Сергей Николаевич Прокопьев
От Камбоджи до Камчатки оставляем отпечатки
Бултыхало нас, бултыхало. И вдруг как обрезало, совершенно неожиданная тишина. Полнейшая. Витя Терёшкин потом признался: «Первая мысль была: всё – приплыли, идём на дно». Ничего подобного, мы зашли в Авачинскую бухту и на себе почувствовали её уникальность: в океане шторм ревёт, здесь спокойная вода.
Все повеселели, повыскакивали на палубу. Ура – живые!
Рыбаки на прощание дали нам полмешка краба. В море я нахваливал коку, это когда тошнота прошла и ел краба в охотку: «Во, вещь! Во, супер! Редкая вкуснятина!» Рыбаки посчитали за честь угостить киношников деликатесным морпродуктом: «Поешьте на берегу без всякого шторма!»
Как мы сходили с МРС на твёрдую землю – тоже картина, которую я непростительно не увековечил на киноплёнку. Операторский прокол. Идёшь, а ноги не держат, подкашиваются, швыряет тебя из стороны в сторону. Улицы мало. Штурман после фляжечки спирта лучше ходил, чем мы, трезвые как стёклышки.
Нетвёрдой походкой добрались до петропавловского турклуба, там остановились на ночлег. У них плита имелась, кастрюли… Отработанный вариант приёма тургостей. Я, как только отошёл от океанской рыбалки, принялся готовить краба. Есть такая слабость – у плиты постоять, тоже плод походной жизни. Сварил. Ребятам, которые не ходили с нами (двое – Санёк Ветланд и Наталья Алексашина – отказались от корреспондентской вылазки), говорю: «Сейчас за ушами будет трещать, исключительного вкуса вещь!» Поставил на стол, не пробуя, – на сто процентов был уверен в себе. Гадость получилась редкостнейшая. Без всякой морской болезни не заставишь себя проглотить. Ребята потешались, мол, Шурику так понравились океанские тошнотики, что решил продолжить сеанс на берегу.
Поржали надо мной, выплёвывая краба. А мне не до смеха. Как так могло получиться? Свежайший краб, а есть невозможно. Короче, неудача сильно задела за живое. На следующее утро не поленился, в половине четвёртого, когда все мои друзья-товарищи дрыхли, поднялся и побежал в порт к нашему МРС. Капитан увидел:
– Забыли что-то?
– Ага, – говорю, – рецепт приготовления крабов.
Дождался белобрысого кока:
– Слушай, вроде краб тот же, а вкус скуловоротный. В голодный год есть не станешь! Жутко противное мясо!
– Вы воду какую брали? – спрашивает кок.
– Не из лужи, из-под крана.
– А соли сколько?
– Столовую ложку на кастрюлю бросил.
Фишка состояла в том, что краб варится или в морской воде, или пресная доводится до консистенции морской.
– Есть у меня свои нюансы, – сказал кок, – травки да специи, но главное – вода.
С коком переговорил, гляжу – штурман идёт. «Как – спрашиваю, – состояние с ощущением?» Он подмигнул и шепчет: «Спиртец – высший класс! Спасибо! Теперь главное воздержаться, воду не пить, а то опять захорошеет!»
Пока ребята спали, я сварил краба в морской воде. Проснувшись, они позабавились, начали издеваться, опять, мол, хочешь нас плеваться заставить, лучше бы суп из пакетиков заварил. Витя даже обиделся, он в тот день не с той ноги встал, а я с крабом. Заворчал:
– Я тебе что – подопытная собака всякую гадость жрать?!
Сам потом добавку просил.
– Собакам, – говорю, – в последнюю очередь, если только что от людей останется в кастрюле.
Когда в Омске зимой фильм монтировал, обнаружил штурмана среди передовиков на Доске почёта. Гордо смотрел с портрета. Настоящий морской волк. Фильм я отправил в Москву Сенкевичу в телепередачу «Клуб кинопутешествий». Он через месяц письмо прислал и Почётную грамоту. Добрым словом отметил съёмки вулканов, о кадрах рыбалки хорошо отозвался. Фрагмент фильма весной показали в «Клубе кинопутешествий». Штурман, который нас по нашей доброте и нашей же дурости чуть не утопил, тоже промелькнул на телеэкране.
Пещера снежного человека
Жара
О Якутии я бредил долго. Мечтал увидеть своими глазами хребет Черского, ледник Атласова, ледник Обручева. За год до этого мы ходили на Шумак, прошли по верховью Китоя. Гнус доставал – что-то невообразимое! Казалось, весь мир вокруг тебя – это огромный рой мошки, который, сколько бы ты ни шёл, никогда не кончится. В верховьях Китоя брусника уродилась, хоть горстями ешь, и вкуснейшая, но стоит умерить шаг, наклониться, и физиономия чёрная от кровососущей напасти. У меня ещё кожа толстая, жуткими волдырями не покрывалась, с нами ходила Лена Бутакова… Утром проснётся, и глаз нет, заплыли, собственного носа не видит. Ведём бедняжку к ручью, сама не в состоянии. Холодной водой промоет зрение, остудит опухлости, какие-то щёлочки откроются.
Собираясь на Шумак, репеллентами не запаслись. В тайгу шли и легкомысленно средств от гнуса не взяли. Зато наученные болезненным шумакским опытом, каких только гадостей не понабрали в Якутию: мазей, москитных сеток… Не куда-нибудь идём – в зону вечной мерзлоты, где самая крутая мошка… Да только на Якутию в тот год аномалия свалилась. Жара африканская. Если уж в оленьих стадах падёж начался, гнус-кровосос и подавно не выдержал пекла. Вообще не поднялся в то лето на крыло.
Идёшь, и лучше не надо, никто тебя не жрёт, не портит жизнь, наслаждайся пейзажами нетронутой природы. Но по закону сообщающихся сосудов другие проблемы появились. Одна из них – проблема с наживкой для хариуса. К хребту Черского двигались, остановились на обед у речки. Мы с заядлым рыбаком Игорем Ропановым скорее снасти доставать. Но овода поймать – вопрос из вопросов. Редкие единицы летают. Самые жароустойчивые экземпляры. И осторожные зверюги, знают о своём дефицитном положении. Ждёшь-ждёшь, пока он на тебя сядет… Но стоит надеть на крючок, забросить, ещё воды не коснётся, хариус уже выскакивает навстречу, хватает дефицит. Витя Терёшкин тоже порывался удочку снарядить, но мы его посадили на ловлю наживки:
– У тебя площадь большая, снимай штаны и футболку, приманивай белым телом…
И всё равно долго получилось… Штук двенадцать приличных хариусов взяли, только почистили с Игорёшей, как надо идти. График жёсткий, времени прохлаждаться некогда. Но не выбрасывать такую красоту. Я быстренько подсолил, по полиэтиленовым мешочкам рассовал и на пояс. Обвешался, как охотник утками. Два солдатских перехода по сорок пять минут отмахали, смотрю – моя рыба начала отпадать от костей. Ребята, говорю, по-моему, хариус приготовился в собственном соку, можно употреблять. Витя Терёшкин чуть креститься не начал:
– Ты чё – травануть нас хочешь? На понос посадить!
– Да не может она, – говорю, – за полтора часа испортиться!
Витя функции медика исполнял в походе, не хотел иметь диарейных пациентов. Я попробовал рыбу – классно на солнце приготовилась. Мясо нежнейшее… Терёшкин посмотрел-посмотрел на наши довольные от рыбы рожи и тоже начал уплетать.
