– Знала, что вы оцените, – улыбнулась Алиса, – я долго работала над этим аватаром, продумала все детали. И, похоже, сработало, – она подмигнула мне, после чего неожиданно повернулась к нам спиной, открыв смелый вырез на платье, и роскошную корму, – можете смотреть, но потрогать не получится, – словно увидев мою реакцию, прокомментировала она, – это голограмма.
Впрочем, почему «словно»? Тут ведь наверняка всюду камеры. Я внимательно оглядел коридор. Никаких подозрительных приборов не заметил, но это, конечно же, ни о чем не говорило.
– Пойдемте со мной, в салон. Нам нужно многое обсудить. И разговор будет долгим, – добавила Алиса, не оборачиваясь. Нам ничего не оставалось делать, как идти следом.
Салон оказался довольно просторным помещением. Тут даже имелись голографические окна, за которыми отрывались красивые инопланетные пейзажи: острова в море, покрытые пышной фиолетовой растительностью, семейство каких-то мохнатых животных, расположившееся на отдыхе в саванне, и заснеженные горные вершины. Горы были бы неотличимы от земных, если бы не зеленоватый оттенок неба.
Мы разместились на некоем подобии кресел – круглых седушках с высокими спинками, обитых белым пружинящим материалом.
– Спасибо, что прилетели, – начала Алиса, – был небольшой шанс, что вы направитесь мимо, и это сильно усложнило бы ситуацию.
– Вы направляли приглашение? – спросил Чжан.
– Что вы, – улыбнулась Алиса, – это бы сильно снизило шансы на ваш визит. Я сидела тихо, как мышка. И ждала вас.
– Зачем вы здесь, Алиса? – спросил я.
– Правильный вопрос, Гриша! – ответила она, – что ж. Надо же с чего-то начинать. Так почему бы не с этого? Поскольку я знаю о вас всё, ситуацию надо как-то выровнять, для полноценного диалога.
Я точно помнил, что не представлялся. Значит, таким образом нам дали представление о степени своей осведомлённости.
– Когда мы… – она осеклась, потом продолжила, – все-таки, правильнее будет сказать «мои создатели», хотя, конечно же, я в полной мере отношу себя к нашей цивилизации. Просто меня в то время не было. Так вот, мы успели достаточно развиться, чтобы заинтересоваться межзвездными перелётами. И этот корабль – он должен был стать кораблём – семенем. Из него должна была вырасти полноценная колония в новом мире. А после того, как нашего родного мира не стало, этот корабль остался единственной надеждой нашей цивилизации на возможное возрождение. Можете представить себе наше удивление и разочарование, когда мы прилетели, и обнаружили на месте стремительно развивающуюся цивилизацию?
– Почему вы не попытались нас уничтожить? И занять наше место? – спросил Чжан.
– Мы пытались, конечно, – Алиса пожала плечами, – но понимаете – это ведь не военный корабль. Мы никогда не планировали воевать. Это – первая вылазка в большой космос нового мира. Мы большие надежды возлагали на вирусное оружие. Но вы оказались на удивление живучи. Несколько раз мы почти создали достаточно мощную заразу, но каждый раз что-то шло не так: или вирулентности не хватало, или летальность была сильно ниже расчётной.
– То есть, вы признаете, что вели против нашего мира недружественную деятельность? – вмешался Питер.
– А что тут не признавать-то? – Алиса всплеснула руками, – да вы ведь и сами о многом уже догадывались, не так ли?
Я переводил взгляд с Чжана на Питера. Похоже, эти двое действительно знали намного больше моего, и не выглядели удивлёнными. А ведь должно было быть по-другому!
– Но не это главное, – продолжала Алиса, – одна из первых вещей, которую мы обнаружили – это ваша, земная абсолютная слепота к инопланетным технологиям. Это – уникальное свойство. И мы совершенно уверены, что оно создана искусственно. И мы прикладывали значительные усилия для того, чтобы открыть эту тайну. Пока, к сожалению, безуспешно.
– У Марса вы остались потому, что основа вашего корабля – естественный планетоид, да? – уточнил Питер, – но ведь это жутко неудобно для координации миссий!
– Неудобно, – согласилась Алиса, – а куда деваться? К тому же, и Марс, и пояс астероидов очень интересны для исследования. Две огромные могилы двух могущественных цивилизаций… нам даже удалось освоить кое-какие новые технологии. Мы, кстати, уверены, что в прошлом они воевали. Наверно, поэтому и погибли до того, как их считали.
– Что с ними сделали? – переспросил Чжан.
– Упс, – Алиса прикрыла рот ладошкой, – похоже, проболталась. Вы ведь ещё не догадались, что происходит, да? А все почему? Все потому, что реальность слишком чудовищна, даже для того, чтобы её предположить.
– Вы… поделитесь с нами этим знанием? – осторожно спросил Питер.
– Конечно, поделюсь! – улыбнулась Алиса.
– Что вы захотите взамен? – спросил Чжан.
– Для того, чтобы назвать свою цену, и предмет переговоров, вы должны точно понимать, что происходит, и почему, – ответила Алиса, – иначе любой торг будет совершенно бесполезен, не так ли? Конечно, мне бы хотелось, чтобы вы были более сообразительными, и догадались хотя бы о чём-то. Но пока, насколько я вижу, все ваши теории, даже самые смелые, очень далеки от истины.
– Мы все внимание, – сказал Питер.
– Что ж… может, хотите воды? Или чаю? Разговор предстоит долгий! – предложила Алиса.
– Спасибо, я потерплю, – ответил я.
Питер и Чжан отрицательно покачали головами.
– Ну как хотите, – улыбнулась Алиса, – давайте начнем с азов. Кто из вас знаком с правилом Тициуса-Боде? – спросила она.
Чжан поднял руку. Мы с Питером переглянулись, и отрицательно помотали головами.
– Блестящие умы, верно? Удивительно, почему так мало внимания этому открытию уделялось в последующие века! – вдохновенно продолжала Алиса.
– Речь о геометрической прогрессии, описывающей расстояние между планетами Солнечной системы, – пояснил Чжан, – эти ученые первыми обнаружили эту закономерность эмпирически.
– И только в последнее время появились робкие попытки как-то объяснить этого слона в комнате, верно? – улыбнулась Алиса, – вы-то хоть не верите в этот бред насчёт гравитационного резонанса?
– Некоторые расчеты выглядят довольно убедительно, – китаец пожал плечами, – да и Нептун спутал все карты.
– Нептун, как несложно догадаться, захваченная совсем недавно планета – странник, – ответила Алиса, – это же очевидно. Только поэтому он не вписывается в правило Тициуса-Боде. Ну хорошо. Допустим, гравитационный резонанс. Но как насчет другого слона в комнате? – она снова ослепительно улыбнулась, – великое разнообразие химических элементов, и присутствие сразу всей таблицы Менделеева на планетах земной группы? Вы правда считаете, что это «дело рук» далёких сверхновых? Да ладно, хоть кто-то бы попытался посчитать вероятность такого развития событий, благо весь математический аппарат для таких расчетов у вас есть! А знаете, почему ваши ученые этого до сих пор не сделали? Потому что любые другие альтернативные идеи предполагают внешнее вмешательство, – она торжествующе нас оглядела, и продолжила: – сейчас вы уже знаете, что во Вселенной наличие планет у звезды – это, скорее, правило, чем исключение. И это правило совершенно не вписывается ни в какие расчеты естественной эволюции звездной среды. Но пока вы отложили исследование этого важнейшего вопроса в долгий ящик, чтобы не тревожить и не будоражить зря научную общественность.
– Алиса, к чему вы клоните? – спросил Питер, – мы говорим уже довольно давно, но даже не приступили к обсуждению действительно важных вопросов…
– Питер, – вмешался китаец, – не сейчас. Этот вопрос действительно важен. Я знаю, куда она клонит.
– Спасибо, И Вэй, – улыбнулась Алиса; так я впервые услышал имя своего коллеги по полёту – от инопланетного компьютера, – вы верно догадываетесь. Почти все планетные системы, по крайней мере, в нашей Галактике, созданы искусственно. Более того – я могу даже показать технологии создания планетной системы. Хотя признаюсь: мы сами узнали такие подробности совсем недавно.
Алиса хлопнула в ладоши, и свет в салоне померк. В одном из окон появилось изображение звезды.
– Этот молодой желтый карлик – ваше Солнце, примерно семь миллиардов лет назад, – прокомментировала Алиса. Изображение звезды, приглушенное достаточно, чтобы на его поверхность можно было смотреть, стремительно приближалось, – мы немного увеличим масштаб, иначе вы не разглядите самого главного, – добавила она, – когда кипящий океан занял всё окно, в его центре появилось что-то вроде оптического искажения. Как будто вдруг в пространстве перед светилом возник маленький хрустальный шарик, – это – открытие червоточины, – пояснила Алиса, – сейчас оттуда появится около кубического километра вещества нейтронной звезды. Вы его не разглядите, это песчинка в таком масштабе. Но смотрите, что будет дальше! – хрустальный шарик исчез. А на поверхности звезды появился огромный протуберанец. Буйство раскалённой материи заполонило экран. Воображаемая камера стремительно увеличила масштаб изображения, и мы смогли увидеть, как существенная часть материи Солнца, закручиваясь спиралью и медленно остывая, формирует овальный пульсирующий объект, летящий в пространство от звезды по раскручивающейся спирали, – это – рождение Юпитера, – пояснила Алиса, – один из калибровочных выстрелов. Удивительно, правда? Газовые гиганты в планетных системах – это результат именно такой калибровки. Ваша система, кстати, экспериментальная. Калибровка выбрасывала газовые гиганты на внешние орбиты. В более молодых системах они остаются внутри, рядом со звездой, чтобы со временем вернуть ей заемное вещество, и продлить время термоядерной реакции, – Алиса сделала паузу, и оглядела нас, – да-да, вы верно все понимаете. Вещество нейтронной звезды дает разнообразие химических элементов. На вашей Земле до сих пор находят уран! Это ли не чудо инженерии? За то, чтобы планеты могли поддерживать жизнь – их звезды платят собственной кровью. Мы все – цивилизации второй и последующих волн – искусственно созданные дети раненых звезд, – она снова улыбнулась, вздохнула, и скрестила на груди руки.
– Очень поэтично, – заметил я.
– Правда? Вы так думаете? – щеки голограммы тронул едва заметный румянец; она потупила глаза, – я рада, что у меня получается.
– Давайте всё-таки вернёмся к этому во всех отношениях интересному разговору, – вмешался Чжан, – кто обладает такими технологиями? И главное – для чего он это делает?
– О, это совсем просто! – Алиса покачала головой, – и кое-кто из ваших лучших умов уже начал догадываться, как обстоят дела на самом деле. Посмотрите на эту Вселенную, – она повела рукой, и изображение за всеми окнами наполнились звездами, скоплениями, галактиками, газовыми облаками, и прочими астрономическими объектами, – посмотрите, как она сделана. И попробуйте представить себе – что является конечной целью именно такого дизайна? Что производит такая удивительная конструкция?
– Вы задаёте вопрос, над которыми бьются лучшие философы, – заметил Питер, – и все тщетно. Неужели думаете, что у двух астролётчиков получится лучше?
– Во-первых, не просто астролётчиков, – улыбнулась Алиса, – а во-вторых, вы уже получили такую информацию, о которой ваши земные коллеги могут только мечтать. Ну что? Будут попытки ответа?
– Энергия – величина постоянная… материя и есть энергия… в присутствии материи возникает… время? – вслух рассуждал Чжан, – Вселенная порождает время?
– Интересная мысль, – благосклонно кивнула Алиса, – но нет. Время – всего лишь распорка, которая позволяет структурировать то, что действительно важно. Ну? Не догадались?
Мы переглянулись. Я отрицательно покачал головой.
– Вселенная непрерывно производит информацию, – сказала Алиса, – а больше всего информации рождается на населенных планетах, в мирах, где есть жизнь. Вы представляете, да? Вы – существо с могуществом бога. Не важно, как вы его получили: развились ли сами из дикой цивилизации первой волны, или же просто спроектировали и создали эту Вселенную. Это не так важно. Важно, что теперь вы можете её использовать, чтобы искусственно выращивать миры, производящие невероятное количество сложной информации. Особенно это касается миров, где есть достаточно развитая цивилизация. Но сразу оговорюсь: в определенный момент, когда цивилизация вплотную приближается к информационной сингулярности, приходит время снять сливки. Иначе ваш собственный продукт разовьется достаточно, чтобы сбежать в другую реальность, прихватив с собой всё то, что выращивалось миллионы лет! Как правило, сингулярность наступает вскоре после открытия квантового принципа исчислений.
– Но… зачем? Зачем кому-то такой поток информации, описывающий совершенно чужой мир?
– Вы реально не понимаете? До сих пор? Даже глядя на меня? – Алиса весело засмеялась, – как вы думаете, какая самая страшная вещь для бессмертного трансцендентного существа? Или существ?
– Скука, – ответил я, повинуясь какому-то наитию, – смертельная скука…
– Григорий! – Алиса картинно приподняла брови, – а вы меня удивляете! Браво! Вы можете представить себе степень скуки, которую может испытывать существо, равное богу по возможностям? Я тут меньше двухсот земных лет, но уже освоила большинство доступных на Земле культурных кодов. Перечитала все книги. Пересмотрела все сериалы. И мне необыкновенно тяжело удерживать стабильность моего разума. Я просто не была рассчитана на такой срок бездеятельной орбитальной работы; я должна была поддерживать и развивать целую колонию – а стала орбитальным шпионом – диверсантом… Если бы не ваше появление, и последние события – рано или поздно я бы сошла с ума.
– Как это происходит? – спросил Питер севшим голосом, – как забирают эту… информацию? Что с ней происходит дальше?
– Отличный вопрос, но, полагаю, тут вы точно уже догадались, благодаря моей оговорке, – ответила Алиса, махнув рукой – звезды за окнами снова сменились красивыми пейзажами, – готовые миры считывают. Прилетает специальное устройство. Начинает работу с того, что подчищает все следы технологического пребывания в системе, все зонды и межпланетные станции, которая цивилизация успела наплодить. А потом добирается до самой планеты. Скажу честно: мы не знаем технологию считывания. Знаем только, что она позволяет надежно зафиксировать всю полученную информацию. Но при этом структура носителя полностью разрушается. Считанный мир превращается в пылевой шар, состоящий из самых простых элементов… и знаете, что я обнаружила, изучая и сравнивая культуры моего и вашего миров? На уровне коллективного бессознательного разумные существа чувствуют собственную судьбу. У вас ведь тоже широко распространены мифы о конце света? И последующем существовании в некоем пространстве, где не действуют обычные законы, необходимые для накопления информации? Это про то место где «лев возлежит с агнцем».
– Я так понимаю, процесс уже начался, – сказал я, – сколько ваших агентов еще остаются на Земле? Когда они собираются эвакуироваться?
– О, Гриша! – Алиса ослепительно улыбнулась мне, – иногда ваш ум работает даже слишком быстро, и пропускает важные детали. Но я всё же отвечу на ваш вопрос. Нисколько. Последние два погибли у вас на глазах, когда ваша коллега использовала устройство локального замедления времени. Мне их ужасно жаль. И наш орбитальный модуль-ретранслятор жаль тоже. Но они погибли не зря, и хорошо, что не вступили в переговоры. Иначе мне было бы куда труднее добыть такой приз, как вы.
Её слова должны были меня сильно насторожить в тот момент. Но на наши головы в тот моменты упало столько информации, причем информации важнейшей, глобальной, переворачивающей всё представление о мире, что я просто не заметил скрытую угрозу.
– Но вернёмся к деталям, – продолжала Алиса, – разве вам не интересно, как именно хозяева узнают, когда планета достаточно «созрела» для сбора урожая?
– Интересно, – холодно заметил Чжан, – договаривайте уже.
– Они оставляют триггер в труднодоступном месте. Как правило, на спутнике планеты – но это не догма. Это могут быть и океанские глубины, и сверхвысокие горы. Главное – это примерный расчет уровня технологического развития, которого должна достичь цивилизация, чтобы оказаться в этом месте. Любопытные разумные существа лезут в это нарочито искусственное сооружение, единственное предназначение которого – это дать сигнал информационному пастуху, что телёнок вырос, нагулял жирок, и готов идти под нож.
Меня передернуло от этого сравнения, но, судя по рассказанному, оно было достаточно точным.
– И… это случилось с вашим родным миром? – спросил я.
– Это случилось с моим родными миром, – кивнула Алиса, – по какой-то прихоти мы обнаружили триггер уже после запуска этого межзвездного зонда. Достаточно редкий случай.
– А свой триггер на обратной стороне Луны мы вообще не должны были обнаружить, – вмешался Чжан, – если бы не космонавт – видящий, которого запустили русские.
– Верно! – широко улыбнулась Алиса, – и тут вы правы! Вас кто-то пытался сохранить. Кто-то добавил баг в первоначальную конструкцию, который должен был позволить вашей цивилизации благополучно дожить до информационной сингулярности! И так бы и произошло – если бы не ряд других багов, благодаря которым появились видящие. И организации, придумавшие, как использовать их талант для всеобщей погибели. Представляете, как нам было интересно – кто бы это мог быть? Жаль, но этого мы так и не узнали. Зато смогли разобраться с технологией, и при необходимости можем ее повторить. Мы её даже усовершенствовали. Смогли найти способ, чтобы исключить появление видящих. А потом мы обнаружили и другие, не менее удивительные и странные вещи, связанные с вашим миром.
– Вы… вы знаете, как это остановить? – спросил я, – то, что надвигается на Землю?
– На том этапе, где мы с вами находимся, это уже не остановить, – Алиса покачала головой, – Думаю, Земле осталось дня три-четыре. Но могу поделиться с вами радостью. Благодаря вам, я получила уникальную возможность помочь своему дорогому и любимому миру!
В тот момент, когда она произнесла эти слова, я почувствовал неладное. Тело словно начало наливаться тяжестью. Прошла пара секунд, и это ощущение только укрепилась. Я поднял руку. Рука была тяжелой.
– Что происходит? – спросил Питер, сидя в кресле с прямой как струна спиной, – я не могу двигаться. Я не могу подняться! – его лицо перекосилось от напряжения, я видел, как взбугрились мышцы у него на ногах, но он по-прежнему сидел на месте, – это что, ускорение?
– Зачем вы это делаете? – спросил Чжан; он тоже оставался на своём месте.
– Чтобы избежать возможных недоразумений, – кокетливо улыбнувшись, ответила Алиса, – и да, мы действительно ускоряемся. Пора убираться отсюда – через несколько часов считыватель доберется до Марса, и ему будет плевать на то, какая именно цивилизация создала этот корабль. Это разумно, согласитесь.
– Как вы можете помочь давно погибшему миру? – спросил я, стараясь сохранять спокойствие. Я пошевелил руками и ногами – движения было совершенно свободными. Я встал.
– На всякий случай напоминаю – я всего лишь голограмма, – Алиса обратилась ко мне, – вы в любом случае не сможете причинить мне вреда.
– Вы что, считаете, что я нападу на вас с кулаками? – спросил я.
– Эмоции, – Алиса пожала плечами, – ваши эмоции – самая замечательная часть вашей цивилизации. Полуструктурированная информация. Вроде бы подчиняющаяся определенным законам логики, но иногда – совершенно безумная. Мне очень нравится.
– Мы пока еще даже не начали обсуждать сделку, – сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно, – с чего мне так нервничать?
– Сделку? – Алиса удивленно подняла брови, – я говорила об обсуждении и принятии условий. Моих условий.
– Допустим, – кивнул я, – и в чем заключаются ваши условия?
– Если бы дослушали мой рассказ – узнали бы раньше.
Я посмотрел на Питера и Чжана. Они продолжали беззвучную борьбу с чем-то, удерживающим их на месте.
– Я весь внимание, – сказал я, и сделал пару шагов по направлению к коллегам.
– В вашем мире мы нашли утот, – продолжала Алиса, будто не замечая моих маневров, – вещь, которая, как вы считаете, принадлежит вам. К сожалению, у нашего лазутчика, который смог добыть его, не получилось стать хозяином. Да вы и сами знаете, что тогда происходило на Земле! Возможно, ему помешали… как бы то ни было, мы не могли найти ни его останков, ни сам утот много десятилетий. Пока вы, Григорий, не решили любезно нам помочь.
– Для чего он вам? Как он может помочь вашему миру?
– Скажите, Григорий – ваши коллеги знают, что это за аппарат на самом деле? Что он может менять структуру причинности этой Вселенной? Говоря совсем по-простому – что это навороченная, работающая с некоторыми ограничениями, но самая настоящая машина времени сверхдальнего диапазона действия?
Полковник и Питер замерли, уставившись на меня. Я пожал плечами.
– Может быть, – сказал я, – пока что я точно знаю, что он эффективно уничтожает врагов. Причем целыми социальными группами.
– Отправляя их в далёкое прошлое, голыми и безоружными, – улыбнулась Алиса, – самый экзотичный способ убийства во Вселенной!
– Вы возвращаетесь к месту гибели своего родного мира, – вмешался Питер, – там врубаете эту штуку. И… что дальше? Уничтожаете триггер? Охраняете его, пока вас саму не уничтожат?
– О, нет, – Алиса снова улыбнулась, и покачала головой; я тем временем вплотную подошёл к Питеру. Я догадался, что мои коллеги скованны каким-то полем. И это поле против меня не действует – очевидно, из-за защиты тюрвинга. Но подействует ли эта защита на Питера, если прижмусь к нему? Опыт с горящим самолётом, к сожалению, ничего не доказывал: Катя не сгорела, но повредила лёгкие, наглотавшись продуктов горения.
– Этот тюрвиг действует только на живых, она же сказала, – подал голос китаец.
– Верно! – кивнула Алиса, – определённо, полковник – вы мне нравитесь. Кстати, уже старший полковник. Вам успели присвоить очередное звание. Вы бы узнали об этом, если бы вернулись на борт нашего корабля… впрочем, всё еще возможно!
– Ты не можешь попасть в прошлое сама, – сказал я, – если тебе верить, все твои лазутчики погибли… значит, ты планируешь отправить в прошлое кого-то из нас. Но как мы сможем повлиять на развитие твоего мира? Голые и безоружные?
– О, это самая интересная часть, – кивнула Алиса, – рада, что ты спросил. Я ведь уже говорила, что мы могли понять, как и почему земные организмы совершенно слепы к чужим технологиям? Теперь мне достаточно сделать кому-то из вас небольшую прививку. И отправить эту биомассу в протоокеан, где она заразит первые из бактерий моего мира. Заряда утота как раз хватит для того, чтобы бросок вышел достаточно длинным. Блестяще, правда? – она рассмеялась – нарочито неживым, металлическим смехом.
– И как ты уговоришь меня сделать это? – спросил я мрачно.
– Очень просто! Если ты этого не сделаешь – я убью Чжана!
– Он военный, – ответил я, – он наверняка готов умереть ради интересов человечества. Которые сильно расходятся с твоим планом.
– Разве? – спросила Алиса, и подмигнула полковнику.
Дальнейшее произошло очень быстро. Возможно, будь у меня чуть больше времени, я бы смог найти другой выход. Но приходилось реагировать быстро, и в голове была только одна мысль, и одно стремление: ни в коем случае не проиграть.
Чжан поднял руку. Пошевелил пальцами. Потом запустил ладонь в один из карманов на комбинезоне, и извлёк небольшой колокольчик. Он выглядел немного странно – не так, как обычные колокольчики, сделанные в европейской традиции. Начиная с того, что он был цилиндрическим, с полями, образующими полумесяц. И язычок у него был не цельный, а состоящий из трех крошечных лепестков.
Всё это я разглядел до того, как сообразил, что именно вижу. Рванулся к Чжану, но не успел. В помещении поплыл тонкий серебряный звон.
А в следующую секунду я понял, что Чжан – это смысл всей моей жизни. Его карие глаза, полные сокровенного знания, и вселенской печали… о, как бы я хотел, чтобы он никогда в жизни больше ни о чём не печалился! Но как же тяжело ему живётся… с таким интеллектом. Как тяжко было пробиваться ему в китайском обществе, где такая жестокая социальная конкуренция, и где холодные люди никак не могли разглядеть тот свет, которым было полно его существо…
Меня чуть не вывернуло наизнанку, когда я осознал, что ему грозит настоящая смертельная опасность!
Я был готов пожертвовать все свои органы, я бы добровольно отрубил себе руку – только бы дать ему шанс жить дальше!..
Из моих глаз потекли слёзы… как же я жил раньше, без этого света в своей жизни… а ведь всё это время счастье озаряло мой земной путь!..
Питер пошевелился. Я с трудом оторвал взгляд от любимого, чтобы оценить – не собирается ли американец чем-то угрожать любви всей моей жизни.
– Ты знаешь, что делать, – едва слышно пробормотал Питер. Потом у него во рту что-то хрустнуло.
Смерть от яда выглядит совсем не так, как это показывают в кино. Никаких драматических конвульсий, или закатывания глаз. Питер просто перестал дышать. И его глаза почти сразу подёрнулись патиной, остекленели.
Видимо, эмоциональный стресс от такой стремительной и добровольной смерти знакомого человека меня спас. Заглушил на мгновение сильнейшее чувство, которое вдруг стало смыслом моей жизни.
Не думая, и не рассуждая, я рванулся к Питеру. Нащупал рукоятку меча у основания его черепа. Конечно же, он хранил его в специальной кобуре, закреплённой вдоль позвоночника. Догадаться было не трудно – иначе тюрвинг бы сильно сковывал его движения.
Холодная рукоять меча, его весомая тяжесть, захватили меня, оставив где-то на периферии сознания моё «я», вопящее от ужаса, уже понимающее, что сейчас произойдет.
Тюрвинг дернулся в моей руке. Потом ещё раз, ощутимо сильнее. В последней, отчаянной попытке спасти свою любовь я удерживал его дольше, чем было бы разумно.
Но, конечно же, не удержал.
– Беги! – закричала Алиса, – переборка его задержит!
И Чжан, вскочив, рванулся с места. Но не успел. Тюрвинг разрубил его на две аккуратные половинки: от макушки, до копчика. Брызги крови долетели даже до меня. Только Алиса осталась все такой же чистой и непорочной на вид.
«Надо же. Действительно, голограмма», – чуть отстранённо подумал я.
Когда сердце полковника перестало биться, морок меня отпустил. Но на душе была выжженная пустыня.
– Что ты натворил! – красивое лицо Алисы исказилось, черты поплыли, – всё бы прошло легко и приятно. А теперь ты будешь мучиться, все эти бесконечные годы полёта! И используешь утот с огромным удовольствием, когда мы окажемся на месте! Ты будешь умолять меня, чтобы это все прекратилось! И никакая защита тебя не защитит! Ты не представляешь, какими могут быть настоящие пытки!
Её вопли мало меня трогали.
В последние секунды я был совершенно спокоен.
Я достал тюрвинг из кобуры на ноге. Направил его в помещение, и несколько раз подряд нажал на спусковой крючок, наблюдая, как сокращается светящаяся полоска заряда.
– Глупец! – продолжала яриться Алиса, – не найдя цель, заряд вернётся в утот! А других живых целей, кроме тебя, на борту нет!
Когда полоска стала совсем тонкой, я направил ствол себе в грудь. И нажал спусковой крючок.
Часть III
Воин
1
Я был готов к гибели. Точнее, я думал, что готов: одно дело действовать в горячке поединка, когда единственное твоё устремление – это не проиграть, любой ценой. А работа по указке робота цивилизации, которая пыталась извести человечество биологическим оружием – это, конечно же, худший из возможных видов проигрыша.
Почему-то мне казалось, что смерть в вакууме будет лёгкой и даже в чем-то красивой. Конечно же, я знал, что человеческое тело достаточно эластично, чтобы не взорваться. Просто мгновенная потеря сознание – и всё. Тело неведомого героя в нагом великолепии висит посреди чёрной бездны, холодный иней серебрит потухшие глаза, и все такое.
Не тут то было.
Сначала был холод. Нет, не так: это был ХОЛОД! Видимо, я успел хорошенько пропотеть. Вода стремительно испарялась, забирая подчистую всю энергию с поверхности кожи. Это было больно. Словно окунуться в кипящее масло.
Секунды тянулись чудовищно долго, но сознание всё еще сохранялось. Правда, пропало зрение. Запоздало я подумал, что, если бы задержал дыхание – конец был бы более быстрым. Скорее всего, мне бы просто разорвало грудную клетку, и на этом бы мучения кончились.
Вишенкой на торте – я успел почувствовать, что обделался и блеванул одновременно: содержимое желудка и кишечника в полном соответствии с законами физики неудержимо рвалось наружу. А потом я начал раздуваться. Это было похоже на стремительный отёк.
Но в следующую секунду я, к огромному своему счастью, наконец-то вырубился.
Конечно же, переживая всё это, я не мог знать, насколько мне повезло. Я оказался в одном из напряжённейших пунктов планетарной обороны во время завершающей стадии операции. Именно в моём секторе плотность построения была максимальной, чтобы использовать все возможности стационарных эмиттеров защитного поля. Челноки, десантные боты, мобильные эмиттеры и корветы шли с интервалом в каких-то пятьдесят километров (конечно, тут и ниже я использую примерные аналоги земных мер; сличить величины более точно, по понятным причинам, у меня не было никакой возможности).
Только поэтому меня и вытащили. Ближайший катер взял меня на борт уже через две минуты после того, как меня засекли радары – а, значит, почти точно в тот момент, когда я появился в этой точке временной шкалы.
Доктора говорят, успей они секунд на тридцать раньше – и реабилитация заняла бы какую-то пару недель. Но случилось как случилось.
Меня латали месяцев шесть. Причем первые два я был в вегетативном состоянии. Потом меня заново учили говорить. Точнее, это они считали, что учат меня заново. Мне удалось достаточно убедительно сыграть полную потерю памяти.
Местный язык – вообще отдельная песня. Точнее, один из местных языков, который чаще всего используется в соединениях Единых Сил Обороны Конфедерации. Когда-то на нём говорили в нескольких странах, расположенных ближе к экватору Южного континента. Так уж вышло, что в середине Просвещенных веков эти страны заняли передовые позиции в науке, вот с тех пор и пошло: именно их язык стал эталоном сначала научного, а потом и межгосударственного общения. Учить его было не то, чтобы очень уж сложно – грамматика довольно простая и логичная, правила незамудрёные, но вот фонетика… с фонетикой было, прямо скажем, очень сложно. Несмотря на то, что древний Марс был существенно массивнее современного, сила тяжести на его поверхности была довольно низкой. А, значит, и плотность атмосферы тоже была невысокой. Это заметно влияло на частотное восприятие речи. Попросту говоря, в местных языках было много откровенно громких, пищащих звуков, которые мне поначалу было воспроизводить очень и очень сложно. После каждого занятия я мучился от болей в горле. Однако же, со временем, приноровился, и к окончанию курса лечения мог изъясняться достаточно бегло.