Сдобные Булочки
Как карта ляжет
Всей правды лучше и не знать, так легче жить и умирать. Часть 1
Зал утопал в полумраке. Красный свет светодиодов лился с высокого потолка восемь дней в неделю, однако не баловал помещение достаточной яркостью. Урони здесь что-нибудь мелкое, считай, что пропало. Если не найдёшь сам, подберёт персонал: деньги и драгоценности, брошенные на пол, здесь воспринимаются за чаевые.
Привычный всем шум, наигранный смех, пелена дыма и пряные пары алкоголя сегодня не разряжали обстановку. Висела тишина, висел в подсобке на верёвке хозяин борделя. Богатый делец не справился с точившим его беспокойством. Ожидание оказалось мучительнее самой смерти. Не дождавшись, он покинул сей мир загодя. Впрочем, его никто не осуждал. Страх терзал сегодня абсолютно всех бабочек, это чувство объединило и сподвигло встретить неминуемое вместе. Держась за руки, обнимаясь, безмолвно плача, дрожа не столько от холода, сколько от предчувствия скорой гибели.
Такие разные – на любой вкус и цвет: пухлые, худые, длинноволосые, загорелые, молодые, опытные, юноши и женщины, позабыв о прошлых обидах и вражде сидели на большом бордовом диване. Кому-то хватило место на мягком сидении, подлокотниках, спинке, остальные сидели на чёрном с золотыми разводами, гладком мраморе, обнимая колени своих коллег.
Робкий вопрос разбавил шёпот учащённых дыханий:
– Если пролить на диван нашу кровь, то его даже в химчистку сдавать не надо, пятна же будут незаметны, да?
– Заткнись, просто заткнись. – Злобно ответил кто-то.
– Ну зачем так грубо? Я же просто пошутила. Это называется сарказм? Или ирония? Блять, теперь даже не представится возможности узнать.
Никто не собирался вступать в диалог, все думали о своём, в основном перебирали самые интересные эпизоды прожитых лет. Чей-то голос резко взвыл и зашёлся в истерике. Глухой удар о мрамор свёл на нет неприятные слуху завывания.
– Зачем ты его вырубил?
– И без его концерта тошно. – Все молча согласилась.
Эхом по залу прошёлся стук каблуков – со второго этажа спускалась высокая, стройная девушка в обтягивающем чёрном платье. Тяжёлым взглядом она оглядела толпу коллег, ухмыльнулась, выпустила через алые губы струйку белого сладкого дыма. Тонкие пальцы передали длинную трубку ближайшему ликому. Прямая трубка поплыла по кругу из рук в руки.
– Твоей матери?
– Ага. Она сегодня сама не своя, расщедрилась. А-ха-ха, раньше за посягательство на её коллекцию безделушек из Песи оторвала бы мне голову!
Девушка бесцеремонно скинула юношу с дивана, подобрала и отвела с сторону свой бурый гладкошёрстный хвост, упала на сидение, голова опёрлась на спинку промеж чьих-то мускулистых ног, на коже которых вились татуировки.
Девушка задрала голову, обращаясь к владельцу ног:
– Вот выйду отсюда, тоже себе что-нибудь набью.
– На кладбище трупы не разукрашивают.
– Как был пессимистом, пессимистом и умрёшь! А-ха-ха… – смех прекратился от сильного подзатыльника. Говорившая подпрыгнула и завалилась на пол. Пострадавшая прижала чёрные ушки лисьей ипостаси к кровавым в освещении светодиодов волосам. С шипением и угрозой она накинулась на татуированного парня:
– Сдохнуть вперёд всех хочешь?! Давай! Отправлю тебя к Богине вперёд очереди!
Кто-то схватил её за предплечье, охлаждая пыл девицы:
– Успокойся, Шельма. И так хреново, ещё шуточки твои. Совсем не к месту. – Лиса вырвала руку из захвата, шумно выдохнула и хотела было уйти обратно на второй этаж бросив:
– Ну и подыхайте в унынии, мудаки паршивые. – Пошла к лестнице, но краем глаза заметила враз побледневшие лица коллег.
Игнорируя страх, замораживающий кровь в венах, девушка повернулась с обворожительной улыбкой к главному входу. Открытые двери коридора пролили на угрюмый мрамор чуждое для зала освещение. Свет игриво сверкал на её клыках, красном блеске губ, отражался в карих радужках глаз.
Серебряные волосы, алые глаза – только ленивый не знал, что перед ними стоит глава группировки Иблис. Двуликий ипостаси пса за последние три года перевернул с ног на голову весь округ Рессам, выпотрошив, в прямом смысле этого слова, крупнейшие кланы и банды. Он шёл напрямик, покоряя город за городом, оставляя после себя разбросанные по разбитым улицам трупы и вселяя во всех живых ужас. Быстрыми темпами он подобрался к столице округа.
Некогда самый сильный и влиятельный глава криминального мира и по совместительству биологический отец Шельмы, по слухам, умер в ванне с собственным членом во рту, кем-то заботливо отрезанным. Его прямые наследники, – от жены и нагулянные на стороне, – один за другим умерщвлены. Наиотвратительнейшие подробности расправы над лидирующим кланом парализовали: все открытые под их началом предприятия захвачены Серебряным Демоном. Неугодные ему здания сжигались, враги истреблялись.
По дрянной шутке судьбы этот бордель спонсировал отец Шельмы, поэтому шансов выжить у неё было меньше всех вместе взятых: хоть отец не передал ей свою фамилию, она была всеми признана наследницей его крови. Двуликая лиса смотрела с вызовом в прищуренных глазах, пока у застывших на месте бабочек вертелось в головах: «Вот и пришла наша очередь».
Воздав молитву богам и лисьим флюидам соблазнения, девушка плавно подошла к выступившему вперёд мужчине. Шельма перекинула за спину прямые густые волосы. Протянула вперёд узкую кисть с чёрными ровными когтями.
– Господин, прошу, Ваше пальто. – Самоуверенность не покидала её лица.
Все присутствующие почувствовали свободное падение внутри собственных тел – это сердца ухнули в пятки, даже подчинённые Серебряного Демона, немного опешили от смелости или неадекватности? молодой бабочки.
– Господин, здесь, конечно, нежарко, но, уверяю Вас, скоро Ваше тело охватит приятное томление и страсть опалит конечности. Я не настаиваю снимать пальто, это, так, пустяк – совет от маленькой опытной лисички. – Бурый хвост скользящим движением водил по мускулистым бёдрам мужчины, поднимался выше к белой рубашке.
– Маленькой? – тень смеха слышалась в глубоком волнующем голосе мужчины, хотя уголки красных глаз не щурились в улыбке. Наверное, речь шла о росте: Шельма не уступала высокому собеседнику ни на сантиметр.
Возникшая мысль была сразу же ею озвучена:
– Удобно будет трахаться. – Один из охранников хохотнул, скорее всего, у него сдавали нервы: предпочитал убивать по-быстрому, а не разводить сантименты. Чем скорее закончат здесь, тем быстрее можно будет уйти в принадлежащий уже их группировке бар.
– Босс, эта шлюха накурилась, давайте я… – договорить охранник не успел, Серебряный Демон прервал жёстким тоном:
– Давай, ты, что? – повернул голову к охраннику, взгляд исподлобья вызвал в двуликом подчинённом мандраж:
– Н-ничего, б-б-босс.
– Хорошо. Десять ликих разойдитесь по зданию. Остальные пусть ждут снаружи. – Короткое: «Есть» в ответ на приказ и вот уже двуликий обращается к Шельме: – Веди.
Шельма повела новоиспечённого главаря земель Рессам на второй этаж. Каблуки цокали по каменным ступеням.
Второй этаж отличался уютностью. Шельма провела двуликого по персиковому коридору, открыла приятную ей комнату.
– Прошу. – Лиса пропустила клиента вперёд.
Проходящая мимо женщина прошептала ей на ухо:
– Постарайся. – Большая грудь советчицы выглядывала из декольте полупрозрачного платья.
Шельма кивнула блондинке и скрылась за дверью.
– Моя мать. – Девушка зачем-то уточнила личность встреченной на пути бабочки.
– Семейный бизнес?
– Семейное рабство. Мать продали сюда ещё до моего рождения.
– Вы непохожи.
– Она с Песи. Я же пошла в отца. К сожалению, красота старой шлюхи прошла мимо меня.
Молодой глава встал у окна. Город погружался в сумерки, с минуты на минуту должны были включиться огни уличных фонарей.
– Смею возразить. Вы пленяете с первого взгляда. Ваша фигура утончённая и влекущая. Тонкая талия, манящие ноги, узкие плечи…
Вдруг лисица завалилась на кровать, раскинула в стороны руки и засмеялась, перебивая двуликого:
– Дрянной характер, скорый на расправу язык и плоская грудь, прям мечта любого, а-ха-ха-ха.
Серебряный Демон не принял такое поведение за оскорбление, даже наоборот, улыбнулся мягко, без лицемерия.
– Во всём есть своё очарование.
– Да Вы поэт!
Мужчина в притворной скромности кивнул и опустил голову.
– Это моя любимая комната. На весь второй этаж только в ней окно не зарешечено.
Не дав времени для ответа, лисица встала, притянула к себе собеседника. Надавила ему на плечи, призывая сесть на шёлк простыни. Села следом, уложила двуликого на кровать, головой себе на колени.
Мужчина безропотно с интересом в красных глазах наблюдал за действиями смелой девушки. Она согрела свои замёрзшие пальцы дыханием. Спустя минуту запустила пятерни в белоснежные аккуратно зачёсанные короткие волосы. От нехитрых манипуляций причёска превратилась в сущий беспорядок.
– Что Вы делаете? – как будто между прочим, поинтересовался мужчина.
– М? А, массаж. Хотите сказать, что пришли сюда за сексом? – Шельма наклонила голову, вглядываясь широкими зрачками в мимику собеседника. – Только вот я не вижу в Вас желания снять с меня одежду и погрузиться в моё горячее спрятанное под одеждой местечко. Я права?
Двуликий прикрыл в согласии глаза.
– То-то. Годы практики. Я сразу понимаю чего хочет клиент. Вы вот желали расслабиться. От меня ещё ни один не уходил неудовлетворённым. Раз Вам не надо моё тело, сделаю приятно таким вот способом. Вы будете довольны, и моя профессиональная гордость не пострадает.
– Майкл.
– Шельма.
Двуликий открыл глаза, в них читался вопрос.
– Раз я наполовину лиса, значит, хитра. С фантазией у матери не очень.
– Вам подходит. Мне нравится. – Сказано это было без капли издёвки.
Девушка хмыкнула, замолчала, сосредоточилась на массаже головы, который плавно перетёк на крепкую шею, а затем и на широкую спину. Рубашка снялась во имя удобства. Лиса сидела на бёдрах мужчины, проминая уставшие, задеревеневшие мышцы.
В комнату заглядывали робкие флюиды проснувшейся луны. Блёклый свет скользил по коже, отмеченной росписью татуировок – оскаливший пасть пёс рвал цветы ликориса.
Шельма приостановилась, очерчивая пальцем контуры рисунка.
– Ты потомок Богини Смерти? – тихий вопрос скинул с Майкла дурман, подкравшегося под покровом неги сна.
– Вы так считаете?
Лиса возобновила работу отвечая:
– Старая шлюха рассказывала мне в детстве легенды о богах и треликих духах. Когда-то Богиня Смерти была охоча до топтавших землю двуликих мужчин. Отпрыски, получавшиеся от таких свиданий, имели алую радужку глаз и белые, словно извёстка, волосы, которые в лучах ночного светила становились совсем серебристыми. Года шли, ублюдки плодили потомство, и обязательно один из отпрысков перенимал внешность родителя. Таких встречаешь один на миллион. Вы редки как искренность в ликих Рессама. Я думала, что это бред, пока самолично не увидела Вас.
– И что же случилось, когда я появился?
– Вы сразили меня своей красотой! Просто преступно иметь такие неотразимые внешние данные! А Ваш феромон, – Шельма наклонилась к уху мужчины: – м-м-м-м, железо и аромат земли после дождя, сводит меня с ума. – Губами спустилась к шее, покрывая её следами помады. – Ой, не сдержалась. Забыла, что губы накрашены. – Девушка сказала это, не скрывая игривого тона.
Как сходящая с гор лавина, комнату наполнил смех двуликого. От смеха спина задрожала, волной через руки дрожь пробежала по телу девушки. Отсмеявшись, Майкл перевернулся на спину, увлекая Шельму за собой. Его тяжёлая рука легла ей на талию, ладонь погладила спину.
– Полежим просто так, не против?
– Как пожелает господин.
– Майкл.
– М?
– Зовите меня Майкл.
– Ха-ха-ха, хорошо. А Вы тогда зовите меня Шельма.
– Договорились.
И наступила тишина. Луна медленно ползла по засыпающему небу. Фонари освещали разноцветными огнями пёстрые от граффити здания богатого на развлечения района.
Промозглый ветер катал по дорогам и подворотням мелкий мусор. Охранники сидели в чёрных тонированных машинах, в приоткрытые окна выдыхая клубы никотина.
В одной из комнат на третьем этаже борделя белокурая женщина нервно крутила в руке прямую трубку. Её рыжий лисий хвост дёргался в такт постукивающим по подоконнику когтям.
В ту непримечательную ночь, переходящую в долгожданное утро, вся коллекция прекрасных бабочек бесследно пропала.
Солнце поднималось над крышами потрёпанных домов. Высокое пламя танцевало на ветру, облизывая стены некогда доходного, знаменитого на весь город публичного дома. Тонированные машины одна за другой удалялись, отражая своей безукоризненной полировкой жёлтые всполохи огня.
Всей правды лучше и не знать, так легче жить и умирать. Часть 2
Чёрная змея машин ползла по пустой сухой дороге. Внушительные на вид, но скорые на бег автомобили один за другим взметали колёсами грунтовую пыль. Поля безжизненные после сезона урожая проскальзывали в окнах безыскусными жёлто-коричневыми лоскутами. Прямая линия горизонта бежала вдаль навстречу серости. Ветер свистел в щёлке приоткрытого окна, пыльный воздух с отголоском дальнего дождя трепал волосы уставившейся на внешний мир девушки.
Двуликая ехала в центре нити чёрных бусин; её мать плелась в машине позади, напряжённо сдвинув брови к переносице, женщина пыталась понять, в какую сторону их везут. Да какая разница куда ехать? Пейзажи во всём округе однотипны, города шаблонны своей опасностью и бедностью. Побег? Невозможен. Надежда? В этом мире её не привечают. Остаётся лишь расслабиться и открыться неизбежному.
С подобными мыслями и детским восторгом от первого выхода за пределы борделя, девушка глядела в окно широко раскрытыми глазами. Эмоции от происходящего перемещения в пространстве песчаной бурей унесли все страхи и даже немного притупили инстинкт самосохранения.
– А это что? Что там стоит? – не отводя любопытного, жадного до всего взора, лисица протянула руку к сидящему под боком мужчине, подёргала за рукав белой рубашки и уже в двадцатый раз задала очередной вопрос.
Самый первый раз тревожить двуликого было боязно, но тяга к знаниям превышала риск немедленной расправы.
– Водонапорная башня деревни, поворот на которую мы только что проехали. – Спокойно, без какого-либо раздражения в голосе объяснил мужчина.
Пока его спутница не отлипала от окна, Серебряный Демон наматывал на палец очередную хлестнувшую его по лицу каштаново-красную прядь волос. Наверное, стоило бы поднять стекло, но отчего-то двуликому этого совсем не хотелось. Он сосредоточился не на избивании своего лица борющимися с ветром длинными волосами, а на внутренних ощущениях. Было отчего-то безмятежно и тепло. До сего не испытываемые им чувства щекотали душу, уводя в глубокие размышления.
Шельма резко повернулась, отчего ушедший в себя мужчина вздрогнул.
– На меня нагадила птица?
– Нет. Это капля дождя. – Взгляд перешёл с мягкой розоватой щёки на розовые из-за смазанной помады губы; оттуда поднялся по прямому носу и встретился с шальными, слезящимися карими глазами. Радужка насыщенно-золотая внутри перетекала жёлтыми прожилками на шоколадную окантовку. Пожалуй, эти лукавые глаза цепляли, как репей вязаный шарф.
– Дождь? – губы перебрали слово букву за буквой, словно столкнулись с чем-то новым и не обкатанным в употреблении, – дождь…
Шельма прильнула к Майклу, со всей страстью юного сердца, со всей пылкостью последнего желания, приговорённого к казни, воскликнула:
– Хочу!
Не сводя с девушки глаз, желая напитаться палитрой её эмоций, всматриваясь в своё отражение в чужих скользких смоляных зрачках, пёс коснулся плеча водителя.
Фары автомобиля замигали, машина выплыла из колонны, остановилась на обочине. Её механические сестрицы припарковались следом. Водитель открыл дверь, Рири вылетела наружу.
Капля за каплей вода разбивалась о высохшую землю. Пятнышки – следы падения, разрастались, и вот уже не осталось на дороге светлого местечка. Капля за каплей стихия убыстряла бег. И вот уже на километры вокруг всё заполнила музыка дождя.
Через серую завесу потока Майкл наблюдал за танцем Шельмы; движения казались хаотичными, скорее всего, это даже не танец, а дикое выплёскивание переживаемого через язык тела. Волосы, как и платье облепили бледную кожу. Такая уточенная внешне и в то же время переполненная дерзостью внутри, двуликая пленяла всех, кто в тот момент наблюдал за нею. Ну или почти всех. Её мать в это время молилась богам, параллельно пытаясь ментально докричаться до дочери – заставить прийти в себя. Однако выдерганные от нервного напряжения волосинки напрасно покинули голову: глава Иблиса искренне наслаждался зрелищем. Его губы перетекли в улыбку. В красных лазах всё сильнее разгоралось пламя заинтересованности.
* * *
Стрелка наручных часов на волосатой руке водителя склонилась ко времени обеда. Дождь остался позади, не желая догонять ушедшие вперёд машины. Минули последний поворот, подъехали к обнесённому высоченным бетонным забором посёлку городского типа. Отличало это место от остального округа закрытость и режимность.
На всю отвоёванную у степи землю стояло двадцать хаотично разбросанных домов – построение согласно линиям улиц здесь не в моде. Жилые панельные коробки отличались свежестью постройки. На новеньких кирпичных стенах пестрели муралы: на одном леопард загонял фиолетовую лань, на втором лягушка-растаман ведала что-то маленьким цветам, с третьего видневшимся за недостроенным складом – стены скалились широкими зубьями короны, крыши не наблюдалось, – надкушенный пончик подозрительно щурился на раззявившую клыкастый рот чайную ложку. Другие объекты обустройства среды завернулись в красочные граффити: фонарный столб натягивал чулок, бар иносказательно ругался, железные ворота гаражей перечисляли пузатыми буквами поимённо самых выдающихся и влиятельных членов группировки.
В центре в отдалении от других построек за трёхметровым забором стоял серый частный двухэтажный дом, ничего примечательного, но таких блёклых фасадов в округе свободных художников было мало. Одна из машин, с тем самым волосатым водителем, въехала на территорию строгого дома. Пассажирская дверь открылась в третий раз. Из тонированного скакуна вылетела мокрая лисица в чужом пальто. Хозяин вещи вышел следом.
Голова девушки не переставая крутилась, отчего шея протестующе тянула мышцы, мечтая об отдыхе. Но какой там отдых, когда впереди ещё столько неосмотренного!
Майкл улыбался, галантно придерживал двери, лично провёл экскурсию по дому, чем вызывал в подчинённых оторопь. Встреченные на пути работники и постояльцы казались Шельме недовольными головорезами, которые что есть мочи упражнялись в снобизме. Девушка была недалека от правды, те считали такое обхождение вне постели с проституткой выше своего достоинства. Да и поведение главы не внушало им радости и видимости перемен: в актёрском мастерстве Демон уличён не был, но увлечённость живой игрушкой напрягала. Зачем тратить время и возиться с ней, если можно получить все и сразу? В чём выигрыш?
После осмотра комнат девушке был приставлен личный помощник – двуликая женщина ипостаси крысы с сединой в волосах. Женщина выделила гостье, а именно такой статус озвучил всем Майкл, лучшую комнату на втором этаже, набрала ей ванну, принесла обед в спальню, а затем и ужин. В обязанности так же входило отвечать на вопросы, давать необходимое, при запросе развлекать. От всего этого Крыса не фонтанировала счастьем, так как нанималась сюда снайпером на охрану посёлка, и профессией своей была довольна. Не подчиниться главе не могла, но нормально общаться без брезгливости и нетерпения на лице не желала.
Поздно вечером Шельма отпустила женщину в годах отдыхать. Оставшись наедине, облегчённо вздохнула, легла на одеяло двухспальной кровати. Разные мысли роились в этот час в голове лисицы, но ни одна из них не заняла лидирующую позицию.
На общем фоне тишины, усталости физической, перевозбуждении психическом, Шельма перевернулась набок и провалилась в сон, нарушив намерение дождаться двуликого пса. Тапочки миллиметр за миллиметром сползли со ступней, глухо прилегли на тёмно-коричневый паркет. Звёзды мигали меж не задёрнутых штор. Тихое одинокое сопение вторило размеренному стуку сердца.
* * *
Рассветы перетекали в закаты, день перелистывался за днём в отрывном календаре.
Очередное ничем не примечательное утро. Шельма просыпается, садится на кровати. С плеча сползает мягкий халат. Через неплотно задёрнутые шторы проник солнечный свет, подсвечивая пылинки в воздухе, рассеялся в середине комнаты. Лисица встала, поплелась в душ. Шторы она не соберёт завязочками по разные стороны окна – держать помещение в полумраке привилось в привычку с молоком матери.
Утренние процедуры выполнись согласно установленному порядку. Наступило свободное от хлопот время. Хотя хлопоты – сильно сказано. Шельма в посёлке ничем нагружена не была. Её работой было улыбаться и ходить красиво везде, где вздумается. Никто, кроме Крысы, на девушку внимания не обращал. Однако это обстоятельство лисицу не смущало, не вызывало дискомфорта. Она с наслаждением отдыхала душой, и самое главное телом. Уже как семь дней её не снимали на часок другой клиенты. Казалось, подвешенное состояние должно пугать, нервировать, но двуликая решила не зацикливаться на мыслях о будущем.
Согласно собственному графику, Шельма вышла на прогулку с пледом на плечах и книгой под мышкой. В посёлке ей приглянулся недостроенный склад. Четыре стены с проёмом для двери стояли никому не нужными, эдакая недоделка, отщепенец. В одном из углов лежали аккуратными перевязанными блоками кирпичи – это место было облюбовано Шельмой под кресло, угол напротив утопал в куче строительного мусора – идеален для потупления взора при глубокомысленных думах.
Здесь она никому не попадалась на глаза, и ей никто не мешал. Только Крыса придёт к вечеру звать на ужин. Лисица послушно кивнёт, закроет книгу, спрыгнет с кресла и пойдет за бурчащей что-то себе под нос женщиной. Они пройдут мимо многоэтажки, в которой поселили мать Шельмы.
Девушка с сотый раз пообещает себе проведать её завтра, но не сдержит слово. Почему так выходило, лисица бы, и сама себе не ответила. Хоть между ними никогда не наблюдалось тесной связи мать-дочь, не чувствовалось тепла в разговорах, но и пренебрежения или антипатии тоже не было. Просто так повелось и ни одна из сторон ничего менять не хотела. Шельма редко называла женщину, подарившую ей жизнь мамой, а та в свою очередь обращалась к ней по имени, не называла своей дочерью. В порядке правильного они употребляли при беседе друг с другом бранные слова, да и за спиной нередко поминали крепким выражением.
Ох, но что-то мы отвлеклись. Где же наша Шельма? А вот она! Сидит уже у подоконника в своей спальне, переваривает ужин, дочитывает последние страницы исторического романа.
Свет заката стекает с карниза крыши, по серой отделке, проваливается в нишу окон, часть его отразилась от стекла, слепя прохожих, часть провалилась в комнату, умирая на противоположной стене. Обои в цветочек упивались розовым цветом, чёткая тень склонившейся девушки вытянулась параллельно цветочным линиям узора. Открылась дверь. Закрылась дверь. Шаг, шаг, шаг. На стене две тени, одна из них подскочила, другая дёрнулась и присела на кровать.
– Что с Вами? – в голосе девушки удивление перемешалось с волнением.
Майкл вздохнул, прикрыл глаза.
– Я… немного посижу и уйду. – Голова его склонилась, оперлась на ладони. Пальцы погрузились в багровые волосы. Их прежняя белизна и безукоризненная чистота одежды остались где-то в пяти часах отсюда. Кровь почти вся высохла, в складках загрубевшей рубашки она струпьями ссыпалась вниз.
– Вас преследуют? – лисица присела рядом.
– Нет.
– Тогда… может в душ? Я Вам помогу.
– Не беспокойтесь. Я скоро уйду.
Лисица замолчала, отвернулась к окну. Пёс вздохнул второй раз. Да что же ему надо? Гадала она. Шельма пыталась представить себя на месте мужчины. Из этого не вышло толку: девушка не знала, как будет себя вести или что почувствует, искупавшись в крови своих противников. У неё нет врагов, и она предпочитает полемику насилию. Деятельная душа не позволяла ей слиться с тенью и не отсвечивать.
Шельма скинула тапочки, на коленях переползла за спину двуликого, кинула себе между ног подушку. Протянула когти к Майклу, на секунду замерла, потом решительно коснулась его плеч. Двуликий начал поворачиваться к лисице, но та подускорилась и рывком уложила его на подушку.
Красные глаза посмотрели с вопросом, в остальном же мужчина не реагировал. Не встретив протеста, лисица приложила к его вискам свои горячие пальцы. Невесомые прикосновения порхали по лицу, ушам человеческой ипостаси. Точечный массаж был направлен на разглаживание мышечных зажимов, расслабление. По окончании сеанса терапии, Шельма накрыла его веки сомкнутыми пальцами. Майкл сдвинул руки девушки. Настроил зрительный контакт.
– Я подумала, Вы уснули. Не хотела, чтобы свет с улицы помешал.
Демон притянул её кисть к своим губам. Поцеловал в ладонь.
– Если я усну в таком положении, то принесу Вам неудобство. – Меловые пушистые ресницы подрагивали. Шельма склонилась. Волосы красным веером прикрыли их лица от несуществующих зрителей.
Губы отстранились от ладони на миллиметр, когда двуликий говорил, те вновь волновали лисицу своей нежностью и жаром.
Голоса повиновались витающей атмосфере, перешли на шёпот.
– Вы не боитесь меня? – начал Демон.
– Нет.
– Отчего же?
– Бояться надо того факта, что меня здесь всё вполне устраивает.
Уголки глаз собеседника украсили морщинки, Шельма почувствовала ладонью, как губы изогнулись в улыбке. Хотя в жесте мужчины не проскальзывало и намёка на горизонтальную близость тел, кровь прилила к её щекам, возбуждение прокатилось под кожей. Девушка невольно встрепенулась.
– Вам неприятно? – мужчина тут же отпустил её кисть.
– Ох, не в этом дело. Всё хорошо… – просто лисица первый раз за всю свою жизнь испытала укол смущения. Да и стыдно было за реакцию своего развратного тела.
Ну и на кой хер ты распылилась? Он повода не подавал! Вот и держи себя как подобает! Отчитывала себя бабочка. К своему неудовольствию она познала про себя ещё одну вызывающую неудовольствие вещь. Раньше девушка считала, что стоит только выйти из борделя, всё грязное и мерзкое останется там. Что она не такая, во всём виновата среда, и душа её, как и тело жаждет любви вместо низменного животного удовлетворения страстей. Ан нет. Всё оказалось иллюзией. Самая обыкновенная шлюха.
Из мыслей её отнюдь не весёлых вывел Майкл. Его пальцы тронули её прокушенную губу. Свежая капелька крови упала ему на сморщенный лоб.
– Простите, простите… – залепетала та, вытирая рукавом халата пятнышко. Со стороны это смотрелось комично: переживать о капле, когда вся одежда пропитана ею подобными.
– Не надо причинять себе боль. Не надо извиняться по пустякам. Согласны, Шельма?
– Согласна.
Договорённость эта и атмосфера вокруг положила в их сердцах зарождение привязанности.
* * *
На следующий день пожилая Крыса позвала Шельму, но вместо столовой, где они иногда завтракали со всеми жильцами дома, женщина повела в подвал.
Там пахло сыростью и железом. Свет одинокой лампы освещал лестницу и начало коридора. Эхо шагов отзывалось им в ответ, отчего казалось, что здесь передвигаются не двое ликих, а гигантская многоножка.
В конце коридора Крыса остановилась, схватила Шельму под локоть, втолкнула в приоткрывшуюся дверь.
Сначала её встретил зелёный свет одинокой лампочки, затем вопль заткнутого кляпом рта, потом к тапочкам подползла лужица крови. Глаза нервно пробежались по помещению. В центре стоял стальной стул. На стуле дёргался в агонии ужаса перевязанный верёвками мужчина преклонных лет. Его редкие седые волосы облепили череп, лицо посерело, вены вылезли на шее и висках от натуги голосовых связок. Мозг лисицы заработал на полную, откинул от общей картины пленника потрёпанный вид и гематомы, пришло узнавание. Перед ней мучился директор сожжённого борделя. Он пропал за день до визита Серебряного Демона. Шельма и не предполагала, что Майкл будет искать беглеца.
Мужчина мычал, рвался к Шельме, взывал к ней вытаращенными глазами.
Двуликая шагнула к стулу, её остановил вышедший из тени угла Майкл. Подошёл со спины, молча вложил ей в ладонь тяжёлый пистолет, установил чужие пальцы в нужных местах, приподнял руки, настраивая прицел аккурат одноликому в лоб.
Шельму охватила дрожь. Если бы сильные руки не поддерживали, пистолет валялся бы уже на полу. Девушка сжалась, нижняя губа заплясала. Кровь отлила, стало зябко. Волосы встали дыбом, когда ушей достиг пропитанный удивлением голос главы клана:
– Вы не желаете ему смерти?
Шельма замотала отрицательно головой так активно, будто надеялась взболтать в коктейль свой мозг. Надрывно ответила:
– Он ни в чём передо мной не виноват.
– Правда? Мне изменяет память? Разве не он был директором того борделя? Разве не он приобщил Вас к профессии? – пауза, – он Вам нравится?
Голова замотала энергичнее не то в отрицании, не то в подтверждении, Майкл опустил их руки, положил пистолет на пол, чтобы повернуть девушку к себе и остановить этот процесс взбалтывания серого вещества. Его холодные руки легли на её щёки. Между искусанных губ виднелась алая полоса.
– Н-нет! Нет… Я не то имела в виду, – успокоившись продолжила: – этот одноликий добропорядочный семейный человек. Честный управленец. Передо мной он чист.
Со скепсисом двуликий переспросил:
– Директор того места чист?
– Да! Работа есть работа. Ну а насчёт меня… Вы и сами знаете неписаные законы нашего округа: кто где родился, тому месту и принадлежит! Не в его власти было дать мне и матери свободу! Да и он ввёл меня в свой дом – к его детям приходили учителя, мне дали возможность учиться вместе с ними! Благодаря обучению в его семье я перенимала дело матери с чётким пониманием что такое хорошо и что такое плохо. В меня многое вложили: моральные установки, понятия добра и зла и главное – картину другого иного мира, где ликие живут в мире, а не убивают своего же родственника за порцию травки! – Шельма всхлипнула, но слёз не было, – в чём же его вина? Не он меня зачал и продал в качестве проститутки. Не он обрёк меня на жизнь…
Лисица впервые повысила голос в присутствии Майкла, но сдерживать себя не стала, дав волю эмоциям. В возмущении её изливалась обида на судьбу, на отца, но не упрёк в сторону Демона.
Двуликий коснулся лбом чужого лба. Внушительно и спокойно проговорил:
– Хорошо. Я сделаю как Вы скажите. Прошу, расслабитесь, мне больно видеть, что мои действия довели Вас до такого…
Шельма перебила:
– Отпустите его.
