Сергей Владимирович Еримия
Отголоски тишины
Увлекся. Так увлекся, что когда окошко, спрятанное в металлической листве, отворилось, подскочил на месте и испуганно отпрянул. В образовавшемся прямоугольнике света показалось лицо. Любопытные глаза несколько раз мигнули, разглядывая меня. Я уже собрался было поздороваться, но человек с той стороны ворот исчез, оставив лишь сомнения в своей реальности. В тот же миг металлическое окошко тихо скрипнуло петлями и практически беззвучно захлопнулось.
Озадаченный столь «радушным» приемом я растерялся окончательно. Стучать еще? Пробовать докричаться? Просто уйти? Определиться мне не дали. Прошло лишь несколько секунд, створка ворот звякнула и отошла на полметра. Ко мне вышел молодой монах. Пожалуй, нормальный вид как для человека его статуса – длинная черная ряса, подпоясан веревкой. Юношеское лицо, жидкая бородка на нем выглядела несколько комично, особенно в контрасте с гротескно серьезным выражением и удивительно печальными глазами.
Паренек внимательно осмотрел меня, ступил шаг в сторону, жестом предложил зайти во двор. Я кивнул, прошел через ворота, тот же час они бесшумно закрылись. Послышался отчетливый щелчок замка, за ним шорох шагов моего провожатого. Я обернулся, попытался с ним заговорить, начал с того, что представился, но он только кивнул в ответ на мои слова, чуть заметно развел руками и пошел вперед. Мне же ничего не оставалось кроме как просто следовать за ним.
Юноша явно был не расположен к беседе, что несколько озадачивало, но в чужой монастырь, как известно, со своим уставом не ходят, потому я оставил попытки заговорить и просто разглядывать окрестности. Все-таки в подобном месте я впервые, чем не повод все детально рассмотреть.
Двор монастыря походил на тракторный стан, свалку и строительную площадку одновременно. Прямо, ближе к противоположной стене и несколько правее, если смотреть от ворот, высилось то самое эффектное сооружение, которое я несколько минут тому назад рассматривал с вершины холма. Направо от него отходило длинное одноэтажное крыло – множество дверей и окон, каждый проем наверху переходил в арку, которая никак не гармонировала с плоской крышей. Левее, выстроившись под стеной, теснились приземистые строения еще более мрачной архитектуры. Хозяйственные постройки. Разные они: старые покосившиеся, крытые шифером, на котором густо разросся мох сараи, совершенно новые, блестящие оцинкованным железом ангары, гаражи, сложенные из почерневших бревен и какие-то амбары, более всего похожие на вкопанные до половины в землю цистерны. Даже странно, что с высоты холма мне все это нравилось!
За строем приземистых построек, в тени высокого здания громко рычал, выбрасывая в небо густые клубы черного дыма, комбайн. Судя по внешнему виду, ему место не в поле и даже не на монастырском дворе, а где-нибудь на сельскохозяйственной выставке, на самом почетном месте, под вывеской: «Так зарождалось сельское хозяйство».
На площадке возле работающего двигателя подкатив рясу выше колен и закатав рукава, наклонившись, стоял человек, само собой, монах. Он что-то внимательно разглядывал в работающем механизме и правой рукой со здоровенным ключом в ней, задумчиво чесал затылок. Чувствуя, предательски пробивающуюся улыбку, я быстро отвернулся, не хватало только расхохотаться…
Пока я вертел головой, мы подошли к тому, что от ворот казалось кучей строительного мусора. Вокруг нее сновали люди, человек двадцать, они что-то носили, приносили, относили, энергично махали кувалдами, копали лопатами, о чем-то громко спорили. Как оказалось, это рабочие выкладывали фундамент.
В центре строительства, на высоком камне, просто памятник на постаменте, стоял человек, точь-в-точь великан из моего сна. Статная фигура, волевое лицо. Достаточно лишь сменить его потертые джинсы и черную испачканную рубаху на сияющие доспехи, вручить двуручный меч, тогда и вовсе не отличить. Не помню, у того из видений была борода? Нет, кажется. У этого же была, густая черная, ее дополняли длинные такие же черные волосы. Нет, ну точно былинный витязь, как ни смотри. Что лицо, что стать, что голос, а борода, бороду и сбрить можно…
Мой провожатый поднял руку, я так понял, просил подождать. Сам вскочил на дорожку из камней и, двигаясь по уже готовому участку фундамента, подошел к бородачу в джинсах. Дернул того за рукав, показал рукой в мою сторону. Тот смерил меня взглядом, степенно кивнул, соскочил со своего постамента.
– Пойдемте ко мне, там и поговорим, – скорее догадался, чем расслышал я.
Подтверждая правильность моей догадки, он заспешил к распахнутым дверям здания с флюгером на крыше. Я последовал за ним. Уже стоя на пороге, он обернулся и махнул рукой в сторону одного из работников. Тот что-то крикнул, широко развел рукам, покорно склонил голову, медленно направился к нам. Я не стал ждать персонального приглашения, шустро проскользнул внутрь. В отделенную от суетного мира толстыми стенами тень и прохладу.
Внутри здание выглядело не менее занятно, нежели снаружи. Стены первого этажа оказались сложенными из природного камня, тщательно обработанного чьими-то умелыми руками. Несмотря на видимые невооруженным глазом следы капитального ремонта, никто не решился изменить или дополнить старинный интерьер. Стены оставили в той первозданной красоте, какими они и были в давние времена. Наверное, это и правильно, зачем закрывать сомнительными достижениями современной промышленности то, что так умело, создали мастера минувших дней!
Пустое помещение, совершенно никакой мебели. Это легко понять, она и не нужна. Ведь это не комната, это холл. Его задача встречать гостей, а уж никак не баловать их излишествами. Все что от него требуется: принять человека, поприветствовать, поразить простотой великолепия и направить того, куда ему надо. К примеру, на верхние этажи. Просто напротив входной двери расположилась широкая и также каменная лестница. Блестят полировкой каменные перила, ручная полировка, кто может сказать, сколько рук годами непроизвольно выравнивали камень, доводили его до блеска!
Мой провожатый, а за ним и я, быстро поднялись на второй этаж. Там было меньше старины, больше современности. Меньше древности, меньше загадочности. Обычные стены, оклеенные самыми обычными обоями. Расцветка несколько строгая, слегка мрачноватая, так ведь монастырь же! Не что-то, где-то…
Все что мне удалось рассмотреть, так это длинный коридор, оба конца которого упирались в узкие бойницы окон. По сторонам через равные промежутки виднелись одинаково аккуратные двери. «Наверное, кельи», – подумал я и только теперь заметил, что провожатый обошел меня на целый этаж. Пришлось догонять. Промелькнул третий этаж, точная копия второго, только расцветка обоев другая, несколько веселее, не так мрачно…
Признаюсь, последние ступеньки дались мне с огромным трудом. Зато мой провожатый, который был раза в полтора старше меня, даже не запыхался. Он остановился на верхней площадке, снял с шеи цепочку, на которой висел большой ключ, открыл дверь ближайшего от лестницы кабинета и жестом пригласил войти.
– Я так понимаю, вы ко мне от отца Алексия?
Он удобно расположился в огромном кресле. Достал из-под стола книгу (а может ежедневник), положил на стол.
– Вообще-то я к настоятелю… – ответил я, не дав себе возможности подумать.
Мой собеседник весело рассмеялся и лукаво прищурившись, посмотрел на меня:
– А я и вправду не похож на настоятеля? – он еще раз посмотрел на меня, а потом продолжил, но уже несколько серьезнее: – Конечно, вы правы, я тоже раньше не думал, что настоятели так вот в подранных джинсах разгуливают. Но видите ли, стройка, ремонты. Вот это все, – он обвел взглядом стены кабинета, – все своими руками. Ну да ладно, давайте знакомиться, я отец Александр, настоятель Спасовского монастыря, а вы?
– Сергей, я к вам от…
– Да садитесь уже. Знаю, отец Алексий мне звонил, предупреждал, просил содействовать, рассказал, кто вы и по какому вопросу. Кажется, вы помогаете ему в деле восстановления Свято-Васильевского монастыря? – он внимательно посмотрел мне в глаза.
– Не совсем так… – нерешительно начал я.
Осекся, встретился с настоятелем взглядом. Тот ободряюще кивнул, я поначалу сбивчиво, но с каждой минутой увереннее, рассказал ему все, хотя, если честно, то кое о чем умолчал. Просто чтобы не показаться совсем уж сумасшедшим. Он же ни разу меня не перебил, казалось, заинтересованно слушал, а когда рассказ подошел к концу глубокомысленно заметил:
– Что сказать, история странная, но в жизни много чего бывает. Разное случается. Ну что ж, идемте!
Мы вышли из кабинета и спустились на этаж ниже. Настоятель отворил ближайшую дверь по левой стороне, за ней оказалась небольшая комнатка. Маленькая, уютная, напоминающая гостиничный номер. Да что там «напоминающая», просто номер люкс! Мягкий диван, немного мрачная обивка, зато совершенно новый. Возле него и в тон ему, торшер, под ним столик журнальный, а в дальнем углу то, чего я и вовсе не ожидал увидеть в монастыре – телевизор.
– А откуда у вас… – растерянно начал я, но сразу замолчал.
– Как вам сказать. Монастырь, это не только место, где люди уединяются с целью служения господу. Это центр веры, культуры, если хотите. Мы часто принимаем гостей, важных гостей, так что весь этот этаж, можно сказать – гостиница. Теперь и вы наш почетный гость!
Настоятель приоткрыл дверь у входа.
– Здесь все надлежащие удобства. Располагайтесь!
– Так ведь я же…– снова начал я.
– Понимаю, спешите. Не удивлюсь, если окажется, что вы собирались еще к вечеру закончить и домой вернуться! Я прав?
– Да. Я уже выяснил, в семь часов последний автобус…
– Можете о нем забыть. Правда! Нет, я уважаю ваш оптимизм, но вы еще не видели наши залежи книг и документов. Не знаете, чего ожидать. Вряд ли я ошибусь, если предположу, что раньше чем через неделю вы не уедете. Так что оставляете свои вещи и идемте, я вам еще кое-что покажу.
– Посмотрим архив?
– Нет. Это, можно сказать, работа, работа подождет. Начнем с того, о чем в первую очередь должен позаботиться любой командированный – со столовой. Не приемлю возражений! Вы ведь к нам по делу приехали, значит можно считать, что вы в командировке.
Спускаться, как оказалось, гораздо легче, нежели взбираться…
Оказавшись снова на первом этаже, мы вошли в помещение слева от входа. Там располагалась монастырская трапезная. Просторное помещение с множеством колон. Столики между ними. Огромная люстра, свисающая с потолка. Наверняка, как и в вестибюле, здесь все осталось в том же первозданном виде. Не решились ремонтники портить строгую красоту прошлого.
Настоятель остановился, обвел рукой помещение. Он хотел что-то сказать, но тут позади нас открылась дверь, вошел тот юноша, который встречал меня у ворот. Он подошел к настоятелю, передал клочок бумаги, слегка поклонился и сразу же ушел. Отец Александр посмотрел на листик, развернул, прочел и нахмурился.
– Я вынужден извиниться. Придется отложить экскурсию. Давайте сделаем так, вы пока идите к себе, отдохните с дороги, а я через часик освобожусь, – он виновато пожал плечами. – Что поделать – завхоз я, а никакой не настоятель!
Не зная, чем себя занять и как убить целый час я упал на диван и включил телевизор. Добросовестно пощелкал каналами, которых оказалось более полусотни. Результат был предсказуем. Я лишь убедился в том, в чем не сомневался ни на минуту – смотреть абсолютно нечего. Выключил, подумал: «Почему бы настоятелю сначала не показать мне помещение с документами, а уже потом идти туда, куда ему вздумается? По-моему, это правильно». Попробовал пристыдить себя за столь некрасивые мысли. Человек мне помогает, а я еще и привередничаю! Совесть не проснулась. Тогда я подошел к окну, облокотился о подоконник и от безделья принялся смотреть во двор. Там, снаружи, тот же монах с точно таким же, как и раньше растерянным выражением лица чесал затылок, наблюдая за неровной работой двигателя. Его плечи вздрагивали, губы медленно шевелились. Не знаю, может он и не наблюдал вовсе? Может он молился, просил святых, покровителей моторов и комбайнов, чтобы своенравный агрегат сам собой отремонтировался?
Глава четырнадцатая
– Вот здесь у нас будет библиотека, часть помещения планируем использовать в качестве хранилища документов, бумаги к бумагам, так сказать, – настоятель подошел к двери на первом этаже, той, что напротив входа в трапезную. Взялся за ручку, но тут же ее отпустил. – Даже немного символично, две двери напротив. За одной, пища для тела, за другой, пища для души, – он заметил, что я собираюсь зайти и отрицательно покачал головой. – Но нам пока не сюда, там ремонт. Придется снова подняться наверх.
Я счел разумным промолчать. Что-то в последнее время во мне все чаще шевелились колкие слова, а выпускать их наружу не следовало. Не время, да и не к месту.
Смиренно шагнул на ступеньку, коснулся рукой перилл, внес свою скромную лепту в их вековую полировку.
Мы снова поднялись на верхний этаж. Настоятель открыл дверь ближайшую от уже знакомого мне кабинета. Она вела в вытянутую в длину просторную комнату, почти доверху заваленную связками книжек всех возможных форматов, картонными коробками, деревянными ящиками. Все это богатство живописно лежало насыпью, высилось шаткими стопками, грозясь завалиться и придавать случайного ценителя печатного слова.
– Вы все еще допускаете, что смогли бы справиться за день? Нет? Правильно. Кроме того, это не то, что вам нужно. Здесь только книги. Небольшая их часть! Нам дальше…
На этот раз «дальше» оказалось недалеко. Пройдя узким проходом, оставленным меж рукотворных гор, сложенных из книг, мы оказались в еще одной комнате, которая выглядела копией предыдущей. Точно такое же обилие литературы, только в еще больших масштабах. Правда, в новом помещении был некий намек на систематизацию. Вдоль стен стояли стеллажи, плотно заставленные книгами, да и прочая литература не просто лежала на полу, а была расфасована в большие ящики из картона усиленного рейками. На каждом из них был приклеен листик с перечнем содержимого.
Пока я вертел головой, разглядывая невиданное ранее обилие книжек, отец Александр миновал и эту комнату. Отворил дверь в дальней стене и скрылся в следующем помещении. Энтузиазм, который на протяжении последних минут постепенно улетучивался, тяжело вздохнул, махнул мне рукой на прощание и окончательно исчез, за ним поспешило и недавно еще рабочее настроение. Я обреченно опустил голову и медленно поплелся за провожатым. Догнал его в тот момент, когда он шарил рукой за коробками, пытаясь нащупать выключатель.
Ярко вспыхнул свет. К тому времени я уже точно знал что увижу. Не просто представлял, не просто догадывался. Я точно знал, а поскольку знал, то не очень и удивился, увидев помещение, размерами как те, что мы миновали, может чуточку большее, правда, без книг, а до самого потолка заставленное большими картонными коробками, наверняка не пустыми…
– Мы пришли. То, что вы ищете, может быть только здесь. Прошу прощения за беспорядок. Это временное явление, причиной которому – временное хранилище. Как-то так. Еще совсем немного осталось, и все это богатство займет свое место там, внизу. Все будет систематизировано, разложено по полочкам, но ремонт все еще не закончен вот и… – настоятель дотянулся до ближайшей коробки, наклонил ее в мою сторону. – Кстати, все не так мрачно, как можно было того ожидать. Большая часть документов, те, которые попали к нам раньше, сгруппированы по годам. Как видите, на каждой коробке указан период, к которым они (документы, в смысле) относятся. Во многих коробках, к сожалению, далеко не во всех, имеется опись содержимого. Малая часть бумаг не датирована вовсе, не знаю, как быть с ними. Да, думаю, не стоит упоминать, что каждый документ, который вы достанете и изучите, в конце концов, должен быть возвращен на прежнее место. Ну, а если найдете неточность, ошибку, сообщите, будем благодарны.
В проеме двери показался молодой монах:
– Да, если какой-либо документ не на месте, скажите брату Кириллу. Книги и архив это его забота, он знает что делать. Полагаю, вы уже успели познакомиться?
– Не то, чтобы совсем…
– А, понимаю! Дело в том, что наш брат не говорит. Но слышит и все понимает.
Брат Кирилл искренне улыбнулся и кивнул. Я растеряно кивнул в ответ, чувствуя себя редким глупцом. Неужели так трудно было догадаться?
– Откуда у вас столько всего? – чтобы поскорее выбросить из головы досадное недоразумение, спросил я, показывая на горы документов и книг.
– Большая часть – то, что отдали местные жители. Сберегли еще во времена революции. Старожилы рассказывали, что в те часы иконы, документы да книги, просто из окон выбрасывали, сваливали в кучи, жгли. Но история не горит, и вера тоже. Вот кто что мог, собирали, хранили, поначалу от большевиков прятали, потом во время войны от немцев. Сейчас возвращают. Конечно, не все так радужно и далеко не все бескорыстно. Много чего приходится выкупать. Ничего не поделать, такие нынче времена, – он секунду помолчал и продолжил: – Как-то так. Но, вынужден снова извиниться. Мне пора. Оставляю вас в надежных руках брата Кирилла. После вечерней же буду рад увидеться, поделитесь своими находками!
Настоятель скрылся за дверью, а молодой монах вопросительно посмотрел на меня. Не рассчитывая получить ответ на свои молчаливые вопросы, он извлек из верхнего ящика стола блокнот с приколотой к нему ручкой. Открыл на первой же чистой странице и размашисто написал: «Что именно вас интересует?». Я непроизвольно пожал плечами. Мелькнула мысль: «А и вправду что? Не так-то просто ответить. Да, я хочу отыскать связь между своей персоной и древним культовым сооружением. Это да, но я ведь не рассчитываю встретить какие-либо письменные упоминания о себе в монастырских документах, или там фото свое обнаружить, в компании тамошних монахов! Нет, конечно. Тем более что фотографию в то время еще и не изобрели…»
Так я подумал, а вслух сказал:
– Мне нужна любая информация касательно монастыря святого Василия. Думаю, это где-то семнадцатый, может еще и начало восемнадцатого века.
Брат Кирилл кивнул и направился в самый дальний угол комнаты. Послышался шорох, возня, глухой удар, не иначе как что-то упало. Юноша выглянул из-за шаткой стопки картонных хранилищ документов и виновато улыбнулся. Затем махнул рукой, приглашая подойти. Я приблизился, он поднял с пола большую коробку и передал мне. Я отнес ее к входу, повертел в руках, прикидывая какой объем полезной и не очень информации может в ней уместиться, положил у стола, вернулся. Тем временем Кирилл успел построить внушительных размеров пирамиду из картонок интересующего меня периода (как он только умудрился их отыскать в этом царстве архивного хаоса!).
Монах вопросительно посмотрел на меня, кивнул.
– Да, похоже, это оно. Забираем.
Он вручил мне коробок с надписью «1600-1640гг. к.2», сам взял следующий, и мы вернулись к заваленному бумагами столу. Сложили добычу на пол. Сходили еще дважды. Брат Кирилл предупреждающе поднял обе руки, кивнул, быстро освободил место на столешнице. Беззвучно ступая, вернулся за остальными документами, я же взялся за распаковку. Поставил первый принесенный мною коробок на столешницу, развязал узел. Убрал «лепестки», играющие роль крышки и теперь уже окончательно расстроился. Ящик из упаковочного картона был доверху заполнен бумагами. Что называется, под завязку. Как-то я и не ожидал, что может сохраниться столько документов за промежуток всего лишь в сорок лет, да еще и сохраняться на протяжении четырех столетий!
Удивляйся, не удивляйся, но если уж решился – надо делать. Я потер руки, имитируя предвкушение, тщетно пытаясь пробудить рабочий настрой, огляделся и принялся вынимать документы.
Под шаром бумаг более всего напоминающих письма размерами немного меньше самой коробки и толщиной чуть не в пятую ее часть расположился толстенный фолиант. В обложке из тисненой кожи, некогда роскошный, он и сейчас выглядел эффектно, вот только мастерство кожевников древности меня мало занимало…
– Что это? – поинтересовался я у Кирилла, беззвучно подкравшегося с последней коробкой.
Тот кивнул, опустил свою ношу и быстро написал: «Летопись бытия монастырского, оформлена братом Иолантом, датирована 1634 годом». Я кивнул в ответ и отложил книгу в сторону. Потом изучу, для начала надо посмотреть, чем еще порадует меня начало века семнадцатого.
Следующим документом оказался мягкий на ощупь сверток, материал напоминающий кожу, думаю, это пергамент. Свиток, который изначально был цилиндрической формы, долгое время лежал придавленный толстым фолиантом и теперь больше напоминал сложенную в несколько раз старую газету. Я осторожно его развернул, расправил на столе и в свете лампы увидел витиеватую средневековую вязь. Длинный текст, только на совсем уж незнакомом мне языке. Я повернулся к монаху и спросил:
– Это латынь? – утвердительный кивок. – А перевести сможешь?
Он широко развел руки, виновато улыбнулся, пожал плечами и отрицательно мотнул головой. Потом резко кивнул и схватил свой блокнот. «Настоятель сможет», написал он на листике и подтолкнул блокнот ко мне. Я кивнул и вернулся к своим изысканиям.
Ниже пергамента обнаружилась еще одна книга. Библия, старинная, печатная, и дата на титульном листе указана – 1815г. Вот тебе и порядок! Ладно, летопись, она ведь как бы книга, а как бы и рукопись. Но Библия, печатная, что ей делать в архиве? В библиотеку ее, туда, на полочки. Ясно ведь, комнатой ошиблись, да еще и на два столетия промахнулись. Я передал книгу монаху, ткнул пальцем в дату, тот как-то очень уж равнодушно пожал плечами и отложил ее на край стола. Находка тут-таки отошла на второй план, еще бы, ведь теперь это не моя забота! Не до того мне, погружаться надо, вглубь веков…
Пространство под Библией занимали листики. Разных форматов, разных размеров, разного содержания. Некоторые, как мне казалось, вовсе лишенные всяческого содержания. Даже удивительно, как кто-то смог датировать бумагу, если мне не удалось даже разглядеть, что на ней написано? Какой тут год, какие даты!
Со всей аккуратностью, на которую только был способен, я принялся доставать листик за листиком. Брал в руки, бегло осматривал, откладывал. Честно говоря, я совсем не вглядывался в то, что достаю. Не знаю почему, но я был твердо уверен – то, что мне нужно, само заставит обратить на себя внимание. Глупо, наверное, но уверенность не покидала меня. Более того, возрастала с каждой минутой.
Вот последний документ выложен. На дне осталось что-то похожее на тетрадь. Я наклонил коробку (ничего себе тетрадка, просто-таки книга, чуть тоньше летописи!). Открыл ее, взглянул на первую страницу и облегченно выдохнул. Приходская книга, книга регистрации гражданских актов, как сейчас сказали бы. Хорошо, что мне не придется ее читать. Там бы точно работы хватило на неделю, а то и не на одну. Разный почерк, разная степень сохранности записей, разные чернила. Пока поймешь что написано, пока разберешься, к чему тебе это понимание!
Следовательно, из сколько-нибудь занимательного чтива, имеем объемную летопись и некий пергамент на латыни. Для начала пойдет. Можно приступать. Я открыл книгу, именованную Кириллом благозвучным, близким и понятным словом «летопись» и тут же почувствовал на плече руку монаха. Обернулся, он с улыбкой показывал на стул, который каким-то дивом умудрился отыскать в этом библиотечно-архивном беспорядке. Я благодарно кивнул, он дружески улыбнулся, указал на себя, на дверь и по-прежнему улыбаясь, вышел из комнаты. Я так понял – у него есть и другие заботы, кроме как меня, туриста, развлекать.
Проводив монаха взглядом, я погрузился в изучение летописи, чувствуя себя настоящим историком, пытающимся вырвать из цепких лап далекого прошлого все сокровенные его тайны. Прав все-таки был мой недавний знакомый Афанасий Никитич, интересно так вот перелистывать пожелтевшие страницы, словно дни и недели, рассматривать немногочисленные иллюстрации, вникать в смысл малопонятных слов, погружаться в историю, воскрешать прошлое.
То, что я толком не понимал, что читаю, меня нисколько не смущало. Повторюсь, я искренне верил, что не смогу упустить того, что мне нужно. Оно само не даст себя упустить, оно заставит…
Так прошел день. Толстые стены монастыря вкупе с современными пластиковыми окнами практически не пропускали звук, и я даже не услышал, а почувствовал гулкие удары колокола. Не то чтобы обратил внимание на это, так, принял к сведению. Принял и тут же забыл.
Перевернув еще с десяток страниц, я услышал шаги. Отворилась дверь, вошел брат Кирилл, кивнул, стараясь привлечь мое внимание, жестом позвал за собой…
