Сергей Владимирович Еримия
Отголоски тишины
Глава десятая
На этом письмо с темой «Вагон №2» обрывалось. Я отодвинулся от монитора, энергично потянулся, не только слыша, но и чувствуя хруст уставших от длительного сидения суставов. Удивленно посмотрел на часы, подавил пробивающийся зевок, вот это да – стрелки показывали десять минут восьмого! Что-то я увлекся. Не успел вернуться из командировки и в первый же день переработал лишних два часа. Да ладно бы действительно работал! Так, бездельничал. Выбросил на свалку потерянного времени еще несколько безвозвратно утраченных часов.
Беспристрастный циферблат напомнил не только об этом – жутко захотелось есть. А еще спать. Что особенно обидно, так сразу и не поймешь чего больше. Но, думай не думай, вывод напрашивается один – надо собирать вещи и бегом бежать домой!
Может, это оттого, что я действительно устал, а может, просто обленился, но готовить не было никакого желания. Решил ограничиться кофе и парой бутербродов. Бутерброд он не еда, но что делать! Правильно, не отвлекаться…
Короткая пробежка от офиса до дома, подъем без лифта на пятый этаж плюс чашка крепкого черного кофе. Пробуждающий коктейль! Смесь спорта и кофеина окончательно отогнала сонливость. Несколько бутербродов задавили желание поесть. В пустоте, что образовалась вследствие отсутствия всяческих желаний, как-то совсем уже некстати вспыхнула искорка рабочего энтузиазма. Именно так, дожевывая последний ломоть хлеба с аппетитными кусочками колбаски, я вдруг вспомнил о бумагах, которые привез из командировки и за весь день так и не удосужился разобрать. Конечно, большую их часть надлежало просто выбросить, но пару-тройку документов можно и оставить. «А что, бумагу перекладывать это тебе не камни ворочать, – подумал я. – Разберу их просто сейчас, не откладывая никуда, ни в какой ящик».
Подумал, решил и сделал. Извлек из «дипломата» довольно пухлую папку, развязал запутавшуюся тесемку, вывернул ее содержимое на пол. Сел на ковер. Разложил листики. Присмотрелся. Удивился. Непроизвольно пожал плечами. Оказалось, поток странных посланий не иссяк, как минимум, на сегодня. Перемешанные с договорами, копиями уставов, распечатками чертежей, спецификаций и просто черновиками, на помнившем лучшие времена ковре лежали несколько листов с текстом, написанным не моей рукой, а с ними ксерокопия какого-то древнего письма. Занимательный документ. Текст написан выцветшими чернилами, витиеватым почерком, щедро сдобренным всевозможными завитушками. Поверх красивых, но малопонятных букв виднелось множество свежих пометок карандашом, не иначе как для более легкого восприятия. Похоже, для меня старался… кто-то…
21 (затерто, карандашом выведено «июля») года 1(641)
Милостивый государь наш, архимандрит Илларион!
Брат мой в вере! Прежде всего, должен смиренно просить прощения за то, что имею насущную необходимость беспокоить Вас. Беспокоить, невзирая на то, что в последнее время Вас мало занимают наши земные дела. Все понимаю я, но все-таки прошу Вас прочесть мое послание и лишь после судить, стоит ли оно Вашего внимания.
Я же просто убежден – стоит! Дело даже не в том, что я попал в затруднительную ситуацию, тут что-то намного большее. Нечто, что страшит и подавляет меня.
Обстоятельства сложились так, что я призван вызволять из дьявольского (простите за использованное слово, но Бог свидетель, так оно и есть!) плена брата нашего Евлампия. Уверен, за истекшее время Вы не забыли имени этого святого человека, который будучи анахоретом более десяти лет, узрел знамение. Того самого, который основал монастырь на пустоши в месте слияния реки Грузской с полноводным потоком Черного Ташлыка.
Имею смелость напомнить Вам, что года двадцать первого именно Вы освятили новостройку и имели долгий разговор с братом нашим. В дальнейших же беседах Вы часто вспоминали его по имени и неоднократно выказывали намерение навестить его.
Поверьте мне, еще год тому назад дела у братьев шли очень хорошо. Наверное, правильным будет сказать, что монастырь святого Василия был одной из лучших, если не самой лучшей среди обителей божьих всей центральной Малороссии.
Да, именно так выглядел дом Господа нашего еще меньше года тому назад, но ныне все кардинально изменилось. В сей самый час, я нахожусь в упомянутой мною обители, и поверьте мне, вовсе не в том качестве желанного гостя, в котором я бывал в другие времена. В сей час призвали меня вовсе не для того чтобы усладить мои очи видением величия храма Божьего.
Три дня тому назад поздним вечером у дверей моей скромной усадьбы спешился всадник. Уставший, он еле стоял на ногах, его ряса насквозь пропиталась грязью, с коня клочьями слетала пена. Конечно же, я не мог не предложить ему пройти в дом, переодеться и отдохнуть, но он и слушать меня не хотел. Просто вручил мне письмо, вскочил в седло и был таков.
Самого послания при себе не имею, но я весьма точно помню его содержание. Подписано оно было братом Нестором, как я теперь узнал, весьма и весьма достойным человеком. В тексте было лишь несколько строк – брат настойчиво просил приехать, поясняя это тем, что отец Евлампий «не в себе».
Думаю, Вы поймете меня. Я не придал этому, согласитесь, странному и непонятному известию должного значения и не выехал сразу по прочтении. Да, собственно, я уверен, моя неспешность не могла быть причиной ухудшения ситуации. Ведь хуже уже и быть не может…
Как бы там ни было, сегодняшним утром прибыл я в монастырь святого Василия, где застал отца Евлампия в плачевном состоянии. Как мне позже пояснили, за минувшие несколько дней ему стало хуже. Его богохульные речи вынудили старших братьев, дабы избежать пагубного влияния на молодежь, изолировать его в темной келье, запереть глубоко в подземелье.
Озадаченный тем, что произошло, я тут же направился во тьму подвальных помещений в надежде, если не разобраться во всем, так хоть поговорить с нашим собратом, но в тот момент мне и этого не удалось. Дело в том, что лишь только мы спустились в подвал (сопровождал меня брат Нестор), мы почувствовали сильный запах гари. Уже ворвавшись в келью, увидели – там бушевало пламя. Представьте мое состояние, когда я понял что горит молитвенник, единственное что позволили Евлампию взять с собой! Несколько толстых свечей были ним растоплены, книга густо залита воском. Она неестественно ярко пылала, озаряя тесное помещение. Сам же настоятель лежал распластанный на полу и хриплым голосом выкрикивал слова на неизвестном мне языке. Могу поклясться, что с каждым словом, с каждым звуком его голоса, пламя, в котором сгорали страницы, покрытые святыми письменами, разгоралось все ярче, дым становился все гуще!
Вынужден сознаться, лишь услышав голос Евлампия, я застыл, мною овладело оцепенение. Я замер, стоя просто посредине помещения и не мог заставить себя пошевелиться. Если бы не брат Нестор, который так своевременно своими руками вынес из кельи объятую огнем книгу и сбил пламя, которое уже пожирало мою рясу, даже не знаю, смог ли я написать эти строки. Увидел бы солнечный свет, вдохнул ли свежего воздуха!
Как только в келье стало темно, настоятель замолчал. Оцепенение покинуло меня, и я подошел к распластанному телу. На все попытки заговорить он не реагировал. Когда же вернулся брат Нестор, держа в руках зажженную свечу, а я коснулся локтя отца Евлампия, тот поднял голову и взглянул на меня. Боюсь не скоро я смогу забыть этот взгляд. В его глазах не было ничего человеческого, скорее то были горящие глаза бешеного волка, нежели человека. Не зная, что делать дальше, я поднял руку, коснулся своего креста, снял его, поднес руку с распятьем к лицу, тому, которое некогда было лицом человека. Кажется, огонек в его глазах вспыхнул еще ярче, он вдруг напрягся, казалось, еще мгновение и набросится на меня, но нет, только грозно зарычал и отскочил в дальний угол.
Согласитесь, для первого раза было достаточно. Поддерживаемый братом Нестором, я вышел из кельи, поднялся по ступеням в холл, выбрался во двор и с таким наслаждением ощутил дуновение легкого летнего ветерка.
Лишь отдышавшись, я решил незамедлительно побеспокоить Вас и смиренно попросить о помощи. Это письмо я тотчас отправляю к Вам с лучшим нашим наездником и умоляю Вас, даже если не сможете приехать лично так хоть письмом передайте свое благословление и подскажите, посоветуйте, как нам поступить…
Глава одиннадцатая
Такое вот письмо. Дважды я его перечитал, а затем перевернул листик. На обратной его стороне, мелким неразборчивым почерком начинаясь с трех точек, было написано:
… На этом письмо не заканчивалось. Канули в вечность два-три абзаца, не пощадило их пламя. Трудно было не заметить, что письмо побывало в огне, как минимум, в непосредственной близости от него. Очень уж красноречиво на это указывало состояние бумаги. Намекали на воздействие температуры темные пятнышки, хаотично разбросанные по листу, а более всего окантовка. Коричнево-черные бархатистые края обуглившейся бумаги…
Сам текст довольно-таки неплохо сохранился, хотя местами приходилось здорово постараться, чтобы вникнуть в его смысл, несколько абзацев я и вовсе написал заново, слишком уж чернила обесцветились то ли от времени, то ли опять-таки от перегрева.
– Это и есть то, что ты искал? – Нина Сергеевна заглянула через мое плечо, внимательно посмотрела на хрупкий документ. Я промолчал, лишь утвердительно кивнул.
Да конечно, у меня не было другого выхода, кроме как прислушаться к словам умного человека, к совету моего деда и попробовать отыскать хоть какую-нибудь информацию о монастыре в городском архиве. Потому уже на следующее утро я переступил порог местного хранилища истории. Заведующая, Нина Сергеевна, приветливая женщина с коротко стрижеными волосами, окрашенными в непередаваемый сиреневый цвет и задумчивыми зелеными глазами, сразу же согласилась помочь. Она выслушала мою просьбу, а когда я честно признался в том, что прихожусь внуком Григорию Антоновичу, широко улыбнулась.
– Конечно, конечно знаю! Хороший человек твой дед. Давно знакомы. Ну, пошли, попробуем хоть чем-то тебе помочь. Знаешь, в наше время так мало людей интересуется историей. Как сейчас говорят? Не рентабельно! Не представляет коммерческой ценности… как-то так. Одна коммерция у всех на уме. Вот и мне, не поверишь, некому дела передавать. А ведь давно пора на заслуженный отдых.
– На пенсию, но вам ведь лет пятьдесят, ну никак не больше!
Она лукаво прищурилась и внимательно посмотрела на меня.
– Точно Гришин внук! Если бы я сомневалась, то сейчас бы все сомнения окончательно развеялись. Один в один! – она лучезарно улыбнулась и добавила: – Не верю, конечно, но все равно спасибо!
Наверняка так и пахнет история. Слегка влажный воздух, наполненный острым запахом пыли, ароматом тления с примесью горелой бумаги. Витало вокруг меня что-то еще, еле различимое, непонятное, странное. Вот только что это было, тогда я так и не понял.
Мы миновали небольшую заваленную книгами комнату и прошли в длинное темное помещение до самого потолка заставленное стеллажами. На них и покоились всевозможные бумаги. В ящичках, коробках, папках, в пакетах, просто насыпью. Огромное количество бумаг. Казалось на полках уже нет и места, куда можно воткнуть хоть один листик, хоть одну папочку. Да и само помещение было слишком маленьким для такого объема документов. Множество коробок, не уместившихся на полки, попросту лежали на полу сваленные под стену. Некоторые картонки протерлись, и документы медленно, будто сами собой, выползали сквозь свежие дыры.
Нина Сергеевна подвела меня к предпоследнему стеллажу и указала рукой на картонный ящик, лежащий на верхней полке практически под самым потолком.
– Достань вон тот коробок. Собственно, это все, что сохранилось с тех давних времен.
Я чуть не упал и попутно не завалил несколько стеллажей. Чудом удалось удачно приземлиться, устоять, не выпустив из рук добычу. Тем временем Нина Сергеевна убрала бумаги со столешницы старого изрядно изъеденного шашелем стола и указала рукой на шаткий стул.
– Вот тебе рабочее место, располагайся. Смотри, изучай, не буду мешать.
Я поблагодарил заведующую и тут-таки взялся за дело. Выложил содержимое ящика, заглянул внутрь, убедился в том, что ничего не осталось на дне, и начал неторопливо возвращать совершенно неинтересные мне бумаги обратно в коробку, попутно разглядывая их. Справился достаточно быстро, слишком уж мало было документов, в разы меньше, чем я рассчитывал увидеть. В основном это были письма. Скорее всего, их содержание заинтересовало бы не одного профессионального историка, но меня, дилетанта, они не занимали. Все за исключением одного, вернее двух. Первым, которое пробудило мою веру в успех, было поздравление, неизвестно кем написанное и неизвестно кому адресованное. Кто-то кого-то поздравил с окончанием постройки церкви на территории будущего монастыря. Вот и все. Ни имен, ни названий или намеков на таковые, ни дат. А вот второе, то самое с просьбой…
– Нина Сергеевна, скажите, откуда здесь это письмо?
– Это один из тех вопросов, ответов на которые у меня нет. Скажу только одно, лет десять назад, может чуточку больше, один историк его изучал, не вспомню фамилию. Более всего его интересовало, кому это письмо адресовано. По-моему он так ничего и не выяснил. Да, еще отец Алексий, священник наш, любопытствовал, примерно месяц назад.
– А все-таки, почему оно здесь, его, насколько я понимаю, должны были куда-то отправить?
– Конечно, – она пожала плечами и продолжила, – должны были. Возможно, тот, кто писал это послание так его и не смог его отослать, вот оно и здесь. А может, отправил, а адресат приехал уже с ним. Не знаю. Если тебя это действительно занимает, попробуй поговорить со священником. Его эта тема очень волнует. Кажется, он даже вынашивает планы восстановления монастыря!
– А вы не будете возражать, если я сниму копию с документа?
– Нет, конечно, но ты ведь не думаешь, что у меня ксерокс имеется?
– Здесь отделение банка через дорогу. Я быстренько сбегаю? Верну в целости и сохранности, обещаю!
– Это против всех правил, но куда тебя денешь!
Старый:
Серж, ты пытаешься получить ответ, толком не задав вопрос. Я о том, что лично мне кажется логичным детально описать ситуацию, а потом уже ожидать какого-нибудь совета. В противном случае будешь иметь изобилие умных замечаний вроде того, что тебе Алекс написал, тот, который с номером 12. Пиши, жду.
Старый:
Серж, ты куда пропал?! Это уже как минимум невежливо. Поднял тему, а сам исчез! Вернись к нам!
ВиТек:
Да не мешай ты человеку! Он там во снах своих… парит. Куда нам земным до него… пущай полетает!
Давненько я не заглядывал на форум, а если честно, то и сейчас не очень хочется…
Серж:
Старому. Так я же тебе все описал. Почти детально. Даже не знаю, что еще добавить. Вот недавно привиделось, даже не уверен, что спал. Видел монастырь. Похоже, было это лет триста тому назад. Какая-то карета подъехала, на козлах девушка. Вернее я так думаю. И постоянно ощущения такие, будто все кто в моих снах появляются, на меня смотрят, будто ждут чего-то. Разрешения, совета, а может помощи. Так как-то…
Старый:
А монастырь был только однажды?
Серж:
А ведь и вправду! Постоянно. Как сейчас вижу – на горизонте темнеет. На переднем плане войска выстроились, а там… Да, точно, это не лес, не облака, каменное здание! Только как бы нереальное оно, расплывчатое, почти прозрачное. А ты откуда знаешь?
Старый:
Наверное, для тебя это будет звучать как минимум странно, более того, полным бредом, но все-таки я должен сказать вслух – тебя выбрала судьба. Или по-другому – ты избранный!
Серж:
Да. Касаемо «бреда», не могу не согласиться. Очень смахивает. Нет, ну ты не преувеличиваешь? Слушай, даже слова не подбираются. Избранный, это как? Герой с какими-то там выдающимися способностями? Значит, теперь мне мир предстоит спасать, да? Смешно!
Старый:
Извини, но я вынужден тебя огорчить. Судьба выбирает не только героев, да и не столько героев. Чаще всего ей нужны «мальчики для битья», как в твоем случае – для публичной порки!
Глава двенадцатая
Я положил листик на стол и щелчком пальцев подтолкнул его к центру столешницы. Интересно, зачем все это? Да, понятно, мой знакомый незнакомец из поезда развлекается. Кто же еще?! Первую часть рассказал еще тогда в пути. Продолжение прислал по электронной почте. Письмо, я так думаю, он заготовил заранее, а отправил только сегодня. Найти адрес несложно, конечно, зная, где я работаю. Может я сам взял и разболтал? Возможно, я ведь почти ничего из поездки и не помню. Ничего, кроме его рассказа да утренней побудки. Может! Все может. А вот эту ксерокопию и свои комментарии к ней, он же вложил в мой портфель, пока я спал. И это вполне реально. Правда, не совсем понятно, как он догадался, что я сначала прочитаю «электронку», а потом возьмусь за бумаги. Неважно это, может он меня и вовсе запрограммировал, может гипноз или еще что-то в этом духе! Или все гораздо проще – не было никакого гипноза, была только логика, элементарная логика?
Но более всего непонятно другое – вот зачем? Зачем все это? Не представляю! Если чрезмерную откровенность в поезде я еще понять могу, с кем ни бывает, то к чему эта навязчивая переписка? Похоже, ему к психиатру прямая дорога, а что я! Что я могу сделать? Подсказать, дать совет? Не думаю. Я вообще из тех людей, которые не лезут в чужие дела и уважают тех, кто не лезет в их собственные. Так что совета от меня он точно не дождется!
Еще несколько минут стили прошлым и мне окончательно удалось убедить себя в том, что главное сейчас – отоспаться. Я отложил все бумаги, выключил свет и, не раздеваясь, прилег на диван. Нет, не спать, пока только готовиться, примерить на себя подкрадывающийся сон. Растянулся на мягкой постели, потянулся, закрыл глаза. Почти минуту пролежал без движения, потом вдруг не выдержал и рывком поднялся. Рука сама дотянулась до выключателя настольной лампы, необычайно яркий вспыхнул свет…
– Это хорошо сын мой, что ты решил обратиться к Богу. В наш век вольнодумство – вот главный враг человека! Вместо того чтобы прислушаться к голосу совести, каждый, или почти каждый, готов продать душу дьяволу в обмен на какое-нибудь призрачное благополучие, – отец Алексий громко вздохнул, насупился, не иначе как подбирал слова, подобрал, кашлянул и продолжил: – Именно так. В наши часы, в пору обмана и притворства многие пытаются изображать истинных христиан, но стоит заглянуть в их темные души! Хотя, это я отвлекаюсь. Почти уверен, что и тебя привело в церковь не раскаяние, надеюсь, хотя бы поиск истины. Так чем могу быть полезен, молодой человек?
Порывшись еще полчаса в городском архиве, я не нашел ничего, что могло бы меня заинтересовать. Оставалось только сделать копию единственного по-настоящему интересного для меня документа, убрать следы своего пребывания, водрузить коробку на ее законное место, попрощаться с заведующей и удалиться. Собственно, это я и сделал. Скатал в трубочку ксерокопию (все-таки не с пустыми руками возвращаюсь!) и не спеша пошел домой. Дорога проходила мимо одной из двух небольших церквей города. В ней правил отец Алексий. Дверь была открыта и просто манила, приглашала зайти. Я поддался. Решил не откладывать «на потом» запланированный визит и переступил порог храма. Вошел в просторный зал и у самого входа столкнулся со священником.
Не могу сказать, что я хорошо с ним знаком. Скорее, он в хороших отношениях с моим дедом. Трудно сказать, по каким именно вопросам у них общие интересы. Сколько помню, дед был атеистом, не воинствующим, правда, тем не менее…
Но это совершенно неважно, ведь дед практически со всеми в хороших отношениях, важно то, что отец Алексий принял меня радушно, думаю даже более радушно, чем обязывал сан священнослужителя.
– Отче, я пришел просить у вас помощи, – так, как священник уже минуту рассматривал меня, надо было что-то сказать.
– Сын мой, святая обязанность каждого служителя Господа нашего помогать страждущим, да наставлять на путь истинный заблудших! Но чем конкретно я могу тебе помочь?
– Меня интересует монастырь святого Василия, который некогда располагался на месте старой сельхозтехники.
Священник, как казалось, на минуту задумался, затем внимательно на меня посмотрел.
– Свято-Васильевский монастырь? А позволь поинтересоваться, почему именно эта тема тебя занимает? Не пойми меня превратно, в наши дни многие преследуют благие на первый взгляд цели, но истинные причины, что скрываются в тени мнимой благости, порой идут в разрез с политикой церкви…
Пришлось вкратце пересказать события недалекого прошлого.
Священник внимательно выслушал мой несвязный монолог, задумался, полагаю, он пытался понять, реально ли все это выдумать, а если реально, то с какой целью. В конце концов, кивнул и сказал:
– Как ты наверняка знаешь, сын мой, я имею намерение воссоздать величие дома божьего, известного как Свято-Васильевский монастырь. Именно потому я долгие годы выискиваю, где только можно материалы, относящиеся к столь краткому периоду его существования. Немногое удалось найти. Да, то письмо, о котором ты упоминаешь, я видел, – он на мгновение замолчал, а потом повел далее: – А почему мы, собственно, стоим, проходи!
Степенной походкой свойственной только священникам он направился к двери. Решив, что продолжить беседу мы должны на свежем воздухе я пошел следом. Но отец Алексий подошел к массивной входной двери, закрыл ее на засов, вернулся к алтарю и открыл еле заметную среди яркой росписи стены дверку.
– Ты мужчина, тебе можно, проходи!
Последний, вернее, единственный раз за алтарь я заходил лет пятнадцать назад. Именно тогда я решил, что должен последовать примеру моих предков христиан и также креститься. Много времени прошло с той поры, я уже и не помню, как все происходило. Не помню, что тогда видел, но то, что увидел сейчас, меня изрядно удивило.
Тайная комната, в которую, как известно, женщинам вход закрыт, представляла собой тесное помещение, всю меблировку которого составлял кухонный стол и два табурета рядом. На столе стояла початая бутылка водки, на ней своеобразным колпачком граненый стакан, рядом со столь оригинальным украшением стола расположился массивный чугунный крест, прислоненный к стене. Просто над крестом на гвоздике висела картина в простенькой деревянной раме, на ней довольно симпатичный запечатлен осенний парк. Собственно и все. Такой себе натюрморт с пейзажем…
Будучи истинным внуком своего деда, мне трудно было промолчать. Более того, я уже и рот открыл, намериваясь охарактеризовать увиденное, но все-таки сдержался, проглотил колкие слова, одно слово, за ним второе… глаза священника помогли. Встретился с ним взглядом и сразу передумал что-либо говорить. Он же лишь покачал головой, пригрозил мне пальцем и сказал, словно пропел:
– Молчи отрок, молчи, не то прокляну!
Словно заправский иллюзионист отец Алексий провел руками над столом, каким-то чудом бутылка со стаканом исчезли, вместо них на столе появилась папка. Обычное картонное вместилище документов, вот только разрисованное под старинный фолиант. Одно мгновение и такие изменения…
Наверняка священник остался довольный произведенным эффектом и моим озадаченным видом. Он искренне засмеялся и скромно заметил:
– Три года в эстрадно-цирковом, это тебе не просто так!
Я мгновенно забыл о фокусах и замер, несколько томительно долгих минут, словно зачарованный смотрел на папку. Я хотел верить в то, что она даст мне ответы, откроет те знания, к которым так стремлюсь. Хотел, но немного побаивался. Не хватало решительности, почему спрашивается…
Собрался с духом. Я уже почти решился протянуть руку и прикоснуться к церковным тайнам, но священник опередил меня и накрыл папку широкой ладонью. А ладонь у него что надо!
– Я смотрю, ты слишком многого ждешь от этой картонки, от этих документов, вот даже пот проступил. Хочу тебя предупредить, там очень даже немного всего. Несколько рисунков, да два письма. Собственно, что это я? Сам смотри. Сам решай!
Он присел на стульчик и демонстративно отвернулся, глядя на картину, словно в окно. «Почему у меня дрожат руки? И зачем папку так крепко завязывать?»
Наконец-то я справился с хитрым узлом. Развязал тесемку, открыл и высыпал содержимое на стол. Посмотрел и непроизвольно вздохнул. Было от чего! Все сокровища это копия письма, как и та, которая уже была у меня, еще одно письмо, написанное на языке, которого я не знал, полагаю латынь. Ниже копия чего-то похожего на план строений. Большой чертеж целых восемь листов. Не иначе как план монастыря. Еще фотография. Худощавый мужчина в больших роговых очках на фоне участка каменной стены. На обороте черно-белого фото написано «Остатки фундамента монастыря св. Василия. Археолог Микитич О.А. 19.09.1968 г.». Вот собственно и все. Хотя нет, не все, на дне папки еще что-то было, что-то застряло между картонками. Ткань, нет, что-то завернутое в тонкую ткань. Выкладываю на стол, осторожно разворачиваю – гравюра, не иначе как старинная. Несколько секунд пытаюсь разобраться в том, что вижу. Трудно разглядеть, картинка старая, время потрудилось, сглаживая границу между некогда контрастными оттенками.
Не знаю, сколько времени прошло с тех пор, когда я уловил, где кончается черный цвет и начинается белый. С тех пор, когда я понял, что именно изображено на рисунке неизвестного автора.
Это был монастырь. Тот самый «мой» монастырь во всей красе!
Непостижимо, как древний мастер, имея в своем распоряжении всего два цвета: черный и белый, смог так реалистично отобразить лишенное излишеств великолепие древней архитектуры! Безусловно, монастырь был изображен в период своего истинного величия. Большое, просто огромное по тем временам здание, увенчанное куполом. Под ним угадывается колокольня, даже колокол можно разглядеть, огромный, под стать зданию. Крепкая, внушающая почтение стена. Две башенки обозначали въезд. Все пространство вокруг поросло дубами. Такими же величественными, такими же надежными. Твердыня, просто крепость божья! Совсем как та, из моих видений…
От наблюдений, которые грозили перерасти в воспоминания, меня оторвал отец Алексий. Оказалось, он уже несколько минут тряс меня за плечо:
– Живой? Вот и хорошо. Вижу, понравилась картинка. Нашлась случайно на чердаке у одной старушки. Долго не могли понять, что это. Что изображено, кто мастер…
Откуда-то из пустоты он извлек графин и налил стакан воды.
– Вот, выпей. Видно здорово тебя монастырь наш задел. Честно говоря, напугал ты меня не на шутку. Да-да! Не видел ты своего лица. Но, похоже, теперь лучше. Да, вижу, вот и румянец уже пробивается.
