Сергей Николаевич Прокопьев
От Камбоджи до Камчатки оставляем отпечатки
Из продуктов к тому времени осталась соль в достаточном количестве и чай. Соль ложками есть не будешь, чай тоже голод не утоляет… На востоке говорят: чай попил – орёл летаешь, водка пил – свинья лежишь! «Орёл летаешь», если бешбармак перед чаем много кушал, на пустой желудок и от ведра чая орлом не взлетишь. Спирта имелось три фляжки. Но его тоже на завтрак-ужин-обед не употребишь. Ещё один день просидели на косе в тоске и раздумьях… Исследуя местность, я двинул вверх по течению в самый конец косы, где она переходила в каменную стенку, там прижим – вода в камень давит, за прижимом ещё одна коса. Дай, думаю, попробую на неё перебрести. На наше счастье воды оказалось всего по пояс, перебрался на соседнюю косу, и не зря, смотрю – валяются пять брёвен. Остались с тех времён, когда туристы-водники на деревянных плотах ходили. Из этого материала мы сделали плотик. Вспомогаловку резали и вязали брёвна. Ладненький получился плотик. Но попробовали вдвоём плыть, нет – тонет, брёвна сырые. Одного отлично держит.
Что значит хорошая группа. Петя Альбинович имел в арсенале личных достоинств первый разряд по плаванию. Когда встал вопрос, кого отправлять на другой берег с верёвкой для переправы, определили: лучше Пети никто Китой не покорит.
Петя не стал сопротивляться. Сказал: «Если что, завещаю свой спирт любому, кроме Гоши Сараева, он своё с Лёней выхлестал», – и взошёл на палубу плотика, точнее – возлёг на неё. Доплыл до водяного бугра, перепрыгнул его, оттолкнувшись от плотика, а дальше вплавь. Вода, само собой, холоднющая. Но Альбинович мощными гребками добрался до берега. Метрах в десяти от уреза воды стояли рядом три берёзки. Петя быстро верёвку за деревья завязал, мы со своей стороны конец закрепили. Переправа получилась около восьмидесяти метров (связка из двух основных верёвок), из них метров шестьдесят над водой. Через систему трёх карабинов сделали натяжку. И вот тут впервые серьёзно сказалось трёхдневное голодание. Натяжка потребовала серьёзных усилий, а ну-ка восемьдесят метров верёвки натяни струной!
Отправил я Гошу Сараева посмотреть натяжку. И не заметил, как он вместо обвязки на солдатский ремень защёлкнулся и полез. Добрался до связки двух верёвок и застопорился – узел не даёт дальше двигаться, надо через него ремень сначала перебросить. Гоша дёргался-дёргался – не получается. В один момент ноги (ими обхватывал верёвку) сорвались, повис на ремне, как ни пытался зацепиться ногами за верёвку – не смог. Оголодал бедняга, кишкой болтается над Китоем. Ремень начал его поддушивать. Кричу:
– Гоша, вылезай из ремня!
Гоша выскользнул, плюхнулся в воду, и его прямиком к Мотькиным, как говорилось выше, не персиковым щёкам в эту водно-каменную мясорубку понесло. Перед самым порогом Гоша выскочил на косу. На нашей стороне…
Последним переправлялся Игорь Ропанов, он отвязал верёвку (вспомогаловку на плот истратили), подпоясался ею, и мы его на верёвке перетащили по воде. Накупался хорошо. Я тоже набултыхался. Переправлялся перед Игорёхой, за собой рюкзак тащу по верёвке, сначала всё нормально шло, но когда добрался до места связки и начал рюкзак перебрасывать через узел, вдруг верёвка ослабла, и я полетел в Китой, не успел сообразить, что же произошло, меня с силой вырывает из воды и подбрасывает вверх, а затем снова ухожу под воду… Вот это аттракцион! Оказывается, из трёх берёз, за которые привязал верёвку Петя, две трухлявые. На коре держались, их понемногу пережимало, пока другие переправлялись, но стоило дать дополнительную нагрузку, когда я рюкзак перебрасывал, стволы срезало. Верёвка, струной натянутая, как резинка, заиграла, и давай меня швырять вверх-вниз. Нахлебался Китоя, но выбрался на берег. Мокрый… Серёга Иванцов ехидненько говорит:
– А рюкзак оставляешь?
Ё-мое, про рюкзак я забыл после ледяной купели, он сиротливо болтался в районе узла. Пришлось опять лезть…
Что значит молодость и здоровье! Сейчас представлю эту ситуацию и, честно скажу, не тянет в подобной оказаться.
Обессиленные, изголодавшие, выбрались на правый берег.
И тут же обнаружили тропу. Нормальная, отличная тропа… Я не поленился, после похода нашёл в Омске автора описания, которое нас отправило на левый берег. Наехал на путаника:
– Ты чё написал? Тропа ведь по правому берегу Китоя идёт!
Он секунду подумал:
– Конечно! А по какому другому может идти?
– У тебя в описании на левом! Мы чуть с голоду не опухли!
– Извини, перепутал, с кем не бывает…
«Перепутал», а мы, переправившись через Китой, последнее доели, опустошили заплечные амбары полностью. Поэтому радовались как дети, когда вечером, встав на стоянку, обнаружили граммов семьсот гороха, что предшественники оставили. Но больше подобных подарков от зажравшихся коллег на маршруте не попадалось, как ни высматривали. Пир на нашу ораву из семисот граммов не закатишь, тем не менее горошницу сварили и чуток подкрепились. Сигаретку бы ещё. Курцов в группе насчитывалось двое: я и Гоша Сараев. А курить, надо сказать, в ситуациях двойного (продуктового и сигаретного) голода хочется больше, чем есть. Просто полный ужас! Уши пухнут!
Вышли к слиянию Шумака и Китоя. Когда-то в этом месте золотишко добывали, памятником прииску – изба. Мы кинулись шарить по всем углам – вдруг кто поесть оставил? В избушках нередко с таким сталкиваешься. На этот раз не свезло. Зато нам с Гошей перепало чуток радости. Надо было видеть, как между половицами мы палочками (археологи, блин) ковыряли в поисках окурков. И ведь не зря раскопки вели – нашли парочку. Ух, кайфовали… С голоду голова поплыла-поплыла с первой затяжки…
Да ведь отравленный никотином организм добро долго не помнит, через пару часов опять как из пушки хотелось курить…
В состоянии голода, холода, под нудным дождём подходили под перевал Аршан, за которым одноимённый посёлок – конечная точка похода. Воображение безудержно рисовало картины гастрономического счастья: полки аршанского магазина с куревом, хлебом, консервами, а также столовая с большими, аппетитно пахнущими котлами, скворчащими сковородками полуметрового радиуса с рядами котлет… Обуреваемые радужными мечтами, двигались по тропе, что шла высоко над Китоем. Вдруг ба – на берегу двухместная палаточка, полиэтиленом от дождя накрытая. Мы с Гошей, не сговариваясь, сбросили на тропу рюкзаки и лосями сорвались вниз, только треск пошёл. Как ноги не переломали и шеи тоже… Летели, будто за счастьем… Полог палатки отбросили и как закричим в один голос:
– Курево есть?
Два мужика в палатке. Они на рыбалку из Аршана пришли. Да какая рыба, дождина беспросветный. Сидят в тоске и раздумье: то ли плюнуть на это дело и домой тащиться, то ли ждать дальше погоды…
И нас не обрадовали:
– А мы не курим!
Ё-моё! Полезли с Гошей обратно. Ну что за непруха-невезуха. Курить нечего, есть нечего, который день мокрые… Вечером сушишься у костра, сушишься, чтобы утром минут двадцать сухим пройти и снова до последней нитки промокнуть… Поднялись на тропу.
– Ну чё? – Игорь Ропанов поинтересовался.
– Чё-чё! Носом в печку горячо! – огрызнулся Сараев. – Некурящие оба!
– Чё и куска хлеба не дали? – спросил Петя Альбинович, не желая услышать отрицательный ответ.
Ё-моё, мы даже и не попросили.
– Я больше не пойду, – категорически отказался Гоша, будто его кто-то заставлял.
И я не побежал вниз.
Но ведь покурили мы в тот вечер. Эта пачка московской «Явы» как с неба на тропу спарашютила. Я глазам своим не поверил. Лежит под ногами. Полнёхонькая. Всего без двух сигарет. Жаль, остальные восемнадцать нельзя было сразу пускать в дело – размокшие…
– Чтоб сухие в такую погоду, это уж совсем надо быть дураком везучим, – прокомментировал находку Гоша, потирая руки, как алкоголик при виде поллитровки.
Вечером на стоянке мы с ним осторожно из каждой сигареты табак извлекли… Вид он имел отвратный, какая-то поносная масса, на сковороде её разровняли, посушили на костре, свернули по самокруточке… И снова кайф несравненный…
