Рафаэль Ильшатович Рахимов
Крым. И я там был
Chapter Five.
Пот, литрами стекая со лба, неприятно жжёт глаза. Снова автобус. Снова жара. Подъём, спуск. Спуск, подъём. В окне маячит крымский пейзаж гор и лесополосы. Салон кишит гражданскими. Вытирая очередные пару литров пота о рукав кителя, всматриваюсь в спокойно спящие физиономии. В самом углу, отмечаю достаточно любвеобильную парочку голубков, очень нежно лобызающие друг друга. Причём поцелуи больше походят на пошлую прелюдию к фильмам для взрослых. Нежность сменяется остервененной долбёжкой дёснами. «Непристойная жара так и норовит хорошенько проблеваться, как они ещё целуются?» Думая про это, обеденные котлеты госпиталя просятся наружу. Старшина 1 статьи (далее – сержант), забравший меня из госпиталя, так же давил вместе с основной массой. Перевожу взгляд снова в окно. Не до сна было только двум. Водителю и мне.
Очнувшись, в окне увидел синюю табличку «Бахчисарай». Сгустки тёмного дыма поднимались, плотно окутывая стоячий автобус. Запыхавшийся водила, матерясь, периодически забегая в салон, названивал кому-то по телефону. Заскочив очередной раз, взяв канистру с тосолом, он скрылся за капотом автобуса. Пассажиры дружно устроили массовый перекур, ожидая отправки автобуса. Вдыхая душный воздух, заметил своего сержанта. Он, прикуриваясь, стоял чуть поодаль остальных, щурясь от солнца. На вид ему не больше тридцати. Не найдя свою зажигалку, попытался стрельнуть её у молодого капрала.
– Товарищ старшина первой статьи! Разрешите обратиться!
– Попробуй.
– Разрешите взять у вас зажигалку?
– А своя где?
– Потерял.
– Потерял?
– Да.…Так точно!
– Значит, запоминай, матрос… Фамилия?
– Матрос Рахимов.
– В армии нет такого «потерял» или «спиздили». Есть «про#б@л» и точка. Запоминай, Рахимов.
– Так точно.
Старшина, выдыхая клубы дыма, коситься на меня. Я на него. И снова он на меня. До меня доходит.
– Товарищ старшина первой статьи, разрешите обратиться!
– Валяй.
– Разрешите взять у вас зажигалку?
– А своя где?
– Про#б@л.
– Держи.
– Спасибо, товарищ старшина первой статьи.
– Слушай, да не старшина я. Сержант.
– Принял, товарищ сержант.
– Слышишь, а ты не татарин часом, а, Рахимов?
– Только по праздникам.
– По праздникам? – ржёт тот.
– Так точно, – улыбаюсь я.
– Откуда сам? Местный?
– Из Татарстана.
– Татарстан, Татарстан.… А, Казань?
– Ага.
– Помню, помню. Был у нас как-то в бригаде татарский призыв. Нормальные парни. В этом году тоже набрали пару десятков. В мою батарею парочку попали. Сегодня в бригаде познакомишься с земляками. Чего-то ты рановато в калитку-то загремел. Гаситься любишь, да?
– Никак нет, товарищ сержант. Оттёк стопы был. Прямо с распределителя забрали.
– Да хрень – это всё. Акклиматизация обычная. Через пару месяцев привыкнешь к климату.
Симферополь представлял собой самый обыкновенный город. В сравнении с Севастополем, климат которого хоть немного разбавляло море, столица была, мягко говоря, с душком. Добравшись до выезда из города, сделали пересадку на троллейбус. Проехав по Ялтинскому шоссе, добрались до части, которая изначально, почему-то, показалась мне стройбатом.
Некоторый периметр в/ч, в местах, где должен стоять забор, был полностью перекопан. Экскаваторы, бетономешалки, подъёмные краны вовсю гудели. Стройка шла полным ходом. Нас встретил суточный наряд. Минуя КПП, замечаю трёхэтажные казармы, гладко застеленный асфальтом плац, по которому, вычеканивая шаги, маршировала коробка чёрных беретов. Кругом горы, горы, горы. Поняв, что Господь на моей стороне, свободно выдыхая, бреду за сержантом. Снова заходим в санчасть. Капрал сдаёт мои документы в регистратуру и выходит, подмигивая мне напоследок. Из кабинета дежурного фельдшера доносится моя фамилия, год рождения и категория годности. Прислушиваюсь. Телефонный разговор. Фельдшер переспрашивает ещё раз. Затем, она чётко вычеканивает всего три буквы. Три буквы, аббревиатуру которой мы с ребятами позже будем коверкать, как только возможно. Три буквы, которые я буду помнить ещё долго. Три буквы, от которых, меня и по сей день нехило так трясёт. Батальон Материального Обеспечения.
***
Полигон – единственный период службы, ярко отпечатавшийся в памяти. Военно-полевые учения растянулись на два месяца. Всё, как предсказывал Пашка. По задумке, учения были плановыми, протекающие в жёстких условиях якобы «реального» военного положения. И, конечно же, показательными. Но из реального, были только военно-полевые условия.
Наш татаро-монгольский призыв получился поздним. На момент отправки, на полигон, календарь показывал двадцать девятое июля. Получили казённые вещмешки, котелки, ложки. Парадную форму сдали старшине в каптёрку. Колонной КАМАЗов отправили следом за нашим батальоном. В пятичасовом пути ощутил весь комфорт кузова родного автопрома. Пару остановок спустя, размяв булки, прикупили сигарет и прочих гражданских радостей, двинули дальше. Кое-кто из парней взял пивчанского, дабы помянуть былую гражданку. Но кузов КАМАЗа этого не оценил. К обеду духота начала потихоньку настигать. Кого-то всё-таки настигла. Парни, плотно сидящие рядом друг с другом падали без сознания. Поливали им на лица тёплое пиво и остатки воды, раздавая при этом звучные лещи.
Проезжали Ялту. Проезжали Алушту. Море, розовый закат и полные пляжи пекущихся булочек. Кто-то из парней отчаянно орал, что готов уже хоть на бабушку запрыгнуть. Девчонки, слыша наши обезьяньи вопли, оборачивались и махали нам в след, шлёпая себя по попкам. Так близко и так далеко.
Находясь на территории полигона, проезжая выше над капонирами, наблюдали целые городки, выстроенные из палаток. Весь округ собрался на учения. Гигантский масштаб. Отдельные бригады. Пехота, береговая оборона, десантура, штурмовики, сапёры, инженеры, разведка. Все. Построение по прибытию. Деление по батальонам и отдельным ротам. За каждой коробкой приходили старшие.
Стоя во второй шеренге, краем глаза замечаю калчера в тельняшке. Он, судя по всему, на жёстком автопилоте, подгребает к нашей банде. Пошатываясь, отхаркнув себе на левый берец и смачно сморкнувшись себе в щёку, остановился и уставился в нашу сторону. Загружался, видимо. Затем, пощурившись на солнце, похлопав свой пузень, начал бубнеть что-то поднос. Старший сержант Мендадиев. По национальности и вони – узбек. Когда он начинал кашлять, мне казалось, что где-то по тревоге заводится целая колонна БТР-80. Бритая голова напоминала, дряблую жопу старой овчарки. Несмотря на его национальность, пловом от него и не пахло. Позже, наблюдая его алкогольную дезориентацию, прозвали его Менделеев. Без каких-либо оскорблений к Дмитрию Ивановичу.
– Вы ещё кто такие, мать вашу? – спрашивает Менделеев.
– Батальон материального обеспечения, – выкрикивает Женя Иванкин.
– Кто? – не врубается тот.
– БМО мы, товарищ старший сержант, – отвечает Никита Абрамов.
– Вы хоть знаете, как переводится эти знаменательные три буквы, а, опарыши?
– Батальон материального обеспечения.
– Ага. Вы – Батальон Министерства Обороны – ехидно ржёт узбек. – Давай там, нале-е-ев-о-о! Ша-а-го-ом, м-а-арш!
Первые двое суток адаптировались. На третьи сутки прибыли пару КАМАЗов с боеприпасами и новой для нас формой. Специальная. Полевая. Уникальная. Розовая. Оригинальное названия «сирийка» или «песчанка». Армейское название «поросячья вагина». Дополнительно к комплекту шла панама и шорты. Берцы песчаного цвета. Не слишком плотный состав ткани позволял коже дышать. По жизнестойкости – полной шлак. Размер формы был практически одинаковым для всех. На ком-то футболки превращались в топики, с выглядывающими пупками, брюки превращались в шорты, а последние в трусы.
В период адаптации, незаметно знакомясь с ближайшим окружением, на очередь подходили прапора. Два старших прапора. Бушкович и Колесников. Они постоянно находились рядом друг с другом. Если хочешь найти Бушковича – ищи Колесникова. И наоборот. Сид и Нэнси. Бони и Клайд. Пятка и грибок. Сифилис и гонорея. Бесконечно подкалывали друг друга. По рассказам нашего старшины, во времена срочки этих двух, кто-то у кого-то был дедом. Эти персонажи, как раз-таки и были из разряда тех самых персонажей, за кем мы бегали с блокнотами, записывая их афоризмы и высказывания, которые я запомнил на всю жизнь.
***
«– Заводят член за щеку, а двигатель запускают».
***
«– Солдат без бирки, что манда без дырки!»
***
«– Лучше не добздеть, чем перебздеть».
***
«– Мы люди военные, по пояс деревянные».
***
«– Если отдых, то активный, если праздник, то спортивный».
***
«– Спасибо армии родной, мандой накрылся выходной».
***
«– Всем стоять! И сиськи на бок!»
***
«– Товарищ старшина, можно…?
– Можно за хер подержаться.
– Разрешите…
– Разрешаю».
***
«– Кто в армии был, тот в цирке не смеётся».
***
«– Товарищ старшина, а что такое ПХД?
– П#зд@ц Хорошему Дню».
***
«– Дырка и водка и не такие топила корабли».
***
«– Виноват, исправлюсь, товарищ старший прапорщик!
– Виноват военкомат, мабута полосатая!»
***
«– Товарищ старший прапорщик, разрешите обратиться!
– Я, товарищ старший прапорщик, разрешаю тебе обратиться».
***
«– Товарищ старший прапорщик, разрешите обратиться!
– Разрешаю обоссаться».
***
«– Товарищ старший прапорщик, разрешите перед работами перекурить на месте?
– Разрешаю курить и ишачить на месте!»
***
«– Вызывали, товарищ старший прапорщик?
– Вызывал, Рахимов, вызвал. Сколько, говоришь, тебе до дембеля?
– Примерно сто шестьдесят дней, товарищ старший прапорщик.
– Упор лёжа принять.
– За что, товарищ старшина?
– А?
– Есть. Так точно. Сколько раз, примерно?
–Ну, примерно, до дембеля, Рахимов».
***
Старший офицерский состав любили захаживать к нам в расположение, подрючить наших прапоров. Последние, как правило, бегали как ссаные веники. Как-то к нам заглянул начальник продовольственной службы. Майор Каноненко. Для парней – майор Гандоненько.
– Дежурный по батальону, на выход!
– Отставить.
– Отставить!
– Позови-ка мне сюда Бушковича. А лучше Колесникова – говорит майор.
– Старший прапорщик, Колесников, на выход!
В каптёрке в этот момент, обычно раздавался какой-нибудь непонятный звук, со словами «паскудство, что вам всем надо, падлы».
– На какой ещё «выход», дневальный? Я что, сидел, по-твоему? А? Чалился, прапор, да?
– Товарищ старший прапорщик, вас вызывает товарищ майор.
– Какой ещё такой товарищ майор?
– Каноненко.
Вылетает старшина. Три строевых. Рука к черепу. Далее, как правило, следовал разбор полётов.
– Товарищи майор, старший прапорщик…
***
Служил у нас в батальоне Миша Ткаченков. Вечно залетал. Вечно потерянный. Вечно запуганный. Вечно стучал. К нам он попал, можно сказать, по воле случая. Но я в это не верил. Отличительной чертой была его лихорадочная походка. Задняя часть оттопырена назад. Туловище вперёд.
Воскресенье. По-тихому, втыкая на тумбе в телефоне, в расположение врывается Колесник.
– Дежурный по батальону на выход!
– Отставить. Не всрался мне твой дежурный.
– Отставить!
– Ахтунг, Рахимов! Давай, строй на взлётке этих полупокеров. Капут вам всем. Через пять минут доложишь мне, понял?
– Так точно, товарищ старшина. По какой форме?
– А ты угадай?
– Есть, принял.
– Что, уже угадал?
– Так точно, товарищ старшина.
– По какой же?
– По военной, товарищ старшина.
– Да ладно?
– Так точно, товарищ старшина.
– А ты смышлёный, Рахимов.
– Товарищ старшина, форма одежды № 4?
– Форма одежды № 264. Понял?
– Так точно, товарищ старшина.
Парни построились. Доложил. Через десять минут, из ленкомнаты, вываливается Колесников. Пересчитывает бойцов.
– Рахимов!
– Я!
– Знаю, что ты. Кого, мать вашу, не хватает в этом припадочном отряде?
– Все, вроде, товарищ старшина.
– Вроде. Вот ты, вроде, не дебил. Видимо, погорячился я с выводами. Так кого не хватает?
– Не могу знать, товарищ старшина.
– Не хватает петушары одного… Э-э, орла вернее. Одного, орла.