Степан Витальевич Кирнос
Восхождение к власти: падение «ангелов»
– А мне плевать! – крикнул Мастер-стратег. – Наша свобода, афинская демократия, стоит дороже, чем интересы вашей недоделанной знати.
– Я хочу напомнить, что это и интересы вашего народа. Думаете, Великий Израиль и аравийцы всегда будут вашими союзниками? Думаете, сможете в одиночку удержать Турецкий Султанат? А африканские банды?
– Ничего, мы выбили вас, справимся и со всякой другой бандой или армией. Свободная Греция достаточно сильна, чтобы дать отпор любому врагу, – всё так же самодовольно твердит Фемистокл. – Мы за несколько часов выгнали с нашей земли почти всех, кто был к вам лоялен.
– У меня на вашей территории есть ещё защитники. Четыре доблестных командира и думаю, они дадут вам достойный отпор, – на этот раз в голосе Канцлера пробежала лёгкая радость, надежда, которой суждено быть разбитой.
– Ох, господин Канцлер, император недоимперии, а у меня тут есть те, кто хочет передать вам пару добрых слов.
– Господин Канцлер, – на этот раз это другой голос зазвучал и все увидели, что рядом с Фемистоклом стоят четыре человека, в одинаковых облачениях – тёмные накидки, на которых виднеются белые ленты. – Мы больше не подчиняемся вам. Мы теперь сами себе господа и выбираем служение Греческой Амфиктионии.
– Ох, – тяжело выдохнул Канцлер и впервые все ощутили на своих душах тяжесть чувств правителя, голос которого задрожал по живому, в нём появилась жалость и сожаление. – Дети мои, что вы творите? Я вам столько дал, столько власти и как вы распорядились ею? Я же вас оберегал от тлетворного влияния князя мира сего? И что же?
– Что ты несёшь, господин Канцлер? – вмешался Фемистокл, и на лице его заплясала тень безумия. – Я им дал свободу, дал вкусить истинный плод воли, показал им, что значит жить по-настоящему! Теперь они не твои рабы, не служат сумасбродным идеям духовности и морального единства!
– И как же это!
– Он дал нам ощутить себя людьми! – сорвался кто-то из Консулов. – Теперь мы можем есть, что хотим, спать и сношать, кого хотим, развлекаться, как того пожелаем. И все, все наши солдаты этого возжелали!
– Не все, господин Каратос, – вмешался светловолосы мужчина. – Кто-то из наших всё ещё дорожит не-свободой, но мы это исправим. И мы справимся с этим, не то, что ваши побратимы.
– Лиро, – огрызнулся командир «Серебряных Гоплитов». – Заткнись.
– Вы же были выше всех… вы же были, как «ангелы», – сокрушается Канцлер и кажется, что его скорбь наполнит всех сидящих на командном блоке.
– Нет, мы больше не твои «ангелы»! Они – служебные духи, мы же служить никому не собираемся! – после этих слов наступило напряжённое молчание, леденящее дух.
Четыре Консула, избранных полководцев Императора встали на сторону врага. От этой новости у Карамазова перехватило дыхание – его разум не может принять этого факта, не способен это осмыслить и кажется, что он вот-вот сойдёт с ума.
«Этого не может быть!» – кричит душа Карамазова, и он слышит всё нарастающий шум в ушах, – «Они не могли его предать… не могли… это какая-то ложь… театральщина».
Пока инквизитор пытается смириться с новой действительностью, Канцлер прибывает в полном спокойствии. В его глазах может видно тень бури в душе, но он не показывает психологического потрясения. Те, кого он любил и воспитывал, те, кого он с радостью и упоением поставил на место Первоначальных Крестоносцев, пали. Долго он взращивал их, как своих детей и сейчас слышит слова их предательства, видит дела рук их и чувствует на своей душе страшную рану. Однако ни один мускул на его лице не дрогнул.
Тонкие губы Канцлера чуть приоткрылись, и был задан всего один вопрос, голосом сдержанным, но внутри которого теперь ощущается дрожь:
– И что же чувствуете, господин Фемистокл? Что вам дало это предательство?
– Во мне больше нет страха, не нужно больше пресмыкаться перед Рейхом. Есть лишь истина – Балканы свободны и эти истина будет записана кровью ваших солдат и граждан. Поверьте, я не боюсь умереть за своё дело, не боюсь, и отправить и своих воинов на смерть ради великой цели, – голос его становился всё возбуждённее и глубже, каждая буква дрожит от переполнения чувств. – Пусть ваши люди кричат, пусть люди вопят, пусть они заливаются криками по Рейху, нам не будет дела, ибо мы – свободны. Греческая нация теперь едина. Нет страха – нет, он умер вместе с ложной верностью, которую я возложу на алтарь независимости! И поверьте, я готов пойти на смерть ради моей Греции, готов ринуться в пламя битвы ради неё и пусть нас всех ждёт смерть – мятежный дух страха не ведает, и мы отведаем сладкого пира великой победы! А что касается тебя – твой план пропал, твои задумки в огне. Ты уже проиграл, господин Канцлер! Выбирайте – либо свобода наша, либо смерть ваша!
Как только речь была окончена, связь оборвалась, спесиво заявив о своих намерениях, посрамив Императора и обещая лютую смерть добропорядочным гражданам Рейха, Фемистокл прекратил обращение.
В командном пункте повисла страшная тишина, и на экране остался только Канцлер, который не смеет нарушить хрустального молчания. И всё же ему приходится отдать приказ, дать начало действиям, которые показали бы силу Рейха, пустить в ход механизмы власти, которые делали хоть что-нибудь, чтобы противостоять нечисти акта греческого национализма:
– Инициировать протокол «Союзная помощь» по договору Союза трёх держав. Подготовьте Первый императорский флот, три оборонных апеннинских флотилии и ожидайте дальнейших распоряжений.
– Господин, где нам собрать передовые ударные подразделения, которые предоставят Российская Империя и Нова Речь Посполитая?
– Пусть собираются в Великой пустоши в условленной точке «Аметист-01». Там пусть ожидают дальнейших приказов, – и дальше прозвучал приказ, который в жизни бы не был оглашён, если бы не спесь Фемистокла, если бы не предательство Консулов. – Готовьте все свободные армии Балканского, Иллирийского, Константинопольского и Аппенинского военных округов. Сокрушим их подобно молоту.
Экран потух, а вместе с этим снова во всю разгорелась работа в командном мостике, только теперь каждый пытается соблюсти молчание и даже Инквизитор покрыл свои уста замком немногословья, сделавшись угрюмым и хмурым.
Все утихли в том месте, откуда вещал и Фемистокл. Небольшой кабинет, в котором из мебели только пара шкафов с книгами, диван и рабочее место, помещение, где стоит абсолютная тишина, стал местом откуда Мастер-стратег возвестил Рейху короткий список требований Греческого Союза и по-видимому рад этому.
– Ну что, как вам?
– Прекрасно, – сказал крупный мужчина с бородой на округлом лице, с небольшими глазками.
– Я всегда знал, что ты меня поддерживаешь больше остальных, – с фальшивой любовью твердит Мастер-стратег. – За это, я тебя награждаю великой миссией – необходимо отправиться с орденом в Великую пустошь и установить контроль над её южными территориями. Будем расширяться, так сказать.
– А как же более подробный план-приказ? – тяжёлой басовитой речью спросил Каратос.
– Получишь у моего второго помощника.
– Мне одному там лютовать за наше дело?
– Нет. С тобой пойдёт Первый добровольческий македоно-южноболгарский полк… и одни наши друзья из Либеральной Капиталистической Республики. А где наш герцог? – с коварной улыбкой спросил Фемистокл. – Я его хотел наградить другой почётной задачей. Как раз мне нужен был обиженка, который бы занялся чёрной работой – у нас в Великом Коринфе всё никак не по изведутся тараканы канцлерские.
– Я могу этим заняться.
– Нет, Лиро, отдадим это дело новой армии. И чего герцога нет?
Доуху Рэ не участвовал в трансляции, которую задумал Фемистокл. Ему нет дела до того, как Мастер-стратег решится выбесить Канцлера. Больше этого, герцог не видит смысла в том, чтобы драконить Императора, но всё же видно стратег помешался на свободе, и его театральное самодурство ни к чему хорошему не приведёт. Но всё же у герцога есть задача поважнее.
Вдоль холодного коридора идут два человека – серо-металлические стены образуют длинное помещение, среди которого разносятся слабые звуки шагов. Два человека в малиновой броне идут к информационно-архивному блоку, откуда удастся получить доступ к электронным архивам Крита.
– Ты уверен, что сможешь взломать коды и получить…
– Да, – сказал мужчина в той же броне, что и Доуху. – Только нужно поспешить. Иначе нас могут обнаружить.
– Плевать.
Два человека повернули в смежный коридор и там в самом конце есть дверь, возле которой стоит охрана.
– Камеры наблюдения… нас уже давно спалили.
– Не имеет значения, – хладно басит Доуху, – если они не виноваты, то я лишь подтвержу свою верность, если это идея Фемистокла была, но ему не будет спасения, я его достану из-под земли в таком случае. Ладно, вперёд!
Помещение, где располагались помещения с компьютерами, охраняется двумя воинами в сине-тёмной полицейской форме. Но секундой позже они уже лежали возле двери, пронзённые электрошоковыми шипами.
Техник открыл комнату и нашёл первый попавшийся работающий компьютер. Сев за него он стал быстро что-то за ним набирать и копаться в файлах.
– Ты помнишь, что он сказал?
– Да-да. Надеюсь, Фемистокл не приказал стереть видео с Крита… это будет его ошибкой.
Потребовалось меньше минуты, что бы техник обнаружил нужное и крикнул командиру:
– Готово, нашёл!
Герцог, нажал пару кнопок и смог активировать нужный файл, выведя его трансляцию на большой экран монитора. Так же, рядом на столе он положил бумагу, на которой четыре символа четырёх орденов.
Там, на видео запечатлены последние минуты жизни подразделения Жака, видно, как воины Рейха сражаются с солдатами Великого Израиля. Внезапно из неба появляется грозная птица – металлический коршун, который готов сбросить смертельный дождь на головы защитников Империи. Доуху увеличивает изображение и видит, что под бортом, нет символа Рейха – двуглавого чёрного орла. Вместо него серебряный щит, ставший фоном для двух ярких копий. Доуху опустил глаза на бумажку и увидел, что это символ ордена, который прислушивался во всём к Фемистоклу, хоть и клялся формально в верности Канцлеру. «Серебряные Гоплиты» повинны в смерти его сына, а не Император и только сейчас герцог ощутил всю глубину падения и ошибки. Он с горячего сердца поверил лжецу и мошеннику, отчего его губы шепотливо выдавили:
– Андронник всё же был прав…
– И что мы будем делать? Мы – предатели в глазах Рейха.
– Собирай всех во условном пункте «Венеция». Отныне мы сражаемся только за себя.
– Что делать с охраной?
– Оставь их тут… когда они придут в себя, Фемистокл уже обо всём догадается.
Глава 14. Контроль над пустошью
Облекаясь в саван погибели
Акт 1. База
Пятнадцать часов этого же дня.
– Карамазов же обещал, что мы объединимся с флотом и нанесём ответный удар! Какого всё это происходит!? – раздались слова яркого недовольства, прозвучавшие посреди маленького помещения. Гул реактивных сопел не смог заглушить гневной речи, говоримой одним из десяти воинов.
Целое отделение воинов сидит в покрытом мраке транспортном отсеке реактивного конвертоплана, предаваясь тоске. Их тела скрыли тяжёлые чёрные элементы брони – перчатки с наручами, панцири и наголенники, а шлемы скрыли невыразимый гнев, застывший в глазах.
– Брат мой, я не знаю, что это за игрища политиканов, но прошу, успокойся. Ты пустишь под…
– Плевать, Яго! – гаркнул Данте. – Нам нужно в Коринф, бить врага, а не бегать по пустыне! – последние слова парня едва не сорвались, когда машина слегка подёрнулась и замедлилась.
– Мы идём на спуск! – донеслось из кабины пилота. – Ещё пару минут ребята и будете крепко стоять на ногах.
Данте не знал, как реагировать на эту новость. Полдвенадцатого их орден выхватили и разделили – большая часть нападает на Великий Коринф, а он и горстка воинов махом были отправлены в Канцлером забытую местность. «Пурпурные сердца» и «Алмазные щиты» вместе с армией готовится нанести сокрушительный удар по южной части вражеской державы. А он нет… он не будет там, где решается судьба его жены и дочери, не будет.
«Ох, милостивый Господи, помоги им… пускай я умру, но они будут жить, прошу Тебя», – взмолился Данте.
Волны эмоционального огня накатывают на него – одна за другой. Всё внутри него сводит и щекочет до боли, а в груди повисло странное волнительное чувство – нервный ком весом с мельничный жернов. Он пытается себя успокоить – молиться и надеется, что скоро подействуют лёгкие транквилизаторы, которые хоть на пару часов подарят ему покой. Но сейчас изнутри его изъедают самые мрачные мысли, самые безумные.
Данте сжал и разжал пальцы рук, посмотрел на рядом стоящую штурмовую винтовку и испытал страшное желание её взять в руки, чтобы порезать себе путь до самого Великого Коринфа.
«Ох, если бы тогда знал… знал бы, во что всё выльется… перетащил бы Сериль и Марту хоть на край мира, но не в тот проклятый город. Долбаный Фемистокл, проклятые мятежники!». – Стал ругаться Данте, порой касаясь нецензурной брани, укоряя себя за это.
«– Всё именно так!» – разразился голос внутри капитана, который на этот раз не стал визуально себя воплощать. – «-В их смерти только твоя вина, Данте».
И снова чувство вины и страшного уныния накрыло Валерона, ибо эти эмоции следуют за гласом, как вонь за нищим, обитающим в помойках. Капитан собрал все силы и попытался мысленно прогнать существо, но не удалось и снова он вынужден выслушивать гневную тираду:
«– Вот в чём тогда смысл твоего бытия, а Данте? В чём, если ты потеряешь жену и дочь? Капитан, ты всего лишь жалкая вошь, которая держится за семью, и потеря их, станет для тебя концом. Ты будешь виноват в их смерти и виноват в том, что для тебя больше не будет смысла к бытию.
«– Что тебе нужно?» – спросил сам у себя Данте, чувствуя, словно его душа рвётся пополам.
«– Я твоё освобождение и твой обвинитель, капитан Данте, сын Сиракузы-Сан-Флорен», – с этими словами, отражающимися ударами ужаса в душе, сущность облеклась в ясные чёрные образы тени, которая стала невидимо для остальных ходить туда-сюда, размышляя и говоря. – «Ох Данте-Данте, ты хоть понимаешь, во что ввязался, когда посмел взглянуть на Сериль в той операции на обломках Королевства Испанского? Данте…, – прошипела тварь. – Если бы тогда ты бы не позволил чувствам помутнить твой рассудок, девушка была бы жива, у неё, возможно был бы муж-умница, не то, что ты… она бы сейчас ликовала и радовалась бы жизни, не то что сейчас – прячется в какой-нибудь норе, забитая и ждёт своей участи… или ещё хуже…»
Капитан, стиснув зубы от страха, уже и забыл, что Канцлер тогда вычистил город врага ковровыми бомбардировками и принимает слова духа как правду.
«– Хватит!» – кричит в рассудке мужчина, чувствуя, что ему стало не хватать воздуха. – «Кто бы ты ни было, заткнись!».
«– Я есть ты. Я – тёмное существо твоё, Данте. Ты – не выполнил обещание перед Сериль», – ментальное порождение прильнуло к капитану, и Данте увидел перед собой своё же лицо, только мертвенно-бледное и с безумным огнём в глазах. – «Подчинись мне, капитан, и я тебя оставлю».
«– И чего же ты хочешь?» – вопросил Данте.
«– Я тот, кто даст тебе свободу… ты виновен от их смерти, так же отдайся мне, признай их смерть и свою вину и испей крови из чаши жестокости. Смотри, как поступают мятежники – им нет дела до какой-то нарочитой морали, им нет дела до кровных связей, когда пришло время выступить за свободу. Так и ты от всех норм отступи, признай, что у тебя больше нет семьи, скажи командирам, что ты им больше не подчиняешься и беги! Беги как можно дальше от Рейха!»
«– Говори, что хочешь, но этого не будет», – перешёл в наступление на самого себя капитан, чувствуя мысленную смелость. – «Давай поговорим на эту тему, давай!».
«– Хорошо», – существо выгнулось в полный рост и растворилось, словно утренний морок.
Данте тяжело выдохнул, чувствуя, как по всему телу разливается усталость и слабость. Да, он знает, что хотел бросить службу, у них было несколько ссор с супругой, но чтобы отступить от страны и жены, бросить их ради слов его тёмной части – никогда.
Капитан чувствует ясную цель посетившего его гостя из подсознания – бросить всё и убежать едва ли не в горы или на блудилище. Его с детства учили быть верным друзьям, и возлюбить всем сердцем будущую жену, верным к стране, хоть потом он ради её блага и предал нечистое начальство, затем ему вбивали любовь к Империи и императору. А тот, кто обещает свободу, предлагает от всего этого отказаться и Данте мысленно уносится от его слов, уясняя, что ни к чему хорошему это не приведёт.
Окон нет, но можно включить съёмку с внешних бортовых камер, однако экран на наладоннике Данте деактивирован. Он не имеет не малейшего желания смотреть на серые радиоактивные пустоши выжженной земли, над которыми вечно хмурые небеса. Ядерные бомбардировки не пощади эти земли, природа словно сошла с ума, хоть и оставив всюду какое-то количество островков былой славы земли.
Конвертоплан тихо присел и все ощутили это, приготовившись к высадке.
Успокоившись и подумав о том, чтобы выпросить у местных врачей таблетки, Данте поднялся, тряхнув плечами и подцепив оружие, сжал и разжал пальцы, повесив винтовку на плечо. Он ощутил, как стук сердца становился всё сильнее, под гул утихание двигателей.
Трап опустился и в кабину хлынул тусклый свет, и донеслись звуки – крики людей, бурчание громких двигателей, приказы и перестукивание. Они – десять человек первой роты, специально отобранные самим Консулом для важнейшей миссии, ступили на проклятую землю.
Вокруг Данте видны образы военной базы – техника, люди, башни и заборы, вооружённая охрана и командиры, гоняющие солдат. Данте предчувствует, что их отобрали не просто так и они действительно тут нужны, но он ощущает глубокую скорбь от одного осознания, что Сериль в опасности, что она в городе мятежников, подогреваемую инфернальным гостем в сознании.
Всё же, справившись с потоком мыслей, Данте шагнул вперёд и пошёл в сторону главного административного здания – невысокой башне, у основания которого разрослось множество пристроек и надстроек чёрного цвета с небольшими окнами. Тут же, на бетонной плитке, Валерон заметил и воинов, которых ранее не знал – высокие мужчины, в странной технологичной броне. Их лица блистают латунным напылением анатомической маски, крепящейся к шлему, оттеняющей конусом, торс защищён подобием чешуйтачей брони, к которой крепятся такой же сущности и наплечники. А символикой стал двуглавый орёл на фоне чёрно-жёлто-белого флага.
– Кто это?
– Судя по всему наши будущие союзнички, – недовольно выдохнул Яго. – Ладно, ускорь шагу. Всё сейчас узнаем у командира операции.
Отряд скрылся за серыми дверями здания и перед глазами Данте теперь множество людей в офисной одежде – рубашки, брюки, джинсы чёрные или блузки. Ему нет дела до персонала штаба, и он проходит по мрачно-освещённым коридорам, и народ расступался при их виде. Сапоги, касаясь о кафельную плитку, стучат в такт биению сердца множества людей.
Данте был бы рад прийти сюда в обычной военной форме, а не в полном боевом доспехе, но ситуация на грани полного бардака. Почти весь орден с техническим обеспечением готовится к высадке, а они, в экстренном режиме засланы сюда с небольшим комплектом боеприпасов и инструментов для их поддержки. Этого мало, но что поделать? Даже броню нацелили на них для перестраховки – на случай, если придётся ли сражаться с врагом ещё в пути.
Воины находят нужное помещение, который был обозначен в приказе о переводе. Данте толкает дверь сорок третьего кабинета, и она подчиняется – кусок пластика даёт пройти в большое помещение, больше похожее на зал нищего кинотеатра. Десять рядов стульев по пятнадцать тук на ряд, по бокам спуски к пространству, где стоит трибуна, а за ней широкий экран, ныне потухший.
Посередине места для выступлений, на насыщенно-синим коврике стоит высокий мужчина, в военной серой форме – куртка, штаны и сапоги. Его суровое лицо осталось невозмутимым, лишь прозвучал грубым голосом вопрос:
– Кто вы?
– Я – капитан первой роты «Тени» ордена «Палачи», Данте Валерон. Прибыл сюда по приказу Консула, для участия в операции по наступлению на северные вражеские позиции.
– Почему все по форме?
– Мы не знали расположение ПВО противника. Боестолкновение могло начаться для нас в любой момент.
– Понятно. Проходите, располагайтесь, ждали только вас.
Данте с отрядом расселся на пластиковых стульях, заприметив ещё людей, которых не знал ранее и стал внимать суровым речам полковника:
– Так, ребята, у нас здесь полный бардак, так что вместо плана по большей части займёмся плохой импровизацией. Враг начал втягивание своих частей на юг Великой Пустоши, но мы то зубы ему пообломаем.
Двух хлопков хватило, чтобы экран включился и на нём высветилась интерактивная карта региона.
– Раньше было огромное государство – Конфедерация Свободных Народов39, но как помните, его сначала врыли в землю, а затем поделили Рейх и коммунисты. Так вот, судя по данным разведки, сепаратисты хотят замутить воскресение этой страны. Наша же задача показать им, что те засранцы не могут возродиться.
– С помощью кого они собираются тут всё вершить, господин полковник Милаш?
– Хороший вопрос, капитан, Данте, – офицер сложил руки на груди. – Сначала они отправили полк вместе с одним предателем. Сам командир «Серебряных гоплитов» бросился в пекло войны, прихватив с собой три сотни своих бойцов, и фиг его знает сколько легионеров. Так же, у нас объявился лагерь сволочей из Либеральной Капиталистической республики.
– Я так понимаю, они не обошлись без здешней поддержки.
– Об этом позже. Сейчас я представлю вам тех, с кем вы будете работать, капитан. Благодаря уму Канцлера и протоколу «Союзная Помощь» нам в короткие сроки удалось собрать достаточно бойцов чтобы загнать крыс обратно в их норы, – резко говорит полковник и указывает на одного из сидящих на первом ряду. – Капитан Константин Комаров, уполномоченный представитель Российского Имперского Государства. Вместе с ним потрепать нервы радикалам пришли три роты Стрелецкой гвардии, и бронепехота Старшей дружины.
С первого ряда поднялся мужчина, чьё полное лицо оттенено тусклым светом здешних ламп, но в тоже время сверкнула серебром пуговиц и золотом погон чёрного мундира. Данте кротким кивком поприветствовал Комарова, но вот его брат оказался менее приветливым:
– А у нас у самих что, кишка тонка, чтобы самостоятельно устроить огненное рандеву мятежникам? – поднявшись, возмутился Яго.
– Сынок, – речь полковника стала ещё грубее. – у нас войска растянуты, всё внимание сейчас на юге. Самый близкий полностью укомплектованный полк занял оборону в сорока километрах отсюда и не пойдёт на сумасшедший штурм, пока не будет приказа командующего округа. А если тебе не нравится политика нашего Канцлера, то мне может тебя скормить инквизиторам?
– Нет, господин.
– Вот и хорошо. Второй союзник, который откликнулся на наш зов, стала Нова Речь Посполита. Её представляет полковник Стефан, с которым снайперская группа из двух человек, четыре батальона из Варшавского егерского корпуса, вместе со щедрым подарком в виде реактивной артиллерии и вертолётами поддержки.
– А у нас разве этого нет?
– Канцлер отдал приказ о формировании оборонительного рубежа, если не удастся остановить наступление противника. Поэтому вся наша прелесть сейчас в тридцати километрах отсюда и даже залпа не даст.
– Зараза, – выругался Данте. – Что по операции?
– Нашим командным штабом подготовлен план, что б его… чистая импровизация, но хоть что-то. Сейчас такой бардак, что б… но ладно. Упырь по имени Каратос в пяти километрах к югу от нас расположил передовой штаб наступления. Там все семьсот человек его ордена и ещё полторы тысячи поддержки из их недополка, – с речах командующего чувствуется нота презрения. – Так вот, он раскинул свои шатры возле Новой Приштины, только вот сам город стал куском мусора и поэтому для него интереса не представляет.
– Тогда зачем он там?
– Это самое интересное. Разведка заподозрила неладное, когда часть союзных Либеральной Кап…, – да ну его, часть, союзной изврающагам с севера, войск отступила в Пустошь и пропала.
– Их кто-то покрыл, – предположил Яго.
– Правильно мыслишь, сынок.
– Судя по всему, где-то в городе будет сегодня встреча предателей. И нам нужно знать – какая тварь посмела укусить руку, которая её кормит. Для этого от Нова Речи Посполита снайперская группа выдвинется в город на предполагаемое место встречи и срисует урода, а затем ликвидирует его. Мы не знаем, кто это может быть, но смертный приговор поскуде уже дан. А займутся этим капитан МагКаллин и О’Прайс.
– Что-то не совсем польские клички, – смутился Яго.
– Потому что мы не из Польши, – с английским акцентом сказал мужчина среднего роста, на котором светло-бежевый выглаженный китель, а из примет на лице – усы и борода, а также выразительный и строгий взгляд.
– Потом это обсудите, – вмешался полковник. – Данте и Комаров, вы совершите налёт на часть передового лагерь противника, уходящую в город, а затем окажете поддержку снайперской группе, которой нужно будет отступить.
– Господин полковник, а почему Каратоса нельзя просто залить огнём реактивной артиллерии?
– Неможно. Вы должны будете обшарить его укрытие. Канцлер думает, что там могут хранить важные бумажульки или документы. Да и самого Каратоса можно было бы взять живым… но это посмотрите на месте… этот идиот сам сунул башку в пекло, пусть теперь и расплачивается, – пробурчал полковник и хлопнул в ладоши. – Всё! Более подробные и официальные указания получите в экземплярах приказа! Есть вопросы? – в ответ молчание. – Вопросов нет, готовьтесь! Транспортировка начнётся через двадцать минут!
Данте покинул зал и через пять минут уже выбрался на воздух. Он аккуратно снял шлем и втянул полной грудью, надеясь освежиться, но ощутил не больше чем сухой холод, колющий изнутри. Мгновенно его накрыло неприятное чувство – одни короткая мысль о том, что сейчас могло бы происходить в Великом Коринфе, ввергло его в какую-то странную пучину, ему кажется, что он сейчас куда-то провалиться, а внутри, у сердца всё трепещет, а сам орган вот-вот лопнет.
– Ох, – дотронулся Данте до лба, на котором проступили капельки пота, а сама голова закружилась, и ему показалось, что он сейчас упадёт.
– Брат, с тобой всё в порядке? – подошёл сзади Яго. – Что-то ты совсем никакой. Рейх тебя до этого довёл?
– Нет, – тяжело молвит Данте, как будто у него во рту пузырь. – Я подумал о жене.
– Ах, – сочувственно вздохнул брат. – Это понятно. Поверь, с ней нечего не случится… поверь. Всё будет в порядке.
– Это пустой разговор, Яго. Пустой… надежды… на что они мне? Мне бы связаться с ней… хоть на пару секунд. Знание того, что с ней всё в порядке, такой силы предало бы… такой…
– Эн-брат, что-то ты совсем раскис. Не должно воину быть в таком положении. Ты же не долбанный камикадзе, – Яго ударил по плечу брата, желая подбодрить, но невыразимая печаль на лице Данте никуда не спешит исчезнуть. – Мда, чувствую, что мятежникам будет несладко. А ведь знаешь, это Канцлер в чём-то виноват, – шёпотом завершил фразу парень.
– Канцлер? В чём? Что дал этим голодранцам больше воли, чем остальным регионам? Или может в том, что дал им технологии, накормил и одел их?
– Он не дал им больше свободничества. Как по мне, – Яго дальше продолжил настолько тихо, чтобы его слышал только Данте, – он должен был пойти на уступки региону, чтобы это не привело к выходке.
– Ты же понимаешь, что ни он один виноват в этой заварушке.
– Канцлер просто держится за власть, как тираны древности. Пойди он на соглашение, и всё сейчас было бы в топе.
– Нет, не было… я думаю, ты чётко осознаешь, что мятежники готовили это давным-давно, и они при любом раскладе не отказались бы от затеянного. Будь я проклят! – вспылил Данте. – Я ведь мог взять с собой в Рим или отправить домой в Иберию к родителям! – затем последовал глухой, наполненный самоедством удар в грудь. – Какая же я тварь!
– Тише, брат. Ты не в чём не виноват.
– Данте! – раздалось громкое басовитое воззвание и, повернувшись, два брата увидели, как к ним идут двое мужчин – первый плотный высокий, в тёмно-синей форме, которую они уже видели, сражаясь с ордами либералов и коммунистов у города Раддон. А вот второй одет иначе – тёмно-серая куртка, утянутая бронежилетом со множеством карманов. Накрывающая слегка штаны бежевого цвета, на которые есть щитки. Стопы защищены короткими берцами, ладони перчатками, а на голове небольшая панама.
– Ладно, я пойду, получу бумажки, – скоротечно бросив, Яго отстранился.
Понадобилось всего десять секунд, что бы они встретились.
– Комаров, – протянул руку Данте и ощутил, как ладонь сомкнулась в крепкой хватке, и перевёл её в сторону другого мужчины. – А это кто?
– Мой друг, капитан О’Прайс, – размеренной речью ответил Комаров и Данте посмотрел на лицо бойца из Польши; в голубых глазах виднеется сдавленная грусть на пару с рвением, под ними уже стали собираться морщины, под большим носом и прямыми губами стриженная борода, а общее выражение лика – сурово и хладно, веет усталостью и опытом.
– О’Прайс… не слишком по-польски.
– Да, родился я не в тех краях, – ответил с сильным акцентом мужчина. – Мой дом на западе, в Англии, где сейчас всем заправляют радикалы из рода капитала.
– И как же вас занесло в Польшу?
– Это долгая история, не на одну кружку пива в баре Варшавы. Может, после того, как всё закончится, я её поведаю вам.
– Да, – вмешался Комаров. – Поддержка его отряда сыграла важную роль в войне против Российской Конфедерации. Данте, до меня доходили слухи о том, что случилось в Великом Коринфе – прими моё сочувствие. Думаю, ещё не всё потеряно.
– Я надеюсь, что всё ещё будет хорошо…
– Надейся, – иронично кинул О’Прайс. – Лучше сейчас смирись с тем, что может случиться. Так намного проще.
– Не могу, – голос Данте стал крепче.
– Ладно, надеюсь вас встретить ещё, – О’Прайс посмотрел на часы, и указал на приближающиеся гусеничные транспортники. – Время отгрузки. Давайте! Нас уже заждались в аду.
