Рафаэль Ильшатович Рахимов
Крым. И я там был
Данная категория военных по-настоящему заслуживает отдельного внимания. Девяносто процентов из них служили срочную службу. Оставшаяся «десятка» представители выпускников военных училищ. В ВС РФ таких прозвали «пиджаками». Именно эти «девяносто» оттоптавших срочную службу, редкая разновидность очень грамотных, латентных разгильдяев от всего идиотского, что есть вообще в ВС РФ. Прапора, как правило, всегда знают, где достать ценные ресурсы и прочие полезные артефакты. Настоящие короли квестов. Всегда чуют, что и где можно как-нибудь по-тихому скоммуниздить таким образом, что на него даже никто и подумает. Да еще и переиграть так, чтобы подставить кого-то другого под эту подачу.
Они знают, кто у кого и сколько получает казённой краски, для тревожных чемоданчиков, перед министерскими внеплановыми проверками. Эти люди знают, как до судорожной истерии довести бойцов срочной службы обычной строевой подготовкой на плацу после обеда или в субботний ПХД задрочить уборкой «взлётки», при сдаче суточного наряда. За такими нужно неумолимо бегать с блокнотом, записывая все их иронично-саркастичные остроты и выражения. По иерархии в ВС РФ установлены воинские звания: прапорщик и старший прапорщик. Принципиальной разницы между градацией этих воинских званий не наблюдаю. ИМХО, конечно.
– Товарищи! будущие военные! – верещит прапор. – Делаем все быстро, и никто не пострадает. Лишние движения и вопросы отставить. Сумки к осмотру! Живо! Быстрее! Быстрее!
Счет был на секунды, соображать нужно было быстро. Я начинал трезветь. К тому времени, наш отряд иждивенцев, уже находился в маленькой комнате с большим широким столом, занимавший всю площадь помещения. Во главе стола стоял прапор, выдававший: «Осмотрено! Следующий! Следующий!». Крысиная возня, лязги замков. И еще этот визжащий усатый хоббит делал всю картину. У одного из парней, видимо, заел замок. Этот энергетический гном спустил на него весь свой неугомонный потенциал.
– Быстрее! Быстрее, я сказал! Салага? Ещё быстрее!
– Замок…у меня замок…зае… – запинался парень.
– Что? У тебя замок? А у меня член на ключ похож! Может помочь тебе открыть, а? – говорит усатый.
В тот момент сразу взял на карандаш чуткую и саркастичную натуру прапоров. Отметил, что такие ценные экземпляры достаточно стойкие и живучие, как голуби и тараканы. Могут запросто пережить Холокост и ядерную войну. Нигде не пропадут. При необходимости и лютом желании отвесят увесистых люлей, конечно же, оставив тебя крайним во всех смертных грехах человечества. Прапора, как правило, гибкие, извилистые, местами гадкие. Но при всем наборе перечисленных параметров – достаточно справедливые. При установлении вполне нормальной и адекватной взаимосвязи с ними, служба пройдет хорошо. Если надо – прикроют где-нибудь, отпустят, разрешат, поощрят и т.д. Главное – не перегибать палку и чётко видеть границы. Не кусать руку с едой, в общем.
Далее по плану прохождение очередного ВВК, километровых очередей, в которых, как правило, идут мужицкие словесные перепалки, (на словах ты Лев Толстой, а на деле… сами понимаете) помещений, наполненных рвотно-фекальными запашками, наплевательских осмотров мужских гениталий и прочих обрядов военно-бюрократического мудизма. После финальных процедур, назначено общее построение (а таких, как я уже узнаю очень скоро, будет просто беспросветная тьма) на втором этаже, в расположении для отдыха личного состава. Построения, как в прочем, и любое другое в ВС в целом, проходят очень муторно. Но об этом чуть погодя позже. На построении нам озвучивают номера наших команд, коих обозначили нам по итогам второй комиссии. Заслушиваем очередную прощальную речь уже нашего «старшего» товарища, который, походу, тоже с похмелья, прибывший с нами, для соблюдения всех вышеперечисленных процедур. Для формальности и порядку. Поздравляет и желает нам всем скорейшего возвращения домой целыми и адекватными мужиками, нехило пропитанными тестостероном.
Спустя какое-то время, закончив все возможные перекуры и кофе-брейки, мимолетные знакомства с другими персонажами, под тесным козырьком местной курилки, успеваю позвонить домой с докладом о хорошем расположении духа и полного здравия. Дома все хорошо. Уже ждут и скучают. Так пролетает еще пару часов похмельного праздношатания по холлу. После чего начинается та самая гребанная жесть, о которой я начал задумываться, еще со времени получения повестки и прохождении медкомиссии. Распределение по командам. Логика простая: очередное построение -> озвучка номера команды -> род войск. Действительно просто. В голове мечется номер команды. А-39, вроде. Почему-то вспоминаю слова военкома, об отправке на флот. О его твердом и уверенном голосе и доводах. Похмельный мозг в хаотичном и быстром порядке генерирует еще парочку каких-то имбецильных мыслей. Легкий мандраж. И в этот самый момент, в эту самую долю секунды, я, приглушенно-мутным разумом слышу, о моем зачислении в ЖДВ Свердловской области РФ (далее – Железнодорожные Войска). Позвонив домой, и окончательно протрезвев, уже подумывал о том, чтобы забрать документы и остаться на осень. Настроение на ноль. Дикая апатия. Падаю на какую-то ближайшую скамейку и выпадаю из реальности.
***
В коротком промежутке сна на «отходняках» мне снится разное. Окончание универа, когда мы стоим всей группой для общего фото, после финального концерта, плавно перетекающее в сцену, где наш декан пожимает мне руку, передавая мне диплом бакалавра, блаженно и миролюбиво так говорит «поздравляю». Затем братания с моими товарищами, на общем застолье, почти за сутки до моей отправки, прощание с матерью, где я, не протрезвев, слушающий её голос и слова напутствия перед заходом в военкомат, мои родные братья, которые крепко обнимают меня и что-то говорят. Некое подобие микроснов, которые обычно снятся при умственном переутомлении, депривации сна или в общем припадке депрессии у людей, вроде меня. В психологии, микросон трактуются как «кратковременный сон». Промежуток микроснов варьируется от нескольких секунд до нескольких минут.
– Рахимов! В зале есть такой? Рахимов? – гулом доносится по всему залу.
Очнувшись, вижу перед собой небольшие отряды все тех же призывников, но уже по форме. И все они похожи на тех орков, из к/ф «Властелин колец», бредущие в поисках двух хоббитов. Но по существу-то, все как раз-таки наоборот. Эти хоббиты по форме, отправляются в рабское царство бесплатной рабочей силы к этим самым оркам сроком на двенадцать месяцев дней. Вскакиваю со скамейки. Иду на голос из микрофона. Пробиваюсь через толпу. Микрофон резко стих. Подбегаю к столу, расположенному где-то на отшибе рядом с сигаретным киоском. Наблюдаю двух мужиков по форме в тельняшках и бескозырках с кокардой в виде якоря.
– Фамилия, малой? – ляпает один.
– Рахимов – говорю я.
– Давай сюда паспорт и военный билет.
Капитан-лейтенант (далее – каплей) скрупулезно и не торопясь листает военник. Делает какие-то записи и пометки у себя на листке, после чего, вместе с мичманом отходят на время.
– Жди здесь, – отрывисто говорит он.
По прибытию, каплей подзывает меня, возвращая мне обратно документы и монотонно так говорит: «136-ая команда на Севастополь». Что произошло, я так и не сообразил. Но понял одно: тот самый Большой Брат, который сидит выше, существует, раз он услышал мою мольбу. Шах и мат, атеисты. Радостный, с полными штанами, иду отыскивать команду новоиспеченных матросов.
Седьмое июля. День «Дэ».
Примерно после обеденного приема пищи, наша доблестная гоп-команда построена на первой линейке, именуемая жалким подобием «плац», напротив центрального входа. За то время, проведенное в допризывном патриотическом пункте подготовки, в делегации наших «покупателей» прибавился один персонаж. Товарищ старший мичман. Этакая колоритная персона с большим, свисающим животом и широкой расплывчатой ряхой, заросшая двухдневной щетиной. И вот мы, молодые и вонючие, переодетые в ужасно конченную, которая сделана из очень некачественной ткани, в берцах, которые ни разу никому не по размеру, стоим по черной офисной форме и загораем на солнце, наблюдая, пока надувной батут в погонах, очень вкусно и не особо спеша, допивает охлажденный ж/б Sprite.
После мичман подходит к нашей коробке почти вплотную, начиная обход по первой шеренге. Ходит и очень так медитативно осматривает наши лица, вглядываясь почти в каждого из нас. Затем, чуть погодя, отходит назад и закуривает, продолжая агрессивно смотреть в нашу сторону. Тем временем каплей и старший мичман стоят неподалеку хихикают в тенёчке, тыча пальцами в свои телефоны, громко посмеиваясь.
– Значит, внимайте внимательно и сосредодроченно, опарыши – хрипит пузан, – что бы к вечеру, перед отбоем, все как один, сука, были выбриты и сверкали своими пубертатными подбородками, как мои наливные яйца. Если вдруг, кто-нибудь забьёт на это дело, побрею его вафельным полотенцем. Это понятно?
«А сам-то, чушпан эстрогеновый, ни разу не бритый, падла» – после справедливо галдели парни.
– Да, – вопит неизвестный герой из последней шеренги.
– Манда! – выпаливает пузан. – Оставь это слово на гражданке, сынок! Кто эта кошачья отрыжка? Кто это сказал?
Гробовое молчание. Мичман делает второй заход на обход.
– Внимание! Общая команда «сесть»! – командует он.
– Вста-а-а-а-ть!
– Сесть!
– Вста-а-а-а-ть!
– Сесть!
– Спрашиваю ещё раз. Кто это сказал? – орет пузатый.
– Это я, – слышу сзади.
– Служить дахуйа! Вышел из строя!
Бедолагу буквально выталкивают из строя. Пухлый тут же начинает отвешивать ему отцовских наставлений, разъясняя, мол «браток, в армейке другой сленг и быт». Закончив педагогический нецензурный урок, возвращаемся в холл за вещами и тут же строимся рядом с автобусом, уготованным для нашей дальнейшей переброски в аэропорт.
В автобусе, мать его, как по иронии судьбы, сломан кондиционер, ввиду чего, он очень стремительно наполняется ароматом мужских сальных желез, вкупе с выветриваемым до сих пор перегаром. В автобусе стоит настолько сильный фан, словно едут не молодые призывники, а компания самцов горилл, у которых началось обострение в брачный период, при острой диарее. Вонь присутствует, настроение отсутствует.
Kazan International Airport был последним чек-поинтом, перед отправкой на полуостров. Задержка рейса ещё на час. Ребята нервничают, то и дело, выбегая перекурить небольшими группами, пока мичман атакует местные забегаловки и кофе-автоматы. Хвала Господу, наш полёт был на гражданском боинге. Эконом-класс, в котором мы отсиживали наши, уже по прошествии двух часов, квадратные точки–G. Хорошие и молоденькие стюардессы, в обтягивающих юбках на высоких каблуках и не поддельным запахом женщин; мы, уже успевшие одичать буквально за каких-то пару дней, под которыми давно пора мыть полы, ввиду обильного слюновыделения и спермотоксикоза, агрессивно-голодными взглядами разглядывающие стюардесс. Остальной контингент – гражданские. Они – отдыхать, мы – защищать. Каждому свое.
С посадочным местом повезло. Весь полёт смотрел в замёрзшее окошко, неугомонно разглядывая ландшафты нашего необъятного и могучего Отечества. Облака. «Перистые, перистые, слоистые, кучевые…» – в памяти всплывают какие-то отрывки уроков географии 7–го класса. Все пассажиры сидят с открытыми ртами, перманентно прочищая ушные раковины от резкого перепада давления воздуха в салоне. Продолжая пялить в окно самолёта, ощущаю резкий перепад настроения, который сигнализирует о непонятных мне дискомфортных позывах моего внутреннего эмоционального состояния и в то же время, наполняя чем-то достаточно непривычным мне ощущением.
Я ловлю себя на мысли, о новом этапе в моем непонятном пубертатном жизненном цикле. Об окончании учёбы и спонтанным решением пойти служить. О новых горизонтах и возможностях, которые уже, возможно, поджидают меня в дальнейшем. Размышляю о том, какой будет служба, кто будет составлять моё окружение на ближайшие триста шестьдесят пять дней. Задумываюсь, почему некоторые из товарищей, так отъявленно и уверенно, пытались отговорить от службы и переиграть ситуацию с повесткой. Сентиментальное состояние семимильными шагами плотно наполняет мой молодецкий разум, ввиду чего начинаю теряться в пространственно-временном континууме.