Светлана Хорошилова
Умирать не советую
Час спустя водитель набил машину сумками и чемоданами. Вскоре из дома вылетела взбешённая Натали, сообщила ему, чтоб отвёз её к маме. Судя по адресу, который она назвала, едут они в тот самый район, где проживал Эдик. Я провожала её с тоской, за ней наблюдая. Провожала и преданная Гуля. Вместе с горничной я вернулась в дом, где повсюду: в спальне, гардеробной и прилегающих комнатах валялись хозяйкины вещи – если что-то она решала не брать, то попросту небрежно откидывала в сторону. Вслед за горничной поднялся на этаж и Олег Маратович – также молча постоял, обегая глазами раскиданные платья, туфли, бюстгальтеры, после чего поникший отправился спать в гостевую, так сказать нейтральную, комнату.
Расположившись в холле, я разглядывала фактуры на стенах и узорчатые кованые лестничные перила, и размышляла о том, с какими слабыми усилиями мне удалось скинуть с шахматной доски второстепенные фигуры, подойдя так близко к незащищённому королю, оставшемуся на пустом поле. Теперь я должна поставить ему шаг и мат. Только не знала как. Не знала… Или не видела в том необходимости… Вероника – воспоминания о ней меня будили, толкали к действию. Я надеюсь, что в скором времени у меня появится возможность поставить королю мат, и я воспользуюсь ею.
Уже на следующий день со стен были сняты все изображения Натали: фотографии с подиумов, портреты работ новомодных художников-абстракционистов… Растворилась вся её галерея славы, оставив на обоях закартинную пыль, которую Гуля тотчас принялась вытирать. По указанию Олега Маратовича водитель отвёз оставшиеся вещи своей, наверно бывшей, жены по тому же адресу и неважно: нужны были ей эти вещи или не нужны. Он объявил своему персоналу: «Чтобы к моему возвращению о ней ничто здесь не напоминало!».
Позже, когда были подписаны документы о разводе на выдвинутых Олегом Маратовичем условиях, я увидела в новостях криминальной хроники нашего незадачливого киллера Эдуарда. Звук в телевизоре был отключен, поэтому мне оставалось лишь строить догадки, просматривая ролик. Судя по всему, его арестовали за хранение запрещённого… или сбыта чего-то… Может оружие продавал… Одним словом, парень крепко влип. Присутствовало в этом событии что-то навевающее на мысли: а не обошлось ли здесь без участия одного нашего знакомого, что сидел сейчас рядом со мной, склонного мстить уже потому, что у него день не удался? И здесь речь идёт не о подрезавшей слегка машине, а о покушении на родное чадо, о сомнительной старой связи с его женой – тут ему сам бог велел вмешаться и наказать. Но это были только догадки – информацией всей я не обладала, потому как не всегда находилась возле Олега Маратовича, и могла что-то пропустить.
С момента отъезда Натали, несмотря на категоричный настрой Олега Маратовича, она многократно и безуспешно пыталась дозвониться до него, а сам он, потеряв терпение, занёс её номер в чёрный список и общался только при посредничестве адвоката. Дениса выписали из больницы. После выписки отец привёз его в роскошную квартиру, расположенную в элитном доме в центре города и приставил молодую сиделку с медицинским образованием, к которой наш больной быстренько нашёл подход.
В своём особняке Олег Маратович устроил целое изыскание причин непонятных звуков и видений, происходящих в нём. К нему приходили разные люди, выслушивали, осматривали дом, некоторые приносили аппаратуру, с помощью которой они пытались уловить колебания или волны, в общем, отыскать особые чувствительные зоны. Среди приглашённых был батюшка – он совершил положенный ритуал во всех помещениях, окропив святой водою каждого, кто ему попадался на пути. Даже меня случайно окропил, но я почему-то не покинула это освящённое жилище. Олег Маратович первое время чувствовал удовлетворение, говорил, что энергетика дома улучшилась, но до тех пор, пока снова не ощутил присутствие потустороннего – на этот раз я случайно задела баночку с таблетками, и они просыпались на пол. Он уставился на лекарство, осмотрелся по сторонам – глаза его были полны тревоги.
На следующий день появился экстрасенс: прошёлся по дому с чересчур умным выражением лица и несколько раз прошёлся мимо меня. «Обнаружил сгусток чёрной энергии» в каком-то особенном углу, к которому я и близко не подходила за всё проживание здесь, затем продал Олегу Маратовичу за огромные деньги предметы культа, якобы, они – орудие в борьбе с такими, как я.
Дней через пять дом посетила именитая специалистка по тонким субстанциям, популярная в соответствующих кругах, разодетая в блестящее широкое длинное платье. На всех её десяти пальцах сверкали массивные перстни и кольца, в глаза бросался увесистый кулон в форме пентакля, если не ошибаюсь. Проведя свою собственную «экспертизу», которая заключалась в визуальном осмотре дома и «ощупывании» пространства плавными движениями рук, она нашла, что виной всему постройка дома на нечистой земле. Согласно её предположению, здесь могло располагаться когда-то кладбище, либо массовое захоронение времён эпидемий или голодомора. Озвученный ею «диагноз» Олег Маратович воспринял всерьёз и начал обеспокоенно консультироваться: как же ему всё-таки вычистить землю под домом и возможно ли это?.. Та посоветовала дом продать. «А дальше? – недоумевал Олег Маратович. – Что будет с новыми жильцами, когда они вселятся?» «А что вы за них так переживаете? – засмеялась ведунья. – Может эта напасть именно к вам прицепилась, а новые люди въедут, завезут свою, совершенно другую, ауру… и всё пойдёт другим путём». Сказано было верно. Другими словами, если здесь поселятся новые жильцы, я уберусь отсюда при первой возможности, однако эта тётка не учла, раздавая дельные советы, что раз напасть к нему прицепилась, то значит, с ним она и переселится. Что она тогда потом скажет? Опять – продавай?
Свой дом Олег Маратович продавать не собирался, вместо этого он занялся активным поиском информации: что всё-таки располагалось на этом участке земли? Он обратился к компетентным знакомым, которые собрали материал по данному местоположению вплоть до семнадцатого века: на земле, где он жил, всегда простирались одни леса и поля. Не успокоившись он обратился к чёрным копателям, чтобы те подтвердили, и они подтвердили, что поселения располагались на значительном удалении отсюда – здесь не могло быть каких-либо кладбищ. Тогда он обратился к профессору-историку и к его ученикам, археологам. Опять безуспешно – его никто так и не «порадовал» легендой о голодоморе или массовом погребении невинных жертв, закопанных в этом месте, где возвышался его роскошный особняк.
Однажды, я не поехала с ним в город, полагая, что в такой слякотный из-за потепления февральский день не должно произойти ничего интересного для меня. Олег Маратович вернулся домой возбуждённым, в предвкушении какого-то волнующего события. Наблюдая за ним, я терялась в догадках: помирился с женой что ли… или… урвал свои миллионы? А может Денис чем порадовал…
– Не пропусти поворот! – громко объяснял Олег Маратович кому-то по телефону. – А дальше всё время прямо, прямо, прямо… Да-а-а… Повернул? Теперь прямо, прямо, пока не увидишь… А-а-а… Что? Долблю как дятел? Ну, дружище, ты сам приклеил мне это прозвище – Дятел и есть! – Он закатился смехом, продолжая ходить с телефоном под ухом; счастье его переполняло.
Немногим ранее прислуге было велено разжечь камин, затем он отдал распоряжение горничной: готовить ужин на две персоны. Гуля понесла известие, что у нас будут гости, нашему повару, возившемуся у плиты. Сам же Олег Маратович вертел поочерёдно бутылки, выбирая алкоголь, в ожидании неизвестного для меня гостя. Судя по разговору, ждал он не жену и не сына. Выбрал бутылку – явно что-то из любимого, поставил её на столик. Впервые видела его таким довольным, я бы сказала, суетящимся пацаном.
Обычно гостей встречала Гуля, но в этот раз он сам выбежал под дождь, чтобы лично встретить гостя. Я стояла, прислонившись плечом к стене, неподалёку от входа, не горя желанием выскакивать на улицу вместе с ним в такую погоду. Вообще в этот день я вела себя флегматично.
За дверью раздались оживлённые мужские голоса.
– Здорово ещё раз поближе! – бодро говорил Олег Маратович. – Он первым входил в дом, при этом сияя от радости. – Давай, заходи, чёрт пропащий!
Я увидела мужчину в профиль и остолбенела. От моей сегодняшней хандры не осталось и следа, меня будто оживили разрядом дефибриллятора, снова поразили невозможным и неожиданным, чего я никак даже близко не допускала – к нему пришёл мой отец. Я шла за ними словно завороженная, не в силах вымолвить ни слова, а Олег Маратович тем временем продолжал, хлопая отца по плечу, выплёскивать слова радости:
– Ну здор-рово, чертяка! Сколько лет не виделись! – Он дружески трепал его и пребывал вне себя от восторга.
– А я иду и вижу: Дятел стоит – не может быть! – прозвучал до боли родной отцов голос, и у меня выступили слёзы, потекли по щекам.
Отец продолжал:
– Смотрю, с врачами стоит, языком чешет…
– Долбит.
– Ага, долбит. Ещё ломал голову: окликнуть или мимо пройти? Ты ж теперь вон какой! К тебе теперь на паршивой козе не подъедешь! – Мужчины посмеивались. – Вообще-то я-я… и узнал тебя не сразу!
– Хочешь сказать: изменился?
– Ещё бы! Изменился не то слово! Холёным стал.
– А ты совсем не изменился! Такой же ушастый… дурачина… Ну иди сюда! – Олег Маратович снова обнял гостя, хлопая по спине.
– Пап… – заговорила я растерянно, безотрывно следя за каждым движением отца. – Пап, ты его знаешь? – Я пыталась заглянуть ему в глаза – это были другие глаза, внезапно состарившиеся, с выраженной сеткой морщин у висков. – Как… как это могло… Ты с ним, оказывается, знаком? Откуда ты его знаешь, пап? Ты хоть знаешь кто он такой? Зачем ты сюда пришёл? Чего ты с ним обнимаешься? Пап! Он убийца! Он меня и Веронику… – Я в отчаянии зарыдала, размазывая по лицу слёзы, понимая, что он меня не слышит, что, должно быть, он ничего не знает, а ещё хуже, что ему самому может грозить опасность в стенах этого дома.
Мужчины посмеивались. Смеялся отец, только с болью в глазах, не так, как раньше – с задором.
– А я, между прочим, искал тебя в соцсетях! – говорил Олег Маратович, будто хотел усовестить за то, что сам не смог найти. – В этих самых… в «Одноклассниках»!
– Да я там не сижу.
– Не сидит он… Гуля! Давай неси нам… Накрывай короче поляну!
Взгляд отца пробежался по комнате, которая совмещала в себе каминную с библиотекой.
– Ну и домяра ты себе отстроил! – сказал он восторгаясь. – Прямо олигарх!
– Пап! – снова вмешалась я. – Уходи! Он опасен! Беги отсюда! – Я пыталась схватить его за руку, но ничего не получалось.
– Отстроил… – Олег Маратович тяжело вздохнул, тем самым показывая, что завидовать особо нечему. – Я ведь для большой семьи его строил… Человека толкового нанимал, не поскупился, комнат вон сколько, этажей… А в результате живу в нём один, – закончил он на нерадостной ноте.
Возникло молчание. Уже никто не улыбался.
– Жену прогнал… Оказалась последней тварью. И куда я раньше глядел?.. – Меня удивило, что он может с кем-то говорить настолько открыто и откровенно. Обычно он всё держит в себе и не обсуждает свою личную жизнь ни с кем. – Сына тоже прогнал… Сначала – я его, а потом он сам не пожелал ко мне возвращаться – но то вообще отдельная история. – Он разлил по стаканам коньяк, закрутил крышку. – Ну а у тебя-то как? Давай, рассказывай!
Я вращала головой с одного на другого. Опасалась, что и отец начнёт откровенничать: откроет рот, да выложит все подробности нашего дела… Уж если ему захочется так же в ответ поделиться своими бедами, то начнёт он, вероятнее всего, с самого главного – с убийства. Заговорит по ходу дела про меня, и может случиться так, что Маратыч, как он к нему обратился пару раз, догадается: чья тень бродит по его дому. В первое время я только об этом и мечтала, чтобы он знал, чтобы вздрагивал от каждого звука, ожидая появление духа девушки, которую он убил, но теперь я этого не хотела… Теперь я больше всего не желала, чтобы он об этом знал – я боялась, что он тогда начнёт обращаться ко мне по имени и разговаривать со мной…
– Про Маринку мою слышал? – спросил отец.
Оба разместились за низким столиком с фигурными ножками; Гуля завершала подачу, а я ломала голову: почему отец начал рассказывать свою биографию с момента смерти мамы, истории восемнадцатилетней давности?
– Слышал, слышал… – с грустью произнёс Олег Маратович, после чего задумался, затем вернулся к беседе: – Сколько дочке вашей было, когда она умерла?
– Девять.
Так я и думала! Всё-таки речь обо мне зашла. Я уставилась на отца с претензией.
– Мы тогда с Маринкой… как только она родила Софью сразу уехали в Волгоград, – начал вспоминать отец. – Девять лет мы прожили в Волгограде. Когда Маринку похоронили, я остался с двумя девчонками – там старшая ещё, помнишь? Вероника.
– Да, да… Веронику помню.
– Веронику ты помнишь?! – обозлённо вскричала я. – Как у тебя язык поворачивается произносить её имя, сука?! Веронику ты помнишь?! Как орал на неё, беременную, помнишь?! Как угрожал нам… Как… убийцу своего подослал!
Мужчины произнесли первый тост за встречу, выпили, закусили, расслабились. Отец продолжил:
– Работа у меня командировочная… Пришлось вернуться назад, в мой родной любимый город. Здесь за девчонками была возможность приглядывать, пока я в отъезде, у Маринкиной сестры, Любы. Помнишь её?
– Конечно! – засуетился Олег Маратович. – Ну как я могу позабыть нашу Любочку?.. – Всплеснул он руками.
– Это откуда ж ты всех моих знаешь, скотина?! – не унималась я. – И тётю Любу он, оказывается, знает! И всех он знает! Объясни мне тогда: так какого чёрта ты приказал от нас избавиться? Куда ты глаза отводишь, гад?! Ну-ка смотри на меня! В глаза смотри!
С какой благодатью на лице этот двуличный мерзавец вспоминал каждого названного, при упоминании имён которых лицо у него, по-хорошему, должно гореть от стыда страшным пламенем. Мои разрывающие душу крики терялись где-то в прослойке между моим миром и миром живых людей и до этого наглеца, разумеется, не долетали. Все мои слова будто разбивались о невидимую стену, а я напрасно растрачивала силы. От злости я взметалась в поисках предмета, на котором я могла бы отыграться и с таким остервенением ударила ногой по напольной металлической вазе, что заполняла собой пространство возле камина… Моя истеричная выходка принесла мне некоторое облегчение, так как всё внимание забрал на себя образовавшийся от сотрясения гул внутри сосуда. Должно быть, это произошло не от физического контакта, а от моего энергетического вихря, который я невольно устроила здесь в пылу. Тут я заметила, что собеседники замерли, прервав разговор, на лицах у них появился испуг. Оба огляделись по сторонам, открыв растерянно рты и продолжая вслушиваться – у меня не осталось сомнений, что они его слышали, этот гул, потому что Олег Маратович произнёс следующее:
– Это в камине. Огонь разогнался. Не обращай внимание.
Однако, отца такой ответ не удовлетворил.
– А мне показалось – в амфоре. – Отец указал на железный сосуд, потревоженный мной.
– Да ну что ты! Какая амфора! Это в камине, в трубе.
Я почувствовала враньё в голосе хозяина, и что на самом деле он разгадал происхождение звука, но скрыл это, потому что отец всегда насмехался над всякой, как он выражался, белибердой о привидениях.
– Кстати, как там Любочка-то? – Олег Маратович быстро сменил тему, как только сомневающийся отец вскочил с места, чтобы провести исследование предметов спора. Отца отвлечь удалось, потому как, услышав вопрос, он оставил в покое и камин, и вазу. И вернулся к столу.
– Люба в своём репертуаре… Всё такая же паникёрша. Вся она на нервах, вся тревожная… – ответил он. – Собственно говоря, я после разговора с Любой решил тебе набрать. – Услышав, друг приподнял от удивления бровь. – Приезжаю к ней, говорю: «Знаешь кого я сегодня встретил?» Она как услышала, что Дятла, так чуть в обморок не грохнулась… Кабы не она… не осмелился бы я напрашиваться к тебе на ужин. Ты вон каким стал! Прямо олигарх!
Олег Маратович застыл с бутылкой в руке, подумал о чём-то, затем начал разлив, прищуриваясь, стараясь отмерить ровно. Закрутил крышку. Но тост пока не предлагал – снова задумался. Тут он вдруг чего-то вспомнил и начал хихикать, причём всё сильнее, в итоге перейдя на уморительный смех, что называется, со слезами.
– Х-х-х-х, кого я вспомнил… – Продолжал он заводиться. – Вальку, соседку твою.
Олег Маратович разразился смехом, упав лицом в ладонь и начал растирать по нему сыпавшиеся слёзы, а отец при произнесённом имени залился краской, опустил глаза и стыдливо заулыбался.
– Толстую? – спросил он застенчиво.
– Ну что ты!.. Х-х-х-х… Валька? Она не толстая! Она мускулистая! – поправил Олег Маратович в горделиво-насмешливом тоне. – Помнишь, как она из бани выскочила и погналась за нами?.. В чём мать родила. Когда мы в окно за ней подглядывали. – В Олеге Маратовиче проснулся проказник.
– Да нет, она полотенчиком прикрылась, – вновь смутился отец.
– Да обронила она его! Пока ведро в тебя метала. Х-х-х-х-х… Она ж мастер спорта по метанию копья! Ты что забыл? – Из Олега Маратовича хлестали эмоции; щёки зажглись, глаза блестели. Я снова подметила, что никогда не видела его настолько радостным.
– Не мастер… – Отец улыбался.
– Ну кандидат! Х-х-х… Велика разница! Всё-равно синяк у тебя долго заживал! – Олег Маратович загрохотал ещё уморительнее. – Ой, дураками мы были-и… – Он вытер слёзы радости. – А щенят тех помнишь? Ты всё кобелька себе хотел… Зациклился на этих кобельках: «Заведу себе кобелька… Назову его Адамом!» – изобразил он отца. А после секундной паузы воскликнул: – И не хрена в них не разбирался, в кобельках этих! – Снова громко захохотал, запрокинув голову назад. – Тебе подсунули, ты и взял! Х-х-х-х-х…
Друзья, что называется, угорали. Я и отца никогда таким не видела – несмотря на утраты, что он понёс: мамина смерть, наша с Вероникой. Он как будто впервые в жизни засиял, пускай с глазами скорби, но такими люди становятся, когда в их жизни случается что-то значимое.
Олег Маратович продолжал вспоминать кобелька:
– Вымахал такой – Адам! Ты всё: Адам да Адам… А он оказался Евой! Ха-ха-ха-ха-ха!
Во мне защекотало, и появилась обида на отца. Я посмотрела на него с упрёком, сказала:
– Пап, а чего ты смеёшься? Развеселился так почему? Смешно тебе? Это оттого, что ты пока не в курсе – с кем сидишь за одним столом. Знал бы – убил бы, а не обнимался.
– А как мы с тобой эксперимент проводили в посадках?.. – посерьёзнев, спросил отец, опустив слово «помнишь». Оба притихли, затем продолжили говорить, перейдя на шёпот и оборачиваясь на дверь. – Сколько леса тогда погорело?..
– Говори тише.
– А пожарных сколько тогда понаехало?.. – Отец подтянулся ближе к другу. – Во-от… Если тебя, такого крутого, мандраж начинает колотить при одном только упоминании об этом – смотри как испугался, зашептал, то меня и подавно! До сих пор вспоминать боюсь.
– Бабка твоя нас за это… жгучей крапивой секла нещадно… – подхватил Олег Маратович, говоря тем же полушёпотом, – до красноты, до таких волдырей… Но ведь, главное, обрати внимание, всю жизнь молчала, как партизан! Ни-ко-му, ни единой душе ни слова. Ш-ш-ш. – Он приложил указательный палец к своим губам. – Иначе… разнеслось бы по округе за считанные секунды. Ты же знаешь, она ничего утаить не могла – тут же выбалтывала первому встречному-поперечному! А эту тайну унесла с собою в могилу, что самое удивительное. Да-а, дураками мы с тобой бы-ли-и… Что называется, прошли крещение огнём. – Олег Маратович нервно застучал пальцами по столику. – Да-а, есть что вспомнить. Так про Любу ты начал, а я тебя перебил!
– Про Любу… – Отец на секунду задумался. – Олег, у меня дочку убили. – Это прозвучало как гром среди ясного неба: без какой-либо подготовки.
Сообщение отца поистине шокировало друга. Не глядя на это, отец продолжал:
– Обеих девочек – Веронику вместе с ней.
На лице старого друга застыла гримаса ошеломления – он не сразу заговорил, долго сидел и соображал, как будто не мог усвоить услышанное. Затем нервно плеснул себе в стакан, опрокинул, вытер губы манжетой рукава.
– Рассказывай, как это случилось! – сказал он со всей серьёзностью одновременно вынимая из ящика, что был на расстоянии руки, пачку сигарет (насколько я была в курсе он давно не курил по запрету врачей). Он протянул пачку моему отцу. Оба задымили.
– Следствие – скоро седьмой месяц пойдёт, как стоит в тупике. Я только хожу пороги обиваю, а толку – ноль. Не пойму, чем они там занимаются? Убийство резонансное: кто-то вломился средь бела дня, когда девчонки обедали… – И отец начал рассказывать историю нашего убийства.
Можно сказать, ничего нового я для себя не услышала. Я косилась на него, то и дело пытаясь сорваться с места, поправляла в тех местах, где была не согласна, и удивлялась: почему Олег Маратович, который по идее давно должен был провести параллели между двумя историями, до сих пор делал вид, что не понимает о чём идёт речь. Он откровенно удивлялся и поражался – совершенно неподдельно. Проклинал убийц, высказывался о них в грубой форме, негодовал: как земля только носит этих тварей… Бил кулаком по столу, намереваясь вмешаться в расследование…
– Я обязательно тебе помогу, – произнёс он.
– Видишь ли, друг мой… Олежек… До сегодняшнего дня я и не подозревал… Я так понимаю, ты тоже не в курсе. Получается… – Отец запнулся и приготовился объявить нечто важное. – Получается, что ты… не мне поможешь, Олег… Ты себе поможешь. – Тот вопросительно уставился на старого товарища.
Я пребывала в полном замешательстве, но и Олег наш Маратович, похоже, ничего не понял из слов моего отца, потому как моргал уж очень удивлённо и терпеливо ждал пояснений. Вот мы и пришли к той части моего рассказа, когда в один момент переворачивается вселенная… В день моей смерти для меня всё тоже перевернулось вверх дном, но не настолько. Где-то я была готова к тому, что когда-то умру, возможно, это произойдёт внезапно – я знала, что смерти так и так мне не избежать, но я… Но я никак, никоим образом, ни в одном кошмарном бреду не ожидала когда-либо услышать, что сказал мой отец в ту минуту этому деспоту: «Видишь ли, Олег, Софка приходится тебе родной дочерью. Ты – Софкин отец».
В каминной вдруг стало так тихо, что ничего кроме хруста опадавших в щели угольков не было слышно. Я перевела свой потерянный взгляд на алые, горящие неоном, поленья, на которых выплясывали языки пламени. Что же такое происходит?.. Какая-то вычурная фантасмагория, бредни, обман восприятия мною всего окружающего… Должно быть я умерла, и теперь мне и здесь снятся сны – всякая небывальщина, какая обыкновенно сниться каждому живущему на земле человеку. Выходит, смерть – это сны, прокручиваемые на основе прожитого. Больше ничем я не в силах была объяснить то, в чём мне пришлось сегодня поучаствовать. Я – родная дочь этого ублюдка. Полный абсурд! Да и сам наш дьявол Олег Маратович отреагировал на эту новость испуганно, со вспышкой волнения, похоже, он воспринял её так же, как и я, решив, что разговор ему этот снится. Откуда он знает мою родню, недоумевала я, и не просто знает, а приходит в восторг при упоминании кого-то из членов нашей семьи? Кто поможет мне во всём разобраться? Кто поможет найти ответы в столь запутанном деле?
Тем временем мой отец, я имею ввиду человека, который меня вырастил и воспитал, возился во внутреннем кармане своего пиджака. Я всегда буду считать его отцом, что бы он там не утверждал. Должна признаться, что вела я себя слишком эгоистично по отношению к нему, когда отец решил жениться во второй раз и съехать от нас с Вероникой – мне тогда стукнуло восемнадцать. После этого я, индивидуалистка неблагодарная, называла себя и сестру сиротками, делая вид, будто отец нас забросил, будто его совсем не интересовало: как мы там поживаем одни. В будущем я стала подозревать, что о наших делах он справлялся, но звонил в основном Веронике, потому что со мной, как Вероника пояснила однажды, было сложно разговаривать.
Отец достал фотографию, где были я и Вероника, протянул Олегу Маратовичу.
– Софья справа, Ника слева. – Уточнять было лишне – я только сейчас заметила поразительное сходство между мной и нашим убийцей. Думаю, что заметил и он. Мы с ним были похожи как две капли воды, а я всегда считала себя похожей на мать. Выходит, отец не заблуждался насчёт моего родства с этим монстром – значит, у него когда-то был контакт с моей мамой.
Олег Маратович внимательно рассматривал снимок; его грудная клетка поднималась и опускалась, будто она наполнялась воздухом до предела, но его всё равно не хватало. Сейчас он мог показаться расстроенным из-за потери дочери, о существовании которой он даже не знал, но я-то догадалась в чём тут дело, и о чём он переживает: он не только потерял дочь – он же её и убил, по своей глупости.
– Теперь хоть вспомнил? – спросила я, не сводя с него ненавидящего и где-то сочувствующего взгляда. – Или у тебя напрочь память отшибло?
– Где-то я видел этих девочек…
– Где-то?! – возмутилась я. – А действительно – где? Поройся в памяти – кого ты приговаривал к смерти в последние полгода?
– Кажется, я вспомнил…
– Да неужели? Ври давай – я и не жду от тебя признания!
– На дороге…
– Ну ничего себе! На дороге! – Агрессия из меня так и шла. Я продолжала его ненавидеть, несмотря на открывшееся близкое родство – что бы там не было между ним и моей матерью – оно не имело ни-ка-кого значения при сложившихся обстоятельствах. – Вспомнил? На дороге! Дальше что скажешь?
Тот вспотел, вытер ладонью лицо, начал тереть кончиками пальцев у виска.
– У меня с ними вышел конфликт. Вот эта, Ника, была за рулём. – Ткнул он в фотографию.
– Ника не водит машину, – уверенно вставил отец.
Я глянула на него с укором, так как снова почувствовала будто он нашей жизнью почти не интересовался, зато с уверенностью делал заявления, основанные на устаревших сведениях. Меня вдруг озарило, что… это не отец нашей жизнью мало интересовался, а Вероника стала скрытной. В последние несколько месяцев Вероника вела себя как-то странно и вполне могла утаить от него, казалось бы, безобидную информацию по какой-то своей причине – что она получила права.
– И всё же именно эта девушка была за рулём. Вторая, Софья, ещё сказала что-то о её беременности… Я не обратил на её слова внимания, а скорее не поверил, думал, отговорка. У меня нервы стали ни к чёрту; я им там лишнего наговорил.
– Ника точно была беременна, – подтвердил отец. – Вскрытие показало.
– Вскрытие показало! – вскричала я. – Если бы ты почаще звонил нам, то узнал бы об этом не из акта о вскрытии, а от нас!
Я нервно прошлась по комнате с руками, засунутыми в карманы.
– Кто бы мог подумать, моя дочь… – произнёс Олег Маратович задумчиво. – И чего только в жизни не бывает… Единственная встреча с родной дочерью и при таких обстоятельствах!.. Зачем я, дурак, наговорил ей всякую мерзость… Зачем?.. Ведь я теперь всю оставшуюся жизнь буду об этом жалеть, буду корить себя за свой несдержанный язык.
– За то, что мерзость наговорил?! – возмущённо закричала я, вернувшись на старое место. – А за пулю мне в лоб ты, случайно, себя корить не собираешься? У меня до сих пор тот хлопок в ушах стоит!
– Почему ты раньше молчал? – обратился к отцу Олег Маратович. – Всё могло сложиться иначе.
– Присоединяюсь к вопросу! – воскликнула я и перевела взгляд на отца.
– Да я сам узнал только сегодня… От Любы. Я к ней заехал, рассказал, что тебя сегодня встретил. Вижу, мнётся, что-то её терзает. И тут она меня ошарашила! Софка, оказывается, родилась восьмимесячной, а я об этом не знал. Люба с самого начала знала всё, но скрывала, так как Марина строго-настрого запретила ей рот открывать, а впоследствии она боялась об этом заговорить из-за Софкиного несносного характера. Та была полна сюрпризов, и неизвестно во что бы вылилась эта Любина откровенность.
– А-а-а, вы решили теперь можно – после моей смерти! Уж молчали бы до последнего! Потому что я ведь полна сюрпризов! Вы думали, умерла?.. – Я изобразила девушку, выпрыгивающую из торта. – Сюрпри-и-из! Вот она я! Воскресла!
– Люба собиралась и дальше молчать, – рассказывал отец, – а тут, говорит, Софка ей в снах начала являться. Вероника не снится, а вот Софья частенько. Приходит, Люба говорит, всегда босая, в своих любимых голубых джинсах, затем садится за стол, смотрит внимательно и начинает вести беседу: «Тёть Люб, ты ведь знаешь кто мой отец… Если будешь молчать, случится беда». Просит её в каждом сне: «Давай, не молчи, расскажи!»
Представляю какой удивлённой была у меня физиономия, когда я всё это выслушивала. Тётины бредни просто возмутили меня.
– Я ей снилась? Какого хрена! Ни о чём я таком не просила!
Психика моя больше не выдержала, отчего я рванула к двери. В порыве злости схватила её за ручку и толкнула. Оказалась в холле. Затем распахнула поочерёдно двери, ведущие на улицу – влажный колючий ветер ударил мне в лицо и остановил меня. Я стояла на сырой брусчатке, закрыв глаза, выставив лицо к небу, по которому бежали обрывки серых туч, и с запозданием соображала, что мне, наконец, удалось миновать все препятствия на пути. Охладив своё разбушевавшееся эго, я повернулась к дому: мои отцы стояли в открытом дверном проёме шокированные и напуганные. Смотрели они по сторонам, а не на меня, вероятно ломали головы: какая стихия заставила двери поочерёдно распахиваться?
После того, как я, ощутив слабость, вернулась обратно в дом, Олег Маратович с опаской закрыл за мной дверь.
– Сквозняк разыгрался… – пояснил он. – Не обращай внимания. Здесь у нас роза ветров… Часто такое бывает, если двери не заперты.
Мужчины снова сели за стол. Хозяин разлил по новой порции, как всегда кропотливо, оценивая своим глазомером одинаковый уровень. Стукаться не стали, потому как была произнесена речь за упокой Марины, Софьи, Вероники и ещё одной умершей – матери Дениса.
– Что Марина рассказывала о причине нашего разрыва? – поинтересовался Олег Маратович закусывая.
– Ничего и никогда не говорила про ваш разрыв, сколько бы я не выспрашивал.
– Осуждаешь?.. – Олег Маратович покосился на гостя.
– Не мне тебя судить.
С состраданием и грустью я разглядывала отца, того, кто меня воспитал, словно видела его впервые, словно не смогла его достаточно изучить за все прожитые годы. Чувствовала, что буду сильно по нему скучать. Может бросить к чёрту дворец Олега Маратовича, может оставить его в покое и перебраться к отцу? Я могла бы оберегать его семью: восьмилетнего мальчика, жену, которую из ревности недолюбливала, а умерев осознала, что отец, как и все, имеет право на счастье.
