Шиму Киа
Горе
–Этот трус был нашим командиром,– рассуждал третий, стоящий около колонны.
–Да, но такой же, как мы, просто громче. Он убил Ньепса!– кричал второй, все еще пытаясь затянуть в темноту первого, который стал кричать.
–Разве мы этого не хотели?
–Нет!– и слуги скрылись в темноте библиотеки. Третий, вздохнув, медленно побрел за своими товарищами, что-то ворча себе под нос.
Я пошел совсем в другую сторону. Факел даже не взял. Передо мной была пустота, темные колонны, которые выделялись среди мглы, я обходил, ступая по лужам, камням, иногда спотыкаясь и падая, но медленно вставая и идя вперед. По всей библиотеки были эхом слышны голоса толпы, птиц и звуки падающих книг. Но чем дальше я отходил, тем больше тишина давила на уши. Я медленно брел по сырому помещению, постоянно чувствуя запах книг. Где-то сами собой перевернулись листы, где-то кто-то полз, а шорохи не отходили ни на шаг от меня.
Разумеется, я понятия не имел, где нахожусь, что делаю, как я сюда попал. В моей голове как-то разом все выключилось. Была лишь одна мысль, что я везде, где только мог, оплошал, и это давило на все тело. Было сложно чувствовать страх, что-то переживать, когда в голове возникает полная каша, которая невольно затягивает тебя в себя, строя перед твоим разумом высокий забор, изолируя тебя от окружающего мира. Существует только сырая и темная дорога без цели, какого-либо света. Окружение состоит из страшных, таинственных звуков, которые могут тебя схватить, утащить и убить, но ты спокоен, громко топаешь ногами, а в голове- такой же туман. Ты будто бы декорация этой библиотеки- одна из его колонн. В тебе нет эмоций, чувств, страхов- равнодушная и пустая книга, невыразительная и холодная. Я брел по скользким камням, вся нога уже была в синяках, но останавливаться было нельзя. Как-то надо идти вперед, иначе…
Я споткнулся о что-то мягкое и упал на не такой же мягкий каменный пол. Присмотревшись в темноту, я увидел нечеткий силуэт сидящего человека, который что-то держал в руке.
–Ты, видно, не слишком обрадован,– мой голос на некоторое время стал единственным живым звуком в помещении.
Темная голова посмотрела на меня.
–Ты тоже особо не веселишься,– глухо отвечал Атан.
–Ну, у тебя явная причина быть счастливым.
–У меня есть право быть и несчастным.
–Ты получил, что хотел, так почему не смеялся вместе со мной? Почему не поддержал меня?
–Это…,-рука, покрытая тенью, слабо подняла предмет, который держала.– Пустой роман. Даже смысла нет. Он обыкновенен. Драма… Глупая драма.
–Вся книга?
–Все,– горько выплюнул библиотекарь, упав на пол.– Все- пустой и бессмысленный роман.
–Такой красивой метафорой ты так безобразно перечеркнул жизнь.
–А на что ее подчеркивать?
–Тут уж не от нее зависит, быть тебе счастливым или нет. Цели не она выбирала.
–Но она могла намекнуть…
–И ради этого ты убил Ньепса? Ради этого намека?
–Да… Все равно он такой же, как я.
–У тебя есть семья?
Атан промолчал.
–Значит,– сказал я и тоже лег на холодный и неудобный пол, смотря на плавное движение дымки в воздухе.– Ты не такой же. Ты убил чужого. Ты- убийца.
–Убийца… И что же дальше? Я же… Ничего не чувствую.
–Значит, ты самоубийца.
–Почему?– вскочил Атан.– Я убил его! Не себя! Почему я самоубийца?! Я же жив!
–Ты знал, что ничего не найдешь с тем ключом. Так почему же Ньепс мертв?
–Как минимум, потому что он этого заслужил.
–Заслужил стать невинной жертвой твоего размашистого удара себе грудь?
Силуэт Атана смотрел на меня. Я чувствовал, как сквозь книжный туман сочится грусть. Он не хотел признавать своего самоубийства. Ему была страшна мысль об убийстве себя.
–Что же ты ожидал, когда взял ключ?
–Я ожидал…,– библиотекарь лег так же, как и я на холодный каменный пол.– Я ожидал, что найду смысл. Думал, что те запретные книги- это мое оправдание.
–Твоим смыслом стал Ньепс. Его убийство. В твоей жизни появилось что-то, кроме зависти, ведь так?
–Я думал, что запертые книги- это грязные секреты Ньепсов, их грехи. Я хотел чем-то отплатить Богу за содеянное убийство, хотел смягчить свое наказание…
–И вместо секретов здесь- пустые романы, которые так любил один из Ньепсов. Интересно, какой из них?
–Да какая разница?– Атан бросил в темноту книгу.– Я одного не могу понять… Почему себя? Я же еще жив.
–Как близко ты к смерти?
–Я бессмертен,– после молчания, Атан встревоженно переспросил.– Я же бессмертный?
–В твоих руках твоя же жизнь. Ты стал свободен.
–А вместе со свободой что-то ушло…
–Что же?
–Смысл…
–До этого ты подчинялся, гнался за Ньепсом, был слугой. Теперь же ты человек. А люди смертные.
–Но ты…,– библиотекарь поднял на меня голову.– Ты тоже бессмертен.
–Ты не прав. Я человек.
–Нет… Ты не человек… Ты…
–Кто?
–Что случилось с тобой? Нет, даже не так… Что ты натворил?
–Видимо, что-то ужасное.
–Ты тоже убил?
–Нет.
–Значит, убиваешь…
–Знаешь, наш разговор стал мне скучен. Советую тебе куда-нибудь спрятаться. Не вечно же им тебя искать.
–Кого?– он схватил мою руку, пока я вставал.– Кого ты безжалостно расчленяешь? Ответь мне!
–Тебе на что?– я вырвался.– Я не хотел! Я не хотел запускать этот процесс, но он начался!
–Только не говори, что это Вайолетт…
–Нет. Точно не она. Ее я не смогу утопить.
–Тогда кто?– я не видел его глаз, но чувствовал их интерес. В таком состоянии ранее самоуверенный и хитрый библиотекарь превратился в жалкую мышь, которая просит кусочек сыра, как половая тряпка на улице всем своим видом просит, чтобы ей еще воспользовались.
–Ты знаешь.
–Безликий?!– он снова крепко сжал мою руку.
Я ничего не ответил.
–Но как ты умудрился…
–Дело случая. Повезло оказаться не в то время, не в том месте.
Я повернулся и стал отдалятся от темной жалкой фигуры пухлого библиотекаря. Атан полз за мной на четвереньках и все время кричал:
–Расскажи, как ты это сделал! Почему я не смог, а у тебя получилось? Расскажи мне все!– я не стерпел и повернулся к его силуэту.
–От смерти не убежишь. Нанеси, наконец, последний удар и покойся с миром. Я уже пытался спасти, в итоге, убил.
После этого библиотекарь остался на месте и больше ничего не сказал.
Сразу стало тихо. Ужасно тихо. Эта была эмоциональная разгрузка для меня. Все сомнения и вся боль ушли после разговора с отчаявшимся. Его бы я не спас, а только ускорил то, что и так движется чуть ли не со скоростью света. Почему же все вокруг умирает? Что я за язва такая, которая рушит абсолютно любое окружение? Что же со мной не так?
–Мистер Ридл!– из тумана показалась огромная туша тети Люсии. Она вся вспотела, а черное платье стало полностью облегать ее широкие просторы талии.– Вы не видели здесь Атана?
–Нет. Не видел. Наверно, он, как только услышал вас, спрятался где-то, а потом сбежал. Но думаю, что далеко ему не уйти.
–Я поняла вас!– она крикнула на всю библиотеку.– Крыса сбежала! Догоним ее!
Из тумана, как мерцающие огоньки, послышались боевые возгласы слуг. Они шумными шагами приближались к выходу. Я быстро шел рядом с тетей Люсией, которая постоянно оглядывалась в темноту. Вот вся толпа собралась у выхода, окружила свою хозяйку и ждала долгожданного приказа. Но стоило тети Люсии открыть рот, как из туннеля выбежал Лувр с огромным блестящим пистолетом в руках, который прорычал громче любого вулкана этого мира.
–Атан!!! Где ты ублюдок?!
Безликий увидел меня, подошел и крепко схватил за плечи.
–Ты знаешь, где он?! Говори!– моя голова переживала центрифугу- Лувр яростно тряс меня.
–За мной,– еле выговорил я. Когда безликий отпустил меня, тело немного покосилось.
Я снова ушел в темноту, стараясь идти как можно скорее. Позади меня тянулась настоящая смертоносная армия, бессмертная и многочисленная. Она искала одного человека, который не заслуживал такого внимания. Ради этого жалкого библиотекаря целая армия- это такой комплимент уродливой душе Атана. Он имеет слишком много лавр перед смертью. Я специально оставил его одного, чтобы он умер тихо, незаметно и бесславно, но Лувр… Что на него нашло? Неужели позднее чувство мести? Ради чего он примчался в библиотеку именно сейчас? Неужели похороны поменяли что-то в нем?
Вот мы приблизились к тому месту, откуда я пришел. Виден был силуэт Атана, освещенный теплым светом факелов, стоящий и держащий что-то в руках. Подойдя еще ближе, мы увидели, как библиотекарь смотрел со страхом на свои руки. Он держал свою фотографию. Его пальцы уже находились в готовности разорвать на две части свой портрет, однако пока они были просто напряжены. Тело дрожало, шея вытянулась вперед: лицо словно хотело детально рассмотреть каждую секунду этого процесса. Его колени стояли прямо, но ноги дрожали. В какую-то секунду он глубоко вздохнул и успокоился. Он даже не посмотрел на зрителей. Его лицо было освещено тусклым сиянием факелов, похожим на отдаленный свет ада, который ждет его внизу. После вздоха тело перестало дрожать, пальцы расслабились, шея откинулась назад- он посмотрел наверх. В его глазах жили библиотека, колонны, уходящие бесконечно вверх и скрывающие на своем пике еще много тайн, книжные птицы, тихо кружившие над его головой и не смеющие кричать, и дом Ньепса. Дом, в котором все началось и все закончилось. Он находился в круге своей жизни, долгой, но не бесконечной. Сейчас это был человек. Он стоит на мосту, под ним бурная река, а в голове сомнения. Пальцы быстро со звуком рвущейся бумаги устремились вниз. Сомнения отпали. На землю медленно, кружась в сыром воздухе, опустилась разорванная фотография, а за ним и тяжелое тело библиотекаря. Он глухо упал на каменный пол. Я осторожно приблизился к телу. Оно стало разлагаться ежесекундно: сначала плоть сгнила, затем исчезла, а потом остались лишь тонкие кости, поверх которых мешком лежала одежда. Череп покатился вниз в небольшой каменный овраг, где скопилась влага. Пустые глазницы смотрели на отражение библиотеки.
Толпа молчала. Кто-то тихо шепнул:
–Его нет?
–Убийца получил по заслугам,– твердо сказала тетя Люсия.– Жизнь ему отомстила.
Толпа ничего не ответила и стала молча уходить. Никто не хотел смотреть на скелет того, кто еще минут десять назад был жив. Вокруг него еще летал дух живого, еще не осознавшего смерть- это было страшно ощущать. Тетя Люсия взглянула на меня, ожидая, когда я пойду с остальными, но мое тело не двигалось. Я молча смотрел на мешок одежды, под которым неподвижно лежали кости недавно живого человека. Ничего не сказав, хозяйка направилась за слугами. В мертвой тишине остались только я и Лувр. Безликий стоял неподвижно, все еще держал пистолет наготове и был похож на восковую фигуру, которая вот-вот должна была вступить в перестрелку. Из несуществующего рта выходил еле заметный пар, его дыхание было тихим и быстрым. Я молча стал наблюдать за Лувром, ждать, что будет дальше. Через парк минут он неожиданно громко, но спокойно заговорил:
–Так мы не бессмертны?
–Нет.
–Мы тоже можем умереть?
–Можете.
–И я?
–И ты.
–Моя жизнь заключена в фотографии?
–Да.
Лувр оглядел библиотеку.
–Я живой?
–Всегда был.
–Я человек?
–Настоящий смертный.
Он посмотрел на меня. Я перестал дышать.
–Я могу умереть…
–Можешь. Ты хочешь этого?
–Нет…
Я хотел сказать еще, но вовремя остановился. Я не хочу убивать. Только не его.
–Моя жизнь- в фотографии…
–Все так.
–Почему же я не знал?
–Никто не знал. Только один Атан догадался о своей тайне. Ньепс скрывал это.
–Зачем?
–Иначе бы он потерял вас.
–Мы верны ему…
–Он в могиле.
Лувр развернулся. Он медленно уходил, скрываясь в дыму. Что-то холодное пробежало мимо меня. Мне стало страшно. Я быстро стал догонять Лувра.
–Что же ты будешь делать?
–Жить,– твердо сказал Лувр, и в этот момент он споткнулся о неровную поверхность каменного пола.
–Я буду верить в тебя.
–Сначала сам научись жить.
Я остановился. Он был чертовски прав. Безликий неумолимо отходил от меня все дальше и дальше, но отпускать его я не собирался.
–Куда ты сейчас?
–К Вайолетт.
–Она расстроена, лучше ее не трогать.
–Я знаю. Виной тому- ты,– меня это задело. Внутри начал бурлить небольшой гейзер раздражения и совести.
–Откуда мне было знать, что в ее семье творится на самом деле? Я выслушал ее мать и помог тем, чем смог.
–Какого черта ты вообще влез в чужую жизнь?– Лувр резко развернулся и направил на меня пистолет, однако его рука была согнута и расслаблена: он не собирался стрелять.
–Не я влез, она сама сунулась ко мне в руки!
–Так почему ты так грубо с ней обошелся?! Она что, щенок какой-то?!
–Я не знал, как правильно поступить!
–Так ничего б не делал!
–Иначе эта жизнь вовсе бы увяла!
–Ты прожил не один десяток лет, а повел себя хуже шестнадцатилетнего подростка! Неужели ты не мог проявить хоть какой-нибудь зрелой тактичности? Когда ты получаешь дорогую вещь, ты же первым делом аккуратно и бережно ее используешь, а тут? По-твоему, это не дорогая вещь?! По-твоему, жизнь- даже чужая- ничто?!– грязное и холодное дуло пистолета упиралось в щеку. Его наглые движения начинали выталкивать меня из состояния равновесия.
–А сколько под твоими ногами было разбито драгоценностей,– я злобно смотрел на него. Рука безликого выпрямилась и напряглась. Теперь пистолет упирался мне в лоб. Лувр молчал.
–Ты не убьешь меня,– разговор раздражительно продолжался.
–Ты так уверен?– он самоуверенно поднял голову.
–Да. Потому что я вижу тебя.– рука безликого дрогнула.– В тебе накопилось достаточно. Еще одна потеря и- бум.– мои руки показали взрыв.– Ты на пределе. Неужели хочешь устроить еще одну массовую казнь? Для тебя ведь «драгоценности»– это все. Так разбей их, как разбил остальные. Выстрели и начни кошмар. Ты воплощение гнева. Твой смысл- убивать. Ты изначально был создан для смерти, так проснись после спячки. Убей.
–Себя…,– Лувр медленно опустил пистолет.– Я убиваю себя… Город и я…
–Связаны?– я рассмеялся.– Нет, вы точно не связаны. Твоя жизнь не в этих улицах, не в этих людях,– я достал из кармана фотографию.– Твоя жизнь тут.
–Это я?– он осторожно протянул руку.
–Ты. Здесь твоя жизнь. Здесь твоя свобода. Здесь ты. Не город, не Вайолетт, не я, а фотография- она смысл твоей жизни. Видишь? Какое размытое лицо, пленка потускнела, вон трещины и небольшие разрезы в углу. Она скоро развалиться, а за ней- ты.
Его руки тянулись к фотографии, будто бы маленькие бледные ручки младенца пытались достать до ладони матери. Но я убирал руку все дальше и дальше. Мне казалось, Лувр заплачет и начнет на коленях умолять меня отдать ему фотографию.
–Чего ты хочешь?
–Ее…
–Врешь. Чего ты хочешь?
–Жить…
–Тогда фотография тебе не за чем. Оставь ее и свои мечты. Живи и начни жить нормальной жизнью.
–Я не могу…
–Можешь. Стань живым.
–Нет… Я не хочу…
–Ты хочешь уйти?
–Куда? Уйти? Нет, не могу… Я хочу… Остаться…
–И ты тянешься к последней звезде, оставаясь по пояс в воде? Ты среди океана. Один. Какой смысл идти к жизни?
Лувр упал. Его голова не могла подняться под тяжестью собственного горя. Он стонал.
–Я хочу… Жить…
Я молча смотрел на него и ждал. Смотрел и ждал. Смотрел. Ждал… Лувр с трудом поднял голову. Он оставил пистолет лежать на грязной земле. Теперь безликий тянулся двумя руками к своей жизни и свободе. Теперь я смотрел на него и медленно стал опускать фотографию. Он часто дышал. Пленка плавно спускалась в его руки. Он изо всех сил старался вновь не упасть. На его колени падали еле заметные капли слез и пота. Пальцы ухватили желанную жизнь, взяли ее со всей силой и нежностью, старались не порвать заветный снимок. Лувр прижал к своей груди свой портрет и упал на землю. Его сгорбленное тело быстро поднималось и опускалось, вокруг него чувствовались теплота и радость. Он ухватил жизнь и держал ее обеими руками.
Я опустился рядом с ним и смотрел, как Лувр плачет слезами радости и счастья. Хотел положить руку на его плечо, но посчитал это излишним.
–Теперь ты человек- хозяин своей судьбы,– тихо сказал я.
–Я…,– Лувр сквозь слезы надрывно пытался выдавить из себя слова.– Жив…
–Живее всех живых,– вздохнул я, и поднял голову. Снова эта сырая дымка. На этот раз в свете факелов она казалась такой теплой и освежающей, как морской ветер в летний вечер. Теперь не было ужасающей тишины: рядом, стараясь сдерживать всхлипы, плакал безликий, где-то позади трещал огонь факела, будто бы теплый камин в суровую метель, вдалеке тихо падали книги с таким же нежным шепотом, что и осенние листья, а выше звучали редкие крики недостижимых птиц, словно весеннее небо возвращает в мир живые и яркие краски жизни. Положив голову на ладонь, я молча смотрел в эту холодную и неприятную пустоту. Так хорошо оказаться в тепле, при этом смотря на молчаливый мрак, пришедший прямиком из кошмаров. Вход в библиотеку- это обманчивый островок, приглашающий тебя пуститься вплавь по бескрайнему океану знаний, но вместо увлекательных приключений- болезненное разочарование и последующее отчаяние. Возможно, раньше здесь было куда светлей, лучше и гостеприимней, чем сейчас. Тот, кто здесь обитал тонул, ухватывая за собой все, что было под рукой. Помирать, так хотя б не одному, ведь так? Позади стоял стол с одинокой лампой и раскрытой книгой, которая никогда не закроется. Пыльный диван не мог встать на цыпочки и посмотреть, что же написано на этих старых и желтых листах, поэтому он грустно лежал, обернувшись к темной стороне библиотеки, чтобы быстрее уснуть. Почему же все отворачивается от света, ища ответы в темноте? Разве там что-нибудь видно?
Меня смутила неожиданная тишина. Лувр молчал, затем встал, посмотрел на фотографию, а потом на меня. Я непонимающе глядел на его размытое лицо.
–Спасибо.
–Не за что,– я встал и пошел к выходу, но остановился.
–Что такое?– спросил Лувр, шедший за мной.
Я повернулся к факелу, взял его в руки и потушил. Библиотека лишилась своего последнего островка света.
–За собой надо выключать свет.
Мы вышли в коридор. Было тихо. Открыта дверь на кухню. Лувр прошел мимо и направился прочь.
–К Вайолетт?
–Не знаю…
–В любом случае, удачи.
Безликий ничего не ответил и поднялся, гремя лестницей.
Я собирался зайти в зал, но остановился возле двери в комнату Ньепса. «Портфель…»,– вспомнилось мне. Я осторожно зашел в комнату. Чисто. Будто бы и не было никакого убийства. Здесь так все убрано, хоть сейчас заселяйся сюда. Пол чуть ли не сиял, лишь его темный блеск лакированного дерева напоминал об алой крови прежнего хозяина. Кровать заправлена без единой складки, подушки словно не имели веса. Стул скромно стоял вдоль тумбочки с зеркалом, похожий на солдата, стоящего в строю под вечным напряжением. Я подошел к шторам и раскрыл их. Портфель стоял на том же месте. В нем лежала стопка фотографий, не тронутых теми, кто убирался здесь. Видимо, они не придали значения тому, что находится в портфеле.
Я закрыл за собой дверь и вошел в зал. Слуги молча уставились на свои блюда, и лишь самые голодные тихо поедали всякие остатки. Никаких криков. Никакого смеха. Даже тетя Люсия мрачно смотрела на свои приготовления. Когда я вошел, вся толпа уставилась на меня. Она испытывающе глядела на лишнего человека, который мало того, что опоздал, не пойдя за остальными, так еще и не имел такого же страдающего вида. Я быстро подошел к тете Люсии и поставил портфель прямо на столе, задев пару тарелок с едой.
–Теперь они все ваши,– громко сказал я. Хозяйка изумленно взглянула на меня, а потом на портфель. Ее толстые руки раскрыли сумку. Кудрявая темная голова заглянула внутрь, а потом с ужасом посмотрела на меня.
–Как… Откуда… Нельзя…,– шептала она.
–Наследника нет. Это был последний, кто носил славную фамилию Ньепсов,– мой голос эхом вылетал в коридор.– Теперь всем в доме контролируете вы, тетя Люсия. Я поздравляю вас! Теперь вы хранитель памяти о Ньепсах! Возрадуемся!
Тетя Люсия, почти плача, пыталась что-то сказать, но вместо ответа из ее рта вылетали лишь невнятные звуки. Толпа медленно встала и начала аплодировать. Кто-то свистнул, за ним пошли крики, и постепенно гробовая тишина в зале поменялась на торжественный крик. Все вокруг ликовали.
–Примите же свою новую хозяйку! Люсию Ньепс!
–Ура!!!– с искренней радостью кричали слуги. Вверх полетело все, что было под руку: еда, одежда, мебель, даже кто-то из слуг. Наступил настоящий праздник после трагедии.
–Так нельзя…,– ошарашенно роптала Люсия.
–Можно,– я нагнулся к ней и четко шептал ей на ухо,– теперь вы контролируете этих людей. Облегчите себе жизнь. Перестаньте быть служанкой. Станьте той, кто подарит этим несчастным бессмертным жизнь, которую они заслуживают. Я верю в вас.
–Но я не могу! Я не умею!– Люсия схватила меня за рукав.– Я обычная домохозяйка! Я не могу быть одной из Ньепсов!
–Они так не думают,– толпа громко ликовала.
Люсия Ньепс медленно встала, отчего все вокруг погрузилось в настоящий хаос праздника, где каждый радуется и по-своему выражает свои светлые чувства.
–Мы верим вас!– прокричал кто-то их толпы.– Мы будем с вами!– поддерживал другой.– Мы вас не предадим!– во весь голос кричал народ подземного дома.
Люсия с мокрыми глазами озиралась и ловила радостные взгляды, полные счастья. Им нужен был ориентир. Те, кто всю жизнь находился в клетке, не могут свободно гулять на свободе после разрыва цепей. Их свобода- это рабство. Надеюсь, сейчас-то я правильно поступил. Может, именно в это мгновение я сделал что-то правильно и подарил кому-то радость? Спас кого-то?
–Тише!– вокруг шикали, видя, что Люсия собирается что-то сказать. В зале наступила тишина, только теперь не угрюмого молчания, а напряженного ожидания.
–Я…,– сдерживая слезы, начала хозяйка.– Я сделаю все, чтобы наш дом процветал.
Толпа взорвалась. Снова в воздух полетело все, что можно и нельзя, слуги сходили с ума. Вокруг началось празднование. Тетя Люсия была взволнованная и счастливая, она видела, что ее слуги рады, и была рада вместе с ними.
Я же тихо вышел из зала, поднялся по лестнице и ступил в ночь, где из окон лился теплый свет уютного домашнего очага. Уличные фонари зажглись, освещая проспекты с пьяными людьми, беззаботными и туманными. Из-за света городка не было видно звездного неба, которое обещало быть необычайно ярким и сказочным. Однако с днем прощаться еще рано: меня ждет одно незаконченное дело. Укутавшись в пальто, я медленно побрел в сторону дома.
XIV
Три четких стука вывело ночное спокойствие города из равновесия. Мои руки дрожали. Не зная, куда себя деть, я шагал туда-обратно перед дверью. Послышались шаги. Затем ручка шелохнулась, ключ повернулся. Я замер. Дверь открыла Лилия.
–Вы снова поздно, мистер Ридл,– женщина легко сказал мне это прямо с порога.– Вы похожи на героя романа, приходящего на помощь только в сумерках. Проходите же!
Я молча прошел и, не снимая верхнюю одежду, опустился на колени.
–Что вы!..,– Лилия непонимающе пыталась поднять меня.
–Простите меня…,– ноги дрожали, глаза расплывались.
–Господи, за что же вы извиняетесь?– хозяйка забеспокоилась и стала нервно ломать руки.
–Я все испортил…
–Что же? Что вы испортили?– Лилия не выдерживала даже секундной паузы. Она села напротив меня, пытаясь заглянуть в глаза.
–Я все разрушил… Все…
–Говорите же прямо!
–У вас все было хорошо, все шло на лад, и тут появился я…
–Что же шло на лад?
–Ваша семейная жизнь,– я поднял голову.– Я ее разрушил. Я дал вам не те советы, не в той ситуации, я лишь испортил то, что начинало оживать, растоптал цветы, которые начинали расти из пепла. Простите!– я прислонился лбом к полу.
–Боже…,– Лилия всхлипывала.– Вы не виноваты! Вы все сделали правильно! Вы помогли мне сделать то, чего я так давно хотела, оставьте это! Оставьте!– ее руки бессмысленно пытались оторвать мое тело от пола.
–Ваша дочь… Она расстроена. Она опечалена! Вам нельзя расставаться… Не слушайте больше меня! Не смейте!
–Хватит говорить чушь!– крикнула вдруг хозяйка. Я испуганно дрогнул.
Стали слышны всхлипывания хозяйки и мое нервное дыхание. Пол был холодным, он помогал моей голове не расплавиться от наплыва чувств, которые накопились за этот день.
–Вы не виноваты ни в чем,– медленно, обдумывая каждое слово говорила Лилия.– Вы помогли мне, протянули руку помощи. Если бы ваши советы стали губительны, я бы ими не воспользовалась. Они помогли. Коломан понял, что я могу быть сильной. Он понял, что я чувствовала. Он был со мной из жалости, даже не из-за дочери, а из жалости. Прошу вас, прекратите! Я вас должна благодарить, а вы… извиняетесь.
Я медленно встал и посмотрел на хозяйку сверху вниз.
–Вайолетт… Я ей испортил жизнь. Одной только ей…
–Она не честна с собой,– перебила меня Лилия.– Она все понимает, но ей страшно. Моя дочка боится. Это касается и ее, но она не готова. А тут еще и смерть Климента… Все сложилось крайне неприятно в одно время, поэтому она не подобрала слов и попросту загнала вас в тупик. Она сама в тупике. Ей страшно жить, потому что она никогда не видела жизни. Это моя вина,– хозяйка хотела встать,– я держала ее в изоляции, боялась вместе с ней, и, в итоге, привела свою дочку к полному страху.
–Вы сами…,– я взял Лилию за руки и поднял осторожно ее.– Вы сами боитесь?
–Боюсь, мистер Ридл…,– ее глаза отчаянно смотрели на меня. Они желали видеть во мне спасение.– Ужасно боюсь… Но вы помогли мне справиться со страхом! Вы помогаете мне его победить. Ох, спасибо вам!
–Коломан,– я прервал наплывшую радость Лилии.– Где он?
–Ушел,– хозяйка отвернулась.– Но он вернется, и я боюсь… Он захочет взять свое. Такой он человек…
–Вы уже сделали первый шаг, дальше идти будет легче.
–Разумеется! Но… Коломан человек богатый и самоуверенный… Он женился на мне, потому что я была нужна ему, в этом не было ничего романтичного… Я согласилась, потому что находилась в отчаянном положении. Да и сейчас я нужна ему, поэтому расставание со мной ударит по его репутации, так что он вернется забрать свое и будет злее и напористее. Тогда я застала его врасплох, но Коломан тактичный, он подготовится… Мне страшно… Справлюсь ли я?
–Все зависит от вас. Я могу пожелать вам только удачи и сказать, чтобы вы были спокойны. Помните, ради чего вы все делаете: ради себя и дочери.
–Вы правы… Как же я вам благодарна!
–Вы должны быть благодарны себе,– я отошел от Лилии.– Будьте увереннее.
–Конечно… Да…,– она осторожно направилась в зал.– Вы ради этого пришли?
–Нет.
–Хотите повидать Вайолетт?– в тоне хозяйки звучала грусть.
–Да. Я хочу и перед ней извинится.
–Не буду вам мешать, мистер Ридл. Вы знаете, где находится ее комната.
–Спасибо вам.
Лилия скрылась за дверью. Я медленно поднялся по лестнице, ловя каждый скрип ступенек. Осторожно подошел к двери Вайолетт, которая в темноте дома была тусклым призрачным светом. Два стука, разорвавшие мои барабанные перепонки. Волнение выскакивало из груди. Никто не отвечал. Я снова потревожил ночную тишину, которая устала от моего своеволия и возмущалась дрожью теней. Я аккуратно повернул ручку. Дверь отворилась. В комнате горела небольшая настольная лампа, являвшаяся звездой среди темного космоса. Она освещала обычный декор комнаты, создавая тени предметов, которые будто бы отворачивались от меня светлой стороной. За столом никто не сидел. Я аккуратно вошел в комнату. Кровать мрачным скрипом прогоняла меня. Пол под ногами гнулся, книги злобно отворачивали взгляд, и даже лампа перестала так ярко светить.
Вайолетт не было ни за столом, ни на кровати. Только всмотревшись вдаль, я увидел четкий силуэт сидящей девушки. Лунный и ламповый свет с обеих сторон с разной яркостью подчеркивал белоснежные тона всей натуры Вайолетт. Ее щеки касались холодного стекла, глаза печально смотрели на ночное небо, однако уши ее, еле заметно шевелясь, находились в комнате, прислушиваясь к тихим звукам комнаты. Слева немного двинулось фортепиано, пыталось защитить свою хозяйку, не дать мне пройти дальше. Но я медленно шел, будто бы приближаясь к дикому зверю. Пол подо мной, чем ближе я приближался, тем меньше прогибался. Лампа светила ярче, делая акцент на девушке, книги тревожно лепетали, кровать боязливо отворачивалась к стене. Одно лишь фортепиано доблестно и храбро шло мне наперерез, но не успевало. Я встал рядом с девушкой, и смотрел на ее длинные волосы, который опадали на тонкие и хрупкие руки. Ее платье зашуршало, она отвернулась от окна и смотрела на свои колени, которые крепче притянула к себе.
Была полная Луна. Звезды отсюда казались ярче, чем на улице. Из ее окна был чудесный вид на небо. Я осторожно вдохнул, почувствовал запах ее семьи, какой бывает в каждом доме, особенный и уникальный.
–Прости…,– тихо, почти беззвучно прошептал я.
–Я боюсь,– Вайолетт говорила гораздо громче.
Девушка вновь посмотрела в окно.
–Сегодня полнолуние… Вот почему я такая странная.
–Еще и проблемы,– осторожно добавил я.
–Они рано или поздно должны были случиться. Я просто не готова к переменам. Когда столько лет живешь в одной комнате, с одними людьми, в одинаковых условиях, для тебя больше не существует и не может существовать чего-то другого. Все привычное и обыденное. Изо дня в день ничего не меняется, и ты чувствуешь внутри еле ощутимый дискомфорт, похожий на неудобную позу во сне, понимаешь, чтобы он исчез, нужно поменять свое положение, но просыпаться не хочется, и тебя бросает в полусонное состояние, где мысли ощущаются туманно, но не погружены в забвение. А дискомфорт растет… И в какой-то момент ты падаешь с кровати, терпеть уже невозможно, и ты лежишь на полу, резко проснувшийся, но еще не отошедший от сна. Это самое уязвимое состояние. И я боюсь, потому что лежу на холодном бетонном полу…
Вайолетт молчала и не двигалась. Свет лампы тихонько трясся, будто бы играл на невидимых струнах, являющимися границей между светом и тенью. Мир вокруг задрожал, однако девушка не двигалась с места. Сидя на подоконнике, она находилась выше всего остального, ее взгляд был устремлен в небо, а я оставался позади…
–Перемены ведут к новому,– я сел на пол, опираясь спиной о подоконник, на котором возвышалась Вайолетт.– А новое определяешь ты. Нового не существует, пока человек сам его не найдет. Оно выходит из слепой зоны нашего мозга и становится обыденностью жизни, постепенно превращаясь в старое. А на старом все стоит… Это лестница, которая ведет человечество вверх. Самодельная лестница из нового, которое чем ниже, тем старее. Человеку мало достигнутых звезд, ему нужны новые. Память о старом заставляет его лишь спускаться вниз…
На мою голову опустилась легкая рука. Она медленно и методично водила по моим волосам, плавно перебирая пальцами отдельные локоны. Ее движения, как морские волны, успокаивали и выпускали наружу все накопившееся старое. Я закрыл глаза и не думал ни о чем. Голова моя находилась в постоянном движении, пока мысли ложились и вместе со мной покойно следили за тактом медленных поглаживаний. Я тяжело выдохнул и пытался пробиться сквозь стену, чтобы еще больше прочувствовать эти ласковые касания. Моя голова остыла. Впервые она находилась в состоянии невесомости и не ощущала на себе притяжение Земли. Пол подо мной пропал. Руки онемели, ноги обессиленно выпрямились. Я дышал крепким сном, оставаясь в реальности. Одежда стала невероятно тяжелой. Голова намеревалась упасть набок, но легкая рука крепко держала ее своими плавными движениями по волосам. Свет лампы притих, он признал меня другом, книги перестали шуметь, пианино досадно отправилось на свое место вдоль стены. Лишь скрип кровати небрежно и нагло напоминал о той тревоги, что была во мне минуту назад…
