Светлана Пригорницкая
Когда плачут львы
–– Понятно, – задумчиво пробормотала Лариса. – Где Ромка бегает?
–– Позвонил минут десять назад, сказал, что скоро будет. Он занимается Герегой и его окружением.
–– Хоть бы Аросев что-то накопал, а то совсем каюк. Да и ещё. Ты сказал, что Далматов ставленник Колымы. Посмотри, где сейчас Колыма и чем занят. Так, на всякий случай.
Лариса перевела взгляд на часы и снова достала салфетки. Протирая руки, она с надеждой сверлила глазами дверь. Интересно, «скоро будет» – это минут десять или все полчаса? В коридоре раздалось грузное топанье. Ещё не зная, кто за дверью, Лариса облегчённо вздохнула. Предчувствие не обмануло. Дверь распахнулась и в кабинет влетел запыхавшийся Роман. Махнув рукой, парень прошёл к графину, стоявшему на столе, налил в стакан воды и долго жадно пил. Затем мокрыми пальцами расстегнул пуговицу на рубашке, вынул из кармана большой клетчатый платок и начал вытирать вспотевшее лицо.
–– Когда закончишь санобработку, намекни, – не выдержала Лариса. – У меня через двадцать три секунды отчёт по делу. Если ты не против, чтобы я ещё немножко пожила, начинай выдавать информацию.
Сознательно кивнув, Ромка чётко, как учили в Академии, отчитался о проведённой беседе с Людмилой Жуковой, сестрой Ольги Герега. Вынув справку из военкомата, он довольно помахал ею в воздухе.
–– Сходил в военкомат, поднял архив тех лет. Кстати, не представляете, Лариса Михайловна, какие гадкие хапуги работают в нашем военкомате. Вместо того, чтобы, как индеец индейцу, сесть на коня и поскакать на помощь, мне вставляли такие палки в коня, что я сегодня лишний раз с благодарностью вспомнил мою учительницу русского языка, правильное воспитание которой взяло верх над моими эмоциями и не позволило моему подсознанию…
–– У тебя пистолет заряжен? – тихо выдавила майор Чередниченко, медленно поворачиваясь к капитану.
–– Я уже чеку из гранаты выдернул, – в тон ей ответил Звонарёв.
–– В ходе расследования выяснилось, что братья Владимир и Валерий Герега, Виталий Далматов и Григорий Гребенюк проходили службу в одной дивизии. Потом я связался с Зиночкой, которая подтвердила мне адрес Григория Гребенюка. Не факт, что возьмём Режиссёра, он же Олег Герега, по этому адресу, но проверить считаю необходимым. Илья Александрович, – жалобно повернулся парень в сторону Звонарёва, – чеку верните на место.
–– Режиссёр, Режиссёр, – задумчиво прикусила губу Лариса. – А ведь это имя уже мелькало. И как раз по делу о «десертной накладной». И что хуже всего, это кто-то из наших.
–– Этого только не хватало, – раздражённо буркнул Звонарёв. – Нет ничего хуже, чем со своими бодаться. И кто же этот деятель киноиндустрии? Может наш Ромка – шпион законспирированный?
Ромка растерянно почесал нос.
–– Не пугайся шпион, не ты это, – засмеялась Лариса. – Тот Режиссёр ставил нашего Григорьева в такие позы, которые тебе не по рангу. Когда дело по тралам с контрабандой шло полным ходом, Григорьев пятиминутки через каждые полчаса устраивал. Тогда из его кабинета генерал московский не вылезал. Так вот я как-то замешкалась, вышла позже всех, а в это время телефон зазвонил. Этот генерал и командовал в трубку, типа, никакой самодеятельности. Если Режиссёр сказал один трал брать – значит берём один. Я ещё тогда подумала, что это за Режиссёр кино нам снимает. Ладно, я на ковёр, остальные работать.
–– А как теперь работать-то? – растерянно развёл руками Ромка.
–– А как обычно, – взорвалась Лариса. – Как будто ничего не знаем. Идёшь по адресу, арестовываешь, доставляешь в отделение.
–– А если он, реально, наш?
– Значит хреновый «наш», раз так легко вычислили.
***
Застоявшиеся запахи хот-догов и шаурмы нависли над центром плотным покрывалом. Казалось, что даже листья на деревьях источают запах прожаренного, утонувшего в старом подсолнечном масле, лука. Лёгкие мокасины вязли в плавящемся асфальте, а по спине, нескончаемыми ручейками тёк липкий, противный пот. Почему Ромка посчитал, что по свежему воздуху пройтись будет полезнее, чем тащиться в переполненном автобусе? Повернув голову в сторону проезжающего транспорта, он встретился взглядом с несчастными глазами раздавленного в дверях пассажира и взбодрился. Путь пешком, конечно, в несколько раз дольше, но по крайней мере, никто из знакомых не увидит тебя в таком позорном виде. Ничего, сейчас найдём Герегу, выясним, где скрывается Далматов и в отпуск. К маминым пирожкам с малиной, к сладким летним компотам, сваренным из фруктов, собранных в саду. Воспоминания о вечерних чаепитиях под раскидистой грушей, сейчас казались вершиной блаженства.
Подходя к высокому серому зданию, в котором был прописан Григорий Анатольевич Гребенюк, Ромка удивлённо задержал дыхание. Всё в этом фигуранте оказалось загадкой. Даже предположить, как мог человек, живущий в элитном новом доме, расположенном в самом дорогом районе города, быть одновременно начальником бюро ритуальных услуг в полузаброшенном селе, не поддавалось осмыслению.
Дверь лейтенанту открыла миниатюрная девушка в огромных очках. Глаза под линзами казались нарисованными на маленьком остром личике. Девушка удивлённо склонила голову на бок и стала похожа на нахохлившуюся сову.
–– Могу я поговорить с Гребенюком Григорием Анатольевичем? – вежливо обратился лейтенант, доставая из кармана, ставшие горячими на дневной жаре, корочки.
–– Папа на работе, но через десять минут он должен прийти на обед. Если хотите, можете подождать.
–Хочу, – устало произнёс Роман, заходя в прохладную тень коридора.
Судя по интерьеру, семья Гереги-Гребенюка, ни в чём себе не отказывала. Свежий воздух, искусственно охлаждённый кондиционером и пропитанный едва уловимым запахом кокоса, опущенные жалюзи, создавали оазис прохлады и спокойствия, замешанный на неплохом достатке и не менее хорошем вкусе. Приглушённые, мягкие тона превалировали и в мебели, и в окружающих деталях. И даже девушка была одета в светлые брюки и длинную рубашку такого же приглушённого серо-голубого оттенка, словно подбиралась в дополнение к интерьеру.
–– У меня завтра экзамен. – извиняющимся тоном пояснила хозяйка, занося на маленьком подносе высокий стакан воды с плавающим на поверхности кусочком лимоном, – поэтому вам придётся подождать папу в одиночестве.
Роман зачарованно следил за тем, как стукаются друг о друга кубики льда в стакане, как покачивается и переливается всеми оттенками солнца кожура цитруса. Закрыв глаза от удовольствия, он проглотил ломающую зубы воду. Опрокинув голову на спинку мягкого кожаного дивана, Роман выдохнул из лёгких холодный воздух и закрыл глаза.
Ровно через десять минут дверь хлопнула. Тишину заполнили шорох, топанье, хлопанье, словно в квартиру вошёл, как минимум взвод солдат.
–– Кирунчик, папунчик дома.
–– У папунчика гостюнчик, – в тон мужчине ответила из соседней комнаты девушка.
В проёме двери появился мужчина и заполнил своими необъятными формами всё прилегающее пространство. Энергия била из хозяина квартиры непрекращающимся потоком, заставляя все части тела двигаться одновременно, делая его крупную фигуру ещё более комичной. Поправив спадающие с небольшого курносого носа очки, вошедший уставился на гостя.
– Здравствуйте, –громко поприветствовал мужчина. – Чем обязан визиту?
–– Здравствуйте. – промямлил, поднимаясь Роман. – Пришёл поговорить с Григорием Анатольевичем.
–– Замечательно, – радостно потёр руки вошедший и громогласно скомандовал: – Кирунчик, ставь на стол три прибора. Я надеюсь, что вы не против поговорить за обедом? А то у меня, честно говоря, в такую погоду аппетит просто взрывается. Если прямо сейчас не сяду за стол, будет беда. Тем более моя Кирюха готовит, как богиня. Вот ведь счастье кому-то достанется, и красавица, и умница, и готовит…
–– Папа, – закричала, забегая в комнату девушка. – Опять начинаешь? Просто какая-то паранойя, выдать меня замуж. Не обращайте внимание, Роман Васильевич, вообще-то он у нас нормальный, но как только на горизонте появляется молодой человек и всё… Замыкание.
–– Что значит «молодой»? – засмеялся мужчина, подталкивая Романа в сторону ванной. – Молодой, красивый, здоровый, умный…
–– Вы кто? – наконец сумел вставить слово Роман.
–– Ах, простите, – остановился мужчина, – я не представился. Профессор Гребенюк Григорий Анатольевич. Вы пришли со мной поговорить. Я был уверен, что вы меня знаете.
–– Как Гребенюк?
По-видимому, в голосе Романа прозвучало столько разочарования, что профессор растерянно остановился. Сняв очки, он вынул из кармана платок.
–– А где Герега?
–– Не знаю, – улыбнулся Григорий Анатольевич. – Кирунчик, тебе знакома эта фамилия?
Появившаяся на пороге ванной комнаты Кира, задумчиво покачала головой. Пройдя в зал, она положила на стол приборы и снова вышла на кухню.
–– Подождите, Григорий Анатольевич. Вы утверждаете, что вы Гребенюк Григорий Анатольевич?
–– Со всей ответственностью это утверждаю, – кивнул профессор, с долей сострадания глядя на собеседника. – Вот уже сорок пять лет, как я с гордостью ношу эту фамилию.
Роман безжизненно опустился на стоявший у стены пуфик. Мир, только что играющий всеми цветами радуги, снова рухнул в чёрную дыру безысходности. Всего пять минут назад он, разнежившись в прохладных сумерках чужой квартиры, планировал, как проведёт отпуск. И снова, так же, как и несколько дней назад, отпуск растворился и исчез в небытие.
–– Тот самый Гребенюк, который служил в Афганистане в восемьдесят восьмом году?
Блуждающий взгляд Романа где-то на уровне подсознания отметил, как непроизвольно вздрогнули руки профессора. Подняв глаза, Ромка упёрся в побледневшее лицо визави. Пальцы Григория Анатольевича бессмысленно перебирали ставший ненужным платок.
–– Григорий Анатольевич, – тихо продолжил лейтенант. – Вы служили в Афганистане?
–– Да, – задиристо, по-детски вскинул голову профессор. – Можете проверить в военкомате.
–– Уже проверили, – подтвердил Роман, медленно поднимаясь. – Действительно, в течение года в девяностой мотострелковой дивизии проходил службу рядовой Гребенюк Григорий Анатольевич. Вопрос в другом, Гребенюк Григорий Анатольевич, проходивший службу в Афганистане и Гребенюк Григорий Анатольевич, профессор, стоящий передо мной – это одно и то же лицо?
–– Как вы смеете подозревать папу в чём-то противозаконном? – подала голос, вышедшая из кухни Кира.
–– Кирунчик, не готовь ничего. Мы с лейтенантом пообедаем в ресторане напротив.
Резво развернувшись, профессор выбежал из квартиры. Не попрощавшись с девушкой, лейтенант бросился следом.
Влетев в небольшое помещение ближайшего ресторана, Григорий Анатольевич раздражённо махнул рукой официанту. Уже наступило время обеда и зал был заполнен. «А говорят плохо живём», подумал Ромка, обведя затравленным взглядом мирно жующих посетителей. Найдя свободный столик, профессор, не глядя в меню, сделал заказ. Бросив насупленный взгляд на Ромку, поднял в сторону официанта два пальца. Ромка расстроенно закусил губу. Разглядывая интерьер ресторана, он сразу понял, что ценами на шаурму здесь и не пахнет. Сколько в кармане наличных, лейтенант знал с точностью до копейки. Вытянув, словно проштрафившийся первоклассник руку, он стыдливо заказал стакан воды. «Что ещё за аристократические замашки? – буркнул профессор. – Обеденное время. Чтобы нормально продолжить рабочий день, человек должен достойно пообедать». «Хорошо сказал, – расстроенно подумал Ромка, – знать бы ещё, за чей счёт банкет?» Впрочем, на приличный обед денег в кармане хватало, а как потом месяц дожить?… Как говорила бабушка: «будет день, будет и пицца». Ожидание казалось бесконечным. Ромка исподтишка изучал лицо профессора. А посмотреть было на что. Дожив до седых волос, профессор Гребенюк так и не научился скрывать свои эмоции. Целая гамма чувств отражалась на его лице. Нервно покусывая полные губы, Григорий Анатольевич, казалось, разговаривал с невидимым собеседником, спорил, прислушивался, обсуждал. Короткие ресницы взлетали, неухоженные брови то сходились на переносице, то разбегались к вискам. Даже руки принимали участие в невидимой дискуссии.
Когда принесли обед, Гребенюк с жадностью набросился на еду и в течение считанных минут опустошил посуду. Салат и бифштекс с жареной картошкой сделали своё дело. Успокоившись, профессор задал вопрос:
–– В чём меня обвиняют? Впрочем, как я понял, не меня, а Гребенюка Григория Анатольевича?
Не прилагая больших усилий, Ромка, к своему удивлению, закончил обед почти одновременно с профессором. Вести беседу в переполненном ресторане не хотелось, но выходить из помещения в уличную жару хотелось ещё меньше.
–– Пока мы просто должны уточнить кое-какие данные.
–– Я думаю, вы понимаете, что удовлетворить ваше любопытство я вряд ли смогу.
–– Именно поэтому мы и хотим выяснить, кто скрывается под вашим именем.
Фразы, как маленькие пластмассовые мячики, летали с одного края стола на другой. Профессор обращался к Роману, стараясь не смотреть в глаза и с изяществом шпиона-недоучки, пытался выяснить, что же инкриминируют неизвестному Гребенюку.
–– В данный момент никто не может скрываться под моим именем.
–– Правильно. В данный момент этот гражданин носит имя Герега Олег Викторович. До этого он был Малокостовым. А до этого его опознали, как Гребенюка Григория Анатольевича. Извините профессор, но у вас на лице написано, что вы знакомы со своим «добле». Лучше сами расскажите, что вы знаете о начальнике бюро ритуальных услуг села Пантелеевка Гереге.
–– О начальнике бюро ритуальных услуг? – удивлённо переспросил Гребенюк. – Тот образ, который вы только что нарисовали, больше смахивает на какого-то криминального типа. Вы уверены, что мы с вами говорим об одном и том же человеке? Мне кажется, что Никита никогда не пошёл бы в криминал, и уж тем более не стал бы работать в бюро ритуальных услуг в селе. Я ничего не имею против села, ни против ритуальных услуг. Просто надо знать Никиту Вершинина, чтобы сделать подобное заявление. – Набрав в лёгкие воздух, профессор выдохнул так, что лёгкая вазочка с цветами, стоявшая в центре стола, перевернулась. Жалобно разглядывая растёкшуюся лужицу, он продолжил. – Ладно, раз уж зашёл такой разговор, я расскажу вам о нашей афере. Навредить мне своими разоблачениями вы всё равно не сможете, двадцать пять лет прошло. Но если моё признание поможет, то буду только рад.
Родился я в малообеспеченной семье. Мама работала уборщицей, папы не знал, и, на беду, родился очень способным. Любые предметы давались без труда. К сожалению, дети очень жестоки и в классе меня не любили. Хотя я давал списывать всем желающим, усиленно подсказывал плавающим у доски, но одноклассники видели только мой избыточный вес и старые очки. К окончанию школы я в полной мере прошёл курс дедовщины и армии боялся до нервного срыва. Единственная дисциплина, которая не дала мне получить золотую медаль, была, конечно, физкультура. Я не умел подтягиваться, не мог перескочить через «коня». Последней надеждой избежать службы, стало поступление в институт. Как я готовился, это отдельная история и то, что вступительные экзамены успешно сданы, был уверен на сто процентов. Представляете степень моего ужаса, когда в списке поступивших я не нашёл своей фамилии. А повестка из военкомата была уже на руках. В общем, в состоянии, близком к прострации я просидел в парке у института и очнулся только тогда, когда к лавочке подошла группа пьяных ребят.
В общем, за всю бывшую и будущую жизнь у меня не было дня, так плотно забитого неприятностями. Началось с обычного «дай закурить», затем «ты меня уважаешь», кто-то толкнул, кто-то ударил ногой, и я уже приготовился к худшему, когда в глубине парка появилась невысокая фигура. Не задавая лишних вопросов, незнакомец кинулся мне на помощь. Парень махал ногами с такой ловкостью, что я, поначалу решивший помочь ему меня защитить, через минуту понял, что это тот случай, когда лучше не мешать. Через пару минут драка пришла к своему логическому завершению. Оставив протрезвевшую компанию вытирать кровавые сопли, парень подошёл ко мне, рывком поднял с земли и потащил в сторону выхода из парка.
Лето 1987
Колючие ветки кустов царапали руки, но Гриша не замечал боли и, стараясь не отставать, нёсся следом за незнакомцем. Наконец, впереди засверкали яркие огни проспекта. Нежданный спаситель, остановившись, повернулся к нему лицом.
–– Спасибо, – прошептал Гриша, сгибаясь и стараясь успокоить выскакивающее от непривычного бега, сердце.
–– Не за что, – ответил парень, не сводя глаз с его разбитой губы. – Это тебе спасибо. Давно мечтал попасть в такую ситуацию. Все эти спарринги в спортзале – это классно, но вот такая тренировка… это мечта любого каратиста. А я тебя помню. Мы вместе писали экзамен по математике. Поступил?
–– Нет, – угрюмо процедил Гриша, заправляя в брюки порванную рубашку. Эту красивую импортную вещь мать купила на последние деньги и одеваясь сегодня утром, Гриша верил, что именно она принесёт счастье и покой в его душу. Не свершилось. Ладно, спасибо хоть живой остался.
–– А я поступил, – грустно бросил стоявший напротив парень и опустился на нагретую за день лавочку. – Представляешь, пять лет за партой. Как пацан дешёвый.
В голосе незнакомца звучала такое разочарование, что Гриша удивлённо поднял глаза, вытирая запёкшуюся возле носа кровь. Искоса разглядывая фигуру собеседника, Гриша непроизвольно втянул живот и почувствовав дискомфорт, сковавший внутренности, обречённо расслабился. Мама всегда была широкоплечей, жилистой, неулыбчивой. Вкалывала по восемнадцать часов в сутки и потолстеть некогда было. А он, хоть и старался помочь, пух, как на дрожжах. Папашины гены, наверное.
–– Зачем же ты поступал, если учиться не хочешь?
Каратист сокрушённо вздохнул, срывая с ветки молодой зелёный листок. Разорвав его на части, зло прокомментировал:
–– У меня дедушка-кремень, так что выбора не оставалось. Хорошо напишу экзамен или плохо, Константин Петрович всё равно засунет в институт. Хотя, с моими трояками только в Краснореченске и смог договориться
–– Радуйся, – Гриша обречённо втянул носом влажный воздух, – по крайней мере от армии тебя точно спас.
–– А чего от неё спасать? – удивлённо повернулся парень и глаза его затуманила лёгкая дымка грусти, свойственная юным романтикам. – Это же так здорово. Представляешь, жить в казарме, ни тебе дедушки, ни школы, ни уроков, только ты и твои друзья. Общие подъёмы, общие тренировки, опять же оружие… Тебя как зовут?
–– Гриша.
–– А я Никита.
–– Дурак ты, Никита, – жестоко прокомментировал Гриша, чувствуя себя на несколько жизней старше сидящего рядом парня. – Ничего хорошего в армии нет. Мне вот повестка пришла. И хотел бы отмазаться, да не с нашими доходами.
–– Гришка. – возбуждённо зашептал Никита, хлопая нового знакомого по плечу. – Давай меняться. Ты учись вместо меня, а я вместо тебя служить пойду.
–– Ну и как ты себе это представляешь? – засмеялся Гриша. – В паспорте-то моя фотография.
–– Тоже мне проблема, – махнул рукой собеседник. – Фотография сделана два года назад, что же тут удивительного, что ты похудел и изменился. Хотя кое-что подправить, конечно, не мешало бы. У меня есть девочки знакомые, которые могут на раз-два изменить фэйс. А самое главное, если бы ты хотел откосить от армии, тебя бы рассматривали со всех сторон, а когда парень идёт служить без проблем, никто длину его носа сравнивать с той, что на фотографии не будет. Волосы перекрашу, а если будут цепляться, что не похож, скажу, что спортом начал заниматься, похудел, изменился. Давай, Гришка, это же так интересно. Мне интересно в армии, тебе в институте.
–– А твой дедушка-кремень?
–– Я из Москвы приехал, так что часто навещать меня он не сможет. Звонить ему буду регулярно, а в случае опасности предупрежу, уедешь куда-нибудь, типа, на практику. Если захотеть, всё можно сделать.
-– И что же, никто и не заметил подмену? – удивлённо улыбнулся Роман.
–– Представьте себе, нет. Во всяком случае, в институте. В те редкие моменты, когда кто-то случайно видел моё личное дело и спрашивал, почему на фотографии лицо чересчур отличается от того, что есть в наличии, я грустно вздыхал, скромно опускал глаза и шептал с болью в голосе: «Диабет, знаете ли. За год двадцать килограмм набрал». Любопытные сразу прятали глаза и откладывали мои документы без лишних вопросов. Так мы прожили полтора года. А потом Никита вернулся. Если я до его возвращения боялся службы в армии, то, глянув, как изменился мой спаситель, мой страх, бесформенный и необоснованный, приобрёл вполне реальные черты. Та перемена, которая произошла с весельчаком-каратистом ввергла меня в панику. Если бы вы видели, Роман Васильевич, взгляд Никиты. Это был взгляд-убийца, готовый выстрелить, раздавить, взорвать всё, что внезапно выскочит на пути. Он странно ходил, странно смотрел, даже ел он так, словно в процессе участвовали только мышцы челюстного аппарата, всё остальное: уши, глаза, сердце, мозг были заняты постоянной охраной, перманентным жутким недоверием. Я не спрашивал, что случилось, а он не очень-то хотел откровенничать. Только когда мы прощались, Никита, глядя куда-то вдаль, прошептал: «Ты оказался прав, Гришка, ничего хорошего в армии нет. Особенно в том аду, в котором мне пришлось побывать». Его, то есть меня, перевели в наш город, и я остаток срока службы работал на дачах у местных генералов. Вместе с документами из части пришла положительная характеристика, так что никто меня не доставал. Через полгода я, отслуживший в Афгане воин-интернационалист, поступил в институт. Правда в другой. Но это уже не важно. Никиту, после этого разговора, я не видел. Больше ничем вам помочь не могу. Но, по-моему, Никита Вершинин не способен на криминальные поступки. Конечно, Афганистан даже самых сильных ломал, но стержень у парня был железный.
Роман разглядывал макушку профессора Гребенюка и мрачно прокручивал цепочку: Герега – Малокостов – Гребенюк – Вершинин. Сколько ещё имён у этого загадочного типа, спасающего толстых мальчиков от армии, беззащитных пареньков от родителей-алкоголиков, бабушек от обнаглевших рейдеров? Сколько ещё придётся пройти по его следу и познакомиться с людьми, в орбите которых он оставил след?
***
Телефон пискнул, принимая сообщение. Нажав кнопку, Лариса безразлично посмотрела на экран. «Надюшка спит. Температуры нет». Слава богу хоть дома всё в порядке. Солнце безжалостно било прямо в глаза, но она, казалось, не замечала неудобств. Полученная из военной прокуратуры информация раздавила поднявшийся росток надежды на то, что дело сдвинется с мёртвой точки Переведя взгляд на часы, Лариса подавила тяжёлый вздох и вошла в кабинет. Боковым зрением она автоматически фиксировала лёгкое движение сбоку. Лейтенант Аросев молниеносно убрал ноги со стола. Лариса расстроенно хмыкнула, но замечания не сделала. Настроение было испорчено и выплёскивать раздражение на подчинённых не хотелось.
–– Кофейком угостите, – попросила она, ни к кому конкретно не обращаясь.
Роман ни на минуту не засомневался, кто будет готовить кофе начальству. Не ожидая повторной просьбы, он налил воду в электрочайник. Лариса прошла к окну. Снова окунувшись в прессингующую жару летнего дня, она, казалось, забыла о своей просьбе. Ромка насыпал в чашку растворимый кофе, затем, посмотрев на замершую у окна Ларису, добавил ещё одну ложку. Постучав крышкой старой металлической сахарницы, он всё-таки не рискнул насыпать сахар по своему вкусу. Протянув чашку, Роман аккуратно пододвинул сахарницу.
–– У меня такое впечатление, – тихо начала Лариса, отпивая глоток обжигающего напитка, – что чем больше мы крутимся в этом деле, тем дальше уходит наш с вами отпуск.
–– Прекрати, Лариса, – расстроенно вздохнул Звонарёв, вспоминая вчерашнее предупреждение жены, что если отпуск не «придёт» вовремя, то на острова она поедет одна. – Первый раз, что ли? Всегда первые дни заморочки, а потом само пойдёт.
–– Первые дни прошли неделю назад, – напомнила Лариса. – А воз и ныне там. Нет, воз летит в обратном направлении с такой скоростью, что у меня начинается нервный стресс. Только что разговаривала с ребятами из военной прокуратуры, попросила их поднять архив по делу о «десертной накладной», рассказала о нашей находке. Вердикт умных людей гласит, что не мог Далматов в то время прокрутить подобное дело. В прошлом году ребята крепко сидели на хвосте у Завалова, знали все связи, вели усопшего сопровождающего. Всё это были люди Завалова. И ни разу в поле зрения не мелькнул Далматов. Завалов, как блоха на черенке, крутился из Варшавы – сюда, отсюда – в Варшаву. Далматов нет. Но, что самое интересное, что последнее время Завалов снова активизировался. И снова в том же направлении. Но, в этот раз, в том же направлении мелькает и Далматов. Пока ещё инфантильно, как массовик-затейник из сельского клуба, но решительно. А теперь ещё раз соберём цепочку. Умирает Слава Мазур и появляется рядом с ним Герега. Далее, допустим, Завалов готовит второй конвой БТР-ов по проторенной в прошлом году трассе, но теперь на хвосте у него сидит Далматов и пытается перехватить клиентов. Завалову он не конкурент, но постоянная копошня под ногами мешает. Поэтому, разрабатывается план, в котором некто, очень напоминающий Далматова, пытается убить Герегу и в ту же яму закапывает документацию Далматова, присовокупив к ней и фальшивую накладную с прошлогоднего рейса.
–– Подпись Далматова настоящая, – вмешался в ход рассуждений Звонарёв, но Лариса, казалось, не заметила его реплики.
–– А как они хотели потом вытащить их на белый свет, – тихо спросил Ромка, наливая себе очередную чашку кофе. – Ведь если бы не появилась в деле Евсеева, то могли бы и не найти эти документы?
–– Они бы подсказали, где искать, – махнула рукой Лариса. – Это уже детали.
–– Почему же тогда Далматов прячется? – удивлённо спросил Ромка и, поморщившись, схватился за мочку уха. Занятый сведением информации, лейтенант автоматически схватил горячую чашку. Подув, как в детстве на пальцы, он продолжил: – Он же, получается, невиновен.
–– Наверное, у Виталия Владимировича просто нет алиби на это время. Но он прекрасно понимает, что до выяснения обстоятельств, его могут задержать, а это значит потерянный заказ. И не только этот, а скорее всего и все остальные амбиции Виталия Владимировича придётся похоронить. Поэтому он любыми способами пытается находиться на свободе. Возможно, надеется провести своё расследование после выполнения заказа. Кстати, Завалов вчера улетел в Швейцарию.
В кабинете снова повисло напряжённое молчание. Лариса сделала глоток и только теперь заметила, что кофе без сахара. Положив несколько ложечек, она безразлично помешивала наполовину остывший напиток, уперев взгляд в серую стенку металлического шкафчика.
–– Ларис, а зачем Завалов с поляками связался? – спросил Звонарёв. – С чего бы ему делать эти шахматные кульбиты? Что ему с румынами плохо жилось? Ведь сколько лет он вершил дела через Румынию и вдруг подключает Польшу.
–– Наверное что-то не поделили.
–– Ничего личного, – тихо хохотнул Ромка, – но все румыны, которых я знал, такие вороватые товарищи. Мы в академии всегда старались держаться от них подальше. Иногда, сядешь с румыном в столовой, так он хоть ложку алюминиевую, но сопрёт. Говорю, на фига она тебе? Плечами пожимает, не нужна, но сила привычки.
–– Да, румыны – они такие. Хотя поляки тоже не сахар. Насколько я поняла схему, они встречают заваловские тралы перед прохождением границы Евросоюза, меняют номера и дальше везут груз, как польский. Они же договариваются с таможенниками, с покупателем и получают полный расчёт. Ну и тут, по-видимому, произошли тёрки. Так что в этот раз Завалов решил, что и сам может договориться напрямую, без поляков. А полякам можно заплатить просто, как сопровождающим. Завалову экономия, а вот польским панам потеря дохода. Поэтому они тоже решают искать другого поставщика. Находят Далматова. Он новичок в этом деле, а посему более покладистый. Права не качает, все их придирки выслушивает с умным видом.
–– Но если Завалов полетел в Швейцарию, значит за деньгами. То есть он-то точно знает, что заказ будет его, – пыталась дальше понять логику поляков Лариса. – Чего ж тогда они его снова, на Завалова променяли? Держались бы за Далматова.
–– Ну, ты сравнила, – хохотнул Звонарёв. – У Далматова для такой масштабной операции всего три трала. Ну загрузит он на них шесть БТРов. Разве это размах? Наверное, решили проверить, как отреагирует Завалов, узнав, что его могут заменить? Да и Далматову дать годик на раскрутку. Поэтому Виталию Владимировичу намекнули, что всё будет окей. Только не сказали когда.
–– Ладно. Какие новости по Гереге?
Выслушав отчёт Романа, майор Чередниченко поставила пустую чашку на стол и прижала руки к груди, словно не могла согреться.
–– А мальчик этот? Налимов Андрей? Может он что-то знает о своём шефе?
–– Исчез, – расстроенно шмыгнул носом Ромка. – Вчера заезжал в село, пытался расспросить, где он, но никто ничего не знает. Анна Иосифовна говорит, что уехал в другой город учиться. А родители в такой отключке, что разговаривать с ними просто невозможно. Мать растряс, спрашиваю: «Сын где?», так она мне столько рифмы подобрала к этой простой фразе, что я не знал куда глаза прятать от стыда. Колоритная женщина.
Лариса разочарованно плюхнулась в кожаное кресло, полученное от завхоза несколько дней назад. Положив голову на скрещённые на столешнице руки, она безнадёжно спросила:
–– А что-нибудь хорошее для разнообразия?
–– Сходил в университет, поднял документы за конец восьмидесятых и нашёл Вершинина, – улыбнулся Ромка. – Лариса Михайловна, мы на правильном пути. Завтра же поеду в Москву, к деду нашего «колобка» и допрошу с пристрастием.
–– Что-то мне подсказывает, что и это не последний корешок, который мы вытянем безрезультатно. Кстати, что у нас по Колыме?
–– Вышел на свободу в двенадцатом году, – снова вступил в разговор Звонарёв. – И первый визит, действительно, нанёс своему другу Далматову. Но никаких тёрок между ними не было. Разбежались мирно. Сейчас осел на Урале.
–– На Урале, – задумчиво прошептала Лариса. – Хорошее место для закупки нелегальных комплектующих к БТР-ам. Илья, а ты помнишь, в «чёрной бухгалтерии» «Видалтранса», которые мы вытащили вместе с Герегой, мелькали какие-то странные накладные из Уфы.
–– Ты думаешь, что Колыма в доле?
–– Мне кажется, что самому Далматову такой кусок не потянуть.
***
Яркие лучи солнца заглядывали в окно маленького номера отеля, затерявшегося между пятиэтажками старого района. В солнечном свете окна казались особенно грязными. Впрочем, так же, как и шторы с люрексом, помнившие ещё славный период «застоя». Вцепившись пальцами в тонкую подушку, Далматов резко поднял её и со злостью бросил себе в лицо. Как будто этот пропахший хлоркой перьевой квадрат был способен защитить его от реальности. Не хватало ещё разреветься. Разве он мог подумать всего пару недель назад, что придётся отсиживаться в самом дешёвом отеле и считать удачей, то, что до сих пор на свободе.
