Светлана Пригорницкая
Когда плачут львы
–– Пятый этаж, – радостно прочирикала, догоняя его, случайная знакомая.
«Я бы удивился, если бы был второй» пронеслось в голове лейтенанта. Добравшись до нужной квартиры, он аккуратно поставил пакеты и повернулся, чтобы попрощаться. В этот момент живот, не получивший своевременной дотации, издал гулкий устрашающий рокот. Кровь бросилась в лицо, в глазах позорно защипало. Кончится когда-нибудь этот день или нет? Затравленно кивнув на прощание, Ромка бросился к лестнице. Сосредоточившись на своём позорном бегстве, он не заметил, как властная женская рука схватила его за подол рубашки и резко вернула на место.
–– Подождите, лейтенант, я вас накормлю. Наверное, целый день носитесь, не отдохнуть, не покушать. У меня сегодня сын должен был прийти на обед, а в последний момент перезвонил, что всё отменяется. Вот такая вы, молодёжь. Растишь вас, растишь, а вы вылетаете из гнезда и забываете, где это гнездо и находится. У нас дом старый, заселённый ещё нашими родителями и большинство из них, к сожалению, доживают в одиночестве.
Войдя в длинный коридор, Роман облегчённо вздохнул, увидев, что хозяйка прошла на кухню не разуваясь. Не то, чтобы его носки были не новые, но год назад они имели более изысканный вид. Квартира соседки Вершининых, оказалась похожей планировки, но без инвалидной коляски и батареи лекарств, выглядела больше и светлее.
– Вот так и живу одна, в вечном ожидании, когда же мой любимый сыночек вспомнит о маме и позвонит.
–– А муж? – спросил Роман, разглядывая висевшее на стене семейное фото. – Умер?
–– Почти, – подошла сзади женщина, вытирая руки маленьким вафельным полотенцем. – Всё хочу выбросить, да рука не поднимается. Ушёл мой муж к молоденькой. Хотя надо признать, что сама виновата. Знаете, как бывает в молодости, две дурочки из переобеспеченных семей решили на спор поприкалываться. Суть спора состояла в том, чтобы «снять» парня из нищеты и вывести его в люди. «Вывести в люди» в том смысле, чтобы поднялся до нашего уровня. Адреналин в голове бегает, всё пытается мозги найти, а их нет. Отсюда все беды. Нашли ребят малообеспеченных и давай их раскручивать. Я своего Дениса одела в «Levis», «Adidas», научила ножом и вилкой пользоваться, институт ему закончила, – сняв со стены фотографию, хозяйка квартиры долго смотрела на улыбающиеся лица. Стряхнув пыль со стекла, швырнула фото на полку и, выходя на кухню, продолжила: – А ведь был неплохой парень, всё пытался сам заплатить. Даже пару раз бросал меня. Думала всё, проиграла Тамарке, но не тут-то было. И пары лет не прошло, как понял мой Дениска, что пальто от Армани делает его фигуру гораздо стильнее, чем китайский пуховик, а в итальянских туфлях намного теплее и удобнее. И всё, пропал мужик. Из грязи в князи. То ли сущность у него всё же была дерьмовая, то ли дерьмо со временем, как целлюлит появляется, но уже через три года он обедал только в ресторанах, а официантам хамил, как самый настоящий гавнюк.
А лет пять назад приходит моё сокровище домой и с видом уставшего от жизни денди, сообщает мне: «Дорогая, прости, я полюбил другую. Давай расстанемся мирно и всё разделим пополам». Я поулыбалась, уложила спать, собрала всё его барахло, занесла в гараж, затарила в его новенький «Лексус» и … пуф. Оказалось, что качественные вещи от ведущих кутюрье горят не хуже, чем дешёвый ширпотреб с фабрики из подвалов Пекина. Это был его первый инфаркт. Полиция сокрушённо качала головой, обещала найти бандитов и расстрелять. А когда Денис рассказал, что все вещи сожгла я, потёрли руки, похихикали, что милые бранятся, только тешатся и посоветовали разобраться самим. Денис гордо забрал свой китайский пуховик, который я хранила, как антиквариат, и ушёл. На следующий день он узнал, что лишился работы. А пока восстанавливал сожжённую карточку, счёт оказался пустой. Это был его второй инфаркт. Но он и это выдержал, только попросил своего шефа дать рекомендации. Забыл, глупыш, что его бывшая жена с его бывшим шефом лет пятьдесят назад шалаши из одеял строили и в «прятки» вместе играли. Дал ему Сашка рекомендацию, с тех пор нигде устроиться не может. Девочка молоденькая его бросила ещё в начале новой карьеры «мистера никто». Одно дело быть женой обеспеченного банкира, другое – тянуть на себе бомжа безработного. Сейчас приходит иногда, стоит под окнами. Пару раз даже накормила.
–– Со временем всё плохое забудется и останутся только хорошие воспоминания, – философски улыбнулся Роман, забирая поднос из рук вошедшей женщины
–– Или, наоборот, – пожала плечами та. – Вы, Роман Васильевич, бутербродики с красной икрой больше уважаете или с чёрной? Меня, кстати, зовут Вероника Эдуардовна.
Роман хлопал глазами и кусал губы, придумывая, как ненавязчиво намекнуть хозяйке, что на бутерброд можно положить слой красной икры, потом слой чёрной, потом повторить и можно без хлеба. Но при этом гордость не позволяла ему опуститься до уровня голодного попрошайки. Поэтому он искренне надеялся, что Вероника Эдуардовна правильно расценит его молчание.
Когда тарелочка с тарталетками заняла центральное место на столе, Ромке пришлось вспомнить уроки психологии, Посчитав до десяти, он небрежно бросил на колени белоснежную хрустящую салфетку и медленно, на счёт «одиннадцать-двенадцать», положил в рот маленькую вкусняшку.
–– Спор я выиграла, а вот в жизни проиграла, – продолжила женщина, ставя перед лейтенантом тарелку с бульоном. – Впрочем, Тамаре ещё хуже пришлось. Её Витя тоже был неплохим парнем. Умным, аж дух захватывало. Даром, что в деревне родился, не было такой книжки, о которой он не имел собственного мнения. Впрочем, это-то его и погубило. Они с Тамарой учились в одном институте, он на четвёртом курсе, а она на первом и как она не пыталась ввести его в наш круг, уже через полгода оказалось, что это он ввёл её в свой. А его круг общения состоял из ребят-диссидентов. Умных и недовольных тем режимом. В общем, очень скоро с Тамарой стало невозможно общаться. Она с пеной у рта рассказывала, как тяжело живёт народ, как необходимо менять мавзолей, который правит страной, что к власти должны прийти молодые энергичные люди… Сами понимаете, что в то время подобное опасно было не только говорить, но и слушать, поэтому, постепенно дороги наши разошлись. А потом Витя исчез. Тамара осталась беременной. Ни жена, ни вдова. Первое время на неё страшно было смотреть, но потом родила, бросила сына и снова в бой. Сначала недовольны политикой Советского Союза, потом недовольны современным строем и во время одного из митингов её сильно ударили по спине. Развилась опухоль. Когда она нашла время обратиться к врачу, опухоль уже была неоперабельная. А уж сколько сил и здоровья потратили Константин Петрович с Марианной Леонардовной, чтобы доставать дочку из каталажек. Думали, что со временем Никита заставит её взяться за ум, но в Тамару словно бес вселился. Незадолго до смерти, она в своей организации одной из самых обезбашенных была. Всё равно или прибили бы где-нибудь, или посадили бы на всю оставшуюся жизнь
–– Погодите, Вероника Эдуардовна, – рука Ромки с наполненной ложкой остановилась на пол пути. – Тамара, Константин Петрович, Никита…
–– Вершинины. Соседи мои. Сейчас из всей семьи только дедушка Костя остался, да Антошка, который переехал к нему жить.
–– А Никита? Разве не навещает деда?
Вероника Эдуардовна, сделав извиняющийся знак в сторону юноши, вытерла губы и, легко поднявшись, вышла из комнаты. Ромка, затравленно вытянув голову в сторону двери, схватил с тарелки ещё одну тарталетку и, засунув в рот, аккуратно сдвинул оставшиеся, закрывая образовавшийся пробел. Перевернув языком «корзинку» из песочного теста так, чтобы икринки упали на язык, он в очередной раз зажмурил глаза, стараясь на уровне подсознания зафиксировать вкус. Вернувшись, женщина поставила в центр стола вазочку с хлебом и, снова положив салфетку на колени, продолжила:
–– Сейчас, наверное, даже не узнала бы его. С тех пор, как Никита уехал учиться в другой город, редко приезжал, а последние лет пять вообще его не видела. Хотя Константин Петрович не одинок, несколько раз видела, как к нему мужик какой-то приходит. Около года назад ждала лифт, а он заходит. В спортивном костюме, типа «Адудас», в стоптанных кроссовках, бейсболка, а главное, эта борода толстовская и хвостик хипповский сзади висит. Я расстроилась, что придётся в лифте с незнакомым мужиком подниматься, но он кивнул и пошёл к лестнице. Потом, вспоминая этого великовозрастного хиппи, я обратила внимание, что, хотя его спортивный костюм был поношенный, но при этом, абсолютно чистый. И волосы не висели засаленным хвостиком. И не воняло, что так свойственно опустившимся людям. Знаете, Роман Васильевич, после революции, многие аристократы остались в Советском Союзе. Выполняли самую чёрную работу, но при этом всё равно оставались вежливыми и чистоплотными. Один из них, как-то сказал: «Я могу ходить в штопанных носках, но я никогда не надену рваные носки». Вот такое же впечатление у меня осталось после встречи с этим хиппи-аристократом. Я доехала до своего этажа первая, зашла в квартиру и сразу к глазку. Смотрю, он вверх пошёл. Но у нас-то дом заселён бывшими сотрудниками милиции, так что меня на мякине не проведёшь. Я ещё несколько минут простояла у двери. Действительно, не прошло и минуты, как спустился этот хиппи и своим ключом дверь Вершининых открывает. Я испугалась, хотела полицию вызывать, когда прислушалась, слышу Антошка хохочет. А у нас, хоть стены и непробиваемые, но Тошиного хохота не выдерживают. Вот уж здоровые лёгкие у парня. Я и успокоилась. Поняла, что пришёл знакомый человек. Потом ещё раз видела издалека, как он в наш подъезд заходил. А недавно у Константина Петровича парнишка поселился. Заходит с сумками, наверное, продукты помогает покупать. Такой славный мальчик, всё время улыбается, аж светится. И это его «Здравствуйте, тётенька» … Так мило, по-деревенски.
Роман достал из папки фотографию Олега Гереги и протянул женщине. Прежде, чем взять в руки снимок, Вероника Эдуардовна долго вытирала губы салфеткой, затем вынула из футляра чёрные элегантные очки и отодвинув фотографию, долго рассматривала.
–– Точно он. А что он натворил?
–– Посмотрите на фотографию внимательнее, Вероника Эдуардовна, может он вам кого-то напоминает, – попросил Роман, протягивая женщине второе фото, на котором Олег Герега был без бороды
–– На Витю очень похож, – с ностальгией в голосе прокомментировала хозяйка. – Конечно, по возрасту не он, Виктор был нашим ровесником, исчез, когда ему было чуть за двадцать, так что сейчас нам всем за шестьдесят… Или Никита? Очень похож, но не видела его много лет, сейчас с уверенностью сказать трудно.
–– А Никита был на отца похож?
–– Вылитый, – припечатала Вероника Эдуардовна, возвращая фото, – ничего Вершининского. Мазур в чистом виде.
– Значит, всё-таки, Мазур, – задумчиво прошептал Роман, пряча фото в папку.
Спускаясь по лестнице, Роман был почти счастлив. Такого вкусного обеда он не ел, пожалуй, никогда в жизни. На все праздники мама готовила котлеты, запекала курочку в духовке, но всё это делалось без изысков, на десерт подавались пирожки с яблоками или ватрушки с творогом. Чёрную и красную икру Роман видел только в фильме «Иван Васильевич меняет профессию», а мидии с овощной нарезкой долго не решался брать, пока не увидел, как их ест Вероника Эдуардовна. Не сказать, что деликатес произвёл неизгладимое впечатление, но сам факт того, что он это пробовал, поднимал на следующую ступеньку иерархической лестницы.
Входная дверь подъезда хлопнула, выводя Романа из эйфорического состояния. Подняв глаза, лейтенант нос к носу столкнулся со светлоголовым худеньким пареньком.
Резко развернувшись, тот попытался выскользнуть на улицу, но Роман протянул руку и захлопнул дверь.
–– Здравствуй, Андрюшка, на голове стружка, – довольно улыбаясь, пошутил лейтенант. – Что ты тут делаешь?
–– Ха-ха-ха, на голове стружка, – громко захохотал Андрей, приглаживая пятернёй светлые вихры. – Придумаете же такое, товарищ лейтенант.
Роман облокотился плечом о стену, наблюдая, как старательно хохочет собеседник., стараясь выиграть время. Заготовленной версии, объясняющей его присутствие здесь у парня, кажется, не было и ничего умного в его вихрастую голову на данный момент не приходило.
–– Я придумаю, – подтвердил Роман. – Я такой. Если хочешь ещё немного похохотать, то не стесняйся, времени у меня много. Впрочем, можешь не отвечать, я и так знаю к кому ты идёшь. Как поживает твой шеф? «Дяденька Олег Викторович» в порядке?
Андрей разочаровался в пользе смеха и теперь стоял перед Романом с несчастным видом, жалобно кусая губы и натужно вздыхая. Тяжёлая сумка перекосила нескладную фигуру, но парнишка не замечал веса.
–– Ну, раз уж у нас такой разговор получился, – чуть слышным шёпотом начал Андрей, – то Олег Викторович передаёт вам привет и вот это. Должен был завтра в село возвращаться, чтобы заехать к вам и передать, а тут вы сами нарисовались. Наверное, судьба.
Парнишка поставил на пол сумку. Достав из кармана смятую пачку сигарет, он вынул одну и протянул Роману. Еле заметные синие разводы на папирусе сразу привлекли внимание Ромки. Осторожно сорвав верхнюю часть сигареты, он развернул тонкий листик. Несколько рядов букв и цифр, написанные мелким убористым почерком ничего не сказали. Роман снова вопросительно перевёл глаза на собеседника.
–– Ну и что это за «код да Винчи»?
–– Никакая это не «давинчи». Это номера тралов, которые послезавтра в три тридцать ночи пройдут польско-украинскую границу в районе Чопа. Тралы принадлежат фирме «Видалтранс». Официально, по документам будут перевозить трактора, а неофициально, под брезентом находится военная техника.
Пока Роман устанавливал челюсть на место, паренёк, с лёгкостью подхватив сумку, проскользнул мимо и понёсся в сторону лестницы.
Эпилог
Никита разглядывал грузную фигуру генерала Васнецова, мысленно просчитывая возраст шефа. То, что шестидесятилетие праздновали несколько лет назад, он помнил, но вот сколько времени прошло с тех пор, забыл. Лишний вес оптически добавлял лет, да и глубокие морщины, свидетели бурной молодости, никого не делали моложе. Переведя глаза на отливающее породистым коричневым цветом стекло старого деревянного серванта, Никита улыбнулся собственному отражению, чего уж чужие года считать, когда свои подпирают.
Генерал, тяжело дыша, прошёлся по кабинету. Достав из бара небольшую бутылку «Хеннеси», опустился в огромное кожаное кресло. Два пузатых бокала наполнились густой коричневой жидкостью. Лучи солнца преломились, оставляя на стенках, покрытых разводами коньяка, маленькую яркую радугу. Протянув ёмкость сидящему напротив Никите, генерал устало улыбнулся и слегка качнул бокал, следя за разбежавшимися солнечными зайчиками.
–– Новые звёздочки уже обмыл?
–– Не с кем, – улыбнулся Никита, сделав первый глоток. – Я по-прежнему делаю вид, что работаю в редакции местной газеты. Ребята старательно делают вид, что верят.
–– Давай, Никита, за удачно проведённую операцию. Честно говоря, уже и не ожидал, что мы свалим этот столп. Крепко стоял Завалов, но и на него нашли управу. Знаешь, что для меня было самым несправедливым в этой операции? То, что Завалов умер так легко.
–– Не ожидал, Василий Михайлович, – захохотал Никита, – да у вас зверское начало так ярко выражено. Только вы, не хуже меня знаете, что другим путём мы бы Завалова ещё сто лет брали. Пусть уж лучше так, умер старик и закрыто дело.
–– Представь себе, искренне считаю, что лёгкую смерть надо заслужить, а люди, типа Завалова, должны ещё на этом свете помучиться. Что ты на меня смотришь так удивлённо? Как будто только ты друзей хоронил в цинковых гробах. За Далматова не беспокойся, будет лес рубить до конца дней своих. Так Володе и передай. Ты, кстати. Завалова с какого года знаешь?
–– Да ещё в конце восьмидесятых, в Афгане его имя на слуху было, но, конкретно стал работать по этому делу лет пять назад. Я ещё по одному вопросу хотел посоветоваться с вами, Василий Михайлович. —Никита не сводил тяжёлого взгляда с маленькой боевой гильзы, вмонтированной в бронзовый постамент. Это была та самая гильза, которую вынули из грудной клетки капитана Васнецова ещё в далёкие восьмидесятые годы в Кабуле. С тех пор поцарапанный хирургическими инструментами кусочек металла напоминал, уверенно поднимающемуся по карьерной лестнице офицеру, о том, что жизнь человеческая бесценна, будь то жизнь генерала или рядового солдата. Отведя взгляд, Никита продолжил: – После смерти Завалова на заводе хозяйничает Неаполь, а это бомба замедленного действия.
Васнецов медленно отпил глоток коньяка и, расслабившись, расстегнул верхнюю пуговицу форменной рубашки. Никита не торопил начальство. Судя по затянувшемуся молчанию, генерал Васнецов пока не имел готового решения по данному вопросу.
–– Какие будут предложения? – наконец, тихо спросил Васнецов.
Никита выдержал долгую паузу, перекатывая во рту лимонную косточку. Незаметно опустив её в кулак, он сделал глоток коньяка, перебивая заполнившую нёбо кислоту.
–– А не реанимировать ли нам Славика? – Никита снова отпил глоток и просчитал до десяти. – Всю заваловскую бухгалтерию он знает, как свои пять пальцев, с ребятишками тоже знаком. Если нейтрализуем Неаполя, то ввести его снова в игру будет совсем не сложно.
–– Мазур в курсе о предполагаемом назначении?
–– А кто же его введёт в курс? Журналист? Нет уж, если понадобится вводить Славу снова в игру, сделать это придётся профессионально. Как-нибудь так, чтобы у шишек, сидящих в правлении завода, не осталось другого выбора. Очень удачно, что Неаполь в последнее время всех настроил против себя. Там, по-моему, несколько ведущих инженеров подали заявление об уходе.
– Вот тебе, Вершинин, и карты в руки. Придумай что-нибудь этакое, профессиональное, как ты любишь. Внедри мне Мазура так, чтобы все аплодировали его возвращению. Парень он с головой, глупости совершать уже по возрасту не положено, так что, думаю сработаемся. Кстати, ребята с Урала тебе благодарность передают. Там по Колыме работа, как снежный ком с горы покатилась.
Опрокинув в рот остатки коньяка, генерал повернул к себе постамент с маленькой гильзой и долго рассматривал его с разных ракурсов. Никита не мешал, бездумно покачивая в бокале, переливающуюся всеми оттенками коричневого, жидкость,
–– И ещё одна просьба. По поводу лейтенанта Аросева. Умнейший парнишка и желание работать зашкаливает, но умрёт он среди этих, типа, офицеров, на домашних проблемах зацикленных.
–– Если мы всех хороших сотрудников начнём к себе перетаскивать, кто же на местах будет работать? Но за парнишку не переживай. Лично за ним присмотрю.
Никита вышел из здания и медленно пошёл к своему району. Идти по, ставшему родным, городу, доставляло настоящее удовольствие. Казалось бы, какие мелочи, дорогая рубашка, короткая аккуратная стрижка, чисто выбритые щёки, но как же ему этого не хватало в течение тех несколько лет, которые он прожил жизнью другого человека. Подставив лицо солнечным лучам, он впитывал тепло, составляя план за ближайшие дни: съездить навестить деда, позвонить Ольге, устроить праздник друзьям. А главное быть собой, жить своей жизнью…
В маленькой кухне негде было иголке упасть. Володя, Слава и Наташа с Оксаной Семёновной сидели вокруг стола, выдвинутого на середину кухни. Фотография Валеры и ещё одна тарелка с супом, как всегда, стояли в центре. Володя помнил, что раньше, когда приходили гости, мама накрывала стол в зале, но если обед не предполагал посторонних, то вся семья садилась за этот стол. Было тесно и весело. Почти как сейчас.
Слава и Володя усиленно работали ложками, загребая наваристый суп с мелкой, почти прозрачной вермишелью. Наташа уныло водила ложкой, поднимая со дна тарелки светлое картофельное месиво. Иногда она поднимала глаза, подозрительно глядя на сидевшую напротив Оксану Семёновну.
–Мам, – задиристо закричал Володя, – вот опять ты Валерке хлебушек подкладываешь. Что он инвалид, что ли? Хлеб сам взять не может.
–– Чем завидовать брату, лучше пример с него возьми, –по-птичьи дребезжал голос Оксаны Семёновны. – Сколько уже можно одному бегать. Вот на Славика посмотри, на Валеру…
–-Ну, на Валерку понятно, а Славик-то какой пример мне может показать?
–– Скоро папой станет, – подмигнула женщина растерявшемуся Славе.
–– А вы, Оксана Семёновна откуда узнали? – опешил тот.
–– Так у Наташеньки всё на лице написано. Вон и пятнышки, и прыщики… Сразу видно девочка будет. Это они всю мамину красоту забирают.
–– Я что, такая страшная стала? – с ужасом прошептала Наташа и, подскочив, понеслась к зеркалу.
–– Ну что ты, Наташенька, – закричал, бросаясь за женой, Слава. – Ты у меня всегда самая красивая.
–– Брехун, – взвыла Наташа, заливаясь слезами.
–– Что это с ней? – удивлённо прошептал Володя.
–– Ничего страшного. При беременности ещё и не так капризничают. Придётся Славику потерпеть.
–– Ни фига себе новости, – обиженно прошептал Володя, – а я всё последним узнаю.
–– Ну, извини, – расстроенно сказал Слава, возвращаясь на место. – Сам только на прошлой неделе узнал. Представляешь, каково мне в сорок три года папашкой становиться. Нормальные люди внуков ждут, а у меня испанский кулеброн.
–– Славка, – сдерживая хохот, шипел Володя, – а может Натаха тебе рожки приделала? Столько лет не получалось, а в Испании раз и залетела?
–– Чего это не получалось? – обиженно засопел Слава. – Просто не хотел детей заводить. Пока Завалов меня за горло держал да по этапам водил, я не только детей, даже то, что женат не афишировал.
–– Правильно, – поддержал Володя, – зато теперь сам себе хозяином заживёшь, возьмёшь руководство заводом в свои руки…
–– Вовка, – закричал Слава, бросая в Володю хлебный мякиш, – сказал же, что не будет этого. Не моё, не хочу…
Наташа медленно вышла из туалета. Подойдя к хохочущим мужчинам, она ласково провела рукой по густым волосам Славы.
