Степан Витальевич Кирнос
Восхождение к власти: падение «ангелов»
– За нашу богиню! За великую госпожу!
Штурмовики, воспитанные Канцлером не только на идеалах почитания государства, но и в твёрдой вере, услышав нечистый клич хором ответили:
– Нет Бога, кроме Христа!
Воины усилили давление и в ход пошли гранаты – рокоты их взрыва прокатились по всем коридорам, гвардейцы были сметены, но самое трудное ещё впереди. Отряд оказался на втором этаже и им предстоит длинный мостик, который ведёт ко второй лестнице, по которой можно выйти прямо к командному посту. В воздух, вниз полетели три звукошумовых гранаты и все те, кто были внизу, зажмурились после того, как они с противным эффектом рванули.
Яго бежит впереди, отстреливаясь из лазкарабина по тем, кто среди снарядов и жестяных ящиков занял оборону и из всех стволов палит по ним. За капитаном со всех ног несутся оставшиеся четырнадцать бойцов, отвечающих прерывистым огнём.
– Гранатомёт!
Яго быстро ответил на воззвание одного из бойцов и нашёл воина с грозным оружием, расстреляв ему грудь. Тут же капитан нагнулся, и над шлемом просвистели пули.
Воины Рейха рассредоточились по мостику и слаженным огнём накрыли позиции врага, заставив его прижаться к полу, но и это не помогает – пули прошивают жестяные пластины стали, а лазер их прожигает и каждый заряд находит свою цель.
Капитан подключился к другим передачам по союзным каналам, из которых узнал, что битва кораблей началась – первые эсминцы вступили в бой, щедро поливая друг друга дождём снарядов, крейсера обмениваются разрушительными залпами, от которых вздымаются целые столпы плавленого металла и огненных вихрей. Авиация схлестнулась насмерть под небом, время от времени скидывая смертельный груз бомб на корабли. Десантные подразделения «Палачей» уже вылетели для подавления сопротивления в поселениях на Саламине и для захвата вражеских кораблей, а вторая армия тем временем начинает высадку ордена «Пурпурного креста» под Афины.
– Быстрее! – скомандовал Яго. – У нас мало времени, мы можем выиграть эту войну прямо сейчас!
– Есть!
На этот раз никто не заметил второго гранатомётчика, который метко прицелившись выстрелил. Снаряд угодил в мостик, и взрыв разорвал его часть. Один из «Палачей» краем глаза заметил движение гранаты и прыгнул назад, повалив своих ребят. Три последних солдата, которые не добежали нескольких метров до входа на лестницу оказались оторваны от спасительного прохода.
– Идите! – махнул им «Палач». – Мы прикроем вас здесь!
Яго лишь коротко кивнул и ступил на стальную ступеньку, осознавая, что гнева в нём становится всё больше. За три минуты быстрого бега они оказались у коридора, ведущего в командную рубку. Та, подобно вопящему потоку, ринулись последние гвардейцы, которые ещё пытаются прикрыть своего повелителя. Солдаты Рейха окатили их лазером и штормом разрывных патрон, выкрасив серый метал красным, разнося вместе с воплями оружия крики раненных и отправленных в последний путь.
– Вперёд! – скомандовал Яго, сидя поменяв магазин; он бегом направился на ещё живых афинян, сметая их плотным огнём, пока, не пройдя по телам не оказался возле серебристой двери, у которой дал команду. – Занять позиции! Установить взрывчатку, будем прорываться!
Имперцы прилепили направленный заряд, который вынесет любую преграду и приготовились к штурму. Раздался гулкий взрыв, и помятая пластина металла оказалась выбита мощной разрушительной волной. Яго зашвырнул светозвуковую гранату, и когда она разлетелась на свет, звук и сталь зашёл внутрь, а за ним и всего воины.
Завязался бой – длиннющая, метров двадцать в ширине панель управления раскинулась у окон, а перед ней весь работающий персонал. У боковых панелей не так много людей, но и там нашлись те, кто встал на защиту «демократии». Штурмовики и «Палачи» встретились с охранниками и гвардейцами, стреляя друг в друга на близком расстоянии. Яго выбежал вперёд, его карабин ведёт беспрестанную пальбу на изнеможение, дуло раскалилось и нагрелось, но он не успокаивается, пока последний гвардеец не заткнул свой автоматный лай, очутившись на полу.
Панели заискрились от частых попаданий лазкарабинов и автоматов, мёртвые стали падать на металлический пол и вскоре в помещении в живых со стороны Греции остались только те, кто не взял в руки оружия. Им Яго приказал быстро уходить, подав знак движением рук.
– Браво-браво! – в ладоши захлопал высокий светловолосый мужчина, с треугольными чертами лица, облачённый в чёрное пальто, с нашивками и символикой Союза, на котором к этому же сапоги, синие брюки и перчатки. – Вы перебили наших бравых матросов.
– Где Фемистокл? – спросил Яго. – Давайте Лиро, отвечайте.
– Он в своей каюте, диктаторское отродье, но вам не стоит об этом беспокоиться. Скоро он соберётся с силами и вычистит землю от пришельцев, лобызателей тирании и всякой нечисти.
– Где каюта его? – всё так же продолжает спрашивать Яго, присматривая за тем, как его воины становятся у двери и ждут врага; за рубкой пушки «ахнули» с такой силой, что корабль затрясся, в ушах поселился слабый писк, но всё же Валерон продолжает настойчиво спрашивать:
– Господин Лиро.
– Я вам не скажу. Мои люди скоро будут здесь и вам бы уже самим себе наручники надевать или прыгать в море, господа, чтобы не утруждать моих ребят с вами биться. Да, вы можете убить меня, но это ничего не изменит.
Яго не выдержал спеси Лиро, как будто бы последний настолько одурманен, что не видит безумия собственных речей. Он, сдавливая в себе всякий гнев, стал говорить культурно, словно подражая брату:
– Как вы могли решиться на предательство? Как посмели укусить руку Канцлера? Как мы совратили тех, кто был нашими братьями? Вы понимаете, что вы натворили? На моих руках кровь тех, кого я называл когда-то другом.
– Мне нет дела до погибших слуг Рейха, вы – ничто для меня, всего лишь прах, который ляжет на могилу истории Греции под игом Империи.
– Как же Фемистокл сознание тебе промыл, – Яго положил левую руку на плечо консулу и ударил его; командир ордена издал слабый вскрик, и тут же, сжимая губы, выпрямился и заглянул в безжизненные линзы его маски.
– Господин, тут есть проход, – один из воинов нашёл коридор за скрытой дверью, которая практически слилась с серой стенкой. – Она была практически не закрыта.
– Видать только сейчас улизнул, – и тут же Яго со всего размахну, ударил в челюсть консула. Тот не выдержал такого удара, рухнув, сплюнул на пол окровавленные зубы, запятнав металл; воин стал медленно подниматься, утирая красные губы. – Только одно, Лиро. Скажи, ради чего? Ради какой такой дури можно пойти на предательство? Ты же был одним из избранных воинов одного из Первоначальных Крестоносцев, так что, что мог предложить сам Фемистокл?
– Свободу, – прохрипел Лиро. – Ваш Канцлер держал нас, как в тюрьме. Да, были почёт, уважение, но мы стали его цепными псами, мои парни для него стали такими. Ты, капитан, вспомни, как мы прыгали по всем полям войны. Разве тебе не самому это не претило?
Яго вспомнил, что и в нём есть искра мятежности, маленький огонёк бунта против Канцлера и то, что они стали для него инструментами, но всё же осознанная мораль и долг за восстановленный миро, за счастье брата намного сильнее, чем слепой детский бунт.
– Вы дошли до полной потери всех границ.
– Такова цена свободы, капитан. Ей на алтарь нужны жертвы, нужна кровь. Знаешь, как говорил один из философов древности – «древо свободы нуждается в том, чтобы периодически его поливали кровью тиранов»50.
Яго лишь кивнул, шагнул от него прочь, оставив Лиро в его безумии. Валерон увидел, что вся кампания мятежников по террору местного населения было воплощением сладких грёз любителей всякой революции или переворота во имя ложного освобождения.
– Ребят, делайте с ним, что хотите, – оставил на волю «Палачей» и штурмовиков Яго Консула. – Только помните, что он соповинен в смерти многих тысяч людей.
Из рации Яго послышались слова, которые передают положение битвы при Саламине. Он понял, что когда обмен любезностями сторонам надел они перешли на более близкий контакт, флот Рейха силой и массой преодолел фланг построения, обращённый ближе к материку, и теперь вдавливает группу кораблей в пролив, где потопит их. С другой стороны острова враг всё ещё держится, но шквал огня вскоре потопит и эти корабли.
– Господин, что нам делать? – вопросил один из «Палачей». – Мы не сможем долго продержаться в этом аду. Судя по камерам, к нам подступают не менее ста человек.
– Если меня через десять минут не будет, уматывайте как можно быстрее отсюда, – Яго зашёл в коридор. – Нечего вам тут оставлять свои тушки.
– Так точно.
– Ладно, бывайте парни.
Яго скрылся в длинном коридоре, не освещённым и ведущим к какой-то винтовой лестнице в конце. Аккуратно шагая вперёд, он смотрит на темноту через прицел лазкарабина, ожидая, чтобы никто не выскочил, и внимательно прислушиваясь к тишине, но ничего, кроме далёких разрывов снарядов и скрежета самой посудины он не слышит.
Пройдя к лестнице, он направил оружие вверх и никого, не увидев, стал по ней взбираться, тихо переставляя ноги, пока не оказался у двери. Эта дверь так же выполнена из металла, но вот взрывчатки у Яго нет. Вместо этого он коснулся её, дёрнул за ручку, пытая удачу и какая радость – она оказалась не закрыта, дав войти капитану.
Внутри Яго обомлел от того, что увидел. Капитанская каюта представлена роскошным помещением, которое представлено в личное пользование Фемистокла. Спереди Яго увидел рабочий ствол, заваленный бумагами, с компьютером, который зажимают два шкафа с книгами. По левую сторону прекрасный белый диван, который способен разложиться в кровать, а слева пара комодов, ведущих к горшкам с цветами. Там же, слева, есть клетка, за которой сидит пленник с маской. Источником света стали небольшие покачивающие пластины стекла, между которыми прикручена лампочка. А посередине сидит он – чернявый мужчина, с лицом, которое измазано буквами архаического греческого алфавита. Его лицо гладко выбрито, а сам он сидит посреди белого круга, в который вмещена целая звезда. Он держит в руке нож, а другая его ладонь исполосована, а капли крови падают на мел.
– Какого?
Воин поднялся и Яго увидел, как перед ним стоит человек среднего роста, его грудь и торс укрыты светлым панцирем с наплечником, расписанным золотой растительностью, а ноги укрыты доспешной юбкой в виде налегающих друг на друга переливающихся тонами серебра чешуек. С его искромсанных губ сорвались усталые слова:
– Богоподобных своих не сложила с бессмертного тела, дева Паллада-Афина. И радость объяла Кронида. Радуйся много, о дочерь эгидодержавного Зевса. Ныне ж, тебя помянув, я к песне другой приступаю51.
На это Яго лишь ответил словами из книги, которую читал накануне, при этом направив камеру на шлеме прямо в лицо врагу:
– Восславлю Господа во всякое время, хвала Ему всегда на устах моих. Душа моя будет хвалиться Господом; пусть услышат кроткие и возвеселятся. Славьте со мною Господа; превознесем Его имя вместе52.
– Ха-ха, – слегка посмеялся человек в бежевой форме и стал тихо говорить. – Говорят, вы… сражаетесь на стороне некого Бога? Вот видишь, – он указал ножом на белый круг. – Я пытался призвать противника Его. Вызывал богов Эллады, но они не явились, а потом я воззвал к деннице, – голос мужчины стал более возбуждённый. – И я ощутил, что ради победы должен принести в жертву свою кровь, душу и всё. Я выходил её, залечил плечо, и думал употребить в пользу для себя, а потом сделать женой, но её требуют боги.
– Ты – Фемистокл? – насторожился Яго. – Что с тобой стало?
– Я тот, кто так звался. Я тот, кто сражался за свободу и пойду на всё, чтобы её оставить за великой Греции. – мужчина посмотрел в окуляры Яго и капитану стало не по себе от мутного взгляда Фемистокла, который окровавленным ножом показал на пленника. – Видишь эту женщину, я думал, её я принесу себе в помощь союзника из рода Влиронових, но ныне она – жертвенная коза, которую я отдам богам и их чёрному повелителю, и он даст нам силу для победы.
Яго было хотел переспросить про фамилию, но тут же отбросил эту мысль, как ту, которая может спровоцировать Фемистокла на безумное действие. Капитан держит его на прицеле, тихо ужасаясь тому, кем стал полководец, спрашивая:
– Как ты до этого дошёл?
– Видишь ли, маленький сторонник большого Рейха, когда я потерял Македонию, когда Коринф не сдался, когда запад был потерян, когда Эпир пал, я понял свой просчёт. Я молился два часа и получил откровение от богов и их повелителя. Я призвал слишком мало союзников в богах, и понадеялся на людские биомассы. Нет… всё не так… нужно было больше жертв, нужно было больше хвалы богам, да-да. Тогда победа была бы наша. Тогда все бы хвалили меня, хвалили и богов, а так… так теперь всё – прах.
В голосе Фемистокла Яго слышал дрожь, слышал безумие и нарастающее сумасшествие, которое прорвалось из него бурным потоком в тот момент, когда он понял истину – его бунт провален, а самому ему не будет похвалы, не будет лаврового венка и наград, вместо них осуждение и кандалы. Его сознание не выдержала такого напора и сломалось. Яго не может поверить, что всё закончится именно так. Он ожидал, что встретит достойного противника, что на него польются речи искусного политика, философа и политика, который попытается обличить его в следовании нечестивым путям, но вместо этого он встретить сошедшего с ума полководца в грязном кабинете.
«Не уж то это судьба всех мятежников – окончить всё дело своей жизни в грязи, на плахе или в тюрьме, в психушке или в какой-нибудь мусорке?» – подумал Яго, смотря на полководца.
– Ну всё, давай, нас ждёт новый мир, – Яго, держа лазкарабин, потянулся за Фемистоклом, но от словно взбесился и взявшись за клинок на бедре с лязгом его вынул наголо, со всего размаху бьёт по капитану; Валерон защитился оружием, подставив ствол, но сила удара, подкреплённая энергетическими возможностями костюма, заставила его упасть на пол.
– Нужна жертва! – с истеричной фразой враг кинулся к клетке, а девушка забилась в самом углу, без возможности крикнуть ртом, зажатым скотчем.
Яго кинулся на Фемистокла, отбросив погнутый лазкарабин, взявшись за нож, но мгновенно встретился с клинком полководца – доспех зазвенел, когда изогнутое лезвие фалькаты оставило царапину на нём.
Они ринулись друг на друга, с клинками, идя навстречу боли и безумию, которые последуют за боем. Клинки залязгали по доспехам, высекая царапины, загоняя острие в расселины и пытаясь сковырнуть броню, но у них мало что получается – броня обоих слишком крепка.
Фемистокл поднял меч и нисходящим ударом пытался зарубить Яго, но тот отступил назад и клинок прошёл у маски. Капитан тут же бросился на него и смог бы перерезать шею, но тут же всё сотряслось под страшный шум, и вместе с грохотом артиллерийских ударов капитан отлетел в сторону.
– Ха, вижу, твои кораблики тебя подвели! – возопил Фемистокл и бросился на капитана лежачего.
Яго прокатился по полу, и лезвие простучало по наложенному паркету, оставляя в нём дыры. Быстро вскочив, капитан тут же нарвался на хук с правой, и всё помутилось перед глазами, а ноги подкосились, давая телу упасть на пол и загреметь бронёй о паркет. Вся левая челюсть у него объялась болью, в голове страшный шум, а тело отказывается подняться. Тем временем Фемистокл припал к рации на столе и стал вопить:
– Я – Великий стратег, Мастер-защитник, всем войскам передаю – использовать все средства и методы для борьбы с Рейхом. Во имя богов, приносите в жертву своих собратьев, на которые ложится подозрение, воздавайте хвалу богам, сжигая тела мертвецов. Сделайте всё, чтобы принести мне и Греции победу!
Через невыносимую боль в голове и дикий гул капитан поднялся. Он нащупал свой нож, и занёс руку, приготовившись его метнуть. Фемистокл обернулся и рефлекторно выставил перед собой руку – клинок столкнулся о наручи и со звоном отлетел в сторону. Полководец опустил руку и увидел, как на него несётся капитан, который с последними силами прыгнул на Фемистокла и повалил его на стол. Разбитым автоматом он попытался оглушить противника, но враг перехватил его руку и откинул Яго, но тот быстро подняв нож.
– Я не дамся тебе живым! – возопил Фемистокл, держа перед собой фалькату. – Мои боги защищают меня!
– Понимаю, – Яго достал из кобуры пистолет, и навёл его на врага выпустив две пули в шею врага; тут же раздался звон упавшего меча на пол и по белому доспеху побежала кровь, струями расчертившая его, полководец попытался что-то сказать, но не смог, он руками зажимает горло.
Фемистокл сделал шаг и рухнул, не удержался, силы быстро покидают его тело, но он всё ещё пытается себя спасти, вкалывая себе препараты в область раны. Яго знает, что нанёс ему не смертельную рану, но и тащить раненного, сошедшего с ума полководца он не собирается.
– Капитан Яго, говорит заместитель Лорд-Магистрариуса, – раздалось из наушника капитана, – вы выполнили задачу по захвату объекта?
– Нет, господин, объект пришлось ликвидировать, так как он представлял опасность.
– Что ж, вы нарушили приказ и поставили под угрозу нашу победу! – вспылил заместитель Лорда. – Теперь греки сделают из него мученика за свободу, и война начнётся ещё интенсивнее. Вы понимаете, что своими действиями…
– Да, – тихо ответил капитан и на наручной панели нажал пару кнопок. – Я только что скинул записанное видео со своей камеры себе на ноутбук, оставшийся на тыловом корабле. Прокрутите его у греков, может, поможет.
– Вы понимаете последствия вашего решения, несмотря на видео? Вас ждёт суд, и поверьте, он будет очень суровый. Конец связи.
Яго тут же поймал вторую передачу, от своих людей, где через звуки перестрелки раздались громкие на крике слова:
– Капитан, если вы слышите, мы уходим прочь! Врагов слишком много!
«Хорошо, если так», – помыслил Яго и сам устало направился ко второму выходу, который расположился справа, чтобы выйти к спасательному катеру и плыть как можно дальше от Рейха, но мгновение он задержал свой взгляд на клетке и не пленнице.
Тем временем битва при Саламине подходила к концу. Это было не легендарное сражение древности, а карательная акция, призванная устрашить и уничтожить врага. Корабли греков пытаются отступать, но уступающие в технологичности и численности они тонут на подступах к порту. «Меч Зевса» схлестнулся с «Мечом Серафима», но мало чем может ему противостать. Линкор, ставший «клинком Ангела» осыпает врага дождём ракет и получив приказ, что все свои с него отступили он не щадит снарядов. Противник пытается отбиваться, но большинство его систем огня подавлено, превращено в металлолом. Фемистокл обещал, что это сражение станет славным напоминаем эпизода из истории, где греки отбросили врага, но оно превратилось в страшную бойню, которая стала генеральным началом конца всей Амфиктионии.
Глава 21. Коринф: Исход войны
Ангелы и демоны
Пять часов вечера. Великий Коринф.
Сообщения о том, что битва при Саламине была проиграна, что войска Рейха взяли северную Македонию, что Эпир потерян в стремительном броске шестидесятитысячного мотострелкового корпуса, что имперский десант штурмует Афины, вызвал смятение и смущение в мятежных кругах, но никак не сломил их. Из последних сил сепаратисты сражаются за свою независимость, всё более отчаянно выстраивая сопротивление. На юге Новая Спарта мобилизовала практически всё мужское население и поставила его под ружьё, начиная от десятилетних парней и заканчивая стариками. На севере войска Греческого Союза в безумных попытках сохранить контроль над городами начинают сгонять часть местного населения на площади и угрожать убить всех, если Империя продолжит наступление. В этих оплотах мятежа начинают вспыхивать гражданские бунты и акты неповиновения, направленные уже против вольной Греции.
Над городом, равным столице свинцовое небо словно готовиться броситься в печальное рыдание и обрушить на израненное тело града горькие слёзы. Тем временем в Великом Коринфе, где царь Греции и новый Мастер-защитник – последний выживший Консул призывают к последнему бою этого дня, выставляя на защиту последних солдат, переходя из нападения в бесполезную оборону. Великий Израиль и Аравия поддерживают греков уже из принципа, не считаясь с потерями, которые они несут от войск Империи.
На улицах перед дворцом «Чёрной лилии» кипит самая настоящая маленькая война – артиллерия десантников накрывает кварталы, танки сцепились друг с другом в страшной дуэли, а пехота пытается прорваться к площади перед дворцом, утопая в крови и огне. Ситуация в городе в корне переломилась, когда самолёты и транспортники высадили десантные батальоны, которые объединились в единый кулак, крушащий вражеские позиции. Коринф «кричит» в агонии, от исхода битвы в нём будет зависеть судьба Греции.
Во главе одной из группировок идёт воин, который не боится смерти, не знает жалости, и не страшится потерь, ибо всё, что можно он потерял и лишь забвение, холодное и мрачное для него станет упокоением. Вокруг Данте горит целый город – соседние дома, раньше бывшие небоскрёбами стали жалкими почерневшими обломками, а слева и справа наступают такие же титаны как он. Три отделения «Стражей шпиля» набросились на главную дорогу, ведущую к «Дворцу». Тридцать серебряных воителей во главе чёрнобронного «повелителя битвы» расчищают путь, неся смерть язычникам-сепаратистам. Вражеская артиллерия смолкла под ударами контрбатарейного огня, и авианалётов и нет того, чтобы сдержало гнев Канцлера.
Им на широкой дороге противостоит знакомый враг – бывшие братья из ордена «Чёрных судей», «Поборников справедливости» и «Крыльев ветра». Воины в механизированной по-разному стилизованной броне отстреливаются от сокрушительной волны серебра, но это не помогает, и каждая позиция буквально тонет в крови от стремительных атак.
Один из сепаратистов попытался дать залп из гранатомёта, но мгновенно умолкает, когда его пронзает меч длиннее метра, и Данте откинув врага, продолжает кровавый путь. Вражеский пулемётчик из гнезда затрезвонил по имперцам и к нему присоединились ещё двое. Пули над дорогой словно рой – летают везде и всюду засыпая искорёженный асфальт, взрывы и звоны орудий глушат невыносимым ревем. И двух секунд не прошло, как позиция пулемётчика исчезла в напалмовом пламене, извергнутом из двух страшных гранат. «Чёрные судьи» формируют заградительную линию из тяжёлых орудий, приготовившись встретить на близком расстоянии врага, но не успели отреагировать, когда сначала по ним ударили ослепительные залпы гранат, а затем с неистовой яростью Данте врезался во вражеский строй и мечом решил их судьбу. Тут же его прикрыли «Стражи шпиля», разбивающие врага алебардами и мечами, словно дикие накинувшиеся на воинов в серой, чёрной и восточной коричнево-медной броне. Наспех вырытые траншеи и воронки от снарядов, укрытия в виде целых опавших стен стали последнем прибежищем орденских воинов, пытающихся сдержать натиск Рейха. Их пулемёты, лазвинтовки и карабины не стали серьёзным препятствием для врага.
Данте и «Стражи» похожи на «ангелов» смерти и мести – они словно бы сотканы из нитей праведного гнева и несоизмеримой воле служения Империи. Зачистив один участок, Данте с потемневшим клинком бросается на другой. Он прыгнул влево и одним размашистым ударом меча отправил в небытие двоих «Поборников», тут же уже устремляясь вправо и одним ударом плеча раскидывая пулемётное звено.
С тех пор, как эти «ангелы» Рейха вступили в бой за дорогу, прошло не более получаса, но ордена уже понесли страшные потери, утратили контроль над огромным участком местности. У противника нет тяжёлого вооружения, есть только живая сила, а поэтому сопротивляться продвижению «бронированного кулака» очень и очень трудно.
Капитан позабыл всё на свете – для него есть только враг и пылающий огонь в груди, ненависть, с которой он не в силах совладать. Данте прорвался через ряды мятежников и оказался в окружении стреляющих «Судей», осыпающих его беспрестанным огнём, но его окутали только искры – доспех царапается, мнётся, но ничего критичного. Это всё равно, что стрелять в танк. Клинком он прорезал себе путь – лезвие не всегда пробивается через броню и тогда он превращается в почерневшую дубину, которой Данте отбрасывает врага. Сепаратисты всё равно пытаются атаковать, сконцентрировав огонь на Валероне, но этот «ангел мести» даже не сбивается с шага.
– Данте! Не уходи так далеко! Данте! – рвётся голос Андронника из рации, но тот давно потерял связь с миром, став лишь инструментом Канцлера и собственной скорби.
Один из «Крыльев» в стилистическом доспехе попытался ударить капитана саблей в сочленение брони. Клинком он бьёт в колено, но парень убирает ногу и сталь режет металл, оставляя царапину. В ответ лишь несдержанный рык и удар наотмашь, которым Данте отправляет врага в полёт.
– Ультрамеркава! – вопят позади Данте и только это останавливает его продвижение. – Войска Израиля здесь!
Но сзади уже подходят русские «Дружинники», которые совместным залпом бронебойных орудий – лазерных пушек и сверхгранатомётов, представленных строенными трубами с бронебойным зарядом, накрыли танк. Тот не успел сделать и выстрела, как сам взорвался, когда его пронзили яркие лучи и осыпали снаряды.
Орденские подразделения выстраивают в жалких попытках поспешные линии обороны, вместе с войсками союзников и на этот раз их «друзья» принесли гранатомёты и лазружья, противотанковые винтовки и автопушки. «Стражи» рвутся вперёд, сметая любое сопротивление алебардами или пулемётчиками, поддерживающими сзади. Крупные снаряды рвут броню, уничтожают укрытия, слышен свист пуль, взрывы гранат и крики.
На узком перешейке обороны, образовавшемся между кучами двух обрушенных стен, установлена огневая точка врага, начавшая работу. Лазерные прутья ударили по доспехам, автопушки заревели разрывными очередями и противотанковые винтовки захлестали. Трое «Стражей» были остановлены моментально – их броня стала плавленым куском металла. Алебарды с громыханием упали вместе с воинами. Линия серебра была остановлена групповой работой тяжёлого вооружения, чьи залпы рассекли дурно пахнущий воздух.
Данте спрятался за обломками здания и, взглянув в его глубь, рывком пробил стену и оказался внутри него. Увидев, что тут всюду расставлены манекены, и полки с одеждой он смекнул, чем тут раньше могли торговать. Быстрым шагом он преодолел двадцать метров, как встретился с врагом – отделение «Поборников» в испачканной серой броне. Они в страхе выпустили в него поток пуль из автоматов, но капитан одним ударом левой руки сокрушил голову одного воина и вторым ударом меча, отмахнул двоих, словно это были те самые манекены. С ходу взяв какой-то стол, он швырнул его в противника и задавил ещё пару им, переходя в мощный восходящий удар.
Расправившись с остальными врагами работой клинка, Валерон оказался на месте, где враг устроил пункт обороны и от него его отделяет только стена. Со всего разбегу он бьёт плечом по ней и прорывается наружу, метая гранаты перед собой. Последнее, что увидел капитан, прежде чем он скрылся обратно за стеной, был ужас врага. Тяжёлые гранаты взорвались подобно бомбам, и позицию врага накрыла волна сдерживаемой смертельной энергии и шторм осколков.
Офицер последовал дальше, не ожидая своих – стук гремящего сердца ведёт его в бой, а голодное пламя ненависти требует ещё войны. Разум практически затуманен душевными терзаниями, и он ищет облегчения в битве, но насыщения не чувствует. Но продвижение останавливается, когда он увидел, как под сень зданий вышли новые воители, явившиеся из дыма и пламени. Это в такой же техноброне ратники – они выше всех остальных наголову, их тела прикрывает тяжёлый сегментированный «рыцарский» доспех, только пластины из доспеха покрывают тканевые саваны чёрного цвета, а на самом покрытии панциря странные изображения древнегреческих мистерий и фигур. Их шлемы увенчаны ярким золотым гребнем, а лицевые пластины представлены литыми мордами быков, стервятников, козлов и волков, в глазницах которых горит огонь электроники.
– Отступайте, враги свободного народа Греции! – кричат они. – Вам не одолеть нас – Олимпийскую гвардию!
В их руках тяжёлые молоты, трезубцы, копья и мечи, лезвия которых овеяны слабыми всполохами электричества, позади расположились выжившие орденские воины, готовые поддержать устрашающих воинов заградительным огнём.
Данте остановился, ожидая пока остальные «Стражи», и Дружинники подойдут к нему и встанут позади, став серебряным полотном на фоне его чёрного доспеха. Не менее сорока воинов из Гвардии Олимпа преградили им путь и вот раздаётся вопрос:
– Господин, приказы?
Капитан знает происхождение этих существ – это избранные воины из всех орденов, на которые нацепили свои костюмы и броню, они стали мрачным отражением их самих. Данте больше не испытывает удивление от того, что их братья встали на сторону врага, нет больше скорби или сожаления, лишь желание схватиться с теми, кто предал Канцлера и поквитаться за жену.
– Мы должны прорваться к стенам Дворца, – сдержанным рыком молвит Данте и поднимает клинок. – Значит, нам не будет преград!
– Остановитесь, глупцы! – их пытается «образумить» враг. – Вам не совладать с теми, кто сражается во имя богов!
– Господин Данте, скоро мой десантный полк «Вермиллионовая слеза» подойдёт ко дворцу. Нам нужна ваша поддержка! – услышал в ухе капитан и вознёс меч перед собой, обратив пламенную речь к «Стражам шпиля» одним из военных девизов Канцлера:
– Где-то сам Бог, где-то мы вершим волю Его! Где во тьме творится и скрывает зло! В мире идолов и лжепророков! Демонам глядя в глаза, принимаем бой!
– Со мной мой крест и меч! – единым голосом ответили сияющие войны и бросились в атаку.
Серебро сошлось с чернотой, трезубцы с алебардами, перначи русских с мечами греков. Данте бросился на первого врага и со всей силы нанёс колющий удар. Меч не пробил доспеха, но изрядно его погнул, и противник схватившись за грудь, цепляясь за воздух упал на землю, постанывая. Вторым ударом он вогнал его прямо в шею и пробился через крепления брони, но только самым клинком. Тут же возле него пронёсся луч энергии и оставил дыру в панцире гвардейца, заставив его со скулежом упасть на землю. Капитан уклоняясь от ударов заметил, как и трезубцами грозные ратники обходят защиту «Стражей», прокалывая из экзоскелеты и заставляя электронику плавиться и коротить от потоков электричества, пущенных с оружия.
Враг позади щедро одаривает «Стражей» залпами десятков орудий, не давая сконцентрироваться на битве, отвлекая и мешая подобно надоедливой мошке. Лязг клинков смешался с грохотом орудий.
