Рафаэль Ильшатович Рахимов
Крым. И я там был
Основной проблемой, сильно затрудняющая нам жизнь была дилемма постираться и помыться. Если с бритьём и умыванием сложностей не возникало, со вторым она возникала настолько остро, что одежда, состояние которой уже нельзя было назвать мало-мальски удовлетворительной, напоминала грязные тряпки сирийских беженцев. Гигиена стояла в приоритете всего, учитывая специфические особенности полевого выхода. Подцепить бациллу не составляло никакого труда. Выбор большой. Грибок, зуд, чесотка и сыпь могли развиться с таким же успехом, как непреодолимая тяга к сгущёнке. Времени на марафет и приведение себя в порядок, конечно же, не оставалось. Стирались по очереди и степени вони каждого из нас. Подмываться приходилось по ночам, стоя на деревянных поддонах, обливаясь остывшей водой. Так же по очереди. По двое. Первый моется, второй светит фонарём, что б тот с поддона не свалился. Мыться под открытым небом, обдуваемым ветром со всех сторон во все твои отверстия – круто. Бодрит. Свежо. Утром мы вскакивали с кашлем хронического туберкулёзника. Но это всё же лучше, чем вонять как бомж.
Chapter Six.
Время полетело как из гаубичной пушки. Находясь в тумане полнейшего непонимания происходящего, единственное что помню, как мы всей ротой, плотно забив кишечники оливье, до зелёной отрыжки напились местного лимонада. В ленкомнате, под праздный бой курантов, внимали Вову, дружно названивали домой, опьяневшие от счастья, отсчитывая каких-то сто восемьдесят два дня. Ощущение похожее на жидкий стул: только стянул штаны, не успев понять, что произошло, и тут же опорожнился. Так пролетели первые полгода.
Сильно позже, понял, что это была банальная и окончательная адаптация. Туманность проходит так же, как и появляется. Потому что, сам того не замечая, начинаешь отсчитывать дни. Парни сутками напролёт мониторили ДМБ-таймер на телефонах. И так же сутками ныли, понимая, а возможно и не совсем, что табло ещё какое-то время будет показывать трёхзначное число. Меня всё же немного подкупало, что двухзначное число хоть немного сбавит накатываемую день за днём грусть-тоску. Самообман вещь плохая. Это я понял, когда осталось ровно сто дней. В конце марта, всё в той же ленкомнате, заслушивали долгожданный приказ. Изначально дошло, что это так не работает. Постоянно грезить о дембеле и родительском доме, накручивая себя неделю за неделей, представлялась мне откровенным идиотизмом. Копнув в кармане, чуть глубже места, где обычно томятся сигареты, отыскал затёртый блокнот, оставшийся ещё с татарского распределителя. Приспособив его под карманный таймер, вычёркивая отжившие месяцы, спрятал его глубоко внутрь кителя и старался вспоминать о нём не реже каждого месяца.
Расположение бывшей украинской бригады сплошь окутано горами. Горы на востоке, горы на западе, горы юге. Наблюдая новые казармы, столовую, плац, парк боевой техники, не сложно было представить, какая разруха царила здесь ранее. Часть абсолютно не секретная. Более того, она показательная. Долго не мог понять, что же хуже. И ещё долго не мог понять: для чего формировать её сплошь окутанную горами? Сильно позднее до меня дошло. Лучше секретность, чем рвотная показательность. Благодаря последней, к нам частенько залетали региональные и министерские проверки, оставляя вышестоящее начальство в дикой ярости и порванными анусами. Будь мы секретным разведывательным батальоном, никто бы знать не знал, о нашем существовании. Не считая публичных масштабов, бригада прославилась легендарным фильмом «Девятая рота», съёмки которой проходили именно в тех горах, которые рисовались зрителю афганскими. Позже, пересматривая ленту, узнал тот самый плац, с которого главные герои отправлялись на границу. Узнал то самое место, где парни чистили картошку, и место ангара, где любили Белоснежку, которого, правда, уже не было.
Горы, на все двенадцать месяцев становятся твоими верными и молчаливыми товарищами. Сильно чувствуется горный воздух. Сильно чувствуются перемены погоды. Находясь в низменности, климат становится бешенным. Зима в Крыму начинается в октябре. Заканчивается в апреле. И по рассказам местных, «снега тут же лет пять, как не было». В декабре же, он посыпал не свойственными югу, огромными хлопьями. Вдали от дома, по снегу скучать не пришлось. Двенадцать месяцев среди гор неплохо так дают о себе знать.
Кубриковая система, активно приобретающая значительный перевес в формировании современных ВС РФ, в сравнении с классическими двухэтажными койками, расположение коей являлась наша казарма, и в которую я не мог до конца въехать по приезду с полей, казалась мне подобием обителем добротного санаторного комплекса престарелых. Кубрик на три человека, с отдельной душевой и антивандальным санузлом. Так прозвали, потому что туалет был железным. На случай, что бы при утренней эрекции ты не смог расколоть его пополам мощной струёй. По крайней мере, так казалось мне. Казарма в три этажа. По этажу на отдельное подразделение. Последний заняли горный батальон. Второй – отдельные инженерно-сапёрная и ремонтная роты. При входе в расположение тумба с погибающим дневальным; сразу за углом налево, пролёт кубриков для контрактников, направо – срочники. Контрабасы, большинство из них входили в автомобильные роты и отделения, не сильно интересовались нашим призывом, что было взаимно. Практически всегда находились по выездным нарядам. В свободное от руля время, прикладывались к бутылке. Пронаблюдав активную алкогольную дезориентацию в ВС РФ, заметил: либо ты законченный синяк, либо спортсмен. Золотая середина отсутствует.
***
Инициатива всегда виляет инициатором. Это я уяснил сразу. Это касается рабочки, стремительно заполонившая современные ВС РФ. Я ни сколько не против физического труда. При условии, что труд несёт хоть какой-либо адекватный посыл. Любая рабочка зиждется лишь на одном столбе: начинай копать здесь, а я пока узнаю, где нужно копать. Инициатива, граничащая со здравым рассудком – приветствуется. Особенно у прапоров, быть на хорошем счету у которых – неплохая привилегия. В значении «не заниматься очковтирательством». В армии видно всё. В частности прапорщикам, познавшим в нашем бренном мире много говнеца. Понимание, где я и с кем прохожу службу, дало медленный и уверенный толчок для дальнейшего абстрагирования от всего ненужного, стремительно окутывающего меня изо дня в день. Касалось это непосредственного окружения, рассказ о котором изложу ниже.
Деградировать в армии, да что там армии – в жизни – занятие не хитрое. И, тем не менее, за время службы становишься закостенелым. «Мы, люди военные, по пояс деревянные» – любил посмеяться мой старшина. Но никогда не уточнял, с какой именно стороны они там все деревянные. Очевидно, начиная с головы. Окружение на ближайшие три шестьдесят пять дней составили ребята, младше года так на два-три. Максимум на четыре. Не хочу, да и не имею ни какого права говорить о них плохо, но интересы наши ограничивались сугубо низменными человеческими потребностями. В вопросах мировоззрения и прочих ценностей, которые я, впоследствии сильно пересмотрел, мы находились по разным планетам. В батальоне, в дальнейшем ставшим моей приёмной семьёй, оказалось всего три земляка. Этого хватило с головой. Двое, как выяснилось позже, были родом из Казани. Третий из моего города. Мы всегда держались вместе, и по возможности, старались помогать друг другу в армейском пространстве. Наряды, приёмы пищи, совместный быт, общие интересы. К счастью, спали по разным койкам.
«Дурачок в роте – вся рота в поте» – неизменное правило, касательно всего, на протяжении долгоиграющего армейского бытия. С данным правилом номер один, столкнулся на КМБ, которое, ввиду моего затяжного пребывания в госпитале, продлилось около недели. Уже тогда, температура была достаточной, что бы жарить котлеты на плацу. Молодое пополнение поделили на три учебные роты. Строевой шаг, отмашка рук и ходьба в ногу с товарищами – понятное дело были недоступны для большинства желторотых пацанов. Но когда, повторенье, мать его, ученье, начинало не работать и всячески пренебрегаться, что и делалось недоразвитыми военными нашей учебной роты, в игру вступало заветное правило. Если какой-нибудь аутентичный персонаж заржёт, пёрднет или издаст животный звук – повторить сначала. И так всегда. Приседания братским хватом, медленный бег строем или часовое наматывание кругов строевым шагом – излюбленные пытки сержантов, засевшие глубоко в печёнках. Как-то на утро наша рота опоздала с приёма пищи. По распорядку дня проходящего КМБ, объявлена строевая подготовка всех учебных рот. Нашей роты отсутствовала уже как полчаса. Из-за ожогов ладоней, на память от плаца.
Рассказ можно было смело начинать с определённых табу, исполнение которых в армии, категорически запрещается. Интернет заполнен подобными присказками и байками. Есть много видео, тому подтверждающих фактов, на самом деле отражающие действительные положения дел. Статьи, блоги, посты. Начиная нелепой дедовщиной, заканчивая мытьём белых братьев. Чего действительно не следует делать – терять чувства собственного достоинства. Прозвучало пафосно и достаточно самодовольно – как угодно читателю. Но правдиво.
Хотелось бы прояснить вот ещё что: ВС РФ как магнит для разносортного, пардон, кала. Ежегодно автобусы, поезда, самолёты доставляют новоиспечённых зелёных новобранцев, распределяя последних по разным местам несения службы. Учебные центры, войсковые части, отдельные формирования. И кого там только нет. Окружение составляет настолько разносторонние личности, голова от которых местами раскалывается. Учитывая специфическую особенность современных ВС РФ, а именно фактов, что «служба-то уже далеко не та» и «армия нынче бумажная», я медленно понимал: деградирую. На помощь пришла посылка из дома, в которую я, помимо прочих вещей первой необходимости, просил законспирировать телефон. Его приспособил под карманную библиотеку, спасавший меня за весь период службы. Теми телефонами, любезно обеспечившими нас МО, шли в сравнении с картонными. По прибытию на полуостров, я почти сражу же, благополучно выменял его на блок сигарет.
Телефоны на службе – вещь непозволительная. При обнаружении твоего гаджета, старшина с криками и воплями изымет его. И дай Бог, если ограничиться только старшиной, распознавшего в роте внештатного хитрожопого телефониста. Предметы, попадающие в заветное «бюро армейских находок», в каптёрку, вход в которую строго по трём маленьким звёздами в ряд, безвозвратно остаются там. Когда заскучаешь или захочешь убедиться в его целостности и сохранность, ты всегда сможешь найти его на дереве за казармой, прочно прибитым гвоздём.
Двенадцать месяцев на полуострове даром не прошли. А даже если и пытались, то я всячески этому противился, ибо свежая волна деградации накатывала толстым слоем. На помощь приходили адекватные товарищи, отношения с которыми мы поддерживаем и по сей день. Телефон, кочевал из рук в руки: начиная от старшины, заканчивая комбатом. Его отнимали бесчисленное множество раз; но он всегда возвращался ко мне, ибо установка, которую впитал ещё на распределителе Севастополя, работала безотказно. «Если вещь твоя – она должна вернуться к тебе, где и у кого-бы она ни находилась». По крайней мере, она возвращалась. Или же я нырял за ней сам. Сам же гаджет сослужил мне достойно: благодаря ему, я прочёл порядка тридцати интереснейших книг. Отечественная и зарубежная классическая литературы.
Армейская жизнь и вправду мало чем отличается от гражданки. Главные отличия лишь в том, что ты ограничен всем и вся по всем фронтам. Что на гражданке можно – в армии запрещено. Подобная ограниченность необходима, что бы ты научился ценить всё то, чем на гражданке ты благополучно распылялся. И если замечаешь это для себя, действительно начинаешь ценить. А впоследствии, соблюдая всю классику жанра, происходит переоценка внутренних ценностей. По крайней мере, внутри тебя должно что-то хоть немного колыхнуться. Что-то открыться по-новому. Лично для меня, понимание пришло, откуда не ждал. Именно понимание острой необходимости переоценки ценностей, стало для меня словно открытием. Оглядываясь назад, заметил для себя, как внезапно, по зависящим, конечно же, от меня обстоятельствам, пропустил пару важных ступеней. Это было круче жидкого стула. Недоступные горизонты, для моего инфантильного мировоззрения, простирались передо мной. Время – первый ресурс, который я начал ценить.