Роман Кузьма
Иррегулярный интеллект
– Я проведу вас в тронный зал, – произнёс командир, чьё лицо с коротко подстриженной бородой почему-то показалось Ле Сажу знакомым. Где-то он видел это лицо, хотя и довольно давно, но где именно, вспомнить уже не мог.
– Пойдём, – вздохнул министр культуры и образования.
В тронном зале их ждали: Радай, пропавший заместитель Ле Сажа – чёрт, даже имени его так сразу не вспомнить, – почему-то одетый в белую накидку, и, конечно, Моррид. Восьмирукий гигант, напустив на лицо загадочное выражение, восседал на троне. Коронованный Президент зябко кутался в подбитую мехом мантию; на голове его красовалась корона, миниатюрная копия видимой части его летающего дворца.
– Вы свободны, Вельконн, – Радай жестом отпустил офицера охраны и повернулся к Ле Сажу. Череп генерала – необычной, продолговатой формы, – большей частью скрывался под чёрной, оплетённым золотистым шнуром фуражкой с красным околышем. Тяжёлые, грубые скулы и массивный нос почти скрывали глаза – невзрачные, серые, несомненно, являющиеся вместилищем убогой души дезертира, неожиданно ставшего генералом. Форма цвета ночного мрака, на которой виднелись многочисленные кроваво-красные пятна в виде петлиц, обшлагов, лампасов и тому подобного, вызывала подсознательный страх и раздражение. По мнению Ле Сажа, такая цветовая гамма великолепно отражала суть деятельности тайной полиции: ночные аресты, расправы, пытки и убийства. Золотая отделка, несомненно, символизировала щедрую оплату данной преступной деятельности.
Радай уставился в Ле Сажа невидящим взглядом, словно видел его впервые:
– Вам знаком сей достойный молодой человек?
Официальный тон дал понять Ле Сажу, что речь идёт о доносе; вероятнее всего, кто-то рылся в его дневниках. Кто-то, обменявший их на белый хитон и место у трона.
– Да, знаком. Это один из моих заместителей.
Кустистые брови Радая удивлённо поехали вверх:
– Вы не знаете его имени? – Ле Сажу внезапно стало смешно, но он действительно не мог вспомнить имя своего заместителя, хотя неделю или две назад их официально представили друг другу.
– Радай, они меняются так часто – и при этом настолько бесполезны, – что я действительно не успеваю их запоминать. Это так важно?
– Отнюдь, Ро-Ле-Са, хотя и выставляет вас далеко не в лучшем свете. Послушник Наяш – а послушники Бога-Отца, известного под мирским именем Моррид, никогда не лгут – утверждает, что вы неуважительно отзываетесь о правительстве и его политике.
На этот раз Ле Саж нашёлся практически тотчас же:
– Если такое и было, я этого не припоминаю – у меня столько работы, дорогой мой Радай, что вы даже не поверите.
Радай никогда и ни за что не поверил бы, будто на Гейомии ещё хоть кто-то работает, даже если бы получил за это миллионную взятку или голографическую Звезду за храбрость 1-ой степени.
Ле Саж, обычно считавший и третьестепенную храбрость излишеством, сегодня, однако, проявил несвойственную ему отвагу. Дерзко глядя в глаза Морриду, он решился задать прямой вопрос Коронованному Президенту:
– Моррид, что происходит? Разве не видно, что это всего лишь донос, что меня оговорили?
Моррид сменил позу и внимательно посмотрел на Ле Сажа:
– Роже, я скажу вам, что тоже кое-что пишу, конкретно – стихи. Вернее, я сочиняю, а компьютер записывает. Да, я пишу стихи – хотите верьте, хотите нет. Но! – Моррид угрожающе сжал в кулак верхнюю правую руку и ударил ею в ладонь левой. – Но, не считая возможным их обнародовать, я никогда не оставляю запись там, где любой раб, чьего имени я даже не помню, может её взять и похитить! – В словах Моррида заключалась правда, однако Ле Саж не хотел обсуждать сейчас очевидные истины: что любой писатель нуждается в признании, и что он нарочно вёл себя столь небрежно.
Он предпочёл лесть.
– Поэтому вы – Коронованный Президент, а я – всего лишь министр.
Лесть любят все, даже Коронованный Президент, на днях принявший имя Бога-Отца.
Моррид громогласно расхохотался. Смех его напоминал артиллерийскую подготовку перед решительной атакой и длился не менее минуты. Наконец, воцарилась угрожающая тишина.
– Хорошо, Ро-Ле-Са. На этот раз для вас всё обойдётся без последствий. К сожалению, я не могу в сложившихся обстоятельствах разделить с вами кров. Вы покинете Корону на лифте и воспользуетесь услугами общественного транспорта. Прощайте!
Ошеломлённый Ле Саж едва не потерял дар речи. В себя он пришёл только тогда, когда Радай взял его за локоть и вывел из зала. Писателю хотелось плакать и рвать на себе волосы от бессильной ярости.
– Вы способны идти самостоятельно? – Ле Саж выдернул руку, так как Радай был последним существом во Вселенной от которого он бы принял помощь. – Да, конечно, министр обороны и тайной полиции.
Всем своим видом демонстрируя уверенность, Ле Саж прошёл по коридору в направлении лифта. Однако ноги, словно одеревенев, едва его слушались, а на лбу выступил холодный пот: более ужасной смерти, чем та, на которую только что обрёк его Моррид, нельзя было себе и представить.
Глава XXXVII
Лифт – простая кабина, спускаемая на тросе из углеволоконных нанотрубок – доставил своего пассажира на поверхность. Резкий толчок, свидетельствующий о завершении пути, лязг открывающихся дверных створок – и вот уже искажённый динамиком голос велит ему покинуть дворец Коронованного Президента.
Ле Саж торопливо вышел наружу.
Голос мог принадлежать кому угодно, но Ле Саж почему-то испытывал глубокую уверенность, что сейчас с ним говорит именно DMR-28, электронный мозг, затеявший и Революцию, и Пожар. Желал ли он власти, как то свойственно людям, создавшим его способным чувствовать и мыслить, или же попросту хотел исполнить программные приоритеты как можно лучше – оставалось тайной. Так или иначе, именно амбиции DMR-28, при желании способного получить доступ к любой информации и управлять любым прибором, включённым в сеть, несомненно, стали главной причиной трагедии, постигшей Туфу. Ле Саж получил тому неопровержимые доказательства в день, когда Моррид одержал победу над великим неэвклидовым шахматистом Гаспаром при помощи подсказок, получаемых от компьютера.
Министр культуры и образования осмотрелся по сторонам. Уже стемнело. Отёкшие развалины, находившиеся вокруг, напоминали море расплавленного и затвердевшего воска, на который выбралась маленькая мошка – всегалактически известный писатель, а ныне – ответственный чиновник Ле Саж.
Вместе с ночной прохладой его начал обволакивать страх. Какие ужасы, какие опасности скрывает выжженная столица? Собираясь к Морриду, он не взял с собой ни моледиссемблера, ни плазмомёта – никакого оружия вообще, – и вот теперь мог лишь корить себя за непредусмотрительность. Впрочем, при нём оставались навыки хай-чи-вэй.
Тусклые звёзды и Корона освещали его путь к расплывчатому белому пятну – станции «надземки». Он то и дело спотыкался впотьмах о развороченную мостовую.
В конце концов, Ле Саж упал; молниеносная реакция, принудившая тело выпрямить руки и принять упор лёжа, уберегла его от травм. Всё обошлось, лишь кожа на ладонях ободралась.
Ругнувшись, он бросил взгляд на предмет, о который запнулся. То оказался человеческий скелет; совершенно обугленный и оттого почти не видный в темноте, он сохранился далеко не полностью – грудная клетка, разломанная тут и там, носила следы острых зубов.
Мутакрысы, проклятие Гейомии!
Страх сжал его сердце холодной рукой.
Борясь с дрожью, Ле Саж поднялся и, стараясь действовать как можно тише, отряхнулся. Всего лишь в нескольких десятках метров от него горели огни одной из трёх восстановленных Морридом станций «надземки», электромагнитной монорельсовой дороги.
Некогда линии ЭМР пронизывали весь город, соединяя отдалённые районы, от которых сейчас остались одни названия: Ишкедон, Ломбаса, Центробиржевой, Портовый, Ракетодром – общим числом более двух дюжин. Сейчас же сохранился лишь один короткий отрезок, тянувшийся, с одной промежуточной остановкой, до Банковской.
Единственный пустой вагон стоял на ярко освещённом перроне, словно ожидая Ле Сажа. О «надземке» ходила недобрая слава, и пользоваться ею обычно избегали; те же, кто осуществил хоть одну поездку и остался жив, рассказывали жуткие истории о Кондукторе.
Что из этих историй являлось правдой, а что – нет, с уверенностью сказать было нельзя, однако одно писатель знал наверняка: никто из тех, кто сел в вагон после полуночи, не доехал до точки назначения живым. Тела, если таковые случалось обнаружить, не носили следов какого-либо насилия; смерть, согласно результатам вскрытия, в большинстве случаев наступала в результате обширного инфаркта. Выпученные глаза мертвецов и сведённые в немом крике рты свидетельствовали о том, что причиной смерти стал пережитый ими невыразимый ужас.
Поговаривали, будто в смертях этих повинен Кондуктор – демон из иного мира, способный высосать душу задремавшего пассажира.
Тай-По во главе с Радаем, предприняв самое тщательное расследование, не выявила, однако, каких-либо дефектов в работе вагона; камеры скрытого наблюдения либо выходили из строя, либо работали с перебоями, не позволяя сделать какие-либо определённые выводы о природе феномена «надземки».
Оставалось только принимать на веру существовавшие легенды – или игнорировать их вовсе.
Одно обнадёживало Ле Сажа: анархо-антихристы, выходившие из канализации по ночам, чтобы охотиться на двуногую дичь, избегали проклятого вагона – особенно после того, как целая группа их, решив однажды ночью бесплатно прокатиться, прибыла на следующую остановку уже остывающими, без малейших признаков жизни, трупами. Не пытались дьяволопоклонники и уничтожить или повредить вагон. Его окрестили «Чёртовой Колесницей», навеки включив в свою систему верований.
Эхо его шагов разносилось окрест, пока он шагал по перрону к гостеприимно спущенной подножке. Ле Саж остановился и, колеблясь, осмотрел вагон. Тот выглядел совершенно невинно: гофрированная сталь синего корпуса и оранжевой крыши, пуленепробиваемые стёкла, относительно чистый, хотя и ободранный, салон.
Неожиданно до его ушей донёсся резкий, визгливый крик. Кричала мутакрыса.
Ле Сажу многое знал об этих омерзительных существах; его ведомство даже осуществляло наблюдение за несколькими пойманными Тай-По экземплярами. В результате даже был составлен небольшой словарь, выделявший в речи мутакрыс несколько десятков слов.
И Ле Саж опознал это «слово» – мутакрыса, обнаружившая крупную дичь, созывала стаю.
Она имела в виду его – министра культуры и образования.
Для невооружённого человека даже одна крыса являлась грозным противником: вес типичной особи мужского пола достигал двадцати килограмм, а острые, как кинжалы, резцы, могли запросто выгрызть огромный кусок мяса вместе с костями в считанные секунды. Радай утверждал, что попадаются особи весом до пятидесяти килограмм, хотя Чинэль, лучший учёный современной Гейомии, подверг эти цифры осмеянию.
Так или иначе, мутакрыса-часовой уже заприметила его – и вся стая в ближайшие минуты выберется из нор, чтобы воспользоваться отличным источником калорий, который представлял собой Ле Саж.
Время шло, но он всё не решался войти в вагон; стоял как заворожённый и смотрел в темноту. Сигарета в его руке сгорела до фильтра и обожгла пальцы.
Ле Саж выругался и стряхнул с себя оцепенение. То тут, то там слышалось шуршание, которое могло принадлежать только лапам крадущихся в темноте мутакрыс. Наконец, он увидел одну из них – та внезапно выскочила из канавы метрах в десяти от него.
Он ещё может отбросить её, но почти наверняка заплатит за это глубокой раной.
И мутакрыса вернётся, ведь они чертовски настойчивы. А вместе с ней – её родня…
Отбросив последние колебания, он вскочил в вагон и нажал кнопку, закрывающую двери. Это было сделано исключительно вовремя, так как мутакрыса, которой не хватило всего десятой доли секунды, чтобы впиться в нежную человеческую плоть, на полной скорости врезалась в металлопластиковую дверь. Ле Саж, содрогаясь от пережитого потрясения, наблюдал за безуспешными попытками разъярённого мега-грызуна проделать дыру в металлопластиковом покрытии двери.
Наконец, пронзительный звонок и голос компьютерного модулятора напомнили ему, что нужно заплатить за проезд.
– Одна остановка – один долар, две остановки – два долара.
Ле Саж поднялся на ноги и начал лихорадочно рыться в карманах.
– Да-да, конечно. – Едва он сунул смятую банкноту в щель автоматической кассы, вагон тронулся с места. Видимо, время отбытия уже давно миновало, просто не нашлось никого, кто решился бы проехаться ночью на «Чёртовой Колеснице», и она терпеливо поджидала свою жертву на конечной станции у дворца.
– Мы покинули станцию «Корона», впереди – станция «Университет».
Вагон на электромагнитной подвеске плавно двигался вперёд, чуть заметно покачиваясь. Через минуту Ле Саж, усевшийся в одно из множества пустовавших кресел, нашёл поездку приятной, даже убаюкивающей – и едва не сомкнул внезапно отяжелевшие веки, чтобы вздремнуть. Поступать подобным образом категорически воспрещалось – все, кто пережил поездки в вагоне – дневные, разумеется, – утверждали, что Кондуктор наиболее опасен в случае, если человек перепуган или спит. В таких случаях демону исключительно легко захватить контроль над разумом несчастного.
Ле Саж опасался, что все шансы против него.
Кондуктор возник прямо из воздуха в пространстве перед Ле Сажем. То был крепко сложенный пожилой мужчина в униформе кремового цвета. В руках он держал старомодный блокнот с карандашом. Чуть сдвинув форменное кепи на затылок, он приблизился к министру культуры и образования.
– Ваше имя?
– Роже Ле Саж, – машинально ответил писатель, тут же вспомнив, что совершил серьёзную ошибку – разговаривать с Кондуктором нельзя было ни в коем случае.
– Род занятий?
– Писатель, – Ле Саж с любопытством посмотрел на старика, который показался ему странно знакомым. Где-то он уже видел эти прямые, словно высеченные в камне черты, эти усы, подстриженные «щёточкой»…
– Писатель, – с издёвкой протянул уже четыре года как покойный Никод, делая соответствующую запись в блокноте. – И что вы собираетесь написать о нашей планете, Ле Саж? О том, как тут легко совращать невинных девочек?
Ле Саж почувствовал себя так, будто ему залепили пощёчину. Противоестественная суть его связи с Френни была ему самому более чем очевидна. Он даже иногда ощущал угрызения совести по данному поводу.
– Я… Это был бар для туристов, – возмутился он, наконец, вспомнив, как на самом деле всё произошло. – Её мать…
– Да-да, и её мать, и сама она… – Кондуктор не скрывал насмешки, что-то записывая. – А почему вы устроили Революцию и Пожар?
Ле Саж едва не задохнулся от настолько возмутительных обвинений.
– Я устроил? Я устроил?! Это я тут что-то устраивал? – он начал подниматься, намереваясь объяснить мёртвому ректору, что тот заблуждается, но холодная, пахнущая тленом рука с неожиданной силой усадила его обратно.
– Знайте своё место, иностранец. Его номер – «94».
– Я… – Ле Саж сделал паузу, чтобы подобрать соответствующие слова – и неожиданно посмотрел в окно за спиной Никода-Кондуктора. – Там виднелись обугленные развалины всё того же розового здания, которое он видел ещё до того, как закрыл глаза. Сгоревший полимерный дом имел характерную, напоминающую кусок дырчатого сыра, форму, вследствие чего она и отложилась в памяти Ле Сажа. Что это? Время остановилось – или же вагон сломался и прекратил движение?
Он так и не сказал Кондуктору ни единого слова, а просто отвернулся и посмотрел в другое окно.
– Вы меня слышите, Ле Саж? Где ваш билет? А ну-ка, встаньте, я говорю вам, встаньте!
Кондуктор вцепился в пассажира, намереваясь стащить того с кресла. Писатель, всё так же безучастно глядя в окно, решил не препятствовать демону, одновременно и не воспринимая его всерьёз. Ему даже показалось, что всё происходит не с ним, а с кем-то другим, неким соседом, возможно, даже сиамским близнецом Ле Сажа, а сам он наблюдает за всем словно со стороны.
И, наконец, свершилось чудо, а может, ему просто показалось, ведь воображение любит обманывать тех, кто надеется. Так или иначе, уничтоженные огнём до самого фундамента постройки в окне начали двигаться! Ле Саж, вдохновлённый успехом, сосредоточил на них внимание – в этом, как он полагал, заключался путь к спасению! Вагон поехал быстрее.
Одновременно он краем глаза смотрел, что происходит с его двойником, которого, не прекращая, терзал Кондуктор. Второй Ле Саж выглядел плохо: лицо его покрылось потом, словно стеклянной маской, взгляд выпученных глаз растерянно блуждал по сторонам, а губы что-то невнятно бормотали. Казалось, ещё немного – и он потеряет сознание.
Сам Ле Саж, или Ле Саж Первый, наоборот, чувствовал себя всё лучше, словно его тело становилось легче, в то время как мысль вновь приобрела уже, казалось бы, безвозвратно утраченную остроту и почти интуитивную скорость принятия решений. Он понимал, что происходит, и чем всё закончится, хотя мысль эта становилась всё слабее, отступая на задворки сознания.
– Станция «Университет». Желающие могут сойти.
Ле Саж закричал, пытаясь подчинить себе собственное тело – и единым порывом бросил его в распахнутую дверь. Плохо слушавшиеся руки и ноги подвели его – он буквально вывалился наружу, заработав ушибы в нескольких местах и больно ударившись головой.
– …следующая станция – «Банковская площадь». – Вагон тронулся с места и укатил, оставив Ле Сажа одного, посреди мёртвого города, заполненного мутакрысами и озверевшими людьми, которые опаснее любых тварей. Тем не менее, он ликовал. Всё-таки ему удалось сделать это! Он проехался ночью в «надземке» – и остался жив! Роже Ле Саж побил легендарного Кондуктора!
Переполненный счастьем, он скакал по перрону, радуясь, словно ребёнок, когда внезапно услышал оклик, вернувший его к действительности.
– Стой, безумец! Не двигайся, иначе я сожгу тебя из плазмомёта! – Ле Саж замер, руки его опустились, а холодный, липкий пот выступил на ладонях. К нему по эстакаде приближались вооружённые люди, их лица покрывал слой красной краски – отличительный признак охотящихся анархо-антихристов.
Он должен был бежать, спасать свою жизнь, но ноги словно приросли к земле и не слушались. Ле Саж понял, что обречён.
Внезапно…
– Что это? – Кто-то из каннибалов указал на небо, в точку, находившуюся над головой Ле Сажа. Тот решил не оборачиваться, ведь с детства знал этот трюк.
Они закричали, а Ле Саж тоже увидел свет, скорее, даже почувствовал спиной и затылком его жар – жар загоревшейся в небесах сверхновой. Он грязно выругался, так как знал, что это означает.
Ужас полностью овладел им.
Глава XXXVIII
Человек – если, конечно, существо, никогда не рождавшееся на свет, можно называть человеком – выбрался наружу из спасательной шлюпки.
Звёзды затянуло тучами, и вокруг царила тьма. Сей факт ни капли не стеснял космического пришельца, так как он отлично видел в темноте. Генетически модифицированные фоторецепторы-палочки его глаз обладали повышенной светочувствительностью, автоматически корректируемой, в зависимости от освещения.
Ночной, по-весеннему холодный воздух, температура которого близилась к точке замерзания воды, нисколько не страшил Вайтсмита – а нам он известен под такой фамилией, вероятнее всего, вымышленной, – ведь его подкожный жир содержал специальную термоизолирующую прослойку. При необходимости Вайтсмит мог форсировать свой обмен веществ и ограничивать потоотделение, обогревая себя, таким образом, самостоятельно. Благодаря такой особенности физиологии Вайтсмит мог чувствовать себя относительно комфортно, даже оказавшись нагим посреди ледяной пустыни.
Сопутствующие ночной прогулке по развалинам Туфы опасности его не волновали; Вайтсмит никогда не испытывал ни страхов, ни сомнений, ведь эти эмоции – как и любые другие – были ему чужды. С представителями рода homo sapiens его связывала лишь внешность, в его случае – категория более чем обманчивая.
Существо, именовавшее себя Вайтсмитом, ещё раз осмотрело местность. Он посадил спасательную шлюпку на северо-западной окраине Туфы, чтобы побыстрее пробраться к дворцу. Впрочем, ему предстояло ещё навестить кое-кого, одного давнего информатора Полиции Галактической Конфедерации, сокращённо ГАЛАКОНФЕПОЛ. Этот персонаж, поселившийся на данный момент в Канализации, нашёл там вполне подобающее ему, его наклонностям и привычкам место обитания.
Вайтсмит всё ещё не видел никаких признаков движения, хотя знал: приземление шлюпки не прошло незамеченным. Причал стал не более чем воспоминанием, одним из многих в его личном варианте Книги Судеб, и беглые Регуляры, независимо от того, успели они катапультироваться или нет, совершенно не волновали агента косморазведки, значившегося в рапортах под кодовым именем «Полный Нуль», или ПН.
Он запустил механизм самоуничтожения реактора Причала и скрылся во всеобщей суматохе незамеченным – вероятнее всего, ещё функционировавшая на тот момент ГССГ приняла его за самого Рихтера.
Взрыв произошёл на геостационарной орбите, и ослепительная вспышка его не могла не стать предметом обозрения всей Туфы. Следовало ожидать, как минимум, оживления среди любопытствующих туземцев.
Не дожидаясь, пока его обнаружат, ПН, пользуясь личиной «Вайтсмит», быстрым шагом двинулся в сторону города. Уже через час он достиг его границ, а спустя ещё полчаса столкнулся с весьма необычным явлением.
Подозрительное шуршание, издавать которое могли только стёртые подошвы, послышалось сзади, словно некто, желавший оставаться невидимым, крался за ним по пятам. ПН не подал и виду, будто что-то заметил, даже когда таинственный преследователь дважды издал звук, подражающий крику мутакрысы.
То был условный сигнал. Нападения оставалось ждать недолго.
Не обращая внимания, ПН шагал по проспекту Первооткрывателей, большей частью скрытому под слоем оплавившихся полимеров. Иногда из однородной шлаковидной поверхности торчали обломки человеческих костей – в дни Пожара на этом проспекте расстались с жизнью миллионы туфанцев.
Даже когда шорохи, подобные первому, стали раздаваться по сторонам и впереди, он не предпринял ровным счётом ничего, чтобы спастись бегством или атаковать преследователей первым. Наоборот, демонстрируя полную безмятежность, ПН начал напевать себе под нос.
Когда ПН проходил мимо относительно целого трёхэтажного дома, ранее, видимо, принадлежавшего какому-то состоятельному горожанину, они атаковали.
Из окна, в котором отсутствовало стекло, выбитое, видимо, ещё в период повального мародёрства, выскочил человек, вооружённый самодельным копьём. ПН застыл, подняв руки вверх – он демонстрировал тем самым полную покорность.
Вскоре нападавшие, уже не таясь, собрались вокруг него. Всего пять человек, вооружённых копьями, мечами и ножами, изготовленными из арматуры и запасных частей к различным, уже остановившимся навеки, машинам. Одежда бандитов знавала лучшие времена, а в некоторых случаях пришла в такую негодность, что её частично заменила меховая, явно сшитая из шкур мутакрыс.
– Ты! Как тебя зовут? – спросил самый крупный из нападавших, потрясая неким подобием сабли. Как и у всех остальных, его лицо было выкрашено в красный цвет, свидетельствовавший о принадлежности к Воинству Преисподней, возглавляемому Анархо-Антихристом XI.
– Я – Вайтсмит. Мне нужно увидеть вашего… господина.
– Слышишь, Шрига? Он хочет увидеть наместника Дьявола в Галактике своими собственными глазами! – рассмеялся беззубым ртом анархо-антихрист, вооружённый копьём. – Возможно, стоит доставить его глаза к Кровавому Престолу? Правда, мясо его по закону принадлежит нам…
Остальные бандиты загоготали. Шрига примирительно поднял ладонь левой руки, требуя молчания, и сделал ею жест, словно прикрывая иностранца от возможного нападения.
– Я – Шрига Лсав, – сказал он, чуть заикаясь. – Я отношусь к клиру Преисподней, возглавляю Пыльное аббатство Ишкедонского епископства. Эти храбрые парни, готовые разрубить тебя на куски – мои аколиты. Будь умницей, стань на колени и не двигайся, пока к тебе не подойдут и не свяжут. Потом я рассмотрю твоё дело, и, если оно того заслуживает, доложу самому епископу. Кто знает, – Шрига вновь хохотнул, – возможно, епископ Ишкедонский, гневнейший Навизза, сочтёт твоё дело – а может, даже и тело – достойным внимания самого Анархо-Антихриста XI. Давай-ка, будь хорошим, послушным просителем, опустись на коленки…
Под смех дьяволопоклонников ПН чуть присел, словно действительно собирался стать на колени, одновременно краем глаза пытаясь ухватить их месторасположение и позиции.
Анализ интонаций Шриги уже дал совершенно определённый ответ: ему лгут, принуждая выполнить определённый ритуал и облегчить, как в моральном, так и физическом плане, задуманное убийство.
Тянуть время не имело смысла, так как все бандиты находились на расстоянии нескольких шагов; Полный Нуль уже слышал их возбуждённое предвкушением трапезы дыхание.
Однако ПН не являлся лёгкой добычей и для самых искушённых охотников. Из положения полуприсев он осуществил прыжок влево-вперёд, скользнув над самой поверхностью мостовой, и перехватил направленное ему в грудь копьё.
Движения Нуля при этом многократно ускорились – он умел форсировать свой метаболизм, в зависимости от требований ситуации, – и никто из противников даже пошевелиться не успел. Теперь уже анархо-антихристам предстояло ощутить на собственной шкуре, что значит быть дичью.
Легко выхватив копьё из слабых, как у всех людей, рук, Нуль убил первого бандита. Нанесённый из низкой стойки, единственный удар кулаком достиг переносицы; движение это было столь мощным и стремительным, что голова гейомца запрокинулась. Послышался треск ломающихся позвонков.
Позволив своей жертве продолжать падение – Нуль знал наверняка, что смерть наступит ещё до того, как тело коснётся земли, – он тут же нанёс смертельный удар копьём в сердце второму каннибалу. Тот умер мгновенно, и Нуль упёрся ногой в грудину, чтобы выдернуть застрявшее копьё.
Остальные анархо-антихристы за это время практически не сдвинулись с места – для них прошла лишь какая-то доля секунды.
Ещё двоих он прикончил точными, как удар кием, выпадами в горло.
Теперь настало время заняться Шригой – согнув левую ногу в колене, Нуль резко выпрямил её, нанеся удар, который вдребезги разбил главарю анархо-антихристов коленную чашечку. Когда соперник был обезоружен и обездвижен, ПН перешёл к допросу.
Время для него ускоряет свой бег, а кровь движется по жилам всё медленнее… Гул в ушах, застывший на одной ноте, превращается в короткий предсмертный вскрик цели номер два, наслоившийся на хрипение целей номер три и четыре.
Тут же послышались глухие удары, разделённые кратчайшими промежутками времени – то упали тела убитых, – и громогласный вой, который вырвался из глотки Шриги.
Полный Нуль никогда не сохранял жизнь своим жертвам, особенно тем, которых подвергал допросу, но всегда старался создать впечатление, что у тех есть шансы выжить. Крепко удерживая Шригу при помощи захвата, применяемого в хай-чи-вэй, он сочувственно улыбнулся поверженному врагу.
– Живой? Это хорошо. Теперь говори, как мне найти епископа Ишкедонского.
Шрига прочистил горло…
Нуль не оставлял живых свидетелей, и этот случай не стал исключением. Руководствуясь добытыми сведениями, он продолжил свой путь по ночным улицам Туфы, беззаботно насвистывая себе под нос. Корона, сиявшая в ночном небе множеством, разноцветных огней, освещала его путь.
Глава XXXIX
В детстве Роже не отличался примерным поведением, да и частенько отлынивал от учёбы; наконец, совершив мелкое правонарушение – попытавшись подделать оценки, записанные в памяти компьютера, – он столкнулся с угрозой уголовного преследования. Благодаря своевременному вмешательству родителей, успевших занести дирекции взятку, малыш Ле Саж отделался лёгким испугом.
Его определили в воскресную школу, где худой, затянутый во всё чёрное плешивый пастор натурально запугивал его геенной огненной и всеми демонами Ада. Учиться приходилось дедовским методом: Роже читал стихи из древней, отпечатанной на тончайших листах целлюлозопласта, книги, переписывал их вручную в тетрадь – и даже заучивал наизусть. Кто знает, может, именно из-за этих дополнительных занятий он и стал писателем.
И вот настал день, вернее, ночь, когда он увидел Ад на земле – с бесами, чертями и рогатым дьяволом, восседающем на троне.
Кровавый Престол размещался в одном из подвалов, при Рихтере, вероятно, являвшемся складским помещением. Анархо-Антихрист XI перестроил его с целью увеличить полезное пространство, причём, как и всё, сделанное в Канализации, ремонт провели даже не по-дилетантски, а попросту неумело и неуклюже. Подвал казался уродливо-жалким.
Своды зала, терявшиеся во мраке, протекали. Настойчивая капель неприятно действовала на нервы, и, как догадывался Ле Саж, речь шла отнюдь не о воде, питьевой или даже пригодной для технических нужд. Канализационные стоки, по которым анархо-антихристы, притащили его сюда, не отводились из зала, а наоборот, накапливались здесь.
– Вперёд! – Его подтолкнули в спину.
Ле Саж, уже успевший основательно промочить ноги, только разочарованно вздохнул, крепясь, и ступил, следуя приказу, в зловонную жидкость. С первым же шагом он провалился по щиколотку, дальше пол понижался, и хлюпающая клоака вскоре достигла коленей, а затем и бёдер.
– Стой! – Ле Саж подчинился.
Пребывая во тьме, едва рассеиваемой флуоресцентными фонариками анархо-антихристов, арестованный министр и давно исписавшийся писатель строил догадки о том, что увидит в дальнейшем.
Едва ли здешний владыка проигнорирует его. Анархо-Антихрист XI, наверняка, уделит некоторое время Ле Сажу; появление его, обставленное со всей возможной драматичностью – вопрос времени.
Непродолжительного времени, надеялся Ле Саж. От вони Канализации его тошнило.
К тому же стоки оказались поразительно холодными. Нос пощипывали отдающие ацетоном испарения, в то время как ноги, поначалу дрожавшие, начали постепенно неметь.
Чтобы хоть как-то отвлечься, Ле Саж осмотрелся по сторонам, благо красноликие каннибалы распевали один из своих сатанинских гимнов; при этом они непрестанно размахивали фонарями, то и дело выхватывавшими из темноты элементы окружающей обстановки.
Ле Сажа едва не вывернуло. Стены, из которых торчали обломки прогнивших труб и свисали обрывки проводов, казались кривыми – перспектива уходила в нескольких направлениях, обманывая зрение. В результате зал выглядел куда большим, нежели был на самом деле – он словно переходил в несуществующие ниши и альковы. Само помещение оставляло странное, гнетущее впечатление перекошенного, его углы неоднократно искривлялись.
