Степан Витальевич Кирнос
Восхождение к власти: падение «ангелов»
По планшету застучали пальцы на которых специальные сенсоры, позволяющие контактировать с экраном, и высветились слова:
– Я – представитель Рейха. Спрячьтесь в старом маяке господина Джека. Старик поддержал Союз, но принимает бывших пленников его. Только если вас встретят, скажите, что поддерживаете сепаратистов. Уходите через чёрный вход. – Прежде чем выйти, Андронник снял с себя автомат, дёрнул какую-то рыжеволосую даму, в джинсах, белой рубашке и кожаной куртке, остановив её и протянув автомат с боеприпасами.
Девушка поняла всё без слов и дрожащими руками взяла оружие, помотав его в руках. А киборг вспомнил немного о старике Джеке, который раньше работал на корабле имперского флота. Мужчина был не совсем обычный бывший моряк, хоть и курил трубку, жил в здании, которое раньше было маяком, занимался строительством деревянных лодок на продажу. Служба в элитном корабельном отряде44 давала о себе знать тем, что он обустроил своё жилище, как крепость. Андронник был знаком с ним, ибо как-то раз его позвали оценить в здешних местах перспективы для установки электростанции и Джек пояснил, что это будет нецелесообразно, только используя далеко не научные обороты. И запомнил он его как надёжного, добродушного, верного Империи, но готового на маскировку и ложь ради сохранения жизней людей. И киберарий доверяет ему, отправляя к нему беженцев, которых он может укрыть, а мятежникам сказать, что это партийная ячейка сепаратного движения, укрывшаяся от боёв в городе.
– А как из него стрелять? – спросила девушка, выдернув Андронника из его размышлений.
– Затвор передёрнут, жми на крючок, – написал киберарий и убрал планшет, прикрепив к бедру и отойдя ко входу, смотря за тем, чтобы сюда никто не пришёл.
В городе он услышал грохот взрывов и стрекотание очередей, так же ветер доносил крики людей, стоны и вой. Хоть у него сердце стало механизмом, душа обращена в осколки, но всё равно его что-то терзает изнутри, что-то доставляет боль от всего происходящего.
В здании, когда его покинули девушки, снова воцарилась прерывистая тишина. Воин осмотрел тела в поисках информации, рабочий стол, но ничего не нашёл и только собрался покинуть это проклятое место, как во входе показалась высокая фигура. Это мужчина, на котором увесистая «околомонгольская» техно-броня – хатангу-дегель, только всё выполнено из листов металла, от неё раздаётся звучание и шум приводов, а на спине источник энергии. Суровое лицо не покрыто – узкие карие очи смотрят на Андронника, на щеках шрамы, а восточные усы опускаются едва ли до конца подбородка.
Киборг узнал его. Таймураз Эшбек – один из немногих выходцев с востока в Империи, который стал Консулом ордена «Крылья ветра», и тот, кто поддержал мятеж Фемистокла. Был вторым человеком после Конвунгара Чжоу в личной армии Первоначального Крестоносца.
– Ах ты шайтан проклятый, я пришёл посмотреть на славных дев, опробовать нескольких, а тут ты – сын шакала, – недовольно заговорил военачальник. – Что ж, Фемистокл предупреждал, что враг коварен и позарится на объекты нашего великого культа. Сначала вы разрушили храмы богов, затем установили свои порядки в славной Греции. Это было преступлением, хоть я тогда не понимал… но затем великий меня просветил.
В ответ лишь холодное молчание.
– Что? Осуждаешь нас? Да что тебе до этого, ты всего лишь жалкий прихлебатель режима, убогое порождение Рейха. Что мне перед тобою распинаться?
Андроннику нечего сказать, нет устройства которое бы это позволило и поэтому Таймураз продолжает монолог:
– Вот что ты заткнулся? Точно осуждаешь, а за что!? За то, что мы выбрали свободу? Да, ты так и думаешь – «променяли свободу на прогресс», а на фига нам ваш прогресс если он убивает меня? Я как баран скакал по полям битвы, сотнями пожинал во имя Императора и единственное чего я добился от него – холодное одобрение. Ты понимаешь! Ни одного похвального жеста… только новые задания и молитвы, новые походы и проповеди.
В ответ Андронник только может одарить холодным взором.
– А Фемистокл? Я не мог пару лет выпросить у Канцлера возможности жениться, а Фемистокл наделил меня таким женским вниманием, дал стольких девушек…
На тонких губах Таймураза появилась кривая улыбка:
– Но больше всего меня бесит, что Канцлер решил поиграться в отца для нас, хотя таковым не являлся. Щепотки его внимания… а на кой они мне? Я достоин большего! Я достоин истинной власти! Она была у меня ещё до Канцлера, до его Рейха. Я помню её вкус, помню, что значит быть вольным, что значит править. Твой Император меня лишил её, сделал обычным воякой… но Фемистоклом нам обещано большее.
Но опять молчание покрыло слова врага.
– Да что я с тобой тут говорю, – резко сказал Таймураз и обнажил клинок – длинную саблю, с которой ринулся на киберария.
Андронник отступил назад, давая клинку впиться в пол, а затем одарил врага парой ударов в корпус, металлом проминая металл. Таймураз отпрыгнул назад, проводя одновременно восходящий удар, и лезвие его клинка порезало слегка подбородок киберария. В глазах зарябило, и сторонник Рейха стал медленно пятиться, чем и воспользовался Консул – резким прыжком вперёд, он ударил Андронника в грудь и заставил его упасть. С грохотом киборг оказался на земле и стал ползти, как понял, что в левое плечо ему угодила сабля. Таймураз провернул клинок, и сочленение разорвалось, а вместе с ним и отсеклась конечность.
– Ты слишком слаб! – возопил Консул.
Андронник поднялся и потянул рукой за пазуху. Там он сорвал взрывчатку и активировал её нажатием пары кнопок, пустившись в бег. С прыжка он оказался на груди противника и за спину, в пространство между батареей и костюмом, опустил «взрывпакет» активировав заряд.
Прежде чем всё было уничтожено взрывом, Андронник успел отключиться и вернуться сознанием к себе. Секунды хватило бы ему, чтобы предаться мимолётному эфемерному ощущению сладости от победы, но подобие радости от победы над ещё одним военачальником врагов была прервана передачей, и ослабевшей рукой Андронник потянулся к рации:
– Андронник! – раздался женский вопль из рации киберария. – Нас окружают!
– Вы где сейчас? – тяжко спросил киборг. – Отвечай!
Девушка-санитарка, лежа на холодном обагрённом асфальте, закрылась чем-то, когда над головой прозвенели трассёры. Тем временем на широком перекрёстке, немного южнее Площади пустоши, идёт полным ходом тяжёлое боестолкновение:
– Мы умираем за демократию и республику! – прокричал ополченец посреди дороги и направил автомат, на отряд «Гвардейцев Рейха», защищающихся под прикрытием БТРов.
Противник в количестве двадцати бойцов ударного отряда открыл огонь по лоялистам. Быстро сориентировавшись, солдаты Империи рассыпались, и весь огонь угодил в корпус гремящего бронетранспортёра, который ответил огнём спаренной энерго-пушки, превратив наступающую двадцатку в опалённые тела.
– Наступаем! – кричит человек, по имени Тит Флоенций, лейтенант ордена «Чёрных судей». – БТРы, уничтожьте рубеж.
Титу Флоренцию в первый раз приходится сражаться против предателей. Он только последний год служит «Судьям» и от его руки пало немало приспешников разврата и бесчеловечной коммунистичной бытности, деспотов старого мира и еретиков. Но это первый раз, когда он обратил оружие против братьев по оружию.
Подняв пистолет, он открыл беспорядочный огонь по мятежникам, и каждая пуля пробивала горло или голову, укладывая на землю каждого, кто выполз на его линию огня, но сепаратистов меньше не становится. Однако эти изменники только исполняют его душу священной яростью, ибо невозможно даже в грёзах вообразить, чтобы мужчины и женщины Рейха, давшие клятвенные обещания служить Империи, могут быть совращены еретическими «песнями», сахарной фальшью и нечестивыми обещаниями.
Тит перезарядил крупнокалиберный пистолет, по похожий на обрезанное ружьё, обвивший руку системами амортизации и снова открыл огонь. Тяжёлые пули угодили в укрытие и прошили его насквозь, и вместе с ними бойцов греческой армии.
У Тита не родилось жалости к мятежникам. Отступники, несущие хулу на Рейх и Канцлера, только своими нечестивыми речами способны совратить добрых людей Империи, не заслуживают в глазах Тита сожаления. Их предательство и ложь должны быть выжжены до самого конца.
Когда у Тита всё вскипело в сердце, он прорычал команду о наступлении и двадцать человек из ополчения, собранного из бывших полицейских, вместе с десятком мотострелков пошли в наступление, расчищая себе путь визгом пуль, жужжанием лучей и грохотом дробовиков.
Тит Флоренций знал, что передовой блокпост у них на этом перекрёстке, откуда они должны были начать давление на площадь, но он не ожидал встретить такое огромное количество бывших гражданских, которые свалили мешки с песком, куски мусора и укрепились тут.
Девушка, с повязкой на куртке стала отбегать в сторону союзников, как её за плечо схватил Тит и стал отходить назад, продолжая неустанно стрелять по мятежникам.
– Как ты тут оказалась? И как тебя зовут?
– Я была с передовым отрядом сержанта… единственная выжившая. Я – Сериль.
– Засада?
– Да.
В тот момент, когда Тит искал цель, его схватили и затянули за БТР. Секундой позже место, где он стоял было растерзано визжащими стрелами энергии. Он посмотрел, кто это и увидел перед собой измаранное в саже прекрасное лицо девушки с волосом, подстриженным под каре. В её глубоких очах дух Тита оцепенел от печали и огня.
– Не высовывайся! – сказал Флоренций и протянул пистолет.
С оглушительным стуком ног бронекостюмов об асфальт на поле боя вышли три массивных фигуры, заключённых в серебристую броню, пройдя через баррикаду на перекрёсток. Плавным движением рук они подняли тяжёлые пушки и из их дула вырвался лучевой поток сверхраскалённой энергии, обращая лоб БТР в чёрные лоскуты расплавленной стали. Десяти секунд хватило, чтобы бронетраспортёр взорвался и затих навсегда.
– Открыть огонь по ним! – указал Тит на новую угрозу и ответом стал плотный оружейный огонь, спаренный с лазерным заслоном шести энерго-карабинов.
Плотности напора хватило, чтобы найти слабые места в броне, а огонь из подствольных гранатомётов заставил упасть их одного за другим – гранаты забиралась в выбоины и сочленения, разрывая их, превращая защиту в мусор.
– Господин! Господин! – забасил радист, дёрнув за руку Тита. – Командование из штаба докладывает о группе объектов. Они стремительно к нам приближаются. Господи, спаси и сохрани, они сейчас ударят!
Тит поднял голову и увидел монолитное серое небо, поглотившее багрянец заката. Он увидел, как к ним очень быстро приближается полдюжины жгучих огоньков, оставляющих хвост недоброй энергии и шлейф дыма. В тот момент, когда объект стал клониться к ним, было понятно, что это.
– В укрытие! – прокричал Тит, и мощный взрыв, чреда взрывов, затмивших солнце, и уподобившимся падению звёзд, разбросала всё. – Сериль! – прохрипел Тит, когда одна из ракет упала рядом с ними.
Всё сожрало жаркое пламя, накрыл страшный гул, сопровождаемый вихрем обломков асфальта и кусков металла и мусора. Страшный жуткий писк водворился в уши. Казалось, что под одеялом пыли и дыма никто не мог выжить, но наводчики врага, решившие пробиться через оборону ракетным ударом драгоценных ракет, не так опытны, как имперские специалисты.
Девушка очнулась от резкой боли по всему телу, перед глазами всё плыло и плясало, руки и ноги не слушались, звуки доходили до сознания через звон и казались далёкими. В ней зажигается искра сожаления от того, что она оставила дочь, боится приближающейся погибели и не может смириться с тем, что ей придётся оставить мужа. Но она хоть что-то сделала для Рейха – в памяти всплывают лица спасённых ребят и раненных, которым она оказала помощь.
«Хоть это», – печально подумала Сериль.
Рухнув на грудь от бессилия и боли, она стал ползти, как возле неё собралась группа людей, среди которых выступил высокий мужчина в алой мантии, слабо развивающейся под напорами ветра.
– Я полковой жрец Ареса и могу тебя спасти, – он провёл рукой и обвёл посохом троих пленных. – И ещё их спасти своим мудрым словом. Тебе всего-то нужно отречься от Христа Бога и признать наших богов.
– Не-нет.
Сериль понимает, от чего она не может отказаться. Дарованная ей вера истинна, нежели пути неоязычников, которые опустились до устройства человеческих жертвоприношений, борделей, притонов и массовых убийств.
– Я задам ещё раз, отка…
– Нет, – рявкнула девушка из последних сил.
– Ах ты тварь! Ладно, можешь продолжать верить в своего Христа, но только стань служительницей дома Эроса, ублажи наших мужей и жен.
– Нет…
Жрец приставил ей к голове эпохальный револьвер «Ремингтон» и приготовился сжать курок.
– Ох, дочь моя, я пытался направить тебя к истинному пути, но ты сама выбрала забвение.
Щёки девушки покрылись солёной влагой. Как же она не хочет расставаться с жизнью, как же ей не охота терять Данте и оставлять Марту одну и у сердца всё дрожит от чувства скорого соприкосновения с вечностью. Муж и дочь наверняка будут гордиться ею, но что для неё этот почёт… она бы с удовольствием поменяла бы его на то, чтобы быть спасённой. Чтобы снова увидеть Данте и Марту, чтобы с ними провести время. Но уже поздно и она слышит, как с той стороны мироздания доносится спокойное пение… это конец.
Внезапно на поле боя вырвалось нечто в красном балахоне, с коротким клинком в одной руке и автоматом в другой. Металлической ногой он сокрушил грудь отступника, а второму, в лицо он выпустил пятую часть обоймы. Клинком он насадил сепаратиста, выкрасив в алый цвет белую рубашку врага. Жрец испугался и его палец дрогнул. Револьвер гаркнул и дал выстрел, Сериль упала, и её тело не подало признака жизни, присоединившись к груде мертвецов.
Когда Андронник узрел смерть беззащитной женщины, матери ребёнка не поднявшей оружия против жестокого врага, что-то в нём замкнуло. Был ли это провод или ярость в душе, но киберарий превратился в жестокую машину войны. Его меч тут же нисходящим ударом рассёк ключицу мятежнику, автомат превратил двух сепаратистов огненным шквалом в жителей горнего мира. Резко перекатившись он опустошил обойму, напичкав ещё двух противников свинцом. В один прыжок, как хищник, он настиг пытающегося удрать и пустым оружием, орудуя как дубиной, обратил его в неузнаваемое олицетворение жестокости битвы.
Жрец попытался закрыться посохом, но меч его рассёк, а затем опустевший автомат одним сокрушительным ударом по голове помог служителю культа узнать все истины загробного мира, смачно разбив череп.
Андронник только хотел броситься к Сериль через поле мертвецов и пропаханного асфальта, как по нему заработали орудия гиппоспистов45 – множество стрел света. Киберарий резко к ним обернулся и по его щеке пронесся луч, оставив жжёную рану, и ещё пара попаданий угодили в мантию.
– Уходим, – стал оттаскивать его, выбравшийся Тит. – Мы уходим. Сейчас из тебя решето сделают. – Флоренций ещё сильнее стал тянуть киберария за истрёпанный, рваный и грязный балахон. – Наша оборона прорвана во многих местах, уходим!
Через пару минут на этих позициях уже хозяйничали сепаратисты, обыскивающие тела и ищущие выживших, но все поиски тщетны. Один из них приблизился к девушке и склонился. Аккуратным прикосновением он перевернул её и засмотрелся. Секунды четыре прошло, прежде чем из шлема появились слова:
– Хм, это же Сериль, жена некого… эм-м-м, Данте Валерона.
– И что?
– Да, это точно она, – держа перед собой архаично сделанное на бумаге фото, говорит боец. – А то, что сам Фемистокл приказал найти её, живую или мертвую.
– Это значит…
– Да, нам придётся её доставить ему, – воин поднялся во весь рост и активировал устройство, нажав на кнопку под шлемом. – Санитары, нужна ваша помощь!
Слова «Поборника» утонули в сопении немногих громкоговорителей, которые стали возвещать слова далёкого проповедника:
– На связи кардинал южнобалканской епархии Бенедикт Джаско! – говорящий словно уставший запыхавшийся человек – молвит медленно, на фоне, но слов нет ни музыки, ни разговора, только далёкий свист пуль и гром работы артиллерии. – Ради мира, ради любви прошу вас не слушать той лжи и фальши, которую распространяют Алэксандэр и Круг жрецов. Мы не призываем к уничтожению греков, не желаем, чтобы целый народ был уничтожен. Согласно указу Канцлера №12 «О должностях в Балканской Автономии» посты руководителей могут занимать выходцы греческого происхождения. Я вас умоляю, положите оружие и давайте придём к миру. Я обращаюсь ко всем – помогите раненным, пусть они и ваши враги, исцелите раны страдающих, накормите голодающих. Все мы – люди. Оставьте ваши жертвенники, ибо они требуют крови и только крови, опустите оружие и давайте поговорим, ибо столько людей отдало уже жизни на алтарь ненужного конфликта. Я призываю вас к миру, братья и сестры!
Слова далёкого пастыря смолкли, оставляя город только в распоряжении звуков битвы и сепаратной пропаганды. Снова пули и разрывы снарядов сольются со словами Алэксандэра в единую симфонию войны, где первые направлены против врага, а вторые на разжигание гнева в сердцах людей, дабы они пополняли ряды бойцов. Из-за клубов дыма не видно солнца, оно скрыло золотое сияние за хмурыми небесными завесами. Город готовится опуститься в руки ночного мрака, где хоть на какое-то время бои остынут, давая сторонам небольшую передышку.
Глава 16. По собственному желанию
Утро. Девять часов.
Томительное ожидание превратилось для Данте в адские муки – в груди всё свело, едва тошнит, а волнения охватили нервной сетью всё тело. В тускло освещённой зале, откуда и началась операция в Новой Приштине, собралось несколько человек. В чёрных официальных одеждах – Данте и Яго, в кофте и брюках, с панамой на голове – О’Прайс; с гипсом на ноге, белых штанах и футболке – МакКаллин и где-то в углу, укутавшись в тени, нацепив на себя пиджак с туфлями, серой рубашкой и тёмно-синими штанами – Комаров.
– Что-то у тебя совсем плохой вид, – раздался голос О’Прайса, который взирает на хмурое лицо Данте. – С тобой всё в порядке?
– У меня жена в Великом Коринфе. Я не знаю, что с ней! – вырвалась гневная речь Валерона, и он сложил руки на груди. – Не знаю. Кажется, ещё немного, и я сойду с ума.
– Парень, может тебе у врача проверится? – продолжает О’Прайс. – А то не хватало, чтобы ты в бою головой тронулся.
Поляк смолк, но другой голос возобладал в пространстве, и это было только вопросом времени – когда он снова заявит о себе, только на этот раз вместе с ним появился мужчина в чёрном облачении, по лицу – полная копия Данте. Он вроде бы плывёт над землёй, каждый его шаг мягок и воздушен, ведёт прямиком к съёжившему от обвинительных ощущений и страха Данте.
«– Вот и утро, а бедная Сериль до сих пор тебя не дождалась. Не думаю, что она пережила эту ночь, а всё из-за тебя».
«– Ты опять пришёл меня обвинять?» – спокойно говорит Данте, подавляя эмоции. – «Может, уже, хватит?».
«– Нет, мы только начали, но обвинений с меня хватит. Настало время жестокой мести, и я пришёл, чтобы убедить тебя – она мертва… все они в Коринфе умерли, и ты можешь в этом не сомневаться. Твоя цель теперь – принести месть, как можно более страшную. Ты не хочешь бежать и предать командование, так сделай так, чтобы враг твой страдал. Воздай им! Отныне я взываю к твоей жестокости».
– Полковник в расположении! – скомандовал солдат у входа и все выровнялись по стойке смирно, а голос вместе с образом исчез, оставляя Данте наедине со своим сознанием.
– Вольно! – скомандовал офицер, осмотрев зал; все стулья вынесены и кроме трибуны ничего нет, даже экран потух, а сейчас так нужна была бы тактическая карта.
– Господин полковник, что по ситуации?
– Всё неплохо. Вражеские подразделения были отброшены на юг, аж пятые точки сверкали. Мятежники, при давлении шестой и восьмой армии отступают из Македонии к Салоникам. Канцлер приказал бросить в центр Греции две десантные дивизии, при поддержке всех Орденов, которые приступят к высадке на побережье, и передовые части скоро войдут в Великий Коринф и Афины.
– В Великий Коринф? – с надеждой спросил Данте.
– Да, а что?
– Можно как-то попасть туда? В Великий Коринф? – при этих вопросах «мотор» в груди парня трепетно задрожал.
– Так, успокойся, мальчик. Приказы, перемещение войск и кого куда сунуть это прерогатива командования, а не сиюминутных желаний. Вы нам нужны здесь, что б вас. Мы готовим наступление на Салоники.
У Данте всё вспыхнуло в сердце, и он был готов наброситься на полковника, растерзать его прямо здесь, следуя зову изнутри своего тёмного эго. Но что-то удерживает его от этого, и только неимоверным усилием воли он приказывает себе держаться, только издав сдавленное рычание.
Полковник ощутил подавленный комок ярости у капитана, поэтому не стал дальше третировать его, лишь склонив голову в лёгком кивке и отступив.
Каждая минута ожидания для Данте становится мучением, он понимает, что сможет получить облегчение, когда увидит наконец-то жену, узрит её живую и невредимую, но у него пока нет и крупицы информации о её состоянии. Что он может? Только ждать, выжидать момента, когда окажется в том городе, но ожидание превращается в мучительную пытку для сердца. Это чувствует все – Яго от того, что знает своего брата, Комаров от того, что пережил нечто подобное, а О’Прайс и МакКаллин от того, что у них зоркий глаз и огромный опыт жизни.
– Ладно, – полковник помахал какой-то папкой в руках, – тут у меня примерный план зачистки Салоник. Когда мы её возьмём с помощью сводного корпуса при поддержке России и Польши, то македонские владения станут нашими.
В зале раздалось звучание каблуков, когда дверь распахнул высокого роста мужчина. На нём развивается пурпурно-фиолетового цвета плащ, брюки и рубашка темно-синие, а по полу стучат туфли. Данте нашёл нечто знакомое в лисьем выражении лица этого мужчины, в его чёрном стриженном волосе.
Он сблизился с присутствующими и открыл уста, изливая мягким тембром речи суть пришествия:
– Господин полковник, вы можете быть свободны.
– Кто вы, чтоб вас, – возмутился офицер и обратился к воину у двери, – солдат, выведи этого полоумного.
В помещении тут же оказались пехотинцы не из воинских подразделений этой войсковой части. Данте с удивлением на них посмотрел и не узнал символики – это не из орденов, не вооружённые силы Империи и не одно из элитных подразделений. Одноглавый геральдический орёл на фоне двух клинков – неизвестный для присутствующих символ.
– А-а-а, – понимательно выдал полковник и отдал честь, – Полковник Рифат Андрос, третий мотострелковый полк. «Штурмовики Канцлера», что вы сразу не сказали, что пожаловали от нашего повелителя, и тёрок бы не было.
– Ступайте, – напористо, но с тенью лукавой мягкости сказал человек.
Полковник развернулся, отдал лёгкий поклон присутствующим и поспешил ретироваться как можно быстрее.
– Кто вы? – вперёд вышел Яго. – И что вы тут делаете?
– Я – Лорд-Магистрариус «Имперор Магистратос», – мягкими речами обозначил свой статус человек. – Только назначен на эту должность, так что я не удивлён вашему незнанию, – далее слова стали более грозными. – Официально меня тут нет, так что никакой бюрократии не будет.
– Что вы от нас хотите?
– Я буду краток. Мне необходим специальный отряд. В создании отряда мы обойдёмся без лишнего официоза, и поэтому только ваше желание и мастерство сыграет роль при подпадании туда. Мне сказали, что на этой базе вы – самые лучшие.
– Ну может быть, а что собственно нужно? – спросил Яго.
– Как я говорил, мне нужен отряд. Вас высадят на юге Великого Коринфа у самого дворца «Чёрной Лилии», ставшего оплотом мятежа… точнее высадят настолько близко, насколько это возможно. Там необходимо будет выполнить ряд заданий, – Лорд вынул планшет из широкого внутреннего кармана плаща и передал его собравшимся. – Все задачи здесь. Прочтите, ознакомьтесь.
– Господин, сколько всего брошено на подавление мятежа в средней Греции?
– Силы пяти армий, двух флотов. Их поддержит вся доступная авиация, Корпус Веры и гвардия Трибунала Рейха.
– А если мы откажемся? – спросил Данте. – Что тогда?
– Хм, – на лице Лорд-Магистрариуса повисла лукавая ухмылка. – Операция настолько вольная, что кто-то даже сможет найти свою жену и ребёнка в Великом Коринфе, если у него там они есть.
На губах Валерона за долго короткое время этой кампании впервые на губах расцвела лёгкая улыбка. Данте впервые рад, что ему не приходится выбирать между приказом и личным стремлением, ибо они единая суть друг друга – выполнить указ Императора – значит спасти Сериль. Но ещё больше он хотел бы, чтобы этого не случалось, чтобы Сериль была в безопасности, однако, что случилось, то случилось.
– Ну, кого записаться в отряд…
– Смертников, – резко оборвав на полуслове к Лорду подошёл О’Прайс, – вы так хотите его назвать? Не отнекивайтесь, я смотрел эти долбанные отчёты ваших офицеров и аналитиков. Тот дворец – крепость, к нему не подобраться – там всюду ПВО и ЗРК, а в канализациях под ним дежурят целые роты.
– Не всё так просто, господин пан, – сыронизировал Лорд, завидев нашивку с красно-белым флагом на плече англичанина. – Мы вас не собираемся бросать на тучу врагов. С вами отправятся люди, которых вы выберете и два отделения моих «Стражей Шпиля».
– И всё равно, этого слишком мало.
– Да, поэтому мы и отправили наш критский флот к Саламину. Их ракетные эсминцы и наш «Меч Серафима» прикроют вас с моря… если будет на то возможность. Я вас не тороплю, у меня есть тут ещё пара дел, так что я вернусь через десять минут, и вы дадите утвердительный ответ, – и на мгновение Лорд умолк, что бы затем сказать. – Да и Яго, можешь не беспокоиться по этому поводу. Ты возглавишь абордажную команду в битве при Саламине.
– Что!? – возмутился Яго. – Да как вы можете!? Как смеете!?
Слова прошли мимо для Лорд-Магистратируса и он под стук каблуков вместе со своими воинами покинул эту залу, в которой на несколько секунд поселилась полная тишина.
– Брат, – Яго тяжело выдохнул смотря в зелёные очи Данте, во взгляде которых, впервые появилась надежда, – ты же понимаешь…
– Да, я понимаю, – вдохнул парень, – надеюсь, мы ещё встретимся.
– Да, встретимся. Знай, я уверен, что она ещё жива, что ты ещё найдёшь её. Поверь, мы все ещё соберёмся, за тем столом. Ты, я, твоя жена и Марта, – легко-дрожащим голосом говорит Яго. – Не может всё кончится какой-то чертовщиной, ну не может!
Данте и Яго крепко по-братски обнялись, и брат оставил брата, быстро удаляясь из помещения. Теперь путь разделён, но всё же Данте надеется, что они ещё встретятся, что когда-нибудь соберутся за праздничным семейным столом. Он молча смотрит за тем, как его Яго ушёл, опустив едва голову.
– Парень, – О’Прайс тряхнул Данте за правое плечо, – пойдём выйдем, поговорим. МакКаллин?
– Нет, прости, старина. Это без меня. Мне нужен покой, так что я тут останусь.
Двое вышли и Данте ощутил, как его лицо обдул ветер, холодный воздушный поток ударил в лик, и на мгновение ему стало едва легче.
– У тебя в Великом Коринфе дочь, и жена? – спросил О’Прайс и в его пальцах мелькнула сигара, которую он поджёг и поднёс к губам; раздался сухой треск и удушливый дым вырвался изо рта капитана.
– Да, – тягостно ответил Данте, посмотрев на капитана и его сигару.
– Осуждаешь, что эту дрянь курю? И правильно, не от хорошей жизни я взял этот яд в зубы, поверь… луче бы не брал. Да, теперь понятно, почему Комаров поплёлся сюда. Ты ведь знаешь?
– Да, он рассказывал. Так о чём ты хотел поговорить?
– Знаешь, ты меня удивляешь, хотя это трудно. Ты готов согласиться на самоубийственную миссию ради людей, которые вряд ли остались в живых. Я не буду тебя пугать, но по опыту знаю, что вряд ли жёны и дети офицеров выживают во время бунтов.
– Откуда? – тяжело выдавил Данте.
– Я много где был. Работал на лондонских олигархов, затем английское правительство, потом на Федеративную Россию46. Затем был в сопротивлении. Помимо этого, много ещё где бывал. Обычно, там, где дело пахло большими деньгами, нас и звали, – ответил О’Прайс, потягивая сигару. – Этот несчастный поганый мир не меняется.
– И в России вы и познакомились с Комаровым?
– Да, точнее чуть раньше. У нас была совместная операция где-то под Архангельском вроде, а затем закружилось и завертелось. И по тому, что я прошёл у себя на родине и в России, скажу тебе – сепаратисты, они же как бешенные звери, никого не щадят.
– Это всё понятно, О’Прайс, – Данте всмотрелся перед собой на военную базу, на копошение людей вокруг бронетехники, на перебежки с чёткими офицерскими командами и поднял руку. – Ты только посмотри, сколько ребят. И у большинства из них есть семьи, но никто из родных не в смертельной опасности, никто не переживает за жён и мужей, детей, родителей. Ох, как бы я хотел быть на месте одного из этих бойцов.
– Я тут ночью лазил по данным ваших систем, – поймав недоброжелательный взгляд Данте, О’Прайс спокойно продолжил. – Исключительно, как с помощью союзного доступа. Поймал передачу, что всех детей младше четырнадцати лет из зоны лоялистов перевозили на север, в местность за штабом Рейха. Судя по всему, там будет защищённый лагерь, но готов поставить, что он уже захвачен сепаратистами.
– Ах, мне туда не добраться, – эмоционально произнёс Валерон. – Мне нужен человек, который бы смог туда…
– Да, поэтому я тебя и позвал, – голос капитана стал тише. – Я уверен, что дети в руках сепаратистов потому, что на севере расположился «лагерь Паука», какое-то формирование мятежников. Но это не всё… судя по данным и полученным моим командованиям заданиям, там находится комплекс с ядерной ракетой.
– Ты хочешь сказать…
– Да. Да они собираются ударить по Италии… или по позициям ваших наступающих частей. Если взорвать ракету в верхних слоях атмосферы, это уничтожит вертолёты, самолёты и «летающие крепости». Это лишит вас преимущества в воздухе, но всё равно, мясом вы можете задавить их.
– И что ты предлагаешь? Ты же не собираешься мне помочь просто так?
– Конечно же нет, – усмехнулся капитан. – Я же не благотворительный фонд. Я вытащу твою дочь, возьму, может быть пару своих ребят из полка, и мы отправимся в местность возле вражеского лагеря, перед штурмом центра пусками. И всё по своей воле.
– Ты составишь нам огромную услугу, – заликовал Данте, и сердце его преисполнилось радости, «тернистый куст» в груди немного ослаб и на бледном лице капитана появился живой румянец. – А что тебе самому нужно?
– В бытность свою заядлым воякой, нас однажды занесло с одним другом в область возле Праги… в общем, там он и остался… хороший был парень, мне как сын. Мне нужно найти его тело. Я хочу похоронить его с честью, – на этот раз голос О’Прайса отдал печалью.
