Степан Витальевич Кирнос
Восхождение к власти: падение «ангелов»
– Так-так-так! Я хочу представить тебе моего гостя, – из-за стола поднялся мужчина в чёрном пальто и показал правой рукой на того, кто в кресле, и Данте на фоне окна приметил на указательном пальце золотое кольцо-печатку, – это Мастер-защитник Фемистокл.
Данте протянул руку для пожатия и увидел крупные широкие черты лица, естественно угловатые губы, которые немного сжались от напряжения, а всё лицо мужчины окаймляли тёмные волнистые волосы и борода.
– Вы Мастер-защитник… только из пекла войны за Крит к нам пожаловали?
– Совершенно верно вы подметили, молодой человек, – напряжение с губ перешло в слабую улыбку, оттеняющую хитростью. – Я там был, с магометанами и израильтянами воевал во славу Империи.
– Вы звали меня, господин Консул Вальтер Вилль? – капитан хладно посмотрел на командира. – Я вас зачем-то понадобился?
– Да Данте, – Консул присел за старое кресло, обтянутое алой тканью. – До меня вчера дошёл твой рапорт об увольнении… ты действительно хочешь нас покинуть? Это так?
– Да, господин Консул. Для меня война окончена, – с уверенностью отчеканил парень. – Теперь у вас будет новый первый капитан роты «Тени».
– Ты говорить о Яго?
– Да. Мой брат сильнее меня, воинственнее, решительнее и мужественнее. Считаю, что он больше подходит на эту должность чем я.
– Ох, один из моих лучших офицеров подал в отставку… что за день сегодня паршивый, – лицо Консула отразило внутреннее недовольство. – Да и что тебя потянуло на гражданку?
– Господин, я как первый капитан потерял большую часть своей роты… за одну операцию полегло сороку человек. Господин, для меня, как для офицера дни сочтены, и я хочу посвятить их своей семье.
– Ах, вот что тебя ждёт там… ты решил променять воинское наше братство на тёплый домашний очаг, – Вальтер оперся ладонью на кулак. – Да и недавно от Канцлера пришёл приказ в Министерство пропаганды, чтобы они создавали отличный образ семьи. А Министерство социальных трат будет увеличивать выделение денег на семьи.
– Господин Консул, я заметил в ваших словах недовольство.
– А кто служить будет? Эх, не тот нынче орден «Палачей». Раньше мы были братством, а теперь каждый бежит кто куда. Ладно, рапорт я твой приму, мне делать нечего.
– Господин Консул, поверьте, у вас ещё будет множество добровольцев и воинов, которые могут верно послужить Империи.
– Ты прав, но кто гонять будет этих молокососов? – возмущённо спросил Вальтер. – Хотя, ты знаешь, я пока не буду подписывать твой рапорт. Понимаешь, сейчас ты, наверное, перегрелся в битвах… слишком много крови. Ты ступай, отдохни. Я тебе даю отпуск на шестьдесят суток.
– Господин Консул? – удивление охватило голос капитана небольшой дрожью.
– Да. Я сейчас подготовлю бумаги, – Консул одним движением руки лихо вынул чистый бланк из кучи белых исписанных листков. – И завтра ты отправишься в отпуск. Поверь, тебе сейчас нужно просто отдохнуть… а военные операции? – Консул слабо усмехнулся. – Я сегодня лично вам сказал, что война окончена и поверь, больше не с кем воевать.
– А аравийцы и израильтяне?
– С ними Канцлер завтра вроде заключит договор о мире, – вмешался Фемистокл. – Благо, ваш Император смог защитить вольную Грецию под своим крылом от них.
– Наш император, – жёстко сказал Консул. – Вольная Греция… как же утопична была ваша афинская идея, Мастер-защитник.
– Не скажите, милостивый господин. Я лично пробился из аристократических низов города в его правители. Афины бились против других греческих городов-государств, а на востоке отбивались от орд тюрков.
– Но ведь вас стеснили. Вам пришлось принять нашу помощь и власть Канцлера, – давит Консул. – Вы же отрицать не станете?
– Конечно же нет… я рад, искренне, что ваш Канцлер взял нас под свою власть, под своё тёплое крыло.
Данте на секунду вспомнил, что Рейх пришёл на юг Балкан, когда там царил самый настоящий хаос, и жестокая война раздирала тот многострадальный край. Афины и Новая Спарта рвали друг друга на части, остальные города-государства сплелись в смертельной схватке за крохи былого величия. На севере гремела война с Вольным Союзом и ядерные ракеты месили его территорию, обращая в пустошь просторы зелени и превращая в пыль горы. На востоке тысячи пиратов и ставших варварами наследников турецких государств стремились урвать кусок от Балкан покрупнее.
Операция «Восток» положила этому конец, и когда, покорив Эпир, войска Императора проникли на Балканы, то они не встретили особого сопротивления, если только не считать разорённые города вызовом для экономики Рейха.
– То-то же, – поучительно пробурчал Консул. – Слава Христу, что у ваших владык хватила разума всё принять и избавиться от пантеона эллинистических богов.
На слова командира зазвучал еле слышимый шёпот:
– Это же был памятник древности и свободе… проклятые варвары.
– Вы что-то сказали?
– Нет-нет, – ехидно улыбнулся Фемистокл. – Лишь воздавал хвалу вашему Канцлеру, да будет благостно его имя.
– А что вы вообще делаете в кабинете Консула, господин Мастер-защитник? – неожиданно разразился вопросом капитан. – Я прошу простить мою дерзость, господин Консул, но этот человек должен после битвы вместе со своим Афинским корпусом17 вернуться в свой город.
– Я обсуждал с вашим Консулом стратегические особенности вчерашней операции. Делился военным опытом, можно так сказать. А вы… не хотите ли прогуляться? – перевёл тему Фемистокл и поднялся с кресла. – Я, пожалуй, пойду.
Данте перевёл лик на своего командира, став того сверлить тяжёлым буравчатым взглядом, на что получил твёрдый ответ:
– Капитан, я вам всё сказал. Через два месяца дадите окончательный ответ, а сейчас я вам приказываю отдыхать.
– Есть, отдыхать.
Капитан лишь слегка поклонился и поспешил на выход, не заметив для себя, как оказался в прохладном коридоре с человеком, который ниже его примерно на пол головы.
– Пойдём, пройдемся, – приложив руку к спине Данте, слегка его, подтолкнув, подошёл Фемистокл, и они вдвоём вышли на улицу.
Данте ощутил, что холод штаба сменился на тепловую волну, неприятно ударившую в лицо. Валерон ощутил весь нагнетающий жар утра, который медленно перетекает в день, однако тут же его отвлёк недавний знакомый, который схватив его за рукав, оттянул подальше у солдат, и они встали в метрах двадцати от огромного здания, предоставив себя полностью пеклу.
– Фух, вот это я понимаю погодка, – утёрся Фемистокл. – Прям как у меня на родине, в Аттике.
– Вы ведь были Мастером-защитником Афин до прихода Императора? Что же вас заставило перейти на нашу сторону? Да и почему вы до сих пор носите этот статус?
– О, мальчик, я смотрю, в политике ты совсем не разбираешься? – почем бороду, с хитрецой улыбнулся мужчина. – Тебе бы да пару раз со мной на Конгресс городов свободной Эллады, да посмотреть на то политиканство.
– Давайте к ответу на мой вопрос, – сердито сказал капитан, сложив руки на груди.
– Да, давай. Знаешь, только ваш Канцлер смог остановить ту бойню, которая развернулась у меня на родине. Мы были готовы друг друга истерзать в политических дрязгах и спорах. Кем мы были? Просто кучкой государств, грезящих о величии древности. А титул, ты спрашиваешь… это просто знак уважения афинян и моё положение. Ведь я назначен ответственным советником за оборону города, в случае нападения.
– А что же свобода? Все государства, с которыми мы бились, держались за свою власть, веру и устройство, прикрывая её свободой. Лига Севера, Сицилийское Княжество, Иллирийская Тирания, Пиренейская Теократия – все они бились практически до последнего солдата.
– Ну, есть же те, кто добровольно стал частью Рейха, – с поддением сказал Фемистокл.
– Разве что пара, – Данте поднял голову на небо, пытаясь вспомнить их. – Венецианская Аристократия и то, когда её прижали… да и вы. Больше я не могу вспомнить.
– Что же не много тогда стран привели благоразумие, – усмехнулся Фемистокл.
– Но ведь потеряли свою свободу, веру в богов и стали частью единого имперского механизма. Для многих такой вариант развития событий был неприемлем.
– Ничего ещё не всё потеряно ещё далеко не вечер, – странно и самодовольно себе под нос пробубнил Мастер-Защитник.
– Что вы хотели сказать Мастер-Защитник? – возмутился Данте, кинув суровый взгляд на полководца.
– Ничего-ничего. Просто говорю, что в лоне Империи моя родина станет намного сильнее и могущественнее.
– Это так. А почему меня звали? Зачем вообще вытащили из штаба?
– Да у меня есть к тебе одно предложеньеце. Ты же вроде как собрался уходить из ордена «Палачей» как я слышал?
– Ну да. Только вам от этого что?
– У меня в Афинах есть участок Пельтастарии, который нуждается в милицейском стратеге.
– Пельтастарии? – смутился капитан.
– Это афинская милиция. У меня на участке одном стратега не хватает. Я думаю, ты мог бы занять его место, – тут же речь Фемистокла сделалась куда проникновеннее и наполнилась оттенком лукавства. – Или может, ты желаешь чего-то иного? Я знаю, что у тебя есть жена и дочка и ты мог бы обеспечить им по истине райское пребывание в Афинах.
– Я… так! А откуда ты знаешь столько обо мне? Кто из моих тебе ляпнул?
– Нет, мне Консул ваш поведал, что вы хотели бы сменить место работы. Поверьте, я знаю, что это значит, когда охота обеспечить семью. Ну же, первый капитан «Теней», я предлагаю вам работу, от который вы вряд ли сможете отказаться.
– И что же вы хотите?
Фемистокл лукаво улыбнулся:
– Ваш закон «О вольном статусе Южных Балкан», дал нам возможность иметь свою гвардию, которая подчиняется нашему парламенту и Канцлеру. Я хочу, чтобы вы стали её верховным стратегом, если вам милиции мало, – увидев смущение на лице Данте, Фемистокл подхватил речь. – Не прибедняйтесь, капитан! Я читал ваш послужной список и то, что в свои годы вы всё ещё капитан… удручает.
– И что же я буду делать?
– Вам не придётся лично лезть под пули и подставлять грудь под лучи лазерных пушек. Афины хоть стоят на краю обороны, но аравийцы, турки, или ещё какая-нибудь вражина к нам не сунется. Вы станете полководцем, обеспечите семью богатством и славой на долгие лета, – губы Фемисткла расплылись в улыбке. – Я думаю, от этого трудно отказаться.
Размышления Данте были не долгими. Он всегда служил всему Рейху, начал войну против отребий кризисного мира и выступил в бой на полях бесчисленных сражений, как сторонник Империи и Канцлера. Да, он вспомнил, что в Великом Коринфе его ждут Сериль и Марта, которые всей силой души желают, чтобы их защитник и глава семейства нашёл почётное место, стал уважаемым членом имперского общества. Но в то же время они для него намного важнее, чем все сокровища мира, вместе взятые. Да и внутри Данте не утихает чувство, что Фемистокл что-то скрывает и в его хитрых глазах он видит это. Служба одному городу и одному региону, который по величайшей милости Канцлера, сейчас немного свободнее, чем остальные территории, не будет для Данте спасением от опасностей, так как она сменит свою форму, сбросит одеяние снарядов и пуль, переодевшись в саван политических разборок и интриг. Для Данте это не выход, не возможность быть с семьей, а всего лишь шанс на получение «кандалов», и ограничений, тотальной привязки к работе, только если в армии «наручники» грубые, холодные, то на посту верховного стратега они станут позолоченными и комфортными, однако всё ещё отделяющими его от семьи.
– Простите, я, пожалуй, лучше останусь первым капитаном «Теней», на службе Рейха, чем буду служить одному городу, – утвердительно вымолвил Данте, уставив суровый взгляд прямо на Фемистокла.
Губы мужчины едва-едва дёрнулось, лицо же осталось таким же, выражающим призрачную изворотливость, тень плутоватости.
– Что ж, какая всё-таки жалость, господин капитан. И всё же, я вынужден настаивать. Вы смогли бы обеспечить свою семью и слава… слава героя Афин покрыла бы вас неувядаемым покровом.
– Мой ответ такой же, господин Фемистокл. Лучше оставаться капитаном «Теней» и продолжить нести службу всему Рейху дальше, нежели оберегать один город. Губернаторы, министры, священники и солдаты – все мы несём клятву послушания всей Империи, а не отдельному региону.
– Я вас понимаю. Вы прошли столько битв и протоптали столько дорог… где вы родились? Сиракузы-Сан-Флорен? И где вы сейчас? Ох, Данте, я предлагаю вам больше, чем деньги, славу и роскошь. Я хочу вам дать малую родину, дать вам дом и свою землю, за которую вы смогли бы сражаться.
– Мой дом – Рейх, за него и бьюсь, – «свинцовыми» словами оформил свой отказ капитан. – Нет, вы сможете найти другого человека для этой работы. А теперь извольте, мне нужно идти и собирать вещи.
Офицер стал удаляться от Фемистокла, который остался стоять на том же месте и смотрел вдаль на Данте, который с каждой секундой уходил всё дальше. Правая рука полководца опустилась к карману жилетки, и через мгновение оттуда показалось дискообразное металлическое устройство, зажатое в пальцах.
– Господин, – обратился Фемистокл. – Я хочу сказать, что привлечь кого-либо из ордена «Палачей» к нашей великой миссии… созданию безопасности для Афин не удалось.
– А что с герцогом Доуху!? – раздался грубый мужской голос, исковерканный помехами. – Он дал вам утвердительный ответ?
– Пока ничего внятного, господин. Мы могли бы его привлечь, если бы он ушёл в запой. Я хотел поговорить… как его… с Андронником, но тот куда-то успел улизнуть после боя.
– Что ж, – прозвучал слабый рык. – У нас сейчас и так достаточно союзников для нашей великой цели, но всё же радостно было бы видеть ещё пару сторонников.
– Да, господин. Я хотел бы ещё раз поговорить с герцогом. Мне кажется, в этот раз я смогу его убедить стать нашим помощником.
– Ладно, Мастер-Защитник, нам следует перейти к следующему этапу нашего плана. Приступайте к его исполнению, убедите Доуху и готовьтесь навестить Афины.
Глава 5. Тёмные замыслы
Следующий день. Афины.
За окном стоит жаркий летний день, яркое палящее солнце взошло в зенит остановившись на небосводе подобно яркой лампочке, озаряя великий город. Над головами множества людей стелется светло-голубая небесная гладь, радующая глаз своей чистотой и светлостью, словно это символ того, что времена бесконечных воин и запустения в городе прошли, уступая место величественному времени покоя и благодати.
Афины, за то недолгое время пребывания в лоне Империи, превратились из захудалого городка, задыхающегося под собственным весом, социальными нечистотами и исполинского коллапса, в сиятельный град славы и величия Рейха, в бриллиант всей Греции. Вместо полога руин, теперь высятся небоскрёбы и высокие дома, магистрали сменили разрушенные улочки, а новая, крепкая власть стала в городе незыблемым абсолютом, которую все должны бояться, капища ложных богов обратились в сияющие золотом и серебром храмы Империал Экклессиас, где от утренних литургий и месс до вечерних и всенощных, чтут и славят Господа.
И вся эта картина новой славы и величия видна из окна трёхэтажной постройки, выкрашенной в цвета бархатного рассвета – нежный розовый цвет объял здание, а его крыша выложена красной черепицей. Внутри постройки, на самом третьем этажей, в небольшой комнате, пол которой выложен паркетом, стены обклеены белоснежными обоями с узорами растений, звучит механическая речь и тембр металла:
– Господин Мастер-защитник, я хочу всего лишь вам сказать, что тогда, Императору пришлось пойти на такой шаг из безвыходности, поскольку наши шансы на победу, согласно всем полученным данным, исчислялись менее двадцати процентами, – на секунду металлический гортанный перезвон утих. – У Империи не осталось иного выбора, нежели применить ядерное вооружение.
– Ха-ха! – рассмеялся Фемистокл, на котором развивается обычный светлый хитон, с такого же цвета плащом. – Вот она – сила Рейха, не так ли, Андронник? И вам не жалко всех тех людей, которые сгинули в вихре атомного огня? Вам не жалко, что города стали пылью, что зелёные поля теперь серые реактивные пастбища?
Полумеханический воин, чистые ярость и рвение, холодный разум и стальная логика, заключённые в союз металла и плоти, стоит в ярко-алом костюме, который представлен плотным кожаным панцирем, штанами и сапогами, поверх которого объёмная плащ-накидка с капюшоном, скрывший лицо.
– Вольный Союз оказался более подготовлен, более технически оснащён и заручился поддержкой северных коммунистических еретиков, и вероятность нашего поражения была не менее семидесяти процентов, что негативно сказалось бы на всей геополитической карте Европы, – хладно сказал человек, стоящий на красном ковре перед большим полукруглым столом, за которым, под самым окном, устроился мужчина.
– Да и во имя этого нужно было сжечь миллионы людей… вот это я понимаю, расчёт, – усмехнулся Фемистокл, – даже в Афинах, во время самых жестоких времён самые коварные политиканы были более милосердны.
– С точки зрения целесообразности, это было наиболее верное решение, которое помогло нам отбросить тьму назад перед светом прогресса. Если провести исследования дальнейших путей развития мира, если бы мы не применили ядерное вооружение, то все срединное Балканы, да и вы, сейчас были под пятой бесчеловеческого коммунистического режима.
– Вот она… великая цель Империи. Срединные Балканы… техно-варвары и македоняне всех мастей, все те, кто жили к северу от нас – вы же и по ним прошлись огнём и мечом, – с лёгким недовольством сказал мужчина, почёсывая бороду.
– Вы что-то имеете против исторической деятельности Рейха, – с лёгким оттенком давления заговорил Андронник. – Вы должны помнить, что критики действий Рейха по строительству государства запрещена и преследуема на основании статьи двести девяносто пять точка три Кодекса уголовных наказаний.
– Нет, что вы… – с лукавой улыбкой отмахнулся Фемистокл. – Я просто хотел сказать, что политически Рейх не таков, каким пытается себя показать.
– Что вы хотите сказать этой репликой? Мне показалось, или мои аналитические центры голосового и лингвистического анализа показывают недовольство, проецируемое на Рейх?
– Нет, что вы, – аккуратно стал говорить Фемистокл, чувствуя, что Андронник ощущает его настроения. – С чего мы вообще начали этот диалог?
– Вы позвали меня, чтобы предложить сотрудничество в одном деле и спросили – что случилось с Вольным Союзом, а затем мы перешли к спору о том, прав ли был Рейх в использовании ядерного вооружения.
– Да-да-да, – искорки лукавства блеснули в глазах Фемистокла. – Насчёт сотрудничества. Как ты оцениваешь моё предложение присоединиться к моей кампании «ТехМаршалл»?
– Вашей компании? – нотки возмущения прорвались через безжизненно-металлическую речь киберария. – Она вам не принадлежит.
– Оу, я прошу простить меня за стол опрометчивое заявление, – с толикой обманчивости сказал Фемистокл. – Она находится в ведении вашего военного ведомства, как его… Министерства нападения, но я крайне удивлён, почему ваш Канцлер решил не сделать её подведомственным учреждением, а выделил в государственную кампанию, да ещё и привлёк меня к участию в Совете управляющих. Очень странно, не находите?
– Это вы можете спросить у Канцлера, но не у меня, поскольку я всего лишь мелкая шестерёнка в механизме Рейха.
– Какая жалость… я вас хочу призвать под своё руководство, командовали бы новоиспечённым подразделением воителей в экзо-броне, получили бы знаменательную должность. Чего вам это стоит? Давайте, в самом деле! Всем Афинам от вас будет польза!
– Мне стоит отказаться – я слуга Императора и мне этого достаточно. И сейчас, Аттика и так в одном из самых лучших состояний.
– Да-да, но я вам так скажу, раньше Аттика была лучше строена в плане в частного производства и высших военных кадров.
– Вы говорите о том, что Аттика раньше была более лучше устроена, хотя, если обращаться к моим базам данных, то по всем экономическим пока затем, ваши слова… мягко говоря – ошибочны. Но вы вообще помните, как и почему ваша страна пришла под власть Императора, ведь это вы выступили в Буле за присоединение Аттики к Империи и ведь это вы потом, перед Новой Спартой, Критом, Аргосом и другими городами говорили о власти Императора.
Фемистокл опустил взгляд и плоская, залакированная поверхность стола отразила печальный лик, в котором он узрел слабость и блеск прошлого, а память его унесла в те времена, когда над Аттикой все ещё развивалось знамя свободной страны.
В те времена, тогда залу наполнила абсолютная тишина, и никто не смеет её нарушить. В огромном помещении, представленном в виде амфитеатра, выложенного мраморными плитами и возвышающимся на шесть этажей ввысь и по широте, не уступая половине жилого дома, проходит заседание всех высших правительственных чинов Вольной Аттики. Потоки света, бьющие из множества неоновых и обычных ламп накаливания, погрузили закрытый амфитеатр в потоки яркого света, отчего становится видно каждого сидящего здесь и человек, который посреди здания, может разглядеть каждого.
Фемистокл помнит, как в самом центре амфитеатра расположена мраморная трибуна, уподобленное столу судье, за которым сидят три человека и взирают на собравшихся. Тут представители Демы18 военного дела, Демы финансов, Демы тяжёлой промышленности… все ведомства правительства Аттики собрались на то, чтобы послушать доклады разведки и Демы внешнего взора.
Сидящий в центре на трибуне, мужчина лет сорока, обросший стриженой кучерявой бородкой, облачённый в кремово-белые одеяния, вытканные в парадную военную форму и прищуренными глазами, за которыми скорбь и боль смотрит за собранием. Внутри, в душе он чувствует, что старый мир уходит, а вместе с этим их покинет и независимость, свобода Афин и Аттики… и всей Греции. В его руках сжат тонкий электронный планшет, с множеством инфо-данных, которые холодным языком букв и чисел говорят о том, что конец его родине близок.
– Проклятье, – выругался человек, почесав бороду; он искренне недоумевает, что сейчас, в это же время неподалёку будут проводиться заседания народа по поводу новой веры, которую несёт некий Карл, явившийся с востока.
«Когда им стоит думать о защите города и страны, они предаются праздным разговорам о вере и религии», – возмущённо твердит себе мужчина.
Все расселись и не осталось мест ни для кого, что стало сигналом к началу заседания правительства Аттики. Среди сотен человек поднялся один, в белоснежном костюме, поверх которого вьются вольные ткани, потакая стилю древних греков. В этом человеке сидящий на трибуне узнал Архонта Буле, главу правительства, который голосом крепким задал вопрос, говоря в микрофон и множественные колонки превратили его речь в басовитое эхо:
– Говорите, Мастер-защитник Фемистокл, в звании великого стратега, зачем вы нас сюда призвали в экстренном порядке? Разве имелись для этого веские основания!? Я читал ваши доклады и не нашёл в них ничего страшного.
«Разве этот… болван не видит, что наша страна загибается в агонии? Разве он не видит, что с юга наступают отряды Новой Спарты в союзе с бандитами Африки? Разве его, заплывшие жиром глаза, не видят, что с востока нас теснят воины Новой Турции и Аравийских Эмиратов? От Иллирийской Тирании ничего не осталось, Союз Вольных Наций стал радиоактивной пустошью по воле западного Императора, а на островах развелось пиратов как мух на помойке. Он ничего не видит!», – в мыслях возмутился мужчина и поднялся с места, говоря предельно сдержанно и спокойно:
– Дорогие Афиняне, граждане и правители Аттики, мои братья и сестры, я прошу вас внять не только моим сухим отчётам, в которых вы можете увидеть данные разведки, но и личным рассказам моих агентов и шпионов.
– Ну давай послушаем тебя, Фемистокл, – недовольно заголосил один из правительствующих мужчин. – Но не думай, что мы тебе вот так вот поверим… во всяком случае, прорицатели и жрецы богов говорят, что ничего страшного нас не ждёт.
Недовольный сдержанный рык Мастер-защитника едва не был пойман микрофоном и не ретранслирован в колонки.
– Боги… как будто старый пантеон знает, что необходимо нам.
– Не богохульствуй! – раздались сорванные крики какой-то женщины. – Наши боги указывают нам правильные пути и даёт нам истинные ориентиры, указывают пути и плетут наши судьбы.
– Боги… где были боги, когда пали западные рубежи? Где были боги, когда мы потеряли Великий Коринф? Где были боги, когда наши граждане в море были убиты пиратами? – отчаянно вопрошает Фемистокл. – Ну ладно, давайте поговорим о шпионах, – мужчина коснулся планшета и парой кнопок активировал файлы, став их сухо зачитывать. – Перикл сообщает, что Турецкий Султанат готовится к налёту и захвату на западные рубежи для создания плацдарма для захвата Афин и всей Греции. Султан отправлял депешу Оман-паше, заведующему западным флотом, чтобы он готовился к войне с пиратами и афинянами.
– И?! – вскричала одна из женщин. – Я чувствую, куда вы клоните, Мастер-защитник. Вы хотите объединить разрозненную Элладу в Новый Коринфский Союз или Амфиктонию всех Элиннов, хотите, чтобы Ареопаг, и мы дали вам денег на защиту! Но извольте, – недовольно поморщилась дама. – Мы должны тратить наши бюджеты на людей и их потребности, мы должны тратить наши бюджеты на то, чтобы те, кто участвует в делах политических и экономических, чувствовали себя как можно было лучше! Милитаристской политике едва ли место среди в жизни достопочтенных граждан Аттики!
Фемистокл сжал губы от потаённой злобы. Он любит свою родину, но ныне на ней кандалы из слабых политиков, и он искренне завидует своим соседям – Новой Спарте и Коринфу, Аргосу и Криту, где люди воинственны и яростны. Все эти слова о благополучии граждан – пустое сотрясение звука, ибо он, идя сюда видел покошенные здания и разваленки, кривые узкие улочки пронизывают полуразрушенный град подобно полумёртвым артериям, по которым бегут нечистоты.
– Что ж, – подавив вспыхнувший гнев и прокашлявшись в кулак, Фемистокл спокойно продолжил, – вот тогда вам доклад Антониуса – «Цари Новой Спарты, и воители Аргоса в союзе с некоторыми африканскими бандитскими кланами готовят план по покорению всей Греции и Балкан. Находясь в воинских структурах, становится виднее, что наши прошлые союзники занимаются подготовкой войны против нас. Я сообщаю – объединённые силы Аргоса и Новой Спарты, поддержанные десятками тысяч наёмников Африки, Афинам не удержать.
– Ложь! Наглая ложь! – взревела какая-то женщина, наполнив пространство пронзительным наглым голосом. – Вы всего лишь требуете из нас денег! Вы хотите отобрать блага у народа!
– Тише-тише! Ради всех богов! – раздался громкий басовитый голос председателя. – Господин Мастер-защитник, скажите, что вы нам хотите предложить?
Фемистокл окинул залу, где половина человек готова была его растерзать. В их глазах он видит только яркую пылающую злобу. Тут сидят представители всех партийных фракций Аттики – социалисты, демократы, либералы, социал-либералы, зелёные, анархисты, феминистки, представители меньшинств и горсть правых сил, которые взирают на него снисходительно. Он знает, что большинство политиканов на него смотрит на как человека, высасывающего деньги и отбирающего их у народа. Они думают, что армия это – куча мужиков и женщин с автоматами, на которых можно не тратиться, ведь народ требует развлечений, забав о войсках и безопасности… ведь торговые связи, которые держали крупные коммерческие компании и кланы создавали иллюзию безопасности из-за налаженных торговых путей.
– Я, со всей скорбью в сердце, – аккуратно и сдавленно заговорил мужчина, – со всей жалостью в душе, вам сообщаю – на западе, грядёт новый порядок. На севере, вы же помните Вольный Союз? Вы же помните, что там раньше было множество народов и стран? Так вот – теперь они часть единого механизма Рейха, страны, за которой тянется новый порядок. Я буду короток – с учётом того, что нас готовятся сокрушить на юге, с учётом того, что с востока сабли точат Турецкий Султанат и Аравийцы, я предлагаю нам самовольно вступить в состав Империи Рейх!
Сию секунду раздался такой ужасный ум и гам, и шквал неистовых проклятий обрушился на него. Фемистокл стоял будто оплёванный, терпя и превозмогая тот ушат помоев, который на него вылили и продолжают лить под громогласное и неистовое улюлюканье и страшные, истошные вопли недовольства. Лишь тихий шёпот сорвался с губ Фемистокла, которого никто не услышал:
– О, боги, я клянусь… когда-нибудь, я верну свободу нашей великой стране.
Мастер-защитник оторвался от воспоминаний, подняв отяжелевший, полный скорби и ненависти взгляд на киберария, подавленно произнеся:
– Да, я помню… всё помню. Помню, как их умалял, помню, как говорил, что они итак станут частью Рейха, только не по воле росчерка пера, а по воле меча и огня, который несёт с собой Рейх. Помню, как отговаривал их от глупых предложений советоваться с волхвами и жрецами…
– То есть вы больше не верите в богов?
– А вы как будто верите?! – недовольно и вопросительно буркнул Фемистокл, смотря на холодного воителя железа.
– Да, – донёсся неожиданный ответ Андронника. – Вера во Христа разжигает тлеющий уголь моего существования, она поддерживает меня и её свет стал мне маяком в жизни, – киберарий взглянул на металлическую ладонь, утянутую перчаткой. – Она – всё, что у меня осталось.
– Хах-ха, – просмеялся Фемистокл, и приложил ладонь к бороде. – Как же я тебя сразу не признал… как же…
– Вы о чём?
– Рыцарь Ордена из Торрента, Военный прелат Рима, Глава папской Кибер-гвардии и посол Апостолов Информакратии на Балканах… это было давно, но я помню, как ты был в Афинах… я тогда был ещё ребёнком, но я помню тебя и как ты разговаривал с моим отцом о членстве в каком-то Ордене.
– Что ж, это те истории жизни, о которых мне говорить не хотелось бы, господин Мастер-защитник Фемистокл, – голос Андронника стал ещё холоднее и железнее. – А теперь позвольте мне откланяться… я аудиосенсорами уловил, что вот минут пять у вас возле дверей топчется человек и ждёт вашего приёма.
– Хорошо, – сел за кресло мужчина. – Позови его, а сам… ступай.
Киберарий покинул комнату и его место занял другой человек, вид которого вызывает удрученное стояние на душе. На два размера больше тёмная мрачная кофта стоячим воротником упирается в щетину. На лице, в глазах, которые смотрят на мир потухшим взглядом обречённости и ненависти, можно прочесть сказ о самой великой потере, которую может понести человек. Грязные брюки уходят в потёртые, покрытые тонким слоем пыли сапоги, видимо давно не чищенные и не мытые. Фемистокл бросил взгляд на ладони мужчины, когда те легли на бока кресла и заприметил лёгкую дрожь, а комната наполнилась практически не распознаваемыми нотками перегара.
