Сергей Котов
Раненые звёзды
На входе нас встретила улыбчивая девушка, кивнула, и сделала приглашающий жест рукой. Сразу за дверями был длинный коридор со множеством дверей, что само по себе для магазина необычно. Кай уверенно шел куда-то вперёд, приглядываясь к табличкам на дверях. Наконец, остановившись возле двери с какой-то вычурной и не вызывающей у меня никаких ассоциаций пиктограммой, он уверенно показал: «Сюда!» после чего толкнул дверь от себя.
Мы оказались в небольшом помещении, где стояли несколько разнокалиберных кресел. На стенах висели самые разнообразные зеркала. Окна были закрыты плотными шторами. Еще там был длинный узкий стол, за которым сидела еще одна девушка в скромном сером платье.
– О, господа офицеры! – улыбнулась она, увидев нас, – добро пожаловать! Сегодня с госзаказом, форменный комплект? Или что-то попроще?
– Консультация стандартная, и подбор двух комплектов для умеренного пояса, – улыбнувшись, ответил Кай, – всё по гражданке. Форму нам делают по спецзаказу. Очень уж необычные требования, извините.
– Да ничего, – девушка махнула рукой, – я все понимаю. Хотя, как обычно, наши мощности недооценивают! Не так давно мы даже освоили сервоскелеты на углеродных нанотрубках. Но ваши все равно предпочитают палить деньги на госпредприятиях.
– Перестраховщики, – Кай пожал плечами.
– Есть такое, – девушка снова улыбнулась, поднялась из-за стола, и направилась в нашу сторону, – консультация, я полагаю, нужна вам? – она обратилась ко мне.
Я беспомощно посмотрел на Кая. Тот улыбнулся.
– Видимо, да, – нехотя согласился я.
– Отлично, – девушка улыбнулась, – меня, кстати, зовут Виолет, – конечно, к земным фиалкам ее имя никакого отношения не имело – но вообще они тут на Марсе очень любят давать женщинам разные цветочные имена.
– Приятно, – кивнул я, – а меня Гриша.
– Тебя тоже всю жизнь держали на этих ужасных орбитальных станциях, и вы не видели ничего, кроме форменных комбинезонов? – в ее словах был не столько скрытый сарказм, сколько настоящее сочувствие.
– Не без этого… – осторожно ответил я.
– Что ж, – кивнула Виолет, – тогда начнем, пожалуй!
Она хлопнула в ладоши. И мир исчез.
Поначалу мне показалось, что я куда-то провалился, как будто подо мной открылся люк в полу. Даже чуть не упал, потеряв равновесие. Только потом сообразил, что никуда пол не девался – просто вокруг меня спроецировалась идеально достоверная картинка.
– Эй, ты чего! – послышался удивленный голос Виолет.
– Да он не знает, как работает система, – пояснил голос Кая, – я не успел объяснить.
– Ох, ну и дела…
– Эй! – окликнул я, оглядываясь. Кругом была идеально плоская заснеженная равнина. Кристаллики снега блестели и переливались под ярким полуденным Солнцем. Причем дневное светило было почти нормального, а не марсианского размера.
– Да, Гриша, извини, – ответил голос Виолет, – сейчас система калибруется. Старайтесь по возможности не двигаться.
Я послушно замер, хотя в следующую секунду сохранять подвижность стало совсем не просто: снежная равнина сменилась бушующим океаном. Я едва сдержался, чтобы рефлекторно не затаить дыхание, когда на меня обрушился огромный пенистый вал.
После океана была пустыня, лес, степь и город. Причем город этот же самый, я узнал площадь возле магазина.
– Ну вот! Параметры считаны! – радостно сообщила Виолет, – давайте теперь посмотрим, что мы сможем для тебя сделать.
Город исчез; я снова стоял в небольшом помещении напротив узкого стола. А рядом со мной, на расстоянии вытянутой руки, застыл мной улыбающийся двойник.
Прежде, чем я успел о чем-то спросить, двойник полностью лишился одежды. Я растерялся, не зная, стоит ли смущаться своего цифрового двойника, а пока размышлял об этом – на нём успела появиться одежда: что-то вроде блестящего серебристого комбинезона. Потом комбинезон исчез, мой двойник остался в одних пляжных шортах, похожих на земные «бермуды». После этого наряды начали сменять один другого как в калейдоскопе.
– Старайтесь расслабиться, и не терять фокус внимания, – прокомментировала Виолет, – мы считываем эмоциональный фон.
Мне ничего не стоило послушаться – вид ежесекундно меняющего облик двойника завораживал.
– Ну вот, – наконец, сказала сотрудница, – профиль считан, заказ в работе. Можете забрать на кассе!
– Спасибо! – ответил Кай.
Я тоже поблагодарил Виолет, и мы вышли обратно в коридор.
В конце коридора была широкая дверь, открыв которую, мы попали в широкий, ярко освещенный зал с большими окнами, выходящими на улицу. В противоположном от входа конце зала располагались примерочные кабинки, над которыми горели какие-то значки. Вдоль окон были установлены кресла, на которых сидели люди – видимо, ожидающие заказа.
Наше появление внесло некоторое оживление: нам приветливо кивали, кто-то начал осторожно перешептываться. Мы отошли от входа, и заняли два крайних кресла.
– Долго ждать? – спросил я Кая шепотом.
– Нет, пару минут, – он помотал головой, – это хороший магазин, у них отличные синтезаторы.
– Круто, – кивнул я, – а что мы заказали-то?
– То, что тебе идеально подойдет в поездке, – так же шепотом ответил Кай.
– Ясно.
Наконец, разглядев какой-то очередной значок, Кай потащил меня к кабинке. Там, на вешалке, уже находились пакеты с двумя комплектами уже приготовленной одежды.
Каково же было моё удивление, когда, вскрыв пакет, я обнаружил внутри привычный мне утепленный тренировочный комплект! Обычные штаны, вполне земного кроя, футболка, толстовка и майка! И кроссовки – той самой фирмы, к которой я привык, их топовая модель. Правда, без логотипа.
– Круто! – обрадовался я. Однако Кай, без приглашения вошедший вместе со мной в кабинку, выглядел по-настоящему растерянным, – что-то не так? – спросил я.
– Нет… – он помотал головой, и через секунду добавил, – да. Наверное. Не знаю! Гриша, я раньше никогда не видел подобной одежды! Ты… сам её придумал? Похоже, кроме всего прочего, у тебя врожденный талант дизайнера.
В этот момент мне, наверное, впервые после того, как я очнулся в новом мире, стало страшно.
Я слишком беспечно относился к необходимости симулировать амнезию. И, раз уж приборы в каком-то ателье-магазине смогли прочитать моё истинное представление о том, какой должна быть удобная одежда – неужели приборы в медицинском центре не смогли бы сделать то же самое?
4
Уже в аэропорту мы зашли в кафе, где я смог попробовать местный деликатес: песчаных рапанов. Их, как и устрицы на Земле, подавали сырыми. Я вообще люблю устрицы, они у меня ассоциируются с отпуском и отдыхом. Но местные моллюски на вкус оказались… скажем так, странными. Даже более странными, чем остальная марсианская еда, к которой за несколько месяцев я уже успел привыкнуть. Они пахли морем. Их мясо было упругим и тягучим одновременно. И они действительно были сладкими. Во вкусе прослеживались нотки шоколада, ванили и корицы. Хотя, может статься, ничего близкого там не было – просто мой мозг в панике пытался подобрать ближайшие аналоги странным сигналам, которые поступали от вкусовых рецепторов.
Самолёт представлял собой огромное летающее крыло с электрическими двигателями, установленными в хвосте, над плоским фюзеляжем. Кажется, пару лет назад мне где-то попадалась статья, в которой описывались возможные перспективные направления дизайна лайнеров, предназначенных для пассажирских перевозок. И там была представлена похожая конструкция.
Пассажирских салонов было несколько, и они делились на классы. Мы летели в самом носу, где было панорамное остекление и самые дорогие места.
– В детстве я боялся летать. Представляешь? – сказал Кай, глядя на полосу, на которую выруливал самолёт, – это обнаружилось случайно, когда мне было два с половиной года. Нам нужно было переехать в тренировочный лагерь на дрейфующих льдах для программы климатической адаптации. Мама меня сопровождала. Другие дети остались с отцом. И… у меня случилась настоящая паническая атака. У будущего спецназовца, сверхчеловека с измененными генами, представляешь? – он горько усмехнулся.
– Ну, как я вижу, ты справился с проблемой, – осторожно заметил я.
– Да, – вздохнул Кай, – справился. Оказалось, побочный эффект от одной из модификаций. Купировали, разработав соответствующее лекарство… но знаешь. Наверно, хорошо, что это тогда со мной произошло. Я рано узнал, что такое настоящий страх. Раньше, чем это было предусмотрено в программе. И поэтому получил возможность стать сильнее.
– Ясно, – кивнул я.
– Наверно, это странно – не помнить такие моменты из своей жизни, – Кай бросил на меня беглый взгляд.
– Ещё как странно, – согласился я.
– Хотя тебя… твоё поколение растили в совсем других условиях. Я – более простая модификация, на создании которой настояли ученые. Я никогда не буду настолько сильным и быстрым, как ты. Но зато мне позволили расти на планете. Я только пару раз летал в космос для прохождения длительной адаптации при повышенной гравитации на «бублике». А ты, как мне говорили, жил там постоянно. Среди наших даже ходили страшные слухи, будто таких, как ты растили совсем без семьи. Надеюсь, это неправда – иначе чем мы отличаемся от этих, – он неопределенно махнул в сторону неба, очевидно имея ввиду фаэтонцев.
Я с интересом посмотрел на него. Помолчал секунд десять, и ответил, взвешивая каждое слово:
– Знаешь, – сказал я, – мне бы очень хотелось надеяться, что так и было. Что моей матери не было на станции. Пускай я даже жил и рос без неё.
Кай ответил на мой взгляд, потом улыбнулся, и сказал:
– До того, как стемнеет, самолёт будет идти над побережьем. Это очень красиво. Там, в космосе, я всегда вспоминаю этот вид. На случай, если вдруг возникнут сомнения – кто мы и для чего живем. Ты понимаешь?
– Понимаю, – кивнул я, – знаешь… я долго думал об этом, после того… ну, после того, как заново себя осознал. И знаешь, что я думаю?
– Что? – Кай заинтересованно поднял бровь.
– Если бы мне не рассказали, кто я – я бы не успокоился, пока не стал бы военным. Пока не нашёл бы своё настоящее место.
Кай улыбнулся, кивнул, и откинулся в кресле.
А я, стараясь не переигрывать, вдруг совершенно неожиданно для себя обнаружил, что сказанное – почти правда.
У меня ведь так всё и начиналось. Я ведь не просто так пошёл в ВДВ. И если бы та, земная реальность, если бы отношение к службе, к военным… если бы то общество было хотя бы отдаленно похоже на местное… конечно, ни в какой фитнес я бы тогда не ушёл. Поступил бы в училище, и продолжал бы тянуть лямку тягот и лишений.
Моё представление о военной службе было очень идеализированным. И так уж получилось, что я оказался в месте, где реальность максимально приближена к этим самым идеалам.
Плохо, что меня, возможно, всё-таки подозревают в неискренности и двойной игре. И, наверно, это было правильно с их стороны. В межпланетном конфликте такой напряженности и масштаба полезно быть параноиком. Ведь как я появился? Какой-то мужик, совершенно голый, в космосе. По анализу ДНК – явный генетический конструкт. Да, обнаружен в районе погибшей лаборатории по выращиванию этих самых конструктов. Спросить имею ли я отношение к этому проекту не у кого – он был слишком секретным. И все носители этого секрета погибли вместе со станцией. В общих чертах всё вроде бы совпадает… но что, если фаэтонцы разработали план внедрения суперагента? И я – бомба замедленного действия, хитрый диверсант, засланный, чтобы добыть важнейшие данные и причинить максимум ущерба? Что бы я делал на их месте?
Правильное решение – это однозначно пустить меня в утиль. Взять образец ДНК, и на его основе возобновить опыты.
Что этому могло помешать?
Реальный шанс на то, что я все-таки свой, а не засланный. И ограниченное время, которое не даёт возможности вырастить мне замену.
Как действовать в этом случае?
Готовить меня по первоначальному плану. Для миссии, под которую я создавался. Но окружить круглосуточной опекой и страховкой на любой случай. Заодно искусственно моделируя ситуации, где я мог бы проявить свою подлинную природу.
Конечно, можно было бы пойти простым путём, и просто прогнать меня на местном аналоге полиграфа, который наверняка существует. Вот только, скорее всего, параметры моих реакций даже близко не совпадают с теми, под которые откалиброван прибор.
Я другими глазами посмотрел на Кая. «Сколько ему на самом деле? Тянет ли он на роль суперагента – контролёра, который сможет меня в случае необходимости нейтрализовать?» – спросил я себя. И тут же ответил: «Да, тянет»
За внешней простотой, харизмой и открытостью, неизменно вызывающей симпатию, было в нём нечто хищное. Скрытое, но нет-нет, да прорывающееся наружу. Хотя, наверно, это естественно для генетически модифицированного спецназовца…
Что они могли увидеть и понять, наблюдая за мной? Из того же эпизода с одеждой?
Во-первых, что я точно не фаэтонец. Во-вторых, что во мне много странного. А это – вполне может быть результатом моих модификаций, точный состав которых был уничтожен вместе со станцией.
Значит, мне просто и дальше нужно быть осторожным. Что будет очень не просто, учитывая мой военный десантный опыт, который может проявиться случайно.
Но в целом ситуация далека от отчаянной. Я смогу справиться.
Успокоив себя таким образом, я уснул, наблюдая за восхитительным пейзажем с морским побережьем, который плавно тёк внизу. И проснулся только тогда, когда стюардессы предложили ужин.
В аэропорту, оказавшемся совсем небольшим, нас ждал служебный транспорт. Тут действительно было существенно прохладнее, чем в том месте, где находился госпиталь. И я был рад, что обзавелся новой одеждой.
Кай почему-то заметно погрустнел. Всю дорогу он молчал, и кидал на меня то тоскливые, то извиняющиеся взгляды.
Конечно же, в первый день сам Полигон нам не показали. Только привезли в городок обеспечения, и поселили в жилом корпусе, напоминающем небольшой коттедж с узкими вертикальными окнами.
Как позже выяснилось, этот «коттедж» был достаточно серьезно укрепленным сооружением. В нем была даже встроенная система ПРО, и прочие защитные прибамбасы. «На случай, если противник решится на диверсионную операцию», – сказал комендант на следующий день, во время инструктажа.
У нас были раздельные спальни, но после ужина, когда я уже собирался ложиться спать, Кай постучал в мою дверь. Он выглядел все таким же обеспокоенным и виноватым.
– Привет, – сказал я, ты чего это?
– Слушай, я… то есть ты… в общем, ты ведь еще не знаешь, каково это тут, да? – спросил он.
– Нет, – я покачал головой, – я спрашивал в госпитале, но врачи сказали это совершенно секретная информация. Никто вовне не знает, что происходит на полигонах.
– Ясно, – кивнул Кай, – в общем, тут довольно страшно, если честно. И можно на самом деле погибнуть.
5
По камням, дымясь, струилась кислота. Твердая поверхность плавилась, и шла пеной. Я перепрыгнул отсеченную голову дыроформа, и вцепился кончиками пальцев за крошечный выступ на скале. Площадка, откуда атаковал хищник, медленно осыпалась, разъедаемая его кислотной кровью. Я, рискуя сорваться, заглянул за уступ скалы. Все в порядке: Кай держался. К счастью, он не успел рвануть за мной, когда атаковал дыроформ. Правда, теперь напарник заперт на платформе, и может в любой момент подвергнуться атаке этих мерзких кожекрылых тварей – вампиров.
– Первый. Есть путь к отходу. Справа от тебя, скальный выступ. Оттуда допрыгнешь до платформы, – как раз в тот момент, когда я обдумывал, куда рвануть, чтобы оказаться еще выше, ожил интерком; помехи неожиданно прекратились.
– Я дойду, – возразил я.
– Первый, я оценивал расстояние с поверхности. Это невозможно, – голос Кая чуть дрогнул, когда он понял, что я собираюсь сделать, – первый, я не думаю, что дыроформ – это последнее, что нам грозило.
Я берёг дыхание, и отвечать не стал. Да, пониженная гравитация была моим союзником. Но атмосферное давление на Марсе было заметно ниже Земного. Спасало повышенное содержание кислорода, но на высоте двух-трех километров, где мы были сейчас, кислородное голодание начинало сказываться.
Обдирая пальцы, я рванул вверх, и успел зацепиться за тонкое кривое деревцо, неведомо как укоренившееся в расщелине скалы.
Отсюда до верхней площадки, где нас ждала третья звезда, было совсем рукой подать: перемахнуть через щель, и преодолеть еще один небольшой вертикальный участок. Но там было проще: скала сильно растрескалась.
Со щелью проблем не возникло. Но вот на вертикали, когда я мысленно уже принимал поздравления, в одной из трещин скрывался шипогрыз.
Я почти успел отреагировать. Подался назад – максимально далеко, но так, чтобы не сорваться со скалы. Но одно из метательных лезвий впилось мне в плечо, почти парализовав сустав.
Было дико больно. Но свободная рука оставалась занятой, удерживая меня на скале. До аптечки не добраться. Я тихо застонал, собирая остаток сил, чтобы одним прыжком преодолеть оставшиеся метры до вершины.
– Первый, как обстановка? – обеспокоенно спросил Кай.
Честно – до сих пор не понимаю, как мне это удалось. Я буквально вполз на площадку на бровях. Достал аптечку и трясущимися от слабости руками вколол обезболивающее и антидот. Потом, распоров рукав, занялся раной. Крови было много. Кажется, лезвие самым кончиком задело артерию. Чудо, что я до сих пор не вырубился – лямка разгрузки удачно перетянула руку.
Наложив давящую повязку, и зафиксировав ее, я поднялся.
Звезда, как это обычно бывает, была замаскирована под рельеф. Но мой глаз уже был достаточно тренированным, поиски заняли не более минуты.
Мелодичный сигнал в шлемофоне возвестил об окончании миссии.
Я сел на скалу, и спокойно стал дожидаться эвакуационную команду.
– Первый! Первый… – продолжал вызывать Кай, уже не скрывая беспокойства, – что там происходит?
– Успокойся, – устало сказал я, – звезда у нас. Мы прошли.
Молчание.
– Это было безответственно, – наконец, сказал Кай. В его голосе звучала обида.
– Да брось. Победителей не судят.
– Тебе ведь уже говорили – полигон это не симуляция! Тут все по-настоящему! Понимаешь?
– О, еще как понимаю! – я осторожно потрогал плечо.
– Ты мог погибнуть!
– Ещё как мог, – согласился я.
– Столько усилий даром! Ты хоть представляешь, чего стоило нас с тобой разработать?
– Представляю. Поэтому и стараюсь делать свою работу максимально хорошо.
– Предназначение Полигона в том, чтобы научить выживанию! А не в том, чтобы уничтожать ценных сотрудников!
– Скажи это его разработчикам… – тихо пробормотал я.
– Что? – переспросил Кай.
– Ты вроде не с духом разговариваешь, – сказал я громче, – и вообще, давай подумаем, куда рванём вечером. Нам полагается два выходных.
Я слышал, как Кай втянул воздух, готовясь к возмущенной тираде, но потом тихонько его выдохнул. Он сделал паузу. Потом сказал:
– Я не хочу один тут остаться. Ты это понимаешь?
– Я не собираюсь бросать тебя, парень, – сказал я, блаженно вытягиваясь на камнях.
Боль в плече уходила теплыми толчками. Это было необыкновенно приятно.
В эвакуационной команде были медики. Уже в коптере мне наложили швы, и заново перевязали рану, добавив быстрозаживляющие накладки. Кай стоически глядел на эти манипуляции, укоризненно глядя на меня своими влажными черными глазами. В этот момент он походил на побитого щенка.
Честно говоря – я и сам не знаю, что на меня нашло. С самого начала нам давали понять: не все миссии предназначены для того, чтобы их успешно пройти. Некоторые задания специально проектировались невыполнимыми. И одной из задач было научиться их распознавать, и отступать вовремя. А я всё никак не хотел этому учиться.
В итоге из двенадцати боевых полигонов мы с Каем не завалили ни одного. А по слухам – поражений должно было быть не менее четырёх.
Мысль о том, что кто-то из этих извращенцев, отвечающих за боевую подготовку, и проектировавший эти адовы площадки получил по шапке от начальства за неумение правильно наладить учебный процесс грела душу.
Но еще больше меня радовала предстоящая двухдневная увольнительная в город. Именно так нас вознаграждали за успешно выполненные миссии. И я научился пользоваться этими наградами по полной. Странно, я ведь никогда раньше особо не любил гулянки. Даже по клубам не ходил. А тут – как плотину прорвало.
Хотя, если вдуматься, ничего удивительного. Те вещи, которые со мной произошли – они ведь не могут пройти даром. А мне их даже обсудить не с кем. Вот, приходилось давить тоску по дому – любыми доступными способами.
Мне регулярно начал сниться такой кошмар, как будто я и в самом деле потерял память. И моя жизнь началась несколько месяцев назад. Та безысходность, которую я при этом чувствовал – думаю, это самое страшное, что может пережить живой человек.
Пока коптер летел на базу, я успел вырубиться. Не от потери крови – просто, от усталости. Мы с Каем не спали почти три дня. Полигон вышел на редкость выматывающим.
После приземления был обыкновенный медицинский осмотр. Я опасался что из-за раны меня могут закрыть на несколько дней в лазарете, и уже приготовил аргументы, почему этого делать не стоило. Но обошлось. Доктор предупредил о мерах безопасности, поменял повязку на более комфортную и лёгкую, и попросил зайти показаться через пару дней.
Мысленно я уже был в городе. Представлял, как захожу в клуб, и чувствую на себе уже привычные любопытные взгляды…
Но сегодня меня ждал ещё один сюрприз. Пока я переодевался в своей комнате, ожил экран защищенной внутренней связи. Я машинально ответил на вызов.
– Гриша, здравствуйте, – на экране была администратор, Лилиана (опять цветочное имя, и опять его земной аналог, разумеется) – молодая девушка, худощавая даже по марсианским меркам, но при этом вполне миловидная, с добрым лицом, и большими голубыми глазами, – не могли бы вы зайти, пожалуйста, в кабинет Коммодора?
– Как срочно? – ответил я.
– Он на месте, – ответила Лилиана, улыбнулась мне, и прервала связь.
Я вздохнул, снял утеплённые спортивные штаны, которые надевал в походы «на гражданку», и переоделся в чистый форменный штабной комбинезон.
В коридоре постучался в комнату Кая. Он отрыл через пару секунд, хотя был в одном нижнем белье. У меня не было возможности разбираться в тонкостях марсианского этикета, но, раз он так сделал без малейшего колебания – значит, так принято. Надо запомнить.
– Ты чего это по форме? – первым спросил он, даже не дав мне открыть рот.
– Коммодор вызывает, – ответил я.
– Нифига себе! – удивился Кай, – зачем тебе, конечно, не сообщили.
– Нет, конечно. Слушай, если что – ты езжай один. Погреешь мне место, лады?
– С ума сошёл? – возмутился напарник, – буду тебя дожидаться. Без тебя там не интересно.
– Я серьезно. Ты заслужил – после того, что было сегодня.
– Так ты тоже!
– Так я и не отказываюсь! – улыбнулся я, – в общем, как хочешь, но я бы на твоем месте поехал.
– Дождусь, – упрямо сказал Кай.
Коммодор. Я не без труда подобрал аналог звания, в котором находился командующий полигоном. Во-первых, он формально подчинялся флотскому командованию – обычному, морскому, не космическому. Так исторически повелось. В большинстве марсианских стран, еще до выхода в космос, силы специальных операций включались именно во флотское командование. Даже их аналог ВДВ были моряками, и совмещали функционал морского и воздушного десанта. Были редкие исключения – но это считалось экзотикой. А во-вторых, это звание было выше аналога нашего капраза, но ниже – контр-адмирала. Поэтому пришлось воспользоваться системой, принятой в британском флоте.
У Коммодора, разумеется, было имя. Мужские имена в большинстве марсианских культур имели корни в животном мире. Мальчиков называли разными храбрыми и устрашающими зверями. А, поскольку биосфера на планете, очевидно, имела общие генетические корни с биосферой на будущей Земле, как правило, подобрать более-менее близкое животное для соответствия имени труда не составляло. Кай был исключением. Его имя означало «бой, битва», на том языке, который был родным для его матери.
Коммодор Волк встретил меня у дверей своей приёмной. Это был седеющий серокожий мужчина, худощавый, как все марсиане, с бледными зеленоватыми глазами. Если бы не серая кожа – он мог бы даже сойти за землянина. Значит, по местным меркам, он был очень крепким, как полагается военному. Серая кожа и зелёные глаза – признак одной из двенадцати основных марсианских рас.
– Служу планете и Аресу! – произнес я уставную фразу приветствия старшего офицера.
– Вольно, офицер-кадет, – ответил Волк, – проходи. Разговор есть, – он указал на дверь своего кабинета.
Окна помещения выходили на Стену: сооружение, высотой в полтора километра, которое издалека можно было принять за естественный горный хребет. Лучи заходящего солнца окрашивали серый камень в зеленовато-сиреневый цвет. Кое-где загорались огоньки контрольных пунктов и периметра охраны.
Я вздохнул, и занял предложенное кресло.
– Кто ты, Гриша? – безо всякого перехода начал Коммодор.
Моё сердце пустилось в галоп, ладони мгновенно вспотели. Наверно, подсознательно я ждал этого разговора: невозможно скрывать свою истинную природу вечно. Но только что делать сейчас? Рассказать правду? И что со мной будет? Дурка вместо полигона? Или, что еще хуже – лаборатория и пожизненная изоляция?
Эти мысли за секунду пронеслись в моей голове, пока я обдумывал ответ.
– Думаю, ты и сам этого не понимаешь, – Волк покачал головой.
Я, уже набрав было в грудь воздуха для ответа, медленно выдохнул, и стал ждать продолжения.
– Ты ставишь в тупик весь научный корпус нашего родного мира, – продолжал Волк, – твои реакции выходят далеко за пределы теоретически программируемых на генетическом уровне. Твои навыки уникальны. Твои приемы борьбы неизвестны науке. И что нам с этим делать? – он вздохнул, и пристально поглядел на меня. Почесал переносицу, потом продолжил: – извини, парень. Ты, конечно, не можешь понимать, что с тобой происходит. Знаешь. А поначалу мы подозревали в тебе хитрого агента – конструкта, засланного фаэтонцами, хоть наша разведка и была совершенно убеждена, что они не доросли до такого уровня технологий. Одно дело – создать человека, способного жить в условиях высокой гравитации, и совсем другое – создать шпиона, идеально имитирующего амнезию, но затем демонстрирующего невиданные навыки… что-то не сходится, верно?
– Если ты считаешь, что я могу представлять опасность – дай команду меня изолировать. Отправить на орбиту. Уничтожить, в конце концов, – я продолжал играть. Говорил то, что должен был бы сказать марсианский боевой конструкт.
– Нет-нет, – Волк покачал головой, – мы совершенно уверены, что ты наш. Иначе ты бы не дошёл до уровня полигона. Но остаётся открытым вопрос, что с тобой произошло там, в космосе. Не поверишь – но даже некоторые наши ученые всерьез считают, что ты подвергся некому скрытому воздействую эгрегора культа Ареса. Что тебя коснулся сам бог войны. И дал тебе новые силы.
Я осенил себя знаменем Пики (Кай научил).
– Вот-вот, – Коммодор грустно усмехнулся, – в общем, просьба к тебе. Если вдруг у тебя самого есть какое-то… скажем, объяснение тому, что с тобой происходит – поделись. Договорились?
– Принято, Коммодор, – снова по уставу ответил я, и уже собрался было подняться, но Волк остановил меня жестом.
– А теперь о главном. Ради чего я послал за тобой, несмотря на заслуженное увольнение.
– Служу планете и Аресу! – повторил я.
– Гриша… – он снова вздохнул, – скажу прямо: мы в отчаянии. Есть серьезный риск, что наши враги могут получить подавляющее преимущество. Мы почти опоздали, но еще остается крохотный шанс, небольшое окно возможностей, чтобы обратить ситуацию в свою пользу. И после сегодняшнего полигона я могу сказать: ты дал надежду не только мне. Ты дал надежду всему нашему миру.
Он осенил себя знаменем Пики.
Повинуясь жесту Коммодора, в кабинете притух свет. На стене загорелся информационный монитор со схематическим изображением Солнечной системы.
– То, что я сейчас расскажу – это закрытая информация. Не для сетей общего пользования, – сказал Волк, потом поднялся из-за стола, и прошёлся по кабинету. Я повинуясь требованиям воинского этикета, тоже встал.
– Давно известно, что нашу систему неоднократно посещали внешние цивилизации. Они оставили многочисленные следы своей работы и вмешательства, – по мере того, как он говорил, схема покрывалась синими значками со схематическим изображением найденных следов, датой обнаружения и названием марсианского зонда, сделавшего открытие, – некоторые, очевидно, прилетали за определенными ресурсами. Некоторые – с чисто исследовательскими целями. Технологическая ценность останков, как правило, была очень низкой из-за плохой сохранности. Но кое-что нам все-таки удалось использовать. Например, белковые синтезаторы, покончившие с хищнической эксплуатацией биосферы планеты – результат исследования космических археологов. Ты не знал?
– Нет, – ответил я.
– Не удивительно. Эта информация всё еще имеет статус закрытой, – Коммодор почесал затылок, и вернулся в кресло. Повинуясь его жесту, я тоже сел, – ты, конечно, знаешь, что среди космологов существует научный консенсус насчет того, что наша система имеет искусственное происхождение. Я видел отчет о твоих изысканиях в сети там, в госпитале.
– Знаю, – подтвердил я.
– Вот тебе дополнительная информация. Наши ученые считают, что наша система не просто создана искусственно. Она не завершена. И, очень вероятно, сделана не вполне так, как было задумано изначально. Например, ученые вычислили, что разумные цивилизации на внутренних планетах не должны были появляться одновременно, как случилось с нами и фаэтонцами. Одни должны были появляться последовательно, с интервалом около ста миллионов лет. Но, как говориться, что-то пошло не так. Мы очень долго пытались вычислить – что именно, и чем нам это грозит. Найти следы не просто внешних визитеров – а создателей системы. И около пяти лет назад нам это удалось.
Коммодор взмахнул рукой, и экран снова ожил. Изображение Венеры постепенно увеличивалось, пока не заняло все поле зрение.
– Как я сказал, пять лет назад наш зонд, предназначенный для гравитационного сканирования Венеры обнаружил некую аномалию, – изображение на экране снова увеличилось; вид из космоса сменился видом, который наблюдают пилоты высотных атмосферных истребителей, – ученые поначалу не придали этому большого значения – такие аномалии не редкость на планетах с высокой тектонической активностью. Но зонд висел на орбите достаточно долго, чтобы проследить повторяющиеся циклы аномалии. Что было необычно для естественного образования. Нам сильно повезло – аппарат имел два спускаемых микро-зонда, которые мы планировали использовать для анализа глубинного состава венерианского океана. Но, с учетом обстоятельств, их перепрограммировали для другого применения. И тогда они обнаружили вот это.
