так считаешь? Спасибо, брат.
–– Ну, ты ещё всплакни, – удивлённо поднял брови Никита.
–– Ну, в общем, завтра в пятнадцать сорок наш самолёт приземляется в Шереметьево. Встреть, пожалуйста.
Пока Никита растерянно переваривал информацию, Слава бросил трубку. Слушая назойливое пиканье, Никита, наконец, пришёл в себя.
–– Можешь бросать трубку сколько угодно, а я всё равно скажу. На фига в два часа ночи звонить, мог бы и за пять минут до прилёта сообщить. Мне-то что, я же на метлу сяду и через пять минут в Шереметьево буду.
Отключив телефон, Никита несколько минут молча стоял, сверля взглядом темноту за окном. Наверное, сегодня даже двойной бутерброд не поможет заснуть. Сразу навалилась масса проблем, которые надо будет решить до приезда Славы с Наташей. Первое время ребята поживут в его квартире, но потом надо что-то решать с реинкарнацией брата. Долго прятаться и скрываться он не сможет. Да и у Наташи остались родственники. «Подумаю об этом завтра», приказал себе Никита. Вздрогнув под прохладным воздухом ночи, он быстро захлопнул форточку и нырнул под тёплое одеяло.
Почти все столики в кафе аэропорта оказались заняты. Лавируя между чемоданами, Никита, наконец, нашёл свободное место. Люди, сидевшие вокруг, тут же подтянули поближе вещи. Никиту всегда удивляла реакция на бородатых мужчин. Такое впечатление, что ухоженный, пахнущий одеколоном от «Chanel» человек не может быть вором и насильником. Сделав первый глоток кофе, он расслабился. До прилёта самолёта из Мадрида оставалось четверть часа. Первые воспоминания о полёте у Никиты были связаны с дедушкой и Карпатскими горами. Тогда он тащил тяжёлый чемодан, перетянутый для прочности ремнём, в кафетерии аэропорта продавали светлый чай с резиновыми булочками, а деревянные кресла были расписаны непристойностями одна похлеще другой.
Прошло совсем немного времени, а жизнь шагнула вперёд. Вместо коричневых коробок из кожзама, повсюду катились яркие чемоданы, представители знаменитых зарубежных брендов, дорожные сумки сменили удобные рюкзаки, всё стало проще, веселее, но… Вспомнятся ли эти вещи через двадцать лет? Наверное, нет. Они не предполагают усилий, идут незаметным бесплатным приложением к путешествию. Впрочем, может это и к лучшему. Человек запомнит горы, море, а не то, как всем гостиничным номером пытались закрыть чемодан. Задумавшись, Никита едва не пропустил время посадки самолёта.
Стоя в первом ряду встречающих, он заметно нервничал. Прошло уже минут сорок с тех пор, как самолёт приземлился, а Славы с Наташей всё не было. Ну сколько времени надо человеку, чтобы забрать с ленты чемодан? Десять? Двадцать минут? Стеклянные двери время от времени автоматически разъезжались, выпуская одну группу туристов за другой. Наконец, из дверного пролёта выползла наполненная доверху тележка. Два огромных розовых чемодана, две дорожные сумки на колёсиках и, как вишенка на торте, небольшой кожаный рюкзачок с Мини-Маус. За всем этим багажом медленно плыла фигура Славы. «Откуда? – с ужасом оценил поклажу Никита. – Откуда у ребят, выезжающих год назад с одним чемоданом на двоих, набралось столько вещей?»
–– Привет.
Никита раскрыл объятия в сторону приближающейся Наташи. Даже губы вытянул трубочкой для поцелуя.
–– Угу, – буркнула женщина, проходя мимо.
–– Я тоже рад встрече. – Слава подскочил и дурашливо чмокнул Никиту в подставленные губы.
–– Дурак, – обиженно бросил Никита, вытирая рот тыльной стороной руки. – Что это с Наташей?
–– Не обращай внимание, – прошептал Слава. – Тяжёлый перелёт.
Слава же, после «тяжёлого перелёта», просто фонтанировал энергией. Растрепав брату волосы, он дёрнул его за бороду, а затем ещё и побоксировал, перепрыгивая с одной ноги на другую. Поняв, что Никита не расположен к шуткам, Слава, забыв о багаже, бросился догонять жену.
Шаркающей походкой Наташа прошла по залу, остановилась у полочки с книгами. Бросив гневный взгляд на Никиту, размашисто написала: «Вытри пыль, грязнуля!» Никита расстроенно крякнул. Володя понимающе хихикнул. Действительно, последнее время Никита совсем забросил квартиру. Появлялся раз в неделю, принимал душ и снова бежал по делам. Сделав замечание, Наташа забыла о пыли и занялась чемоданами. Кажется, здесь упаковали подарки для ребят, купленные в последний день. Хотя, может и в дорожной сумке. Штук пять чёрных кружевных трусиков от «Intimissimo», выскользнули из чемодана. Наташа нервно сцепила зубы. Глядя, как картинно поползла прозрачная слеза по бордовым пятнам, появившимися в последнее время на щеках жены, Слава старался скрыть бурные эмоции, опускал глаза и вздыхал в унисон. Наконец, не выдержав траурного настроения, он сел рядом с Наташей, поцеловал её в макушку и прошептал:
–– Я обещаю тебе, Натуля, что каждый год мы будем ездить отдыхать туда, куда ты захочешь. Но жить мы будем здесь. Может не в родном селе, но не за рубежом.
Повернувшись к стоявшим у окна друзьям, Слава вздохнул с облегчением и уже не скрывая радости от возвращения, бросил:
–-. Ладно, рассказывайте, как дела?
Закончив отчёт по передвижениям Далматова, Никита довольно потёр руки. Последнее время Виталий Владимирович расслабился и, несмотря на постоянную опеку Маши, даже позволил себе несколько походов налево. Казалось, что в этот период жизни его волновал только грядущий контракт с поляками.
–– Осталось занести в прокуратуру документы «чёрной» бухгалтерии «Видалтранса», номера далматовских тралов и время пересечения границы. И можно садиться в VIP-зону, чтобы не пропустить самое интересное.
Из кухни донеслось шипение неплотно закрученной кофеварки. Чертыхнувшись, Наташа бросила сумку и выбежала из зала. На столе выстроились коробки с брендовыми одеколонами. «Paco Rabanne», «Calvin Klein», «Lacoste». Наверное, единственный бутик, который смогла посетить Наташа перед отъездом, находился в Duty free аэропорта. Воспользовавшись правом первенства, Володя забрал со стола золотистую коробочку от «Paco Rabanne». Никита исподлобья следил за другом. Чем ближе подходил час расплаты Далматова, тем хуже чувствовал себя Володя. Его нервное состояние передавалось и ребятам.
–– А если Далматов скажет, что Завалов арендовал его тралы? Что он не несёт ответственность за содержимое? И вообще он белый и пушистый. И ведь сможет доказать.
–– Ну, в прокуратуре тоже не дураки сидят, – пробормотал Слава. – Хотя ты прав. Нужен финальный аккорд. Надо «утяжелить» бумажки. А если мы на Далматова повесим первый конвой Завалова? Накладные уничтожены, сопровождающий убит… Почему решили, что это груз Завалова?
–– А чей же ещё? – удивлённо поднял брови Никита.
–– Далматова, – улыбнулся Слава. – Теоретически мог Далматинец год назад провернуть эту операцию?
–– Теоретически, наверное, мог, но как ты собираешься предложить этот факт ребятам из прокуратуры?
Слава после годового отпуска просто искрился от желания создать что-нибудь новое, заняться делом, быть полезным. Своей знаменитой «думающей походкой», он быстро перемещался из одного конца комнаты в другой, ставя ногу на пятку, плавно перенося тяжесть тела на носок и резко выкидывая вторую ногу пяткой вниз. «Как кулик по болоту», смеялся Никита, внутренне задаваясь вопросом: почему кулик? Ведь ни кулика, ни болота он, выросший в городе, никогда не видел, но ассоциации складывались именно такие. Слава тоже не мог объяснить откуда взялась такая привычка «думать на ходу», но именно несколько километров, намотанных по комнате в подобном ритме, создавали в его голове гениальные схемы.
–– Наташ, у тебя остались накладные с подписью Далматова? – резко остановился он, напротив вошедшей с подносом Наташи.
–– Осталось пару штучек, – ответила женщина, расставляя на столе тарелки с хамоном, оливками и сухариками.
– Вот и чудненько. Номер задержанного трала из первого конвоя Завалова узнать не сложно, а дальше уже дело техники. Я в своё время и не такие фальсификашки проворачивал. Поможем нашей доблестной прокуратуре раскрыть дело годовалой давности. Если они возьмут тралы на границе, приплюсуют их к прошлогоднему грузу… А «единичный случай» и «организованная преступная группировка, осуществляющая постоянный поток контрабанды»… Это две разные статьи. План может испортить то, что мы не знаем, чем конкретно занимался Далматов в день отправки первого конвоя Завалова, – сквозь зубы пробормотал Слава.
–– А какая разница?
Чтобы занять подрагивающие руки, Володя нервно отправлял в рот одну оливку за другой. Слава резко подошёл к столу и убрал тарелки на другой край. Чёрно-зелёное мелькание раздражало его и мешало думать.
–– Прекрати нервничать, Володя. Сядет Далматинец, и надолго. А разница в том, что в тот день на фирме могли быть ребята из налоговой или из какой-нибудь другой организации, которые подтвердят, что все тралы были в гараже.
В наступившей тишине особенно громко раздавался звон вилок, но сделать замечание жене Слава не решился.
– Значит, надо сделать так, чтобы у Виталия Владимировича не было возможности разбираться с документами за тот период, – предложил Володя, глухо хрустя сведёнными суставами пальцев. – Поджёг в офисе? Покушение? Желательно, что-нибудь феерическое, чтобы он чувство реальности потерял.
–– Поджёг, покушение… Ну, к чему такие сложности. Просто пусть убьёт кого-нибудь, – буднично подхватила цепочку Наташа.
–– И кого же он убьёт?
–– Меня или ещё кого. Это уже детали. Главное, чтобы были свидетели и, чтобы у Виталия Владимировича не было алиби.
–– Звучит, как предложение, – заинтересованно поднял глаза Никита.
–– Пока в очень сыром виде, но… – Наташа, забыв обиды по поводу внезапного отъезда из Испании, обвела хитрым взглядом мужчин. – Мы с подружками каждый год ходим в баню.
–– Креативненько, – кивнул головой Володя.
–– А главное ново, – поддержал друга Никита. – Спорим, что перед Новым годом.
–– Нет, когда испачкаются, – хихикнул Слава и сжался под грозным взглядом жены.
–– Дураки, – обиженно насупилась Наташа. – Когда душа просит.
–– А чего так редко просит? – не унимался Володя.
–– Просит часто, получается редко. Так вот, после бани мы играем в карты на желание.
–– И кто задумывает желание? – начиная вникать в суть предложения, задумчиво спросил Никита.
–– В этом году задумаю я. Допустим, пойти на кладбище и что-нибудь принести. И на кладбище эта кто-то станет свидетельницей убийства кого-то. В ту же яму можно и документы подбросить.
–– Мне нравится, – задумчиво подытожил Никита. – А алиби Далматова?
–– Если всё это прокрутить через пару недель, то выходит, как в сказке. Девчонки уже давно пытаются меня вызвонить, чтобы договориться о банном дне. Сегодня, не успела телефон подключить, как нашли. Обещала завтра сказать точную дату. А второго июня одна американская компания открывает новый офис в нашем городе и устраивают шикарную инаугурацию с банкетом. Далматов обычно, такие мероприятия не пропускает, но в этом году что-то мне подсказывает, что не пойдёт он на банкет.
–– И это что-то называется «чуйка»?
–– Нет, это «что-то» зовут Лизка Берендеева, моя подружка, которая рекомендовала меня секретаршей пять лет назад. По совместительству она и любовница Далматова. Не постоянная, а так…
–– Когда душа просит, – подсказал Слава.
–– Не сбивай с мысли, – оттолкнула Наташа мужа и, нахмурив лоб, продолжила: – Смотрите, что получается: девчонки предлагают собраться и только Лизка отказывается, сославшись на другие планы, при этом просит меня назначить встречу на второе июня и, в случае если её Берендеев спросит, сказать, что была с нами.
–– А почему ты решила, что она ждёт Далматова? Может у неё на эту субботу рандеву с молодым сексуальным негром запланировано.
–– Вряд ли. При всей своей распущенности Лизка довольно предсказуемая дама и между молодым сексуальным негром, неизвестно по каким Техасам таскавшимся, и проверенным Далматовым, выберет второго. Сегодня позвоню Лизавете и будем знать точно. И если будет такое совпадение по всем пунктам, то нельзя упускать подобный шанс.
–– Допустим, жертвой буду я, – задумчиво пошёл по комнате Никита, старательно вытягивая ногу острой пяткой вниз, но поняв, что «Славин метод» в его случае не помогает, сел на стул и яростно потёр лоб. – В роли Далматова выступит Володька, у вас рост приблизительно одинаковый, и телосложение похожее. Если прикрыть каким-нибудь плащиком-распашонкой, то выйдет один в один.
–– А главное у нас с Далматовым татуировки одинаковые, мы в Афгане в один день били, я, Валерка и Далматинец.
– Значит судьба, – задумчиво прошептал Никита. —Конечно, планчик слабенький, раскусят его на второй день. Но, даже пару дней дадут нам заметный бонус. Занервничает господин Далматов, а, перенервничав, начнёт делать глупости. Ну, а если он сбежит, это автоматически докажет его причастность, как к первому, так и ко второму конвою.
–– А с Заваловым что будет?
–– Загибай пальцы. Сначала он узнаёт, что «золотой запас» увели в неизвестном направлении. Сегодня Завалов вылетел в Швейцарию, а значит завтра узнает, что денежки из банка тоже исчезли. Без денег ему конвой не довести. Тем более, что поляки, узнав о его проблемах, не откажут себе в удовольствии попрыгать на голове бывшего партнёра. Завалов дядька, конечно, не старый, но поношенный. Если после всего этого останется жив, то ему придётся научиться содержать себя на пенсию. Как наказание, меня это устраивает.
***
Выйдя из электрички на Белорусском вокзале, Роман недовольно вглядывался в поток людей, бегущий к выходу в город. Ему торопиться было некуда. Вряд ли старший Вершинин в свои восемьдесят шесть лет пойдёт с утра на длительную прогулку. Дурацкое мамино воспитание, типа, кто рано встаёт, тому бог даёт, уже не раз играло с Ромкой злые шутки. И ведь точно зная, что ему, Ромке, по утрам бог даёт только пендели, всё равно решил сделать все дела пораньше. Будильник честно зазвонил в шесть утра, но Ромка до последнего нажимал кнопку десятиминутной отсрочки. Из дома вылетел без завтрака, едва успел на электричку. Стоя в проходе переполненного вагона, он задавался вопросом: чего так спешить, если электропоезда ходят через каждый час? Можно было и выспаться, и принять нормально душ, и позавтракать.
Достав телефон, он ещё раз позвонил Вершинину, предупреждая о визите и уныло шаркая подошвами о пыльный асфальт, пошёл к остановке
Нажав кнопку домофона, Ромка услышал щелчок, потянул на себя массивную дубовую дверь подъезда. Старая конструкция лифта предполагала полную открытость процесса. Сначала сверху сползли чёрные, обтянутые резиной трубы, затем появилась и сама кабинка. Войдя, Роман с опаской прислушался к приглушённому визгу закрывающихся створок. Этажи медленно проплывали перед глазами, словно несли его по жутким сценам старых американских триллеров. Наконец лифт вздрогнул и, устало качнувшись, остановился.
Две квартиры на этаже расходились в разные стороны. Две стандартные, безликие двери. Складывалось впечатление, что их не меняли со дня установки. Даже коврики у дверей, хотя и новые, но серые, ничего не говорящие о своих хозяевах. «Роботы тут живут, что ли?» раздражённо подумал Роман, приближаясь к одной из квартир. Вправо он повернул автоматически. Наверное потому, что его квартира находилась справа от лифта. И не ошибся. Ключ в замке повернулся, дверь резко распахнулась. На пороге появился высокий толстый парень в огромных ярких очках. Рыжие вьющиеся волосы весёлым одуванчиком обрамляли круглое, конопатое лицо. Даже сквозь толстые линзы юноша щурил глаза, рассматривая собеседника. Наконец, он добродушно развёл руки в стороны и одарил Ромку щедрой улыбкой.
–– Вы Роман Васильевич? – радостно спросил парень. – Константин Петрович вас ждёт. Только очень прошу не задерживаться. Дедушке Косте уже далеко за восемьдесят и, сами понимаете, в таком возрасте надо беречься.
Проходя по длинному коридору, Роман восторженно разглядывал чёрно-белые снимки, развешенные на стенах. Пройдя до конца, он удивлённо оглянулся и подумал, что если бы не знал, что Константин Петрович Вершинин всю жизнь прослужил в органах, то, никогда бы об этом не догадался. Все фотографии были очень мирными. Вот молодая семья отдыхает на даче. Девочка с огромными бантами идёт в первый класс. Театр. Горы… И ни на одном снимке не было ни формы, ни намёка на службу. Как не было фотографий и Вершинина-Гереги.
Константин Петрович встретил Романа в зале. Даже сидя в инвалидном кресле, мужчина не создавал впечатление немощного старика. Зачёсанные назад волосы, умные выцветшие глаза, цепкий взгляд. Всё говорило о том, что, придя к довольно пожилому возрасту, бывший заместитель руководителя Департамента экономической безопасности генерал-майор в отставке Вершинин в нужный момент с лёгкостью поднимется, сядет на коня и разгромит всё, что мешает людям идти к светлому будущему.
–– Я правильно понимаю, молодой человек, что цель вашего визита – это разговор о моём внуке Никите? Но, как я вам объяснил по телефону, юноша ведёт совершенно самостоятельный образ жизни и мною уже давно не интересуется.
Голос мужчины звучал бесцветно и устало, но именно это насторожило Романа. Было в этом безразличии что-то образцово-показательное, словно хорошо выученный урок перед доской. И это абсолютно не совпадало с первым впечатлением о Константине Петровиче.
–– Неужели не приходит, не звонит, не поздравляет на день рождения?
–– На день рождения? – рассеянно переспросил Вершинин. – Я и сам, честно говоря, не помню, когда у меня день рождения.
Рыжий парень вошёл в зал и поставил на столик чёрный поднос, расписаный под «хохлому». Две бутылочки воды и два высоких стакана, наполненных кубиками льда. После такого угощения Ромка ещё сильнее ощутил чувство голода.
Взяв в руки запястье Константина Петровича, парень несколько секунд шевелил губами, подняв глаза в потолок. Удовлетворённо кивнув, он дал разрешение на продолжение беседы.
–– Антош, – улыбнулся Константин Петрович, – а ты помнишь, когда у меня день рождения?
–– Двадцать восьмого сентября, – словно на параде продекламировал Антон, с высоты своего роста разглядывая макушку лейтенанта Аросева.
–– И когда же последний раз Никита звонил мне или навещал?
–– Я живу здесь уже два года, но с Никитой не имел чести познакомиться. Хотя и находимся с ним в родственных отношениях, – сочувственно поджал губы парень и, улыбнувшись, добавил: – Дальних.
–– Могу я посмотреть последние фотографии Никиты, – подавил тяжёлый вздох Роман, заранее зная ответ.
–– Нет, Роман Васильевич. Лет десять назад умерла моя дочь, потом ушла из жизни жена. Никита бросил меня. В порыве истерики, не свойственной мне в лучшие времена, я уничтожил все его фотографии.
Выйдя из квартиры Вершининых, Роман старательно растянул губы в улыбке, прощаясь с Антоном. Столько добирался по жаре. Поездка в переполненном утреннем транспорте, неразбериха с адресом… В результате всех этих перипетий встретился с Вершининым почти к обеду. Если учесть, что позавтракать ему не удалось, то пропущенный обед сделал его пребывание в Москве незабываемо пакостным. А результат нулевой. Нажав на кнопку лифта, Роман несколько минут прислушивался к тишине. Лифт не работал., День продолжал фонтанировать неприятностями. Голодный, уставший, теперь ещё и пешком тащиться с пятого этажа. Вздыхая и кляня судьбу-злодейку, Ромка поплёлся вниз. Лифт, естественно, стоял на первом этаже И не просто стоял, а был специально заблокирован. Прислушиваясь к невнятному бормотанию, Роман приготовил гневный спич. Но увидев женщину, стоявшую на коленях у раскрытых дверей лифта, растерянно крякнул. Немолодая полная женщина вглядывалась в чёрную щель, разделяющую кабинку с шахтой лифта. В руках у незнакомки блеснул перочинный ножик. Бесшумно приблизившись, Ромка вытянул шею, пытаясь понять суть манипуляций. Неожиданно женщина прошипела несколько неприличных выражений и, подняв голову, испуганно дёрнулась.
–– Вы кто? – раздражённо буркнула дама, пряча в сумку ножик.
Ромка недоверчиво следил за действиями незнакомки. Глядя на её холёное лицо, лейтенант пытался применить на практике лекции психологов. В конце концов, он всё-таки решил, что на криминальный элемент визави не похожа.
–– Лейтенант Аросев, – представился Роман, доставая документы. – Могу я узнать, что вы здесь делаете?
–– Можете, – вздохнула собеседница, поднимаясь с колен. – В дырку ключи упали, держатся на колечке, которое зацепилось между рейками. Если сейчас лифт тронется, ключи упадут в шахту. И всё. А у меня, как назло, ничего нет, чтобы подцепить их.
Роман подошёл ближе. Действительно, в щели шахты покачивалась связка ключей. Порывшись в кармане, он нашёл брелок, который капитан Звонарёв привёз ему из отпуска. Брелок был некрасивый и носил его Ромка только из уважения к старшему товарищу. Тоненькая пластинка с надписью «Бердянск» и магнитом по внутренней стороне. К магниту цеплялось всё что можно, и скрепки, и кнопки, а один раз, Ромка даже обнаружил на нём женскую шпильку. Как она попала в его карман, непонятно. Но в данной ситуации магнит оказался незаменим. Просунув пластинку в пространство между рейками, он без труда подцепил колечко с двумя ключами.
–– Спасибо, – улыбнулась женщина, затащив в кабинку два объёмных пакета из супермаркета. Но старый агрегат, будучи заблокированным в течение некоторого времени, теперь отказался работать.
Женщина растерянно вышла из лифта, жалобно глядя на остановившегося у выхода лейтенанта. Проклиная своё хорошее воспитание, Роман вернулся, поднял поклажу и поплёлся к лестнице.
