Сергей Бушов
Лось и лосось. Фантастические истории
Игрушечный
Любая встреча – в некоторой степени случайность. Даже если начальник созывает совещание, это не значит, что в указанное время соберутся все. Один человек заболеет, другой решит, что есть более важные дела, а третий не получит письма, поскольку на его компьютере сломался почтовый клиент. И получается, что состоявшаяся встреча – это подарок небес, удачно выстроившиеся звёзды или ещё какая-нибудь астрологическая чушь, реализовавшаяся в виде конкретного, вполне ощутимого чуда.
Мы встретились несколько лет назад. Не могу точно вспомнить дату. Мы с женой жили тогда в крошечной двухкомнатной квартирке с одной проходной комнатой. Её пожилая мама оставалась совсем одна в другом городе, и скоро мы поняли, что одиночество очень плохо на неё влияет. Жена уехала, чтобы собрать её и привезти к нам. Я понимал, что это необходимо, но предстоящие перемены здорово усложняли мне жизнь. Прежде всего потому, что я очень хотел закончить свою книгу, над которой бился много лет. Компьютер стоял в проходной комнате побольше, куда мы планировали поселить тёщу. Переместить компьютерный стол к нам, в маленькую спальню, не было никакой возможности. А писать под присмотром, как мне казалось, я бы не смог.
Решение пришло внезапно. Мне нужен был маленький компьютер, чтобы я мог пристроиться с ним в любом углу. Совсем крохотный и, возможно, слабый, лишь бы потянул текстовый редактор. Желательно, чтобы работал от батарейки подольше.
Я вылез в Интернет, посмотрел модели. Денег хватало на что-то совсем дешёвое. Можно было заказать, но я не очень доверял в то время Интернет-магазинам. Хотелось пощупать, посмотреть. Да и доставки ждать было не по мне. Я вышел из дома и отправился по магазинам. В первом не оказалось ни одного нетбука, который бы уложился в мой бюджет. В другом предложили один экземпляр. Вроде бы подходящий. Попробовали включить. Он стабильно вис на старте операционной системы, и продавец ничего не смог с этим поделать. Я помчался дальше. Наткнулся на магазинчик, где оказалось нечто приемлемое. Выбрал из двух вариантов тот, что дешевле. Нетбук оказался простеньким, но довольно симпатичным. Включился, заработал. Система была уже активирована. Я заплатил, схватил коробку и отправился домой.
Дома ожидал сюрприз. В комплекте не оказалось сетевого шнура. Первой мыслью было рвануться назад в магазин. Но сдавать компьютер не хотелось, ругаться и требовать шнур тоже. Да и магазин находился далеко. Плюнул, вышел на улицу, походил по мелким шарашкам без особой надежды. Нашёл подходящий шнур всего за тридцать рублей.
Компьютер мне понравился. Маленький – я почти мог покрыть его двумя своими ладонями. Достаточно шустрый. Попробовал поставить даже трёхмерную стрелялку – пошла, хотя после проверки ни разу её не запускал. Все клавиши оказались на своём месте. Пальцы сами находили нужную букву или знак. И всё-таки сначала я не мог привыкнуть к нему. Экран был маловат, некоторым программам оказалось тесно. Лопоухие окошки не могли уместиться по вертикали. С парочкой наиболее требовательных оказалось невозможно работать, но я подумал, что это их осознанный выбор, и просто не стал ими пользоваться. Ещё я обнаружил на компьютере следы чьих-то действий. В операционной системе была создана запись пользователя, а в ней – пара ненужных файлов. Это чуть насторожило. Я чувствовал себя так, словно компьютер изменил мне с кем-то. Но почти сразу я ему это простил.
Как-то получилось, что я стал называть его игрушечным. Может быть, потому, что я хотел тем самым извиниться перед женой. Да, я купил его, не посовещавшись с ней, но вроде как он не настоящий компьютер, а маленький, несерьёзный. Он и вправду не выглядел компьютером. Престарелая мама жены однажды решила, что это пенал для карандашей. Должно быть, игрушечному было неприятно это слышать.
Он и вправду оказался очень полезен. Сидя у себя в спальне на краешке кровати, я мог посмотреть почту, вылезти в Интернет или даже написать несколько строк книги. А потом моя жена забеременела, и дома стало не до компьютера.
Благодаря своим размерам, игрушечный легко умещался в мою сумку. Я стал таскать его практически везде. В электричке по дороге с работы домой у меня было минут двадцать, чтобы пописать. И я пользовался этим временем, как мог, поскольку другого у меня не было. Если бы мне раньше сказали, что я смогу писать в электричке, я бы не поверил. Я плохо себя чувствую в окружении людей. Мне некомфортно даже просто ехать среди незнакомых лиц. Но игрушечный мне странным образом помогал. Я сидел, зажатый между соседями, и набирал текст на миниатюрной клавиатуре, вглядываясь в экранчик. И ничего в тот момент вокруг не существовало. Были только я, игрушечный и моя книга внутри него.
Конечно, писать я мог только вечером. Утром электрички были забиты под завязку. Иногда я мог еле залезть в тамбур и ехать так до самой Москвы. Как-то раз мне, зажатому в плотной толпе, показалось, что моя сумка пошевелилась. Я инстинктивно рванул её на себя. Потом обнаружил, что молния расстёгнута, а уголок моего нетбука торчит наружу. Мысль о том, что игрушечного пытались украсть, меня ужаснула. И вовсе не потому, что мне было жаль потраченных на него денег. Просто я начал к нему привыкать.
Я привык к мягким, почти бесшумным, клавишам. К крошечному гладкому тачпаду с одной большой похрустывающей кнопкой. К экрану размером 1024 на 600 точек. Мне казалось, я каждую точку этого экрана помню, и каждая для меня была особенной, своей.
Постепенно он срастался со мной, приобретал родные мне черты. Обрастал нужными, удобными для меня программами. Когда я таскал с собой на работу бутерброд или печенье перекусить, в клавиатуре игрушечного оказывались крошки. Если попадал под дождь, несколько капелек доставалось и ему.
Книга близилась к концу. Но я не был удовлетворён. Мне не хватало времени как следует прочитать написанное. За одну поездку в электричке я набрасывал небольшой кусок, но не мог оценить всё целиком. И мне не нравилось заканчивать книгу так, в электричке. Хотелось засесть на несколько часов, написать финал на одном дыхании, чтобы получилось мощно, ярко. И чтобы никто не мешал.
Я уговорил жену отпустить меня в Египет на неделю. Выбрал приличный отель. Полетел. В море купался всего один раз, для галочки. Съездил на пару экскурсий, подпитаться впечатлениями. Остальное время, почти круглосуточно, писал. Назад летел довольный. Оставалось только перечитать и исправить ошибки.
Сама эта поездка была нетипичным для меня поступком. Я вообще человек трусливый. Раньше я вряд ли бы решился поехать куда-то один. Тем более в незнакомое место, да ещё и в чужую страну. Но дело в том, что я не чувствовал себя одиноким. Со мной был мой друг. Маленький, безропотный, послушный. Всегда готовый прийти на помощь.
В «Аэроэкспрессе» по дороге домой я разложил столик, поставил игрушечный на него и, раскрыв, начал загружать редактор, чтобы вычитывать книгу. Состав мелко трясло на стыках рельсов. Компьютер дрожал. Изображение на экране дёргалось и то и дело превращалось в цветной мусор. Я постоянно поправлял экран, но устойчивой картинки добивался ненадолго. Похоже было, что у игрушечного серьёзная проблема. Наверно, шлейф между видеокартой и экраном переломился от частого сгибания.
Пользоваться нетбуком было по-прежнему возможно, но я только сейчас ощутил, что он не вечен. Игрушечный был хрупким, уязвимым и беззащитным. И он постепенно старел, хотя раньше я не обращал на это внимания. Глянцевая крышка покрылась многочисленными царапинами, наклейка с лицензионным номером операционки стёрлась в труху, резиновые ножки отклеились и потерялись, а некоторые клавиши залипали от набившегося мусора.
Я понял, что настанет момент, когда я уже не смогу на нём работать. И ощутил к нему необычную жалость. Не такую, как обычно ощущаешь к предмету, который устарел или испортился. Игрушечный значил для меня больше. Почему?
Я знал его слишком долго. Дольше, чем собственного сына, которому скоро должно исполниться пять лет. Сколько в мире нашлось бы живых существ, к которым я так часто прикасался пальцами? Сколько из них уделяли мне столько времени и внимания, как он? Конечно, он был просто неодушевлённым предметом… Или нет? Что значит «одушевлённый»?
Как-то вечером мой сын попросил творожка с шоколадной крошкой. Он очень любит его, пожалуй, даже больше, чем конфеты или пастилу. Жена достала баночку из холодильника, открыла и оставила на столе немного погреться. Сын заигрался, забыл обо всём на свете, а через некоторое время заснул. О творожке вспомнили следующим вечером, когда баночка уже подозрительно пахла. Пришлось её выкинуть. Я видел при этом лицо сына. Не то чтобы он сильно переживал, но в нём явно боролись противоречивые чувства. Он знал, что любит этот творожок. Он знал, что есть его уже нельзя. И ему было очень жаль. Не того, что он не сможет никогда больше его попробовать. Он знал, что папа купит другой в магазине. Просто ему было стыдно перед творожком, словно он его предал. Я так уверен в его чувствах, потому что и сам много раз испытывал подобное к вещам, которые называются неодушевлёнными.
Когда умирают люди, что остаётся от них? Само тело уже в земле, стремительно разлагающееся, отвратительное и никому не нужное. Душа, если она есть, нам вряд ли когда-нибудь повстречается наяву. Но мы можем продолжать испытывать к человеку чувства, когда его уже нет рядом. Что в этом случае мы любим, ненавидим, о чём сожалеем? Должно быть, свои собственные воспоминания о человеке. Но разве у меня мало воспоминаний об игрушечном? Разве у нас нечего вместе вспомнить?
Мне было за что любить его, как любят родственника, кошку или родную страну. Я часто чувствовал благодарность, что он вовремя оказался под рукой, чтобы записать ускользающую мысль или получить нужную информацию. Я часто злился на него, а иногда даже ненавидел, как ненавидят старость, войну или проворовавшихся чиновников. Иногда он начинал капризничать, тормозить или внезапно решал в самый неподходящий момент установить большую пачку обновлений. Я мог начать ругаться на него вслух, как на живого человека. И да, я сожалел о том, что он стареет.
Были моменты, когда я думал – скоро придёт его время. В очередной раз он уже не включится, и придётся покупать новый нетбук. Он будет современнее, мощнее, с сенсорным экраном. Может быть, мы тоже подружимся. А игрушечный переедет на полку, где будет молча лежать и помнить о проведённых со мной минутах, которые складываются в дни и месяцы. Но я откладываю это до тех пор, пока могу. Пока он способен мне помогать, пока он ещё жив, я не хочу менять его на кого-то другого.
Я всё время думал, что он уйдёт первым. Но я не могу это знать. Мой возраст тоже растёт. Уже год подряд у меня практически не было дня, когда я бы нормально себя чувствовал. Простуды одна за другой, гастрит, зубы. Недосып, сидячая работа, на которой я непрерывно психую, кондиционер. В шее между позвонками пережаты нервы. Иногда весь день стискивает череп словно тисками, и думаешь – кажется, мне осталось совсем чуть-чуть. Нет, через некоторое время невролог, таблетки и упражнения помогают. Но я отчётливо чувствую – однажды наступит день, когда я не смогу за него сесть. За твою клавиатуру, игрушечный.
Я и сейчас набираю на тебе этот текст. Ты отзываешься на мои движения, отображая на экране всё новые буквы. Кто ты? Я не могу назвать тебя неодушевлённым, поскольку ты одушевлён моими воспоминаниями. Ты перенял от меня часть моей души. Даже болячки у нас похожи. У меня тоже барахлит шлейф между головой и телом. Время уничтожает нас обоих.
Конечно, человек со стороны, скорее всего, подумает, что ты просто фрагмент материи, простенькое устройство из пластика, металла и кремния. Твои действия исполняются кусочками кода, который написали программисты в разных частях планеты. Но ведь мои эмоции, мысли, движения тоже вызваны простейшими химическими реакциями. То, что я делаю, зависит от адреналина, серотонина, тестостерона и прочих слов, значения которых я до конца не понимаю. Да, ты не можешь сам, по своему желанию, взять и пошевелиться. Или показать мне, скажем, картинку, чтобы сообщить о своих чувствах. Но значит ли это, что чувств у тебя нет?
Животные тоже не могут мыслить, но осознают себя как личность. И их сознание полностью заполнено эмоциями. В некотором смысле эмоции животных сильнее, чище, чем человеческие, потому что занимают большую часть их жизни. А есть ли эмоции у тебя? Да, у тебя нет мозга, нервов, нет мышц, и ты никак не можешь продемонстрировать свою волю, но что такое эта материя, из которой ты создан? Не присуще ли ей самой нечто, что способно воспринимать чувства?
Мы с тобой состоим из маленьких частиц, игрушечный. Протоны, электроны, кварки. Между ними – только пустота. Что такое эти кварки, никто в мире не в состоянии толком понять и объяснить. И неизвестно, есть ли в них частичка того, что придаёт мне и тебе осознание своего «я». Что, если материя и сознание неотделимы? Что, если каждая частица материи имеет свою душу, и эти кусочки вместе создают меня или тебя?
В конце концов, эти самые частицы являются одновременно и волнами. А значит, продолжаются во все стороны бесконечно. То, что предмет имеет границы, только иллюзия. Человек не заканчивается кончиками пальцев. А это значит, что я продолжаюсь в тебе, что мы пересекаемся в пространстве, и эта наша близость на протяжении многих дней жизни что-нибудь да означает.
Материя – свойство всего. Она объединяет людей и животных, воду и Солнце, живых и мёртвых, просто живые этого не чувствуют. Ты и я – часть одного целого. Но пока я ещё могу двигаться, мыслить и писать эти строки. Ты – нет, но это не значит, что ты чем-то хуже меня. Просто мне на время даны такие права. Просто моё тело пока ещё может дышать, шевелиться, восстанавливать себя. Пока ещё мой организм гоняет кровь по жилам и позволяет мне нажимать твои клавиши. Зато, возможно, ты уже знаешь нечто такое, о чём пока не можешь мне сказать.
Кто ты? Что ты сейчас чувствуешь и чувствуешь ли? Как это – быть неживым? Скоро я это узнаю.
Мытищи
Октябрь 2015
Мешочек сомнений
Салингар отключился.
* * *
В морозном воздухе огни реклам и вывесок смотрелись отчего-то более эффектно. Ещё не кончился октябрь, но температура уже упала ниже нуля, и пару раз выпал небольшой снег. Дворник с лопатой справа от Дмитрия уже нагрёб заметную грязновато-серую кучу. Дмитрий обошёл его за пару метров, припоминая, как недавно ему нечаянно ткнули в глаз черенком метлы.
Он толкнул дверь рукой, с опаской посмотрев на вторую, раскачавшуюся, створку, и вошёл. Снял перчатки, шапку, и приблизился к гардеробу.
– Здравствуйте, – сказал немолодой усатый мужчина за стойкой.
– Здравствуйте, – ответил Дмитрий, подавая куртку.
Гардеробщик просунул палец в петельку, и она, хрустнув, тут же лопнула.
– О! – сказал растерянно гардеробщик. – Я прошу прощения… Может быть, я смогу…
– Да ничего страшного, – сказал Дмитрий.
– Я повешу на плечики, – сказал гардеробщик, подавая номерок. – Ещё раз извините.
Дмитрий кивнул, бросил короткий взгляд в зеркало и прошёл в зал. Здесь было тепло, и щёки приятно защекотало после мороза. Высокая ярко накрашенная брюнетка в белой блузке повернулась на каблуках.
– Добрый вечер, – сказала она. – Где желаете присесть?
– Здравствуйте, – сказал Дмитрий. – Я заказывал столик на восемь часов. На имя «Дмитрий».
– К сожалению, – сказала девушка, – у нас система сломалась. Не можем проверить резерв. Но свободных мест много.
– А можно вон там, у окна? – спросил Дмитрий.
– Сколько вас будет? – уточнила девушка.
– Двое, – ответил Дмитрий. – Надеюсь.
Она взяла две кожаные папки с меню и провела Дмитрия к столику.
– Что-нибудь закажете сразу? – спросила она.
– Если можно, кофе, – сказал Дмитрий, опускаясь в мягкое кресло. – Американо. Остальное потом, когда моя… спутница присоединится.
– Хорошо, – официантка удалилась.
Дмитрий огляделся. В кафе было полутемно, и это ему нравилось. В глубине зала диджей за пультом качал головой в такт спокойной расслабляющей музыке.
– Американо, – сказала официантка. Дмитрий успел отпрыгнуть, оказавшись на подлокотнике кресла. Струя горячей коричневой жидкости пролетела мимо, обрызгав пол и край сиденья. Опрокинутая кружка завертелась, словно волчок, и затихла возле самого края стола.
– Простите, ради Бога! – воскликнула официантка, побледнев. – Из пальцев выскользнула…
– Ничего, – сказал Дмитрий. – Я не пострадал.
– Я сейчас всё вытру….
Дмитрий терпеливо стоял возле столика, ожидая, пока официантка и уборщик вдвоём ликвидируют последствия происшествия, затем сел.
– Вот кофе, – сказал официантка через пару минут, аккуратно поставив перед Дмитрием новую кружку. – А это за счёт заведения, – добавила она, опустив рядышком блюдечко с шоколадным брауни.
– Спасибо, – Дмитрий улыбнулся и взялся за ложечку, но тут же положил её на место и встал. – Добрый вечер.
Он дёрнулся было, чтобы подвинуть даме кресло, но она уже успела сесть.
– Привет, – сказала она. – Насколько я помню, в онлайне мы уже перешли на «ты».
– Да, – смущённо согласился Дмитрий и сел.
– Ты уже что-то заказывал? – спросила Жанна.
– Только кофе, – сказал Дмитрий.
– И пироженку, – усмехнулась Жанна. – А можно попробовать?
– Ну да, конечно, – Дмитрий пододвинул к ней блюдечко.
– У меня на голове всё нормально? – спросила она, одной рукой открывая меню, а второй отрезая ложечкой кусочек от брауни.
– Да, – кивнул Дмитрий. – Хорошо выглядишь.
Он и вправду думал, что она выглядит хорошо. Фигура была обтянута шерстяным бордовым платьем с достаточно откровенным вырезом, в котором между грудей располагалась золотая подвеска в виде солнышка. По плечам рассыпались светлые локоны, обрамляя лицо, которое… Кхм. Ну, лицо как лицо. Дмитрию понравилось, что косметика была неброской, а глаза оказались живыми, подвижными.
– Ты тоже, – сказала Жанна. – Лучше, чем на фотках. Ты уже выбрал, что будем пить? О – вкусная твоя пироженка! Я, пожалуй, всю съем.
– Нет, – сказал Дмитрий и раскрыл свой экземпляр меню. – В смысле, не выбрал.
– А пластырь почему? – спросила Жанна, гладя в меню. – Подрался?
– А… – Дмитрий поморщился, потрогав пластырь над правой бровью. – Нет. Дурацкая история… Ночью приснился кошмар. Прыгнул с кровати и ударился о тумбочку.
– Ого, – Жанна повела бровью. – Ты что, лунатик?
– Не знаю, – Дмитрий пожал плечами. – Раньше не замечал. Но тумбочку теперь отодвину на всякий случай.
– Ты ограничен в бюджете? – спросила Жанна. – Я бы хотела бутылку вот этого.
– Хорошо, – сказал Дмитрий. – Деньги, в общем, есть.
– Готовы заказать? – слева возникла официантка.
– Да, – сказала Жанна. – Для начала бутылочку Кьянти Резерва и карпаччо из говядины, а потом стейк «Стриплойн» и мини-картофель с розмарином. А на десерт…
Дмитрий был не готов, поэтому принялся истерично листать меню. Когда до него дошла очередь, заказал наугад греческий салат и утиную ножку с яблоками.
– Ножку придётся подождать, – сказала официантка.
– Мы не торопимся, – сказал Дмитрий. – Не страшно.
Официантка унесла меню.
– Ты не подумай, – сказала Жанна. – Я раньше никогда не знакомилась таким образом.
– Но анкету же на сайте знакомств завела, – улыбнулся Дмитрий.
– Это было сто лет назад, – сказала она. – Просто рассталась с парнем, от тоски заглянула, а там твои сообщения. Решила попробовать. А ты?
– У меня всё сложно, – сказал Дмитрий. – Или просто, не знаю. Со мной никто долго не выдерживает.
– Почему? – не поняла Жанна. – Я так поняла, что ты не бедный, интеллигентный. Ну, как минимум не грубиян…
– Я невезучий, – объяснил Дмитрий. – Пожалуй, я имею право так сказать.
– И в чём это выражается? – спросила Жанна, тут же беспокойно обернувшись. – Где же наше вино?
– Да во всём практически, – сказал Дмитрий. – Вот предыдущая моя девушка умудрилась сбить меня машиной. Парковалась, включила вторую передачу вместо заднего хода. До сих пор хромаю. Обозвала меня невезучим идиотом и бросила.
– Не грусти, – сказала Жанна и, протянув пальцы, попыталась погладить Дмитрия по руке, но наткнулась на горячую кружку кофе. – А, чёрт!
– Больно? – спросил Дмитрий.
– Да ничего. Как я понимаю, твоей вины в этом нет. А что попадаются люди…
– Да нет, – перебил Дмитрий нетерпеливо. – Она не виновата. Я понимаю – трудно терпеть, когда каждый день что-то в этом духе происходит.
– Прямо-таки каждый день? – уточнила Жанна. – А! Вот и вино.
Официантка поставила два бокала на тонких ножках, с помощью хитроумного приспособления извлекла пробку и, взяв бутылку в руку, налила немного Жанне в бокал. Затем обошла стол и начала наливать Дмитрию.
Ножка бокала вдруг издала странный звенящий звук, и бокал развалился в мелкие осколки. Дмитрий прикрылся рукой, но в результате получил заметный кровавый порез на запястье. Пока Жанна испуганно наблюдала, а официантка рассыпалась в извинениях и снова подзывала уборщика, Дмитрий невозмутимо извлёк из кармана упаковку бактерицидных пластырей и аккуратно заклеил порез.
– Ну, – сказал он, когда перед ним появился новый, наполненный бокал, – за знакомство.
Они чокнулись.
– И что, такое часто случается? – уточнила Жанна.
– Да, – сказал Дмитрий. – За последний год – семьсот шестьдесят одно происшествие, не считая мелочей. В среду на меня упал кирпич, например. Но я привык, у меня уже хорошая реакция наработалась.
– Я думала, такого не бывает, – сказала Жанна.
– Со мной всё бывает, – Дмитрий принял от официантки тарелку салата. – На самом-то деле, мне не очень нравится эта тема. Расскажи лучше о себе.
Жанна помолчала, раздумывая, потом заговорила.
– У меня всё банально. Закончила педагогический, но, поработав совсем чуть-чуть, переквалифицировалась в секретарши. Сейчас вот доросла до помощника серьёзного начальника в банке. С личной жизнью всё с переменным успехом. А ты где работаешь, я не поняла?
– Сейчас всё хорошо, – сказал Дмитрий, – даже удивительно. Мне много пришлось мест менять. Я программист, довольно неплохой. Но то фирма накроется, то сокращение. Один раз, не поверишь, здание рухнуло, где я работал. Ночью, когда не было никого, но, в общем, место я потерял. А сейчас вот повезло. Открыли с друзьями стартап, написали удобное мобильное приложение для ведения личного бюджета. Прибыли пошли, и нашу фирму на днях купил большой холдинг.
– Это хорошо, – сказал Жанна, подцепив вилкой тонкий кусочек говядины. – Приятное кафе, кстати. Разлей ещё, пожалуйста.
Дмитрий разлил.
– За то, чтобы эта твоя чёрная полоса кончилась, – сказала Жанна, подняв бокал.
В этот момент потух свет, так что звон раздался уже практически в полной темноте.
В зале беспокойно зашумели люди. Гул перекрыл неуверенный, но громкий голос официантки:
– Господа, не волнуйтесь. Свет отключился во всём районе, но мы сейчас запустим резервный генератор.
– А мне даже нравится, – сказала Жанна в темноте. – Интимно как-то… Это у тебя жужжит?
– Да, – ответил Дмитрий, – телефон.
Экран осветил его лицо.
– По работе, – сказал он. – Можно, я отвечу?
– Конечно, – согласилась Жанна.
– Да, – сказал Дмитрий в трубку. – Привет. Слушай, мне сейчас немного… Что? Ты серьёзно?
Он некоторое время слушал собеседника, потом грустно сказал: «Ясно. Пока».
– Что-то случилось? – спросила Жанна.
– Похоже, и эту работу я потерял, – сказал Дмитрий. – Тех, кто нас купил, интересуют только права на приложение. Нас увольняют.
– Ну, это же не конец света, – сказала Жанна. – Найдёшь что-нибудь ещё…
– Да, конечно, – вздохнул Дмитрий. – Я оптимист.
После пары секунд молчания Жанна вдруг заговорила:
– Слушай, я вдруг вспомнила. У меня встреча с подругой на «Чистых прудах». Совсем вылетело из головы. Сколько сейчас времени?
Дмитрий посмотрел на телефон.
– Полдевятого.
– Вот как раз полдевятого я должна была быть там. Извини. Можно я, пойду? Можешь съесть мой стейк.
– Ну… – Дмитрий замялся. – Да, конечно… Может, я провожу тебя?
– Да не стоит, – в темноте отодвинулось кресло, Жанна споткнулась обо что-то. – Чёрт. Я тебе позвоню.
– Ага, – сказал Дмитрий.
Через несколько минут включился свет. Дмитрий посмотрел на пустое кресло напротив и подозвал официантку.
– Я бы хотел рассчитаться, – сказал он.
– Но вы… – официантка разглядела выражение его лица. – Хорошо, сейчас.
