Шиму Киа
Горе
–Ты боишься меня?– Лувр тоже смотрел на небо.– Ты ведь боишься. Как и все. Меня все бояться, потому что во мне не было жизни. Я был ходячим роботом, который имеет только смысл, цель и ничего больше. А теперь… Я имею наконец-то жизнь, но она такая…,– безликий достал из кармана фотографию и направил ее в небо. В этот момент из-за туч появилась Луна, осветившая пленку. Снимок казался прозрачным, невнятным, мутным. На нем еле различимым был силуэт человека в пальто с размытым лицом. На такой тонкой, хрупкой и прозрачной пленке билось сердце бессмертного уже не один век. Лувр грустно вздохнул.– Блеклая…
–Блеклая…,– повторил я, и мне так тяжело было дышать.– Почему же она такая?
–Потому что это не вся моя жизнь. Эта фотография- лишь часть. Я помню, как один из Ньепсов тонкими слоями разделил мой снимок, чтобы меня было сложнее убить. Тогда это имело практический смысл, однако сейчас это приносит одни трудности…
–И… Тебе это мешает жить?
–Это ощущается, как неполноценная жизнь. Будто бы по-настоящему свободны одни ноги, а все остальное тело все такое же обмякшее, безжизненное.
–Чтобы тебе полноценно и свободно жить, нужно найти все фотографии…,– пар изо рта поднимался все выше и выше и исчезал в темных, таинственных и печальных тучах ночи. Одним глазом я взглянул на силуэт безликого.– Ты их ищешь?
–Нет,– коротко ответил Лувр.
–Как…,– тут уже я глядел удивленно всеми своими глазами.– Почему же?
–У меня абсолютно нет зацепок. Я не знаю, что делать. У меня нет почвы под ногами, от которой я могу оттолкнуться. Мое тело находится в невесомости.
–Конечно, у тебя ее нет,– это суждение меня поразило. До этого казалось, что безликий способен на все… Но… И снова мнение о человеке разбилось. Снова поменялось. Я раздражался,– Если ты будешь бездействовать, то, разумеется, ты ничего не добьешься. Ты даже не пытаешься! Ты же так легко творишь все, что приходит тебе в голову, а когда дело доходит до чего-то действительно важного, ты…
–Я все делал по распоряжению Ньепса и своих чувств. Разум мой никогда не работал в таких целях. Я вечно выполнял одну и ту же работу- убивал. Все остальное меня не волновало. Когда же в моих руках появилась моя собственная жизнь, я попросту не знаю, куда себя деть… Что нужно делать, чтобы она была такой, как у остальных. Я впервые приобрел то, что есть у всех, стал человеком, и теперь мне хочется жить нормальной жизнью, как и все остальные.
–Ты… Как все остальные…,– это меня разозлило. Лувр никак не мог стать обычным человеком. Убийца не может стать вновь гражданином. На его душе слишком много записанных душ, а он хочет вести обыкновенную жизнь. Да с таким грузом на плечах невозможно даже подняться, а он…– Безумец… Ты! Да еще и жить нормальной жизнью?– я злобно плевался своим раздражением и гневом.– Ты проклят! Тебе никогда не стать человеком! С чего ты взял, что у тебя получится?
Лувр взглянул на меня. Все его тело говорило об удивлении. Он не ожидал, что в такую замечательную ночь над ним свершиться суд, который не имеет никакой ни моральной, ни юридической почв. Его судит не Бог, не судья, а больной человек, на грани сумасшедшего бреда, который так невыносимо своими словами попадает в самое сердце, расслабленное и безмятежное.
–Ты даже не способен полностью собрать свою жизнь, а хочешь еще и человеком стать?! Ты идиот! Какого черта ты приравниваешь себя с нами?! На каком основании? А?!
Безликий молча смотрел на меня, вздохнул и взглянул на Площадь. Глухой ветер прошел мимо нас. Лувр постучал пальцами по деревянной скамейке и тихо сказал, смотря при этом куда-то вдаль:
–Я найду…
Тихий шепот безликого не дрогнул даже голые ветви. Собравшись с мыслями, Лувр уверенно, четко и грозно сказал:
–Я соберу свою жизнь!
–Конечно,– продолжал язвить я,– так тебе и поверят эти звезды! Ага! Выдумал чушь! Ты не сможешь!
–Смогу,– спокойно и понимающе произнес собеседник.– Все я смогу, мистер Ридл. Спасибо вам,– он протянул мне руку.
–За что еще спасибо?– я оттолкнул его ладонь.
–Вы дали мне ориентир. Спасибо!
Лувр медленно встал и пошел в неизвестную сторону. Я видел только его широкую спину. Он не прыгал, не танцевал, перестал наслаждаться жизнью. Безликий задумчиво направлялся к своей цели, обдумывая почву, которая станет для него опорой. В его голове метались сплошные хлопоты, однако они не такие заедающие, как у обычного трудящегося человека, потому что родились недавно. Будни захватили Лувра красиво и элегантно, так, что и не заметишь с первого взгляда, что он стал куда ближе к обычному гражданину неизвестной страны. Стал куда человечнее, чем я…
Фигура скрылась за плиточным горизонтом. Я тяжело встал, опираясь о скамейку. Ветер бурно поддерживал меня, толкал вперед, но смелости идти не хватало. Мои глаза молча уставились на небо, жадно следили за расплывчатой дымкой туч, с интересом наблюдали за редкими проблесками упорных звезд. Мне было жарко. Вокруг мир казался холодным, а внутри жарко. Хотелось раздеться, но буйный ветер напоминал о холоде. С каждым его появлением меня пробивал озноб. Наконец, я отпустил скамейку и, шатаясь, пошел домой. По пути вспомнил, что дома почти ничего нет и решил зайти купить хотя бы чай. В итоге, взял еще кое-какую выпечку. Ступеньки казались дорогой в небосвод: они тянулись бесконечно долго. Когда передо мной была дверь, и я, весь потный, стоял у порога, что-то щелкнуло в затылке. Какое-то волнение нарастало с новой силой, и нельзя было понять почему.
Дверь открылась. Я осторожно зашел. Никого не было, лишь серость, скука и безнадежность… Пройдя на кухню я поставил все на стол и, не раздеваясь, упал на кровать.
–Нехорошо больным выходить на улицу,– за письменным столом сидела Вайолетт и читала мою тетрадь. Я неожиданно для себя быстро поднялся с кровати от испуга.
–Еще и ты…
–Тебе помочь раздеться?– она услужливо посмотрела на меня, и ее лицо освещал тот самый утопический желтый свет уличного фонаря, который делал ее кожу блестящей и невероятно красивой, словно песок на берегу тропического моря.
–Что ты здесь делаешь? Почему ты пришла? Какого черта ты сидишь за моим столом?– я лихорадочно и раздраженно сыпал вопросами.
–Пришел отец. Я дала им возможность общаться наедине. Кроме твоего дома, мне некуда больше идти. Прихожу, а тебя нет, хотя дверь открыта. Вот и решила убить время, читая продолжение твоей истории.
–Уйди…,– злоба вылетала из моего рта.
–Ты меня прогоняешь,– грустно сказала Вайолетт.– Убираешь от себя человека, который тебе доверяет… Зачем ты это делаешь?
–Поди прочь!– я махал руками. Голова горела адским пламенем. Ноги кое-как держали меня.
–Ты специально заставляешь людей верить тебе, спасаешь их, даешь руку помощи, ставишь на ноги, а потом бросаешь. Делаешь из хорошей жизни драму. Ты отвергаешь даже тех людей, которых любишь и не хочешь отпускать. Что с тобой?
–Со мной все в порядке, а ты здесь лишняя!– я собирался подойти к ней, но голова закружилась, и мое тело упало на пол.
Вайолетт обеспокоенно встала со стула и присела рядом со мной.
–К чему ты себя загоняешь? Ты думаешь, что одиночество- это твое призвание? Что ты одинокий человек и другим быть не можешь? Ты ищешь несуществующие проблемы в своем окружении, который любит и ценит тебя. Зачем же ты все убиваешь? Зачем ты постоянно бьешь себя по лицу?
–Я жалок,– не имея сил поднять голову, я говорил в пол.– Никто не имеет права быть со мной. Я попросту убью человека, заставлю его быть несчастным…
–Ты одновременно и скромняга, и эгоист,– с улыбкой и грустью твердила девушка.– Ты так многого хочешь, своим трудом получаешь это, а потом считаешь, что не заслуживаешь быть таким радостным, что в твоей жизни не может быть все хорошо. Ты параноик. Ты вечно ищешь приключения, чтобы помочь кому-нибудь, а затем безжалостно оставляешь того на растерзание жизни. Ты ужасен. Несмотря на все это, ты считаешь, что лучше тебя никто не сможет помочь человеку. Ты стараешься оградить свою жертву от общества, подчинить ее полностью себе, чтобы боль от расставания была больше. Тебе нравится страдать. Ты эгоист. Сейчас ты прогоняешь меня, чтобы сделать себе больней. Разве есть что-то другое, кроме боли в твоем сердце? Разве ты не хочешь стремиться к радости? Почему ты постоянно режешь себе сердце? Это не самый наилучший способ быстро почувствовать себя живым. Твой организм не вечен, а моральное состояние и подавно. Ты умрешь, будучи живым. Тебе это нравится? Ты хочешь, чтобы остальные думали, какой ты загадочный и пафосный, но на самом деле в их глазах ты кажешься мрачным, страшным и безобразным человеком. Ты погубил всех нас. Погубил меня, Ньепса, мою маму, Атана, а сейчас убиваешь Лувра. Чего ты добиваешься? Ты возомнил себя Богом? Тебе пришло в голову, будто ты всемогущий, но это не так. Остановись. Остуди свое эго. Прекрати пытаться стать лучше. Ты такая же травинка, как и все остальные в этом поле. Тебе не вырасти выше остальных. Ты прав, ты жалок. Но несмотря на это, ты помогаешь всем нам. Даешь возможность переродиться, снять с себя гнилую кожу. Мы все держимся за тебя, но ты пытаешься бросить всех нас. В твоей голове мысль, будто бы ты убийца. Ты губишь всех нас и стараешься убежать. Остановись. Тебе больше никуда не сбежать. Ты связан с Пивоварней. Ты нашел то, что искал. Тебе не сбежать в монастырь, потому что ты так же далек от Бога, как Сатана. Однако ты так же далек от ада, как раб Божий, поэтому место в подземелье тебе нет. Прекрати бегать. Ты не вечен. Ты устал. Прекрати избегать тех, кто хочет так же спасти тебя. Оставь все свои страхи в прошлом. Прими помощь. Прости нас.
Я плакал. Плакал, слушая всю правду о себе от стороннего человека. Она сдавливала мне горло, становилась ожерельем, что безжалостно прорезается вглубь кожи. Это было похоже на терновый венок, шипы которого вонзаются в голову, вытаскивают из меня все думы, что находились в глубине, заставляли медленно себя доводить до губительного конца. Тело ломило. Я чувствовал настоящий пожар. Ноги охватила судорога. Я трясся и терялся, слушая страшные слова из уст девушки с каштановыми волосами, которые опадали на мои темные локоны. Чувства выходили со слезами, все раздражение улетало с тихими сдавленными криками. Я корчился от боли. Был похож на червяка, которого положили на раскаленный камень. Живот скрутился, будто бы его пронзили мечом, разрезав кожу на две части. Одни руки жалобно ломали себе пальцы в поисках чего-то успокоительного и ложного. Так продолжалось некоторое время…
–Тебе нужен отдых. Поспи. Ты многое с нами пережил. Давай я помогу,– девушка осторожно взяла меня за руки. Я хотел было оторваться, но тело само поддалось и встало. Кровать радушно приняла меня. Она была довольно большой и длинной. Вайолетт присела на край, возле моей головы.
–Он не человек…,– в полубреду говорил я, вспоминая образ Лувра, который неожиданно возник у меня в голове.
–Он хочет им стать,– шепотом отвечала девушка.
–Нельзя… Ему нельзя становиться человеком… Иначе… Иначе!..
На лоб опустилось что-то холодное, нежное, хрупкое. Оно медленно гладило по моим волосам, успокаивая.
–Да, он не сможет стать человеком,– грустно напевала Вайолетт.– Но пусть хотя бы попытается…
–Ему нужен смысл… Смысл жизни… Я дал ему ориентир… Подарил ему человечность…
–Что же ты ему сказал?
–Фотографию… Он должен собрать фотографию…
Рука дрогнула и остановилась на мгновение. Я испугался и открыл глаза. Вайолетт смотрела на меня снизу-вверх, и в ее глазах было что-то непонятное, неизвестное.
–Пускай,– закрыла мои веки девушка и продолжила гладить.– Ты поступил правильно. Иначе бы он помер от скуки.
–Он же бессмертный…
–Это не мешает ему умереть от скуки. Даже бессмертных одолевает тоска, а уж горе в них живет огромное и глубокое.
–Горе… Оно живет… Горе!
–Оно паразит. Тихо шепчет на ухо худшие сценарии нашей жизни, заставляет волноваться, переживать ужасное. Но его не существует. Это человеческое воображение требует чего-то нового.
–Воображение хочет боли…
–Все мы боимся боли, однако оттого хотим его еще больше. Нам нравится страх. Это настоящая зависимость. Впервые увидишь страх- второй раз встречаться не захочешь, но после третьего раза уже привыкаешь и жить без этого уже не можешь. Такой вот он страх…
–А горе?
–О! А горе куда хуже страха! Горе нельзя встретить, оно приходит незаметно, как…,– девушка огляделась.– Как первый снег! Мы не замечаем сперва, что он идет, но когда снегопад нарастает с новой силой, то игнорировать его просто невозможно. Так же и с горем. Оно тихо приходит с возрастом и уже никогда не покидает нас.
–Первый снег уходит…
–Не уходит. Он остается в сердце. Производит впечатление хорошее или плохое, но забыть первые снежинки невозможно. Первый снег- это игрушка, которая стоит на полке каждого человека. Даже в самых жарких странах первый снег бывает.
–Но есть люди, что не видели первый снег… Или забыли о нем.
–Конечно, есть. Но такие люди или мало живут, или долго умирают. Без горя нельзя узнать окружающих, понять их однообразные лица. Без горя нельзя увидеть все краски мира. Без горя невозможно дышать, иначе нельзя было бы почувствовать, как вздымается грудь. Горе- это все мы.
Я чувствовал, как медленно уходил куда-то вглубь кровати. Погружался в матрас, становился одеялом, превращался в интерьер комнаты. Темнота комнаты становилась ярче, а теплые лучи уличных фонарей являлись ослепительными звездами, заглядывающими в окно. И прекраснее всех виднелись легкие движение локон ее волос. Она медленно водила рукой по моей голове, тихо дышала и молчала…
XVII
Я быстро проснулся и встал с кровати. На улице было как-то по-особенному светло, да так, что вся комната покрылась белоснежными кристаллами, которые, смешиваясь с серостью интерьера, становились похожими на пыль. Однако эта пыль могла блестеть, и при свете улицы в моей комнате пробуждались звезды, которые, как шаловливые дети, то появлялись, то исчезали и прятались в мебели.
Вайолетт не было. На столе открытой лежала тетрадь. Последняя исписанная страница и сотни чистых листов… Постепенно ко мне возвращался слух после сна, и я услышал тихие стуки в дверь. Это не был грохот мальчика или нервная дробь Лувра, а вежливое и учтивое вторжение в мою собственность. После долгого времени, проведенного в Пивоварни, из моей головы совсем вылетела мысль о том, что местные жители способны быть вежливыми. Я открыл дверь и с удивлением обнаружил, что у порога стоял огромный мальчик и маленький, по сравнению с ним, слуга из дома Ньепсов. Они были обеспокоены и с тревогой смотрели на меня.
–Доброе утро, мистер Ридл,– заговорил вежливо и жалобно маленький слуга.– Прошу вас, помогите нам. Госпожа Люсия совсем нервничает и не понимает, как нами руководить. Ей нужна помощь. Мы просим вас помочь нам.
–Что же случилось?– еще сонным голосом, даже немного раздраженно отвечал я.
–Госпожа Люсия, как всегда, намного заранее готовится к празднику Земли, и поэтому организовывает мероприятие заранее. Однако ей помогал уважаемый Климент Ньепс, который умел нами правильно руководить и четко отдавать задания, а вот госпожа…
–Понятно,– отрезал я.– У вашей госпожи проблема с управлением подчиненными. Что ж пойдемте. Помогу, чем смогу.
–О! Будьте здоровы и никогда не умирайте!– радостно воскликнул слуга. Мальчик тоже обрадованно сжал огромные кулаки.
–К сожалению, здоровым я уже никогда не буду, но за бессмертие спасибо.
Я накинул на себя верхнюю одежду и вышел вместе с компаньонами на улицу. Вокруг тонким ковром лежал снег, и солнечные лучи безжалостно отражались от белоснежного образа города и попадали точными стрелами прямо в глаза несчастным, что решили выйти из дома. Даже несмотря на этот не столь приятный взгляд на первый снег, Пивоварня будто бы преобразилась. Она надела белоснежное платье с блестками и готовилась к чему-то знаменательному и прекрасному. Это были подготовки к особому празднику, о котором, видимо, одному мне не было известно. И все же, как приятно видеть вместо сырых и особенно черных от влаги плит мощеных улиц белоснежный ковер парадной Пивоварни. Будто бы старая ведьма- любительница проклятий и ядов- помолодела от заклинания доброго волшебника Неба, решившего одарить злобную старуху священным снегом.
–Что же это за праздник Земли?– спрашивал я у своих спутников, пока мы быстрым шагом мчались к дому Ньепса.
–Дань уважения предкам. Весь город собирается на кладбище, и начинается настоящий фестиваль!– маленький слуга воодушевленно махал руками.
–Странное тогда название у праздника. День Земли. Подошло бы, не знаю, день Мертвых или что-то в этом роде.
–Так-то оно на самом деле и правда называется по-другому. День памяти земли предков. Но как-то так пошло у нас, слуг, что данный праздник зовется просто днем Земли.
–Понятно.
Снег под ногами хрустел так мягко, словно массировал уши. Непривычно слышать вместо глухих шагов по твердому тротуару спокойный треск белоснежного ковра под собой. Сразу город преображается из душного места в настоящий сказочный лес. Даже своих причудливых монстров придумывать не надо, дом Ньепса- настоящий кладезь всего нереального и мистического.
Мы подошли к тяжелой чугунной двери. Стоило спуститься вниз, как мальчик и маленький слуга оттащили меня в сторону и стали шептать мне на ухо:
–Пожалуйста, избавьтесь от нее,– жалобно и строго произнес слуга.
–Зачем?– я был удивлен неожиданной секретностью.
–Она нас уже откровенно замучила! Мы уже не можем терпеть этого хаоса и вечных упреков. Станьте нашим новым хозяином, просим!
Они оба сжали мне руки. Та рука, что находилась во хватке мальчика сильнее болела, чем со стороны маленького слуги. Я стиснул зубы, выдохнул и четко произнес.
–Для начала, отпустите.
Они послушались.
–Во-вторых, ваша проблема- совершенный пустяк. Она решится и без моей помощи.
–Но как же?– они удивленно снова собирались схватить меня.– Ведь эта женщина неисправима!
–Это вы нетерпеливы!– раздраженно ответил я.– Дайте ей время. Она не может с первых дней стать успешным полководцем. До смерти Ньепса Люсия была обычной домохозяйкой. Это несправедливо ждать от нее ежесекундных результатов своего правления. Просто ждите и сами помогайте ей. Пора вам перестать вечно следовать за чужими словами. Вместе с бессмертием Ньепс, видимо, подарил вам и вечную лень.
Они отступили и вытаращились на меня.
–Но… Как мы ей поможем?– задумчиво твердил маленький слуга.
–Хотя бы поддержите ее и молча выполняйте все ее приказы. Можете даже объяснить ей, что целесообразно делать, а что нет. Вы больше разбираетесь в труде, а она в управлении. Бог придумал симбиоз, чтобы люди строили ему храмы.
–Вы правы…,– все еще в полных раздумьях говорил слуга, а потом он вдруг проснулся.– Вы правы! Вы совершенно правы, мистер Ридл! Нам нужно сплотиться!
–Молодец,– я устало положил ему руку на плечо.– Ты и поведешь всех своих собратьев.
–Я?– тут же смутился слуга.– Я… Я не могу.
–Скажи всем, что это фраза самого мистера Ридла.
Маленький слуга очарованно смотрел на меня, видя в моей физиономии идеал совершенства. А мальчик стоял рядом и радостно хлопал своими большими ладошами, детски улыбаясь во весь рот.
–На том и порешали, господа. Теперь пора разобраться, чего такого натворила ваша новоиспеченная госпожа.
Я прошел между ними и направился к источнику шума. Все происходило в огромной столовой, где происходили поминки, а потом и коронация. Внутри царила настоящая трудовая атмосфера всеобщего брожения: слуги суетливо бегали по лестницам вверх и вниз, то снимая украшения, то их снова вешая, огромные мальчики тащили на своих богатырских руках тяжелые ящики с едой, декорациями и прочим барахлом, а по центру, бегая во все четыре стороны, больше всех суетилась хозяйка, и в ее голосе слышалось, что своими капризами она готова заставить всех божеств мира послушаться ее. Пробиваясь через весь трудовой хаос, я все же добрался до широкого плеча госпожи. Та вздрогнула, обернулась, собиралась уже накричать на меня, но осознав, кто перед ней стоит, жалобно обратилась ко мне:
–Мистер Ридл!– она всплеснула руками.– Боже, как хорошо, что вы пришли! Помогите, ради Бога! Вы дар с неба- точно-точно! Посмотрите, посмотрите вы на этих балбесов!,– она грубо взяла меня под руку и, как мешок с картошкой, поволокла меня осматривать свои приготовления.
Все было на стадии строительства, поэтому трудно было сначала оценить, чего именно хочет заказчик. Люсия руками указывала на бедных слуг, которые в поте лица украшали интерьер.
–Видите!– она произнесла это так, словно показала мне на сущую катастрофу всего мира, в которой виноваты были эти трое несчастных слуг.
–Сейчас я вижу подготовку к чему-то торжественному,– запыхавшись, ответил я. Темп у хозяйки был атлетическим.
–Ко Дню памяти земли предков,– поправила она меня.– Вы посмотрите, что они натворили! Я им говорила, чтобы они ту брошюру повесили сюда, а те светильники поставили туда, но сделали все по-своему!– капризничала, махая руками, большая госпожа.
–Я бы тоже ничего не понял,– вырывая свою руку, произнес я. Люсия изумленно вытаращилась на меня.
–Не сравнивайте- прошу вас- себя с этими балбесами!
–Я и не сравниваю. Я представляю себя в данной ситуации и считаю, что точно так же ничего не понял и стал делать хоть что-нибудь.
Хозяйка непонимающе смотрела на меня. Я вздохнул и показал ей на украшения.
–Здесь, как минимум, десяток различных брошюр и сотни видов свечей. А вы указываете на не пойми какую, тыкая своими пальцами в общую кучу. Естественно, ваши слуги вас же не понимают. Больше конкретики, госпожа Люсия, и меньше криков и паники.
–Разве этого не понятно?– озадаченно спрашивала она.
–Этого даже ваш покойный муж не понял бы.
–Ах!– Люсия драматично всплеснула руками.– Я все поняла! Не стоило упоминать моего бедного Климента…
–Попробуйте теперь нормально дать распоряжения своим подчиненным.
Люсия кивнула и повернулась к слугам, затем стала давать команды, стараясь точно описать все свои прихоти. Подчиненные задумчиво почесали затылки, взяли нужные декорации и не без погрешностей, но сделали то, о чем просила хозяйка. Та, наконец, радостно похвалила слуг. Все вокруг вмиг остановились и посмотрели на нас. Хозяйка повернулась и громко произнесла:
–Чего стоим? За работу!
Все тут же принялись продолжать начатое, но с большими надеждами на лицах.
–Поздравляю вас,– я подошел к Люсии.– Вы научились руководить своими подчиненными. Это отличное умение в вашем случае.
–Все не без вашей помощи, мистер Ридл!– она пожала мне руку.– Надеюсь, этот праздник удастся!
–Что же в нем особенного?
–Все жители Пивоварни идут на кладбище и устраивают карнавал, дабы почтить память земли своих предков. Устроить им праздник и дать радость в загробном мире, который, на самом деле, очень мрачный и одинокий.
–Вот оно как. Прямо каждый житель?
–Да!– воодушевленно заговорила хозяйка.– Вы бы видели, как город пустеет!
–Ведь кто-то может в барах прятаться?
–В этот день нельзя пить!– грозно промолвила Люсия.
–Да уж,– удивленно произнес я.– Теперь я понимаю, почему этот праздник особенный. День трезвости какой-то.
Хозяйка рассмеялась.
–Так этот праздник называют немногие. Обычно приезжие.
–Все сходится. Дальше вы сами справитесь. На этом и откланяюсь. Я уверен, у вас все получится.
–Спасибо большое! Вы нам так помогли!
–Ваша проблема была не такой уж трудной.
–Увидимся!– будто бы стоя на перроне, махала рукой хозяйка.
–Увидимся, госпожа Люсия.
Я вышел в коридор и тут же услышал чей-то шепот. Сначала он был невнятен, но стоило прислушаться, как отчетливо можно было отличить мое имя.
–Мистер Ридл!– кто-то, скрывшись за чуть приоткрытой дверью окликал меня.
Я подошел. Меня тут же затянули внутрь, предусмотрительно закрыв дверь. Сначала в глазах стояла темень, затем стали проявляться тусклые огоньки, мерцающие на стенах огромной цилиндрической комнаты. Я вернулся в комнату к Пленкам. Передо мной стоял мальчик, держа фонарик. Он обеспокоенно смотрел на меня.
–Что случилось?– ошеломленно спросил я, осматриваясь.
–Кто-то в библиотеке,– испуганно твердила Пленка. Весь его грозный и сильный вид сгорбился, превратившись в подобие большого слона, зажатого маленькой пчелой к углу.
–Конечно,– ответил я, с интересом разглядывая испуганного гиганта,– много кто живет в библиотеке, помимо книг. Там есть птицы, книги, столбы…
–Да знаем мы!– горячо перебил меня мальчик.– Там что-то другое… Страшное…
–Монстр?– в шутку предложил я.
–Да! Самый настоящий! Он сидел на самых высоких полках и бросал вниз книги,– он испуганно дрогнул. Огоньки на стенах тоже шелохнулись, будто бы уносимые дуновением ветра.
–И чем же он тебя, такого сильного гиганта, напугал?
–Он что-то громко и грозно рычал, был больше меня и… И… Уронил прямо на меня книгу!– Пленка сжался.
–Хорошо- хорошо,– я опустил на его огромные плечи свои бледные руки.– Вы хотите, чтобы я разобрался?
–Да, мы видели, как вы помогли госпоже…
–Ладно. Разберемся.
–Спасибо вам, мистер Ридл!– мальчик радостно взял мои руки и чуть не раздавил их. Затем, словно стая птиц, подхватившая мотив одной, раздавались радостные вздохи остальных Пленок, спрятавшихся в глубине своих кроватей, но любопытно поглядывающих своими детскими лицами из-за простыней. Вот спустился один гигант, за ним второй, и так целая толпа огромных великанов окружила меня, стараясь благодарно обнять своего маленького и слабого спасителя.
Я попытался выбраться из объятий грубой ласки, но у меня ничего не получилось. Сквозь невероятное сжатие произнес своим хриплым и умирающим голосом:
–Я так не смогу ничего решить…
Пленки тут же отступили, поправили мою одежду, поставили на ноги и построились в ряд, сделав коридор прямо к двери. Это было даже жутко: сотни гигантов уставились прямо на меня, и в темном свете тусклых фонариков не видно было их лиц. Будто бы меня окружили массивные карикатуры на Лувра, стоящие в темном дворце страшного короля. Я медленно пошел прямо к двери. Коридор позади меня превращался в толпу, нервно следовавшую за мной. Когда я подошел к двери, один из Пленок вежливо открыл передо мной дверь. Тогда яркий свет коридор дал мне ясность в лицах великанах: они волновались не только за себя, но и за меня. Кивнув в знак благодарности мальчику, я вышел в коридор, а дверь позади захлопнулась.
Давно я не спускался обычным выходом на верх библиотеки. Туннель уже как-то вошел у меня в привычку. Огромная кольцевая платформа, охватывающая молчаливые и грозные столбы, полные падающих книг, продувалась буйным ветром, который грустно и одиноко выл в этом сыром и масштабном здании. Рядом с перилами, в одной точке, было как-то слишком много разбросано книг. Подойдя, я увидел длинную лестницу, что уходила в темноту верхних полок столба. Оттуда на меня свалилась книга. Я успел увернуться и услышать, как вдогонку кто-то раздраженно проговорил: «Бред!».
–Что за монстр там сидит?– крикнул я, и мой голос страшной волной спустился вниз. Шуршание на верхних этажах прекратилось. Затем лестница затряслась, и кто-то быстро скатился с нее вниз. Мужчина в пальто ловко упал на пол и встал на ноги. Это был Лувр.
–Отношение ко мне переросло до стадии «Монстр»?– его голос звучал бодро, но видно было, что человек все еще находится головой в своих раздумьях.
–Это ты пугаешь Пленок?
–Они сами себя напугали. Я им говорил, что не стоит волноваться, но они только испуганно убегали. Тупоголовые детеныши.
–Ты просто по голосу похож на страшный ворчливый дуб или на жуткий рев автомобильного двигателя, который не осматривали век,– Лувр вдруг опустился и стал листать лежащую на полу книгу.
–Мой голос называли по-разному, но так живописно еще ни разу. Видна писательская замашка,– безликий раздраженно отбросил книгу вниз. Та тихо, постоянно ускоряясь, улетела в глубины пещеры знаний.
–Не стоит тебе так обращаться с книгами. Они- кладезь культуры человечества,– я оперся о шаткие перила.
–Тебе не стоит так надеяться на это древнее декоративное изделие, служащее ради спасения людей от глупого падения.
–Я ведь не случайно на них опираюсь.
–Оттого ты намеренно туда и прыгнешь и будешь бессмысленно винить непрочность конструкции.
–Что же ты тут делаешь?
–Достигаю цели,– перебирая лежащие книги и бросая их вниз, отвечал Лувр.
–И какими способами ты это делаешь?
–Создаю основу своего расследования.
–Что же ты ищешь среди всех этих книг?
Безликий встал и посмотрел на меня.
–Знаешь, зачем Атану были на самом деле те запертые книги?– он произнес это серьезно и грозно.
–Говори,– я отошел от перил и посмотрел на него.
–В тех книгах скрывался способ убить меня.
–Избавиться от фотографии?
–Именно. В тех романах таится подсказка, которая может привести ко всем частям моего снимка.
–Так почему же Атан этого не нашел?
–Он бы никогда не смог этого сделать. Потому что о том, что фотография поделена на части из живых знаем лишь я, а теперь и ты. До этого был Ньепс, но, как видишь, того уже нет,– Лувр говорил о смерти своего хозяина совершенно спокойно. Сперва я удивился, а потом принял, что безликий идет вперед, не стоит на месте и борется за свою жизнь.
–И как же тебя убить?
Он долго вглядывался в меня, оценивая, стоит ли доверять моей гнусной и гнилой персоне
–Для начала нужно собрать все части,– он говорил эти слова, отводя глаза.
–Ты так мне доверяешь?– я удивленно посмотрел на него. Пускай с виду и казалось, будто в данный момент я был равнодушным, но в душе зажглась лампочка. Она стала разносить маленький клочок тепла и согревать сердце.
–Больше некому,– произнес Лувр и снова сел перебирать уже прочитанные романы.
–Есть Вайолетт.
Безликий остановился.
–Нет,– проговорил тихо, особенно мрачно и грустно.– Нет больше Вайолетт. Она теперь не со мной. Мы стали двумя разными людьми. Она ушла…
–В этом уверен один только ты,– я присел на холодный пол и стал наблюдать за Лувром. Он исподлобья взглянул на меня, и все его тело будто бы придвинулось ко мне, как к Солнцу. Безликий глядел на меня с надеждой и великим счастьем, которые подавлялись пессимистичным рационализмом и многолетней пассивностью.
–Она еще помнит меня?– этот вопрос прозвучал робко и надрывисто, однако если не прислушиваться, то покажется, что Лувр продолжает оставаться невозмутимым, серьезным, холодным.
–Она никогда тебя не забывала,– я произнес это особенно тихо.
Лувр сжал книгу. Затем выбросил ее и встал.
–Пора идти.
–Куда?– я поднялся вслед за ним.
–Искать части фотографии.
–Ты знаешь, где они?
Лувр толкнул лестницу, та быстро улетела в глубину библиотеки, и пошел к черному выходу из дома. Я стал его догонять.
