Шиму Киа
Горе
–Сейчас с ней Вевей,– она отводила свои глаза.
–Кто, простите?
–Это… Рядом с ней ее друг…
–Это не тот ли друг, что не имеет лица?
Лилия удивленно посмотрела на меня, и сразу стали видны покрасневшие от слез ее глаза.
–Откуда вы…
–Тоже долго объяснять. Вы свободны сегодня?
–Сегодня да,– ее это смутило.
–Тогда думаю, мы сможем многое друг другу объяснить.
–Да,– она смутилась еще больше оттого, что не сразу поняла правильный смысл моих слов.
Лилия впустила меня и посадила за белый стол.
–Вы будете чай?
–Не откажусь. Только без спиртного, пожалуйста.
–Хорошо,– на ее лице появилась небольшая улыбка. Она стояла за плитой и кипятила чайник. Все ее тело потеряло былую грацию скромной женщины, она немного сгорбилась, потеряла равновесие и скосилась чуть-чуть. На первый взгляд и не скажешь, что она как-то поменялась, но стоит присмотреться…
Чай был готов. Лилия уселась напротив меня, протянув чашку чая.
–Вы не будете?– спросил я.
–Откажусь.
–Вы сегодня довольно подавленная.
–Это мелочи…,– она печально смотрела на стол.
–Мелочи, которые так вас испортили?
Лилия ничего не ответила.
–Ваш муж так поздно возвращается?
–Да…,– говоря о муже, хозяйка становилась еще более печально. Она больше волновалась, ее руки начинали трястись.
–Уже такой поздний час… Он у вас трудоголик.
–Да…,– Лилия становилась все грустнее и грустнее. Я давил на больное.
–Может, я смогу отыскать его в каком-нибудь баре? Где он обычно ошивается?
–Он не любит баров. Считает их грязными.
–Вот оно как. Тогда мне сложно представить, чем такой благородный человек может еще заниматься.
Ее глаза стали расплываться, нос шмыгать чаще. Женщина рукой прикрывала свои дрожащие губы.
–Когда это началось?– мой любезный тон сменился серьезным голосом.
–Что началось?– она через силу посмотрела на меня, надеялась, что не так поняла.
–Когда он стал вам изменять?– это было очень смелым и дерзким предположением.
Лилия расплакалась. Нам повезло. Мы нащупали точное местоположение мозоли. Пора оценить, насколько глубоко придется резать.
–Недавно,– сквозь слезы говорила хозяйка.– Месяц назад.
–Как вы об это узнали?
–Увидела…
–И ничего не сказали?
–Побоялась…
–И все больше губите себя. Вы ревнива, но скромна. Последнего в вас больше всего.
Она лишь встала и взяла платок со стола, отвернувшись от меня и больше не садясь.
–Не стоит…,– с каждым ее словом приходил новый порыв рыданий.– Это не стоит вашего внимания… Это все е… ерунда…
–Скажу честно, мне не очень хотелось бы смотреть на человека, который постепенно губит себя. Ужасное зрелище. А нас уже многое связывает, только об этом, видимо придется поговорить позже. Поэтому расскажите все, что вас тревожит. Моя помощь явно вам не помешает.
Лилия лишь села за стул и отчаянно заплакала. Я несколько минут молча смотрел на ее истерику, ожидая, пока она успокоиться.
–Простите…,– дрожащим и слабым голосом проговорила хозяйка.– Спасибо вам…
–Не надо, лучше расскажите все мне и выплачьтесь. Быть может, поможет!
–Вы такой хороший!– чувственно произнесла Лилия.– Я… Я вышла не по любви… Он был богат, а я… красива. Сначала он мне понравился, но до самой ее свадьбы я поняла, какой из него человек… Он любил меня, но был в вечном движении. Я не могла поспеть за ним и наскучила ему… Он увлекся другими… Коломан давно мне не верен…
–Что ж поделать?– я отпил довольно крепкий чай.– И такие люди рождаются на свет. Почему же вы никак с ним не разведетесь?
–Вайолетт…,– обеспокоенно и чувственно произнесла хозяйка.
–Она уже самостоятельная. Не девочка. Вы хотите дать ей лучшее будущее без бедности, которое явно обеспечит вам директор пивного дома, но так она сама потеряется в этом мире. Она ведь уже сбегала из дома. Вам это ничего не сказало?
–Откуда вы узнали?
–Вайолетт пришла ко мне. Ей надоел ваш вечный контроль. Отпустите ее. Дайте ей свободу. Разведитесь с Коломаном.
–Я не могу! Он так много сделал…,– вместо слов Лилия оглядела комнату.
–Так вот сколько стоит ваша жизнь? Богатый дом и красивые вещи? Так вы оцениваете себя?
Она удивленно посмотрела на меня и сразу же опустила глаза на стол.
–Но окружение… Что оно скажет, если я разведусь с таким богатым человеком?
–Оно уже думает о вас. Да и способно ли это вечно пьяное общество обдумывать свои же думы? Им нужен скандал, потеха- ничего более. Мы не умеем говорить хорошие слова- только оскорблять.
–Меня же не возьмут на работу…
–Свободные руки всегда нужны, даже самые грязные.
–Но куда мы пойдем, если нас выгонят?
–В Пивоварне не так дорого снять жилье. Моя ситуация- вам в пример.
–А что дальше?– в этом разговоре Лилия нашла надежду, которая может помочь ей избавиться от настоящего. Она загорелась, остались лишь следы слез, ее голос стал громче и увереннее.
–Чего вы сами захотите, то и будет.
Хозяйка задумалась.
–А если не получится?
–Начнете все сначала.
–Ох, спасибо вам, мистер Ридл! Какой вы прекрасный человек! Вы просто спасли меня! Я бы даже не смогла и решиться о таком думать, а теперь…,– она снова немного опечалилась.
–Что же теперь?
–Я не уверена, что справлюсь…
–А вы не сомневайтесь, а действуйте. Проблемы всегда можно решить, а те, что нельзя , называются отчаянием.
–Вы правы! Вы во всем абсолютно правы!– она повеселела. В ее тело вернулись грация и жизнь. Лилия встала со стула и хотела было обнять меня, но я протянул ей руку.
–Все зависит только от вас.
–Конечно!– она своей хрупкой тонкой рукой стала трясти мою, увлекаемая надеждой и мечтающая о будущем.
–Если ваш вопрос решился, могу я задать свой?
–Разумеется!
–Могу ли я взглянуть, как чувствует себя Вайолетт?
–Вы так о ней беспокоитесь…,– в ее голосе я уловил незаметную печаль и ревность.
–Она пережила настоящее горе.
–Что же случилось?
–Климента Ньепса убили.
–Как?– она не смогла сразу же осознать это.– Убили?
–Да.
–Кто?
–Безликий. Так все думают. Но мне кажется, Атан.
–Атан?– она еще больше изумилась.– Этот человек способен на такое ужасное преступление?
–Видимо, может.
–Но что же случилось?
–Я думаю, мы сегодня уже наговорились, да и ваш муж может…
–О, нет! Мистер Ридл, вы от меня такими жалкими трюками не убежите. Рассказывайте все!– она всем телом обвила мою руку и силой, сколько у нее было, усадила меня за стол, сев рядом, не отпуская руки.
–Боже….– я тяжело вздохнул. Мне так не хотелось задерживаться, но иногда планы меняются сами собой.– Эта ночь будет долгой…
Я пересказал Лилии, все, что было связано с Ньепсом и его окружением. Этот рассказ затянулся на добрые часа два. Она была жутко впечатлительной, но, на удивление, рассудительной женщиной, которая реагировала на все удивительные моменты моей истории прежде всего обдуманно, а потом уже эмоционально. Для нее это было особой разгрузкой после всего горя с мужем. Лилия полностью забыла о своих несчастьях и переключилась на чужую жизнь. Я удивился, насколько бездумно доверился этой женщине, а после еще больше удивился, насколько эта же самая женщина доверилась мне. Все произошло так быстро, что наши с ней отношения до и после моего прибытия в этот дом поразительно отличаются: до этого мы были лишь дальними знакомыми, почти незнакомцами, а сейчас- товарищами по несчастьям, которые помогли друг другу и выслушали. Когда история закончилась на моем прибытии в этот дом, мне нужно было несколько минут, чтобы перевести дух, а Лилии, чтобы еще раз в голове уложить всю сказанную информацию.
–Как вы связаны с Ньепсом?– наконец, спросил я.
–Он мой дальний-дальний родственник. Можно даже сказать, что наши семьи уже несколько поколений никак не связаны, но для Ньепсов семейные корни- священная реликвия, так что каждый член этой фамилии обязан наизусть знать каждого миллиардюродного брата или сестру, и мы даже в очень близких отношениях.
–Вы знали, что ваша дочь так близка была с Климентом?
–Разумеется, только уже давно не навещала Ньепса. И, видимо, опоздала…
–Главное, что вспомнили. Вы знакомы со всеми слугами Ньепса?
–Конечно, со всеми.
–И вы все про них знаете?
–Смотря, что вы имеете в виду.
–Почему они бессмертные?
–Фотографии,– на мои пулеметные вопросы Лилия отвечала скорострельными ответами.
–Фотографии слуг?
–Да. Не знаю, как это, но у Нисефора Ньепса, который изобрел первый фотоаппарат, тут же появилось желание запечатлеть своих слуг, которые в то время у него водились. Он любил портреты и с радостью готов был испытать свое новое изобретение на своих приближенных. И что-то в этом фотоаппарате было волшебное, что посадило души всех, кто изображен на старых портретах, в пленки. И слуги стали бессмертными, а в благодарность дали верную клятву в служении.
–Прямо все сделали это по доброй воле?
–Конечно, нет. У некоторых попросту не было выбора, потому что вместе с вечной жизнью, их тела не способны существовать вдалеке от фотопленки, на которых они изображены. Их попросту влечет за хозяином.
–Почему же они смогли дойти до моего дома?
–Несмотря на эту привязанность к пленке, слуги все же способны уйти на достаточное расстояние.
–Но гулять по миру не смогут в одиночку. Тогда безликий тоже запечатлен на этих магических фотопленках?
–Да. Его фотографию сделали первой.
–Вот почему она такая старая…
–Вы и это видели?
Я достал из кармана брюк фотографию человека с размытым лицом.
–Откуда она у вас?– Лилия осторожно взяла в руки снимок и стала бережно его рассматривать.
–Заглянул в ящик покойника. Это ему, наверно уже не нужно.– и тут в моей голове возник портфель, куда я дел большую стопку остальных фотографий. Я осознал, что оставил его в доме Ньепсов.
–Что-то случилось?– видя мою задумчивость, спросила Лилия.
–Я забыл остальные фотографии в доме Ньепса.
–Правильно, что вы сделали именно так.
–Почему?
–Иначе вас окружили бы многочисленные слуги Климента. Дело в том, что те, кого снял тот фотоаппарат, начинают следовать за своим снимком. Поэтому не очень безопасно нести за собой фотографии слуг.
–Да, вы говорили об этом, но ведь Вевей не следует за мной попятам.
–Вы в этом уверен?– хозяйка странно взглянула на меня.
Бар… Как же так произошло, что мы столкнулись с Лувром именно в этом баре? Неужели, он и вправду следует за мной? Да и до этого… Лувра же никто не замечает, пока он не заговорит. Но почему я замечаю? Почему я его вижу?
–Лувра же никто не видит, так?
–Лувр- это…,– женщина догадывалась, кто это, но не решалась сказать.
–Вевей.
–А! Да, Вевея никто не видит, пока он не заговорит.
–Но я вижу его, даже когда он молчит.
–Вы его видите, потому что у вас его фотография.
–Но я видел Лувра и до того, как взял у Ньепса фотографию!
–Не может этого быть,– отмахиваясь, смеялась Лилия.
–Может! Первый раз я увидел его на Площади с Вайолетт, когда он убил несколько невиновных людей.
–Нет…,– она задумалась.– Это невозможно.
–Возможно, иначе везите меня в психиатрическую лечебницу.
–Тогда… У вас была фотография Вевея еще до первой встречи с ним.
Я смотрел на хозяйку и думал, как же так. Это невозможно. Как снимок мог попасть ко мне, если я даже не знаю, что он у меня есть? Бред…
–Такого не может быть,– я встал.
–Может, вы не знаете, где именно она находится?
–У меня из вещей- пару тетрадей, так что этот снимок я точно должен был когда-нибудь да увидеть. А мест жительств я поменял столько, сколько во всей Пивоварне не найдется квартир. Она обязательно должна была потеряться, даже если эта фотография у меня была.
–Может, она спрятана?
–Не знаю. В любом случае, спасибо вам за информацию. Не ожидал я, что так быстро получу ответы на свои вопросы, тем более от вас.
–Я рада быть вам полезной,– она встала вслед за мной, чтобы проводить.
–Удивительно, что вы так много знаете о тайнах Ньепсов.
–О них знает каждый,– смеялась хозяйка.
–Кроме меня.
–Вы кажитесь таким человеком, который знает обо всем и везде.
–Все обманчиво,– я улыбнулся а сам задумался.
Мы подошли к порогу. Я обернулся, чтобы попрощаться с Лилией, но на глаза попалась лестница в комнату Вайолетт. Я ведь ее не навестил…
–Что такое, мистер Ридл?– видя мое замешательство, сказала хозяйка.
–Нет, ничего. Доброго вам вечера!
–Вам тоже!– она счастливо махала мне рукой, провожая взглядом.
«Все обо всем знает…»,– прозвучали слова Лилии в голове. Значит, вот каким меня видят? Ожидания других всегда ложны. Мы думаем о незнакомце одно, а получаем нечто иное. Невозможно прочитать человека до самых последних страниц, потому что те заклеены костлявой рукой скелета в шкафу. А я должен все знать… Почему должен? Я не обязан оправдывать ожидания- это и так ясно- но невольно стараешься угодить другим, когда речь заходит о ком-то близком…
Лилия, на удивление, рассказала мне все, что я так хотел узнать. Я получил ответы, которые искал, которые интересовали меня, а теперь… А теперь ничего… Это похоже на смерть, только пропало не что-то значительное, а маленькое, например, карандаш. Без него можно справиться, но на первых порах будет немного трудно. Так и здесь… Или не то сравнение? Я ведь потерял связь с Пивоварней, которая открыла мне главную свою особенность, язву, делающую ее особенной, отличающей от других городов страны. Она познакомила меня с Ньепсом, с его домом, с Лувром, с Вайолетт, чтобы дать мне возможность разгадать все загадки богатого семейства, а оказалось, что жена вечно изменяющего ей мужа, просто, как ни в чем не бывало, рассказала мне абсолютно все. Все, что мне представлялось туманом, окутывающим силуэт истинного облика города. «Это известно абсолютно всем». Абсолютно всем, но не мне… Неужели это просто игра, забава, чтобы занять мою душу? Неужели Пивоварня дала мне все это, чтобы просто развлечь меня, заставить еще немного остаться у нее, ведь каждый житель- на вес золота. Это тоже меркантильная игра?!
Я лег на кровать, стал смотреть в потолок и думать, думать, думать.
Одна домохозяйка испортила все мое старческое развлечение одним вечером. Она отблагодарила меня разрушением цели. Полярная звезда была украдена, ее стали видеть все. Казалось, будто я один знаю все, что творится на самом деле в Пивоварне, но какая-то жалкая Лилия взяла и порвала на части мою уникальность. Особенность, которая ставила меня выше других. Я знал Пивоварню- думал я- знаю, что у нее есть секреты, а остальные лишь кивали головой, зная это тоже. Они лгали… Это была ложь. Этот алкоголь- сплошная ложь, заставляющая лгать других. Если бы не рюмка спиртного, любая трезвая бабушка уже давно бы поведала мне все, но ведь пьянство у них- это кислород. Эти люди не могут быть трезвыми. Они не умеют быть трезвыми. Наслаждаясь вечно отуманенной жизнью, жители Пивоварни не собираются что-либо менять. Они живут в Раю, не замечая проблем вокруг них. Если же и замечают, то просто запивают горе, оставляя от него лишь плаксивые жалобы такому же пьяному незнакомцу. Все настоящие беды Пивоварни- в алкоголе. Один лишь алкоголь и табак рушат мирный городок, погружая ее в вечный сон. В него никто не приезжает, не потому что здесь нечего делать, а потому что люди не хотят стать пленниками райского уголка. Те, кто трезвеют, уезжают, остальные обречены на вечный сон.
Вот, почему Лувр ненавидит этот город…
XIII
Климента Ньпса похоронили вдалеке от городского кладбища- их разделяло обширное поле, которое полностью заняли опустившие вниз головы слуги- под небольшим деревом, вокруг которого рос кустарник. Рядом с могильной плитой стояли самые важные для погибшего люди: Люсия, Вайолетт, Пленка-1 и… я. Атан давно потерялся в библиотеке, и, кажется, уже давно умер, так как даже костлявые птицы его не подают признаков жизни. Лувр стал всеобщим изменником и ненавистником. Я же, как великий благодетель, который сделал ровным счетом ничего, мог лицезреть весь процесс похорон под хоровой плачь всех окружающих, который был искренним и горьким. Могильная плита чудом не треснулась под тяжелым весом жены, которая голыми руками собиралась выкопать мертвое и уже слегка сгнившее тело своего мужа. Вайолетт, обессиленная и маленькая, судорожно дрожала, потому что все слезы были выплаканы еще вчера. Пленка-1 ревел, как ребенок, а за ним, следуя примеру, завывали и остальные. Нас мог слышать весь город, да и не только слышать, но и видеть: поле, полностью засеянное стоящими людьми, трудно не заметить, но звуки мотора машин не задерживались и все время равнодушно пролетали мимо. Водители не замечали слуг, потому что те были невидимы для чужих глаз.
Сегодня утром ко мне пришел слуга в черном наряде и с грустным лицом, он молча отдал мне в руки конверт, а сам медленно, тяжело ступая на каждую ступеньку, спустился на улицу. В конверте было приглашение на похороны от тети Люсии. Она говорила, что я стал полноценным членом семьи Ньепсов и имею полное право быть главным гостем, к сожалению, на не самом веселом мероприятии похорон ее любимого мужа, для всех будет огромной радостью в этом темном дне, если я решусь все-таки стать участником настоящего горя и разделить его с остальными. Разумеется, я пошел. Здесь никаких целей не было. Все мои цели были просто стерты еще вчера- мне нужно было развеять скуку.
Я стоял возле могильной плиты Ньепса. Слева от нее росло дерево, укрывавшее могилу от особенно ярких солнечных лучей- погода, видимо, не разделяла всеобщего горя- справа расположилось большое пустующее местечко. Смотря на этот холодный мрамор, я вспомнил все свои похоронные процессы, в которых участвовал и понимал, что любая смерть до этого момента не являлась настолько опустошающей, какой оказалась эта смешная потеря цели. Я все еще думал об этом. Как странно, почему мои мысли были зациклены на этой потере нематериального, когда передо мной находилась настоящая трагедия, требующая к себе все внимание. Я был чужой в этом слезном дожде солнечного дня, потому что пустота моя куда меньше, чем у окружающих, но куда больнее. Это схоже с иголкой, которая продолжает неумолимо колоть твое тело, вызывая зуд, а ты все чешешься, чешешься, но это бессмысленно, потому что иголка, не переставая, продолжает нагло протыкать твое тело, пока не устанет. И было бы еще хорошо, если бы эти мучения оказались на теле, но ведь вся эта боль внутри и ее невозможно расчесать.
Немного покопавшись в этом зуде, детально его рассмотрев мне на глаза попалась и гниль. Трупная гниль, находившаяся прямо рядом с сердцем. Это была опухоль. Страшная опухоль чего-то погибшего. Мне казалось, что эта опухоль- настоящая, не придуманная моим образным мозгом, не сделанная моим далеким воображением, не оттесанная моей личной печалью. Все вместе составляло эту опухоль мертвое тело, в котором раньше жила цель. Цель этого сонного города. Сон- это тренировка смерти. Она практикуется на нас, делает всевозможные вещи, а потом то, что было в сновидениях оказывается и в реальности. Это ли не доказывает, что два важнейших компонента для существования человека так тесно взаимосвязаны, что мы и не замечаем этого. Там, где мы наслаждаемся жизнью, мирно стоит и наблюдает смерть, радуясь с нами. Там, где нас пугает холодная и яркая коса, жизнь отступает на перекур. Это большой сосуд, дающий нам право жить, он постоянно заполняется двумя крайностями, чтобы мы не переставали ощущать, мыслить, переживать, быть людьми. Это потасовка карт двух джокеров составляет весь механический процесс сложной конструкции под названием чувства. Мы радуемся белому и боимся черного.
Так что же сейчас? Жизнь снова ушла на перекур? Теперь уже всеобъемлющая коса тихо касается шей всех слуг, давая прочувствовать то, что ощущал лежащий в могиле Климент Ньепс. И куда она ушла? Не может же эта жизнь насовсем сбежать. Не может же…
Я пробился сквозь толпу за кустарник. Оттуда, мне казалось, я смогу найти эту жизнь. Смогу ее поймать и сказать ей все, что о ней думаю не только я, но и все поле, наполненное вместо золотой пшеницы опущенными головами, будто бы смертники идут на свой последний приговор. И жизнь правда была там! Она стояла, опираясь о дерево, и точно так же, как и все вокруг, опустила голову, прикрыв глаза рукой. Ее тело в сером пальто немного дрожало, ноги подкашивались, доносились тихие завывания. Я осторожно подошел к жизни и взял ее за плечо. Но вместо ласковой улыбки солнца передом мной появилось размытое лицо без чувств, без ничего.
–Лувр?– я тихо и очарованно смотрел на безликого, который молча плакал.
Вместо ответа Лувр отвернулся и продолжил рыдать, только куда громче. Смотря на него, я осознал, что никогда не видел, как плачут люди без глаз. Капли слез просто появлялись из ниоткуда и падали на землю, окрашивая почву в темные оттенки. Плечи хладнокровного убийцы тряслись, намереваясь упасть. Вот, кто по-настоящему прочувствовал всю остроту косы смерти. Вот, кто страдал. Для него Ньепс- был всем: не любовью, не семьей, не деньгами, не мечтой, не целью- всем. Среди всех стоящих возле небольшой могилки именно этот холодный и страшный человек плакал горячими слезами, чувствовал, что в его теле нет ничего- не только лица- ничего! Он потерял абсолютно весь мир. В нем смешались и смерть, и жизнь, которые не могут даже в теории быть вместе, потому что из них получается пустота. Катастрофическая пустота. Такой пустоты нет во Вселенной, потому что у Вселенной есть звезды, у туманностей- пыль, у темной материи- название, а то, что было внутри Лувра ничего не имело. Не имело смысла, цели, надежды, воздуха, еды. Последнее, что отдавал Лувр- верность и слезы. А дальше?
Что же я наделал… Я сделал только хуже. Вчера, пытаясь сделаться строителем маяков, я нагло и бездумно поставил для того, кто не имеет земли, цель. Я- лжец, который маятники не умеет-то строить- разрушил единственную почву, на которой стояла исцарапанная нога без остальной части тела- верность. То, ради чего жил Лувр даже после смерти Ньепса- верность памяти этому старику- было разрушено мною. Я начал этот процесс уничтожения, и закончится он…
–Прости…,– мои руки дрожали, пытаясь коснуться Лувра.– Прости меня… Я…
–Ты его не убивал.
–Нет… Убивал. Тебя.
–Меня не убьешь. Я бессмертный.
–Но твоя жизнь…
–Она будет длиться бесконечно.
–Твои воспоминания останутся с тобой, а они…
–До свадьбы доживет. Я давал клятву, что буду не только верным, но и сильным.
Толпа слуг стала организованно уходить. Они медленным ровным шагом, будто бы колонна пленных, шли в город, опустошая истоптанную поляну.
–Мистер Ридл!– кричал надрывистый голос тети Люсии.– Где вы мистер Ридл?
Я вышел из кустов, оставив Лувра. Тетя Люсия вся размякла, ее грузное тело, казалось, вот-вот упадет. На ее красных глазах еще текли слезы.
–Что вы там делали, мистер Ридл?
–Сами понимаете…,– ответил я неловко.
–Бог с вами! Пойдемте к нам! Мы устроим прощальный ужин в честь Н… Н…
Люсия снова зарыдала, и ее повели вслед за толпой опечаленная Вайолетт, которая лишь пару раз взглянула на меня, словно видела впервые, и Пленка-1, который хмуро смотрел в землю. Да, я был здесь лишним. Я никак не связан ни с Ньепсами, ни с Пивоварней. Но отказаться от предложения Люсии мне никак нельзя было, поэтому я медленно шел за всеми. Улицы города пусты, прохожие сидели дома или в заведениях. Пятница, вечер. Толпа уже ушла далеко вперед, а я медленно иду, смотрю в окна и ничего не вижу. Ни уюта, ни жильцов, ни интимной жизни- ничего. Это не похоже на дни после трагедии. Тогда в домах были ужас, однако была и безопасность, а сейчас… Ничего. Это пустой город. В нем перестало существовать что-то, кроме толпы невидимых слуг, Люсии и Вайолетт. Случился апокалипсис одного человека, который привел к гибели целого города. Его призрак существует в каждом слуге, и лишь любимые люди выжили, остались в пустынной Пивоварне.
Я остановился и окончательно отстал от похоронного марша. Мне стало трудно идти. Усталость сцепила мои ноги, оставив меня в неудобном положении. Я оглянулся. Позади, шатаясь, будто бы пьяный, обессиленно крича и рыдая, шел, спотыкаясь о свои ноги Лувр. Он находился в истерике, не сдерживался, как под деревом. В этот момент моя совесть еще больше сдавила сердце. Она напомнила мне, что этот человек умирает и в этом виноват я. Я убивал людей. На моих руках была кровь. Но когда ты видишь, как кто-то погибает медленно, разлагается перед твоими глазами из-за случайного и необдуманного слова, тебе становится жутко. Лувр, держась за стены домов, прося помощи у города, рыдал, готовый упасть в любой момент. Но он еще не успел похоронить свою верность рядом с Ньепсом. Безликий оставил ее, пожалел, искал силы и шел. Он пережил… Он останется жить! Я не убил, я ранил! Все хорошо!
Я облегченно вздохнул, сам чуть не начал плакать. Усталость отпустила ноги. Я хотел побежать к Лувру, но вместо этого, стал догонять толпу. Ему стоит побыть одному. Именно сейчас это нужнее всего. Одиночество поможет ему зализать рану и оставить ее на выздоровление. Я не хочу снова мешать. Я забыл про свою роль наблюдателя. Я влез в сюжет, перестав снимать, и сделал только хуже. Мне нельзя убегать от роли, пытаться найти для себя новое призвание. Это бессмысленно. Я вернусь к тому, от чего бежал. Мне стоит наблюдать. Просто наблюдать и ни в коем разе не вмешиваться в историю. Не губить судьбы людей- судьбы многих уже оборваны моими руками. Перестать. Перестать быть убийцей. Стать человеком. Стать наблюдателем. Стать человеком…
Я спустился в коридор. Была открыта только одна дверь, из которой веяло ароматом разнообразной и самой вкусной еды. Оттуда слышались громкие разговоры, плачи, крики и даже смех. Зайдя в комнату, я оказался перед длинным-длинным столом, набитым едой. Этот стол я увидел, когда впервые попал в дом к Ньепсам. Теперь же здесь было куда больше еды, слева рядами устилались еще несколько длинных-длинных столов, и за всеми ими сидели слуги, жадно поедающие пиршество, особенно Пленки. Я оглядел комнату, в поисках тети Люсии. Вокруг царила больше атмосфера праздника, нежели похорон. Люди ходили, пили, веселились, смеялись и плакали, хохотали, рассказывали друг другу смешные истории, хватались за еду и так повторялось много раз. Лишь небольшой уголок- конец первого длинного-длинного стола- был опечален. Там сидели Люсия и Вайолетт. Тетя продолжала рыдать, оглядывая комнату и узнавая в каждой детали погибшего мужа, а Вайолетт следила за окружающими. Ей было скучно. Я подошел и сел рядом с девушкой, которая косо на меня посмотрела.
–Тебя здесь не должно быть,– грозно проговорила она.
–Я знаю…
–Проваливай.
–У меня приглашение.
–Похороны уже закончились. Сейчас праздник. А на праздник тебя никто не приглашал.
–Как грубо. Похороны закончатся только когда Люсия перестанет плакать. Так что они задержатся на несколько недель, и мое приглашение все еще в силе.
–Что ты вчера наговорил моей матери?– она снова раздраженно посмотрела на меня.
–Я лишь утешил ее.
–Вчера она впервые накричала на отца. Такого никогда не было. Тот аж удивился.
–Твоя мать начала действовать. Поздравляю, скоро у тебя будет хорошее будущее.
–Какое хорошее будущее?!– девочка злобно привстала, но никто не замечал нашего диалога.
–Твой отец самый подлый человек из всех, кого я знал. Твоя мать пытается вас освободить.
–Ты знаешь? Ты знаешь, какой он?! Ты судишь по слезам матери?! Она всегда плачет по таким поводам! Но у них наконец-то недавно появилась возможность возобновить отношения. Они стали делать первые шаги к примирению. Отец стал жалеть мать, реже задерживаться, мать все меньше плакала, а тут… Ты!– она указала на меня свой дрожащий палец.– Ты все разрушил! Ты начал войну! Никакого будущего не будет!– Вайолетт ударила по столу и ушла.
Передо мной была лишь горько плачущая Люсия. Я был опустошен. И тут… И тут чертов косяк. Что за вчера день-то такой был?! Какой демон заставил меня действовать? Теперь и Вайолетт… Но ведь она плакала, говорила, что ей плохо, что так было уже много раз… Но когда был последний?.. Вдруг он не изменял… Вот почему он так удивился… Я все усугубил! Какой же я дурак!!!
Я ударил кулаком о стол так, что подскочила даже тетя Люсия. Ее жирное заплаканное лицо посмотрело на меня.
–Мистер… Мистер Ридл! Вы не бросили нас! Что с вами? Почему вы так сердитесь? На что?
–Скажите, я убил Ньепса?
–Что?– ее глаза чуть не выпали из глазниц.– Конечно, нет! Это сделал гнусный предатель! Ему нет прощения! Он убил его! Убил! Не вы! Вы помогли нам, спасли его погибшее тело, чтобы мы могли похоронить его! Вы герой!
–А Атан?
–Атан сидел в своей библиотеки. Ему нет дела до всего того, что творится за пределами его шалаша. Он тот еще чудак. Всегда был так одержим книгами.
–Что?– я вскочил.– Чудак? Атан? Он?
–Да…,– растерянно отвечала Люсия, я дергал ее за широченные плечи.
–Бред! Он убийца! Он убил Ньепса, не Лувр!
–Как…,– ошарашенно смотрела на меня качающаяся Люсия.– Атана же не было…
–Вы его не видите!– засмеялся я. Это был нервный срыв, и я сам не понимал, что говорил. На меня смотрели все.– Он украл свою же фотографию. Вы его не видите! Это он убил! Вы его и не слышали! Его там не было!
–А… тан?– тихо проговорила Люсия.
–Да!– я махал руками, говоря всем телом, что сейчас не в своем уме.– Это все гнусный и лицемерный библиотекарь! Он убил! Убил и посмеялся! Во всем виноват он, не Лувр! НЕ ЛУВР!
Я упал на пол, громко и беспрерывно смеясь. Люди вокруг молча смотрели на меня. Тетя Люсия повернулась к слугам и своим громким и сильным голосом, который еще дрожал после многочасового рыдания, ораторствовала на все помещение:
–Убийца! Атан убийца! Вот, кто убил моего мужа! Вот, кто во всем виноват! Поймаем его! Накажем его!
–Да!!!– единогласно отвечали слуги. Они поднимали свои руки вверх- кто-то даже еду не выпускал, и та валилась на пол- и неслись всей толпой к библиотеке. После горя наступил всеобщий гнев. Все шли охотой на того, кто был их командиром до. Безумцам, оказывается, больше верят…
Комната опустела. Я с трудом встал, подошел к столу и стал медленно есть все, что попадалось под руку. Меня одолел жуткий голод. Я уже не мог стоять. Из коридора слышались громкие возмущения и глухие удары по двери. Медленно доев и допив все, что влезло, я вышел за толпой. В коридоре снова никого не оказалось. Лишь одна дверь была попросту разбита на мелкие кусочки. Это вход в библиотеку. Вздохнув, я пошел по длинному-длинному туннелю, и до меня доносились крики опережавших меня слуг. Когда я вышел, то увидел пару слуг, колебавшихся, стоит ли им идти в темноту за тусклым светом факелов или нет. Я подошел к ним. Слуги спорили, нервно дрожа.
–Пошлите обратно!– говорил один, отступая от темноты.– Нам нечего искать. Вон сколько за ним пошли! Без нас обойдутся.
–Мы все пропустим!– отвечал второй, беря первого за руку.– Мы должны увидеть, как этого труса рвут в клочья!
