Светлана Пригорницкая
Когда плачут львы
Опустив руку с кровати, Маша лениво подняла тоненький кружевной лифчик. Далматов заворожено провёл пальцами по длинной спине девушки, ощущая приятную бархатистость кожи. Тигриная грация Маши заставила дыхание в очередной раз сбиться и, убрав руки, он быстро перевёл взгляд на скомканную подушку.
Совсем недавно, глядя на свою секретаршу, он, как и во всех женщинах, замечал только высокую грудь, упругую попу, длинные ноги… Сколько их было в его жизни? Молодых, красивых. Попа, грудь, ноги, а если ещё и пухлые губки, то это девушка не на один раз. При этом Далматов никогда не ждал ответной любви, прекрасно понимая, что все эти длинноногие наяды в минуту опасности превратятся в самых обычных крыс и первыми побегут с тонущего корабля. И если понадобится побежать по его голове, то сделают это с особым удовольствием. И вдруг эта голубоглазая блондинка, эталон женской глупости, уже второй раз находит его, смело врёт в глаза представителям власти, успокаивает разволновавшихся водителей. Затем выдаёт правдоподобную версию его отсутствия нервным клиентам и одним движением тонкого пальчика держит на плаву его разбитый, готовый идти ко дну корабль.
Перекатившись со спины на живот, Далматов подполз к девушке и положил голову ей на колени, уткнувшись губами в маленький аккуратный пупок. Сексуального желания уже не было, было давно забытое, а может и никогда не изведанное, чувство защищённости. Желание зарыться лицом в её волосы и забыть о поляках, об идущих по пятам представителях закона. Забыть о тяжёлом, голодном детстве, о вечно недовольной, уставшей жене, забыть Афганистан. И Валерку, так часто в последнее время приходящего к нему во сне. У Валерки, кажется, дочка осталась. Почему же он, Виталик Далматов, которого Валерка считал своим другом, человек в общем, не злой и не бедный, так ни разу и не поинтересовался, как живёт семья парня, погибшего по его вине? Наверное, боялся. Боялся посмотреть в глаза Ольге, боялся увидеть слёзы маленькой девочки, оставшейся без отца. Стоила ли та юная афганка такого конфликта?
Словно почувствовав его настроение, Маша тихо сидела, поглаживая волосы Далматова. Наконец, грустно вздохнув, девушка щипнула его за щёку, прерывая сладкое наваждение и завела руки назад, застегивая лифчик. Далматов убрал её волосы со спины и привычным движением ввёл крючки на своё место.
–– Профессионал, – иронично улыбнулась Маша.
–– Что поляки? – опустил глаза Далматов, переводя разговор на другую тему.
–– Звонили, интересовались здоровьем мамаши. По контракту сделали некоторые замечания. Ничего серьёзного. Через неделю запланировали последнее совещание. За эти дни я всё сделаю, как они просят и к четырнадцатому числу ты мне нужен белый и пушистый на рабочем месте.
Далматов, не поднимая головы, натянул несвежую рубашку. Застёгивая пуговицы, он исподтишка повёл носом, старательно принюхиваясь. Отвык, отвык, бродяга. Сколько же лет прошло с тех пор, когда старые, неделями не меняемые рубашки стояли колом на сгорбленных плечах и ничего. Даже не замечал. А сейчас и в мозгу не сработает надеть два дня подряд одну и ту же вещь. Мелочь, а стало стыдно. Даже не за душок, скорее за разбившийся вдребезги имидж, который почему-то захотелось поддержать именно перед Машей. Приступ ностальгии, не покидающий его в последние дни, грозил перейти в перманентную фазу и это уже пугало.
–– Спасибо, Машка, – прошептал Далматов, поднимая валяющиеся на полу брюки. – Что бы я без тебя делал? Кстати, ты выяснила, какие документы попали в руки полиции?
–– Выяснила. И только благодаря моему прекрасному зрению и интуиции.
Достав из кожаного портфеля несколько листов, Маша протянула их шефу. Присев рядом, она внимательно наблюдала за его реакцией. Тонкие исписанные листы сворачивались Далматов раздражённо встряхивал руками и кусал побледневшие за последние дни губы.
–– Контракты и передвижения за ноябрь прошлого года. Ничего не понимаю. Это по камионам, перевозившим пиво из Бухареста в Новгород. Наш транспорт тогда шёл вполне легально. Вот к этим документам, за двенадцатый год, конечно, возникнут вопросы у налоговиков, но при чём здесь прокуратура, попытка убийства? Зачем их вообще прятать? Нет, прятать их, естественно, нужно. Но на фоне нашей бурной деятельности, эти – чистые одуванчики. Ты уверена, что речь идёт именно об этих контрактах и накладных?
–– Я пока не знаю, что это значит, но то, что твоя Наташка свистнула именно эти документы – факт.
–– Почему свистнула? Они же на месте были.
–– А ты переверни листочки. Ничего не напрягает?
Далматов несколько минут внимательно рассматривал обратную сторону листа, но ничего особенного не привлекло его внимания.
–– Виталик, это копии. В архиве у Наташки лежали копии, а оригиналы исчезли.
–– Почему ты решила, что это копии?
–– Потому что, когда ставишь печать на документе, лист продавливается и уже не может быть таким гладким, как тот, который ты держишь в руках.
–– Странно, – нахмурился Далматов, – Какое отношение имеет Наталья ко всему этому базару? Ты не знаешь, где она сейчас работает?
–– Не знаю и мне это не интересно. Могу я задать тебе вопрос? В ту ночь, когда все нормальные мужики пошли на банкет после инаугурации, куда пошёл господин Далматов? Впрочем, можешь не отвечать. К Елизавете Берендеевой. Далматов, ну что ты за мужик? Что вы вообще за мужики? Берендеев обожает свою Лизку, но при этом считает вполне нормальным в любой подходящий момент поиметь другую даму. Ты рассказываешь мне о любви, но, как только появилась возможность оседлать Лизку, бросил всё и поскакал. Ладно Лизка, другие твои дамочки, все они одна другую стоят, но мне-то за что такое отношение? Естественно, Лизка даже под пытками не подтвердит твоё алиби, так что выпутываться тебе, дружочек, придётся самому. А толкает тебя в это дерьмо кто-то сознательно и этот кто-то ненавидит тебя по полной программе. А ввиду того, что людей таких может набраться не одна сотня, то работы у тебя непочатый край.
–– Ничего, – уставшим голосом прошептал Далматов, подходя к окну. – Мне бы, как Мальчишу-Кибальчишу, ночь простоять, да день продержаться. Вот четырнадцатого подпишем контракт и всё, там мне уже ни Завалов, ни Колыма не страшен. Там уже можно будет нанять хорошего адвоката, парочку толковых детективов и вся эта ахинея разрулится за пару часов.
–– Завидую вашему оптимизму, товарищ начальник, – грустно улыбнулась Маша, собирая документы в портфель. – Может отложим рейс?
–– Если бы это только от меня зависело. Колыма мне лажи не простит.
***
Увидев вошедшего, девушки-парикмахеры быстро отвернулись, всем своим видом демонстрируя, сколько неотложных дел не дают им возможности заняться клиентом. Громко шипя, они долго выясняли, кому же, всё-таки придётся обслуживать этого бородатого хиппи. Брезгливо поморщившись, самая молодая из девушек накинула на плечи клиента покрывало и клацнула ножницами, обрезая бороду. На нижней полке парикмахерского столика лежал старый модный журнал. Раскрыв, Никита безразлично разглядывал фотографии моделей с зализанными вверх волосами и с трудом сдерживал смех. Трудно было даже представить реакцию ребят, появись он дома в таком виде. Наконец, найдя самую простую стрижку, он уверенно ткнул пальцем в постер.
Пройдя последний раз расчёской по идеальной причёске, девушка довольно улыбнулась. Никита невольно улыбнулся в ответ. Контрастный белый подбородок делал его смешным, но попросить парикмахера замазать кожу тональным кремом не повернулся язык. Протянув руку к старой кепке, он краем глаза заметил в отражении напротив, как напряглась девушка. По лицу скользнул лёгкий ветерок. Никита еле успел увернуться, провожая взглядом пролетевший мимо головной убор. Глядя, как старая кепка приземлилась на дно мусорного ведра, он тяжело вздохнул и оставив на столике «чаевые», вышел из парикмахерской. Проведя ладонью по чисто выбритой щеке, Никита поднял лицо вверх, ловя кожей лёгкое дуновение ветра.
Дверь квартиры привычно скрипнула. Володя постоянно ругался на несмазанные петли, но Никита предпочитал оставить так, как есть. Скрип двери успокаивал его, подпитывал чувство безопасности. Холостяцкая квартира, которую он купил несколько лет назад, не подразумевала ничего лишнего. Светлая мебель из «Икеа», большой плоский телевизор, диван, стол и несколько стульев. Стандартная обстановка зала обычной городской квартиры. Не разуваясь, Никита прошёл к небольшому бару. Вынул из нижнего ящика бутылку «Вдовы Клико» и смахнул накопившуюся за много лет пыль.
–– Неужели отошёл? – тихо спросил Володя, выходя из комнаты. —Немного ему времени понадобилось.
Никита отвёл глаза, сделав вид, что не заметил, как напряглось лицо друга. Эту новость они ждали много лет. Медленно направляя своего врага к сегодняшней развязке, знали, что она будет именно такой. Никита ещё раз внимательно осмотрел бутылку на свет солнца. Яркая радуга, отскочившая от старого стекла, ударила по глазам. Невольно зажмурившись, он повернул голову:
–– Ещё нет, но старик на правильном пути. Положу шампанское в холодильник. А где ребята?
–– Наташа в село уехала, у неё что-то с отцом случилось. То ли упал неудачно, то ли на него что-то упало. Слава поехал проводить её до станции. Рассказывай, потом ребята приедут и под брызги шампанского расскажешь ещё раз.
Забыв о холодильнике, Никита поставил бутылку на стол. Много лет они с Володей шли по жизни рука об руку, но редко получалось просто посмотреть друг другу в глаза, поговорить. Впрочем, не общались не потому, что не было времени, а потому что все проблемы знали без разговоров. И способы их решения тоже. Сейчас, вглядываясь в лицо друга, Никита рассматривал всё те же большие зелёные глаза, вздёрнутый нос, крупные уши. Валера всегда старался спрятать их под тонкими светлыми волосами, а Володя никогда не комплексовал по поводу внешности. Как будто ничего не изменилось, только морщины, седина и грусть, не отпустившая ни сердце, ни глаза.
–– Рассказывать особо нечего, всё прошло по плану. Поляки, конечно, предпочтение отдали Завалову, всё-таки даже десять процентов от сделки с Заваловым больше, чем пятьдесят от Далматова. То, что год назад полиция конфисковала трал с товаром, забыли. Тем более, что Завалов сам разобрался с покупателями. Наша доблестная полиция так обрадовалась, что взяла трал с военной техникой, что даже не заметила, как оставшиеся два прошли мимо. Оценив все эти нюансы, поляки решили остаться с Заваловым, но и Далматову окончательное «нет» не сказали. Посоветовали что-то переработать, что-то доработать, чтобы был делом занят и под ногами не путался. А когда всё было готово, Завалов вместе со своим экономистом, полетел в Швейцарию. Предъявил банковский договор, по которому он под проценты положил на пять лет приличную сумму и услышал неприятный мессенж: денег на счету нет. И сняты они, уже год как скончавшимся Вячеславом Мазуром. И дальнейшая судьба этих денег неизвестна. И сколько бы господин Завалов ни кричал, что подобное невозможно, так как раньше вчерашнего числа снять деньги не позволяли условия контракта, а Вячеслав Мазур уже год как на том свете, его вежливо слушали, улыбались и в сто первый раз повторяли, что именно вчера господином Мазуром была снята сумма в полном объёме. Там же Завалову объяснили, что даже если бы счёт не был опустошён этим мистическим господином Мазуром, он всё равно не смог бы забрать эти деньги. Так как они оформлены на предъявителя банковской книжки с определённым номером. И этот номер никак не совпадает с тем, который предъявляет так ими уважаемый клиент. На этом приседания закончились, и швейцарцы ненавязчиво дали понять, что их время ограничено. После потери «золотого запаса» лишиться ещё и этой суммы для Завалова оказалось невыносимым, и он здесь же, в банке, получил заслуженный инфаркт. Оттуда его со всеми почестями отправили в реанимацию, где, даже за огромные деньги, врачи не смогли дать другой ответ, кроме как: «готовьтесь, прощайтесь, завтра в путь». Поляки, услышав прогноз, прощаться не полетели, а галопом бросились к Далматову. Так что в ближайшие дни договор с Виталием Владимировичем будет подписан, а для этого ему придётся вылезать из норы. Потерпи, Володька, гулять Далматову осталось недолго.
Никита прошёл на кухню и, открыв холодильник, положил внутрь бутылку шампанского. Подойдя к окну, он прислонился лбом к тёплому стеклу. Словно и не было этих двадцати пяти лет, словно он снова всё тот же глупый романтик, насмотревшийся «Офицеров» и «Резидентов» и тупо верящий, что только армия может превратить парня в настоящего мужчину. С потемневшего неба маленьким фугасом слетела звезда. Никита грустно улыбнулся. Загадывать желания он никогда не умел, вернее, так и не научился быстро формулировать то, чего хочет. Да и не верил, что кто-то выполнит его обязанности. Только он и его верные друзья способны довести начатое до конца и поставить точку в преступлении, которому нет наказания ни в одном уголовном кодексе.
ЧАСТЬ 2
1987-1988 год.
Пожилой врач в очках с толстыми линзами недовольно изучал медицинскую карточку. Закончив, он прошёлся цепким взглядом по фигуре стоявшего напротив паренька и раздражённо покачал головой.
–– Что вы мне рассказываете про гормональный рост? Дело ведь не в весе. Дело в том, что на фотографии совершенно другой мальчик. Уходите, молодой человек и пусть придёт настоящий Гребенюк, иначе у него будут проблемы.
Никита тряхнул чёлкой, закрывающей половину лица и, сжав губы, по-военному чётко выпалил:
–– Подпишите лист медосмотра и поставьте дату.
–– Зачем? – удивился врач, поправляя на носу тяжёлую оправу.
–– Чтобы в следующий раз, когда мне придёт повестка, я мог сослаться на то, что именно вы не дали мне возможность пройти медкомиссию. Потому что в следующий раз всё равно приду я и никакого другого «я», кроме «я», который стоит перед вами у меня нет.
–– Бред, – раздражённо буркнул врач и, подняв трубку, набрал внутренний номер. – Товарищ подполковник, у нас возникла проблема.
Несколько минут он витиевато вводил начальство в курс дела. Дёрнув рукой, растерянно убрал трубку от уха. Никита понимающе отвёл глаза в сторону, слушая заполнивший помещение ор:
–– Сколько призывников по списку? Сто пятьдесят восемь? Сколько в наличии? Сто пятьдесят восемь? Где проблема?
Зудящий писк оповестил, что разговор окончен. Врач медленно налился кровью, положил трубку на место и размашисто расписался. Швырнув Никите лист медосмотра, он с издевательской улыбкой прокомментировал:
–– Ну что ж, очень хочется Родине послужить? Вперёд. Здоровье отменное. Думаю, в Афганистане ваш пыл быстро поутихнет.
Подхватив на лету документ, Никита облегчённо вздохнул. Мечта превращалась в реальность. Формальности пройдены и уже через несколько недель поезд унесёт его выполнять «интернациональный долг». В районе сердца ёкнуло, но Никита со свойственным юности безразличием, не обратил на это никакого внимания.
Полгода в учебке в Пржевальске пролетели, как один день. Слушая, как кряхтит и жалуется на жизнь бегущий сзади Виталик Далматов, Никита искренне не понимал нового друга. Ну как можно не любить ранние подъёмы? А пробежки, сдача нормативов? Всё было именно так, как он мечтал. Разве могли какие-то мелкие проблемы, типа постоянных слипшихся макарон на обед, заставить его пожалеть о принятом решении.
***
Из-за высоких вершин медленно поднималось солнце. Никита восторженно задрал голову и долго рассматривал особую красоту афганский гор. Когда-то он ездил с дедушкой в Карпаты и после этого пренебрежительно рассуждал в компании друзей, что все горы одинаковы. Но горы Афганистана оказались совершенно другими. Они пугали и завораживали одновременно. Колючие выступы с коричневыми пучками неизвестной растительности, словно предупреждали о суровом характере, как гор, так и тех, кто здесь живёт. «Урал» трясло и ребята хватались за деревянные скамейки, стараясь не слететь на пол на очередном повороте. Виталик, как всегда, жаловался на неустроенность, но сейчас в его тоне Никита заметил нечто новое. Повернувшись, он увидел глаза Виталика. В них был страх.
Крепость Бахарак, куда привезли ребят, показалась Никите печальным недостроем. Само строение оказалось небольшим, метров семьдесят на семьдесят, да внешний периметр, ещё метров тридцать с каждой стороны. Жилые помещения располагались в крепостных стенах, сложенных из необожжённых глиняных кирпичей. Маленькие, низко сидящие окошки, затянутые полиэтиленовой плёнкой, выходили на галерею, опоясывающую внутренний периметр. Плоские крыши из веток засыпаны землёй, которая за многие годы спрессовалась в монолит. В общем, скромненько и экономно. Небольшая экскурсия не заняла много времени, но, закончив осмотр, Никита с удивлением понял, что устал. Достав из вещмешка леденец на палочке, купленный на одной из остановок, он опустился на мягкий от пыли пол. Сопровождавшего его всю дорогу радужного настроения сейчас не было и в помине.
Олег Воронец аккуратно завёл руку за спину и слегка нажал на согнутый локоть. Пять лет прошло с тех пор, как он в первом бою неудачно упал со скалы, а боль до сих пор время от времени напоминает о себе. Кость привычно хрустнула. Сколько раз обещал себе сходить к физиотерапевту, ведь не может так продолжаться постоянно. Когда-нибудь, в самый неподходящий момент, боль скрутит и не отпустит без врачебной помощи. Травматолог, приезжавший в их батальон, настаивал на срочной операции.
–– Войду, – то ли спросил, то ли констатировал капитан Андрей Кваша, входя в тёмную комнату, иронично именуемую среди бойцов «конторой».
– Уже вошёл, – буркнул майор, стараясь скрыть от заместителя своё состояние. – Как пополнение?
–– В основном нормальные ребята, в бой не рвутся, но и за мамкой не плачут.
–– Ещё бы им плакать, – зло огрызнулся Воронец. – Перемирие на вас плохо действует. Пошли пацанов окопы рыть, займитесь чисткой оружия… Ну, мне что ли тебя учить. Что вчера ночью у пацанов связистки делали? А главное, где был в это время мой заместитель по личному составу? Дрых. А где должен быть?
–– Впереди, на боевом коне, – беззлобно огрызнулся Кваша, доставая из кармана мятую пачку сигарет.
–– Ржёшь? Доиграетесь у меня. Сегодня же пройду, всё проверю и не дай бог хоть каплю грязи на оружии найду. Будете языком всё вылизывать. Ладно, рассказывай, чего припёрся.
–– Пришёл спросить, как ты себя чувствуешь?
–– Брешешь, – не поднимая глаз от лежавшей на столе карты местности, буркнул Воронец.
–– Чего сразу «брешешь»? – обиделся Андрей. – Я же от чистого сердца. Ну и по делу тоже. У нас в пополнении парнишка прибыл…
–– Ну и?.. Вызывает интерес?
–– Ещё какой. Вчера разбирал личные дела новобранцев. Заинтересовался одним. Фотка в военном билете, конечно, без слёз не глянешь, но спутать невозможно. Нарисован этакий «ботаник» килограммов сто весу, морда еле в аппарат влезла, а на деле крепенький парнишка, но не толстый. Да и в целом не похож.
–– Бывает. Они в период гормонального роста так меняются, что не узнать. Подумаешь, похудел. Я в семнадцать-восемнадцать лет за год сантиметров на двадцать вытянулся, так что вес, это не аргумент.
–– Возможно. Но есть и ещё кое-какие нюансы. Например, парень рос без отца, мать за три копейки жилы рвёт, а он с головы до ног в «Монтану» одет.
–– Тоже не аргумент. Нынче мы все в «Монтану» одеваемся.
–– Ну не скажи, Олег. Наш «Монтана-сан из Пекина-сити» резко отличается от того, в котором приехал этот парнишка. И самое главное, вчера захожу в блиндаж, а наши ребятишки решили в «дедов» поиграть, ну и жертву выбрали неудачно. Я хотел вмешаться, но когда увидел, как этот Грыня ногами машет, то не рискнул даже приблизиться. Так и простоял в сторонке, пока наши солдатушки-бравы ребятушки по норам расползались
–– А что ты хотел, – довольно хохотнул Воронец. – Мы, деревенские, мужики суровые, к нам без кувалды не подходи.
–– Какой «деревенский», Олег? Там карате девятый дан. Или «чёрный пояс»? Или как там у них высший пилотаж оценивается. Неужели меня удивила бы стандартная драка? В том-то и дело, что парнишка не тот, за кого себя выдаёт.
–– Беседовал?
–– Да. Говорит, что толстый был, в школе дразнили, решил спортом заняться. В общем под дурачка косит.
–– Может тебе показалось? – с сомнением покачал головой майор.
–– Что показалось? Как он пятерых пацанов одной левой уложил? Нет, Олег, такой уровень во Дворце спорта не достигается. Это всё детство надо в СДЮШОРе провести.
–– Где? – удивлённо поднял глаза Воронец.
–– Спортивная детско-юношеская школа олимпийского резерва, – засмеялся капитан. – Одноклассник у меня хоккеем увлекался, так мы его «здюшором» дразнили.
–– Злые вы были, однако. Ладно, позови, сам посмотрю.
Никита вошёл в тёмный коридор и вытер грязные руки о штаны. То, что вызывает командир, не насторожило. Он прекрасно понимал, что после вчерашнего инцидента разговор неизбежен. Последние три часа, пока бойцы копали траншеи, Никита усиленно отшлифовывал «историю» своей физической подготовки.
Боль от разорвавшегося на ладони волдыря вернула в действительность. В детстве, рассматривая ровные ряды марширующих перед трибунами солдат, Никита понимал, что всей этой красоте и изяществу предшествуют долгие и выматывающие часы тренировок. Но, даже после учебки, многочасовое рытьё окопов, строевая подготовка, обучение другим необходимым простому солдату навыкам службы в горячей точке, застали его врасплох. Слегка пригнув голову, Никита вошёл в «контору» и столкнулся взглядом с пронизывающими насквозь глазами майора.
–– Проходи, Грыня, – наконец буркнул Воронец и кивнул на лежащий на столе пакет. – Бери конфетку. Расскажи, что произошло вчера? Что не поделили с ребятишками?
Забыв о мозоли, Никита схватил конфету. Поморщившись от боли, развернул её и целиком засунул в рот. Зубы сразу забило приторным, некачественным шоколадом, но он продолжал молча пережёвывать скользкий батончик.
–– Не подавись, – понимающе кивнул майор. – Времени у нас много, Гришаня, а конфет мало, так что отвечать на поставленный вопрос всё равно придётся.
–– Мы с ребятами… это… – промямлил Никита, расстроенно глядя на пакет с конфетами. Можно было взять ещё одну и оттянуть ответ на несколько секунд, но тут уж восстал организм, воспитанный на более качественных продуктах.
Разглядывая серые в сумерках стены, Никита тяжело вздыхал, краем глаза рассматривая одинокий детский рисунок над головой майора. Странно, в рамке на столе стояла фотография симпатичной полненькой шатенки с мальчиком лет семи, а на картинке нетвёрдой детской рукой нарисовано яркое зелёное поле, солнце, и несколько фигурок людей. И никаких тебе танчиков, пистолетиков. Впрочем, кому чего не хватает, наверное, маленький Воронец в избытке насмотрелся военного арсенала и для счастья ему нужно было только, чтобы эти три любимые фигурки всегда были рядом. И солнце.
За дверью зашуршало. Внимание офицеров переключилось. Облегчённо вздохнув, Никита сделал несколько шагов в сторону и присел у стены. Грубо бурча про «хреновые ступеньки», «хреновую жару», и ещё что-то не менее хреновое, в «контору» вошёл замполит. Махнув рукой в знак приветствия, он устало опустился на старый расшатанный стул.
–– Плохие новости, – произнёс он, вытирая покрытый мелкой россыпью пота лоб. – Разведка донесла, что к Бахадыру снова пришло пополнение. Только БТРов штук пять привезли. Все новенькие, в заводской смазке. Так что в ближайшие дни лупить нас будут с обновлённой силой. А у нас, как на зло, половина состава новобранцы необстрелянные. Куда их в бой кидать? Вот такая хрень.
–– Опять сукин сын Завалов постарался?
–– А кто же ещё? Попомнишь моё слово, через десять лет этот урод всю мелочь, которая нынче, словно трава поганая повылазила, за пояс заткнёт.
–– Плохо, – уныло провёл пятернёй по грязным волосам Кваша. – Арсенал у нас на сегодняшний день – три гранаты, личный состав – пацаны голубоглазые, зато из центра видеокамеру прислали. Кино снимать будем.
–– Не будем, – зло заверил Воронец, кроша окурок в стеклянной грязной пепельнице. – Вещь классная, но инструкция на английском языке, так что даже тут непруха.
–– Давайте я переведу, – подал голос Никита.
Офицеры дружно обернулись в сторону парня, о присутствии которого успели забыть.
–– А ты что здесь делаешь? – удивлённо спросил замполит.
–– Так вызывали, – вытянувшись в струнку, напомнил Никита.
Тяжело вздохнув, майор достал из сейфа небольшую коробку.
–– Ну, если знаний, полученных в десятилетке среднестатистической школы, тебе хватит, чтобы осилить технический текст, – не скрывая иронии, усмехнулся Воронец, – то вперёд. Миномётчик из тебя никакой. Судя по волдырям, сельский труд – тоже не твоё. Так что бери аппаратуру и через два дня буду требовать результат.
–– Какие будут пожелания? – глухо поинтересовался Никита, рассматривая новенькую «Кварц-1-8С-2». – Снимаем военную кинохронику в стиле Стивена Спилберга или в стиле Хичкока?
Аппарат был качественный, но не профессиональный и, судя по инструкции, сделанный на экспорт. С подобной техникой Никите уже приходилось сталкиваться. Сравнивая надписи на аппарате и в инструкции, он без проблем разобрался в кнопках. Загорелась красная точка, жужжание камеры заполнило повисшую в «конторе» тишину. Подняв глаза, он ощутил себя препарированной мышью.
–– Послушай-те сюда, мистер Грыня Гребенюк, – растягивая слова, произнёс капитан Кваша. – Ваши глубокие познания в некоторых областях науки и техники…
–– Интерпретированные на нескольких иностранных языках, – поддержал товарища майор.
–– Точно. В комплекте с изысканными манерами, чистой риторикой и тонким юмором, никак не вписываются в избранный и поддерживаемый вами образ сельского паренька с десятилеткой за плечами.
–– Ничего не хочешь сказать? – издевательски-вопросительно поднял глаза Воронец, сгребая в ящик стола пакет с конфетами. – Дессерта больше нет.
Никита ещё несколько долгих секунд изучал камеру и наконец, подняв её на уровень лиц собеседников, серьёзно предложил:
–– Давайте я вас запечатлею для потомков.
–– Не надо, – хмыкнул Андрей. – Я не фотогеничный. Иногда смотрю в зеркало, мужик как мужик, а сфотографируюсь – несчастье в чистом виде. Сядешь в тенёчке отдохнуть – милостыней забросают.
Никита вышел из «конторы» и снова развернул книжку-инструкцию. Внезапно солнечные лучи взметнулись прерывающейся ломаной линией, словно сигнал опасности. Земля, качнувшись, ушла из-под ног. Взрыв, прогремевший поблизости, чуть не разорвал барабанные перепонки. Никита пока не научился определять с какой стороны прилетел снаряд, на каком расстоянии произошёл взрыв. Услышав глухое уханье, он и не пытался ничего определить. Закрывшись тем, что под руку попало, Никита кинулся к ближайшему блиндажу.
Перед глазами возникла картина, как в первый день службы Володя, «брат один», догнал его и за шиворот приволок в блиндаж. Зарывшись в одеяло, лежавшее на кровати, Никита с абсолютной точностью слышал, как в пустой голове, словно в огромном колоколе, скакала неизвестно откуда взявшаяся фраза: «и дорогая не узнает, какой у парня был конец». Откуда в такой жуткий момент взялась эта эротическая заставка, Никита так и не понял. Когда всё закончилось, первое, о чём он подумал, что обязательно прочитает всю психологическую литературу о поведении в стрессовых ситуациях.
Впрочем, неадекватным поведением в моменты атак отличалась половина личного состава взвода. Особенно интересно было наблюдать за братьями-близнецами Володей и Валерой Герегой с позывными «Брат один» и «Брат два». Весельчак и балагур Володя, услышав взрыв, заходил в блиндаж, садился на низенькую скамейку у входа, закуривал дешёвую папиросу и до самого окончания обстрела смотрел на дверь, не произнося ни слова. Валера же, в обычной жизни тихий и застенчивый, во время обстрелов превращался в балагура и весельчака. Испуганно втянув голову в плечи, парень без остановки давал смешные комментарии доносившимся снаружи звукам, подкалывал залетающих в последний момент в блиндаж ребят, вспоминал истории из жизни… Бойцы никогда не прерывали потоки его юмора, словно понимали, что, если Валера не разрядится таким образом, страх просто порвёт его изнутри. Когда всё затихало, Валера смущённо краснел и тихо шептал: «Простите, сэры, был напуган».
Раздался новый выстрел. Подскочив на месте, Никита заячьим зигзагом понёсся ко второму блиндажу, напрочь забыв, что находится в двух шагах от входа в первый. Последним залетев в помещение, он замер, опираясь на горячие, дрожащие брёвна.
–– О, а вот и Никита Сергеевич, – радостно заорал Валера «Брат два», указывая на хрипящего у стены Никиту.
Кровь, до того момента клокотавшая в горле, неожиданно замерла и перекрыла дыхание. Обведя затравленным взглядом сослуживцев, Никита вытер рукавом нос и трясущимися губами прошептал:
–– Я не Никита, я Гриша.
Коричневые усталые лица, потрескавшиеся от солнца и грязи, равнодушные тусклые глаза… Откуда они узнали?
–– Ты чего Гришаня? – хлопнул его по плечу стоявший рядом солдат. – Валерку что ли не знаешь? Увидел тебя с камерой наперевес и закричал, что Никита Сергеевич Михалков к нему спустился. Он ведь, кроме Михалкова, больше и режиссёров не знает.
–– Ну я-то хоть Михалкова знаю, а для Гришани и эта фамилия в новинку, – беззлобно огрызнулся Валера и, подмигнув Никите, гордо посоветовал: – КультурнЕе надо быть, Ригорий. КультурнЕе.
Это залихватское «культурнЕе», с ударением на последнем слоге, словно ударило Никиту по голове. Прижав к груди камеру, он разразился громким истерическим хохотом.
–– После вчерашних разборок, ещё неизвестно, кто вас культурнЕе. Дайте парню воды, – прохрипел рядом пожилой боец-контрактник с позывным «Лопата». – Ногами махать нынче все горазды, а внутри молодёжь хлипкая пошла.
Обстрел закончился так же внезапно, как и начался. Подняв глаза вверх, Володя «Брат один» прислушался к тишине. Затушив о подошву окурок, он медленно расправил плечи.
–– Что-то сегодня быстренько отстрелялись, – вздохнул он, поднимаясь со скамейки. – Ну, отстрелялись и ладненько.
Обведя взглядом сослуживцев, Володя озорно подмигнул и громко скомандовал:
–– Взвод, в очередь на смену подгузников становись,
–– Оч смешно, – прошептал Валера «Брат два», стараясь поглубже спрятаться в тёмном углу.
Никита, расслабившись, тянул маленькими глотками невкусную тёплую воду. Унимая дрожь во всё теле, он рассеянно думал: «Положительный момент истерики в том, что не начал выпендриваться и объяснять пацанам, что с камерой работает не режиссёр, а оператор».
