Жизнь князя проносилась перед моими глазами подобно ожившему роману, события которого я жадно впитывала, отчаянно боясь упустить что-то важное.
Более восьмисот лет князь скитался по миру, ища человека с такой же аурой, что и у него. За это время он стал свидетелем бесчисленных войн и раз и навсегда убедился в жестокости людей, которые придумывали, как развивать технологии, но даже не считали важным развивать свои души. Росли прогресс и численность людей, а с ними и их желания. Войны велись все чаще, а оружие становилось все страшнее. И все это происходило на глазах князя.
Столетие за столетием его душа черствела и в какой-то момент князь понял, что ему ни капли не будет жалко убить обладателя такой же серебристой души.
В Рязанскую губернию князь ехал по делам. Вампиры в местной управе судачили о избалованных, глупых и надменных дочерях одного богатого барина, что жил недалеко от города, и это заинтересовало князя, который частенько делал вид, что ищет себе жену и поэтому наводит знакомства со знатью по всему миру.
Князь уже давно потерял надежду найти человека с серебристой аурой, но в барском доме его ждал настоящий подарок судьбы в лице маленькой меня.
Изначально он не планировал демонстрировать мне приобретенную с годами жестокость, однако мысль, что мы оба можем привязаться друг к другу, заставила князя поступить иначе. В конце концов, мало кто в этом мире предпочтет душевное тепло достатку и высокому положению.
Князь наивно полагал, что, если растить меня как настоящую знатную барышню, то к моему восемнадцатилетние моя аура должна засиять, и тогда он без сожаления выпьет всю мою кровь, выйдет на солнце и обретет долгожданный покой.
Его план работал до тех пор, пока я не заболела воспалением легких после его наказания. Князь прибыл в Калужскую губернию почти на рассвете. Экипаж привез его к дому главы вампирской управы, где круглолицый мужчина с редкими волосами и грустными серыми глазами вручил князю скрученную в маленькую трубочку бумагу.
– Только что прилетел голубь от ваших, – пояснил он.
В письме говорилось, что я сильно заболела и, возможно, умру. Узнав об этом, князь пошатнулся и привалился плечом к стене. Поразмыслил несколько мгновений и, сунув письмо в карман черного пальто, развернулся и вышел за порог дома.
– Ты куда? – окликнул его хозяин дома, высунувшись на улицу, где завывала метель.
– Обратно, – не оборачиваясь бросил князь.
– Близится рассвет!
Князь подошел к своему экипажу и, обернувшись к хозяину дома, стукнул по черной карете набалдашником трости.
– У меня есть плотные шторы.
В Тулу он вернулся днем. Выскочил из экипажа и, прикрывая лицо руками в перчатках, быстро залетел в дом.
В бреду я и правда слышала голос князя. Он почти всегда был рядом, держал меня за руку, протирал мои руки, шею и лицо смоченным в холодной воде платком. Он заботился обо мне и молил небеса не забирать мою жизнь, а когда я пошла на поправку, уехал в Калугу, попросив перед этим Данияра не говорить мне, что он был здесь.
С того самого момента заледеневшее сердце князя начало оттаивать. Он поклялся самому себе, что больше никогда не причинит мне и малейшего вреда. Не из-за того, что я – его последняя надежда на желанное упокоение, а потому что мысль, что я снова буду лежать в бреду на грани жизни и смерти, до чертиков пугала его.
Чувствуя, как день ото дня крепнет его ко мне привязанность, князь решил, что хотя бы меня он убережет от этого, поэтому продолжал успешно играть роль бесчувственного злодея. Все мои обвинения в его адрес он безоговорочно принимал без всяких оправданий, делая себя настоящим монстром в моих глазах.
Я не замечала, что он частенько искоса наблюдал за мной и искренне посмеивался над моими ошибками, когда никто этого не видел.
Я не знала, что заключенные в подвале вампирской управы люди, чью кровь пьют вампиры, – это жестокие убийцы, от рук которых погибло бесчисленное количество невинных людей.
Я и представить не могла, как поразил его мой образ в голубом платье в день моего восемнадцатилетния.
Сколького же я не замечала за князем? Сколько он скрывал от меня, пряча под маской жестокости и безразличия? Частые визиты к моей матери и постоянная финансовая поддержка. Слеза, что скатилась по бледному лицу князя, когда он вырвал сердце из груди Алексея Терехова. Беспокойство после жутких событий моего дня рождения, постоянные допросы Лиззи о моем самочувствии и о том, чего я хочу.
Подслушанный мной разговор князя с Генрихом о том, что я ему больше не нужна, оказывается имел продолжение. Обидевшись, я убежала к себе, так и не узнав, для чего именно я больше не нужна князю. Тогда он признался Генриху, что внезапно увидел во мне женщину. Его сердце, что целых восемьсот лет едва билось, вдруг стало в несколько раз быстрее.
– Мне захотелось растерзать Игната за то, что он нечаянно задел Софью плечом, а ты говоришь выпить ее кровь до последней капли. Да я лучше сам сгорю в адском пламени и стану неприкаянным духом, – поделился князь своими чувствами с Генрихом.
– Вот уж ты попал, так попал! – усмехнулся англичанин, глядя на князя со смесью удивления и восхищения.
– Да, я попал, – усмехнулся князь, откинувшись на высокую спинку своего любимого кресла.
Следующим воспоминанием стал наш с князем разговор о Диме. В момент, когда я начала громко кричать, воспоминания подернулись белой пеленой. Звук начал медленно затихать, и вскоре я уже ничего не видела и не слышала. На краткий миг воцарилась темнота, а затем я вспомнила событие на кладбище и резко открыла глаза.
Я лежала в своей постели, заботливо укрытая одеялом. Окна были плотно зашторены, но по небольшой щели я поняла, что на улице темно.
– Князь… – пробормотала я, вспомнив о его страшных ранах.
Откинув одеяло, я резко поднялась на ноги и босиком выбежала из своей комнаты. Глова сразу же начала кружиться, а слабое тело то и дело теряло ориентацию, но я не обращала на это внимание и упрямо спешила к спальне князя.
Схватившись за ручку, я толкнула дверь и ввалилась внутрь, ожидая увидеть князя лежащим в постели в бессознательном состоянии. Однако он стоял посреди комнаты со свечей в руках и удивленно взирал на меня.
– Софья? – хрипло произнес он. – Тебе нельзя вставать…
– Ты цел? Как твои раны? – Я кинулась к князю и принялась рассматривать его руки, плечи и грудь, скрытую под черной рубахой.
– Раны затянулись, все хорошо, – сказал он, все глядя на меня со смесью удивления и растерянности.
Прикоснуться к нему мне не хватало смелости, поэтому, еще раз осмотрев князя, я решила поверить ему на слово.
– Значит, моя кровь помогла, – заключила я с облегчением.
Князь, наконец, пришел в себя после моего внезапного появления. Он поставил свечу на письменный стол и закатал рукава на рубашке, демонстрируя мне свои красивые сильные руки, которые на моих глазах зубами и когтями раздирал волк.
– В полной мере. Ни ран, ни шрамов.
Я довольно улыбнулась. Глова вдруг закружилась еще сильнее, а в ушах зазвенело. Мои ослабленные ноги подкосились, и я упала бы на пол, если бы князь вовремя не подхватил меня и не поднял на руки так, словно я весила как семечко одуванчика.
– Где болит? – спросил он, обеспокоенно всматриваясь в мое лицо.
Несмотря на головокружение и слабость, происходящее страшно меня смутило. Князь крепко прижимал меня к себе, и я чувствовала биение его сердца, которое почти не отличалось от моего биения. А еще я остро ощущала запах князя – терпко-пряный, с древесными нотками.
– Голова, – пробормотала я, отведя смущенный взгляд в сторону.
– Это из-за потери силы, – заключил князь, осторожно опустив меня на свою постель, от которой еще сильнее пахло необычайно приятным терпко-пряным ароматом.
Возможно, моя голова уже кружилась не только от потери сил, но еще и от близости князя, его крепких рук, чарующего запаха, доброго взгляда, который в реальности я видела впервые.
Мой взгляд упал на перевязанное запястье. Рана совсем не болела, что было странно. Будто я вовсе не разрезала свою плоть острием броши.
– Прости за это. – Даже не смотря на князя, я понимала, за что он извиняется.
– Пустяки. Я сама это сделала.
– Будет шрам…
– Не страшно. Купишь мне широкий браслет с большими камнями.
Князь тихо хохотнул, и я с трудом подавила желание взглянуть на него.
– Сколько я проспала? – спросила я ни столько ради интереса, сколько ради того, чтобы отвлечь себя от странных мыслей, которые вгоняли меня в краску.
– Четыре дня.
– И все четыре дня ты был рядом.
– А ты как думаешь?
– Это был не вопрос…
Не выдержав, я посмотрела на князя, на губах которого застыла полуулыбка.
– Много увидела за это время?
– О чем ты? – спросила я, прекрасно понимая, что князь имел ввиду.
– О моих воспоминаниях.
– Не все, – призналась я. – Разве можно уместить воспоминания из жизни, длинною в восемь столетий, в каких-то жалких четыре дня?
В ониксовых глазах князя вспыхнули озорные искорки, от чего мое сердце пропустило удар.
– А вот я видел все, – произнес он с хитрой улыбкой.
– Что? – пискнула я, совсем забыв об обратной связи во время укуса – не только человек видел воспоминания кусающего его вампира, но и вампир видел воспоминания человека, чью кровь он пил.
Боже, помоги мне не стать помидором!
– Ты прожила совсем немного по сравнению со мной, так что мне удалось увидеть все твои воспоминания, – продолжил князь. Кажется, ему нравилось дразнить меня. – Увы, понравилось мне не все.
В голову почему-то сразу пришел момент нашего с Димой поцелуя, а за ним то, как Дима сделал мне предложение. Однако, возможно, князь имел ввиду то, что я частенько подслушивала его разговоры и делала то, что он запрещал.
– Пить хочу, – буркнула я, прервав разговор, который совсем мне не нравился.
– Я принесу. А еще куриный бульон. Тебе надо поесть. – Князь поднялся и вышел из своей спальни, оставив меня одну.
Наконец я облегченно выдохнула. Пить мне, конечно, хотелось, но не так уж сильно. Просто это был повод спровадить князя хотя бы ненадолго, чтобы прийти в себя.
На письменном столе стояло небольшое зеркало, и я, осторожно поднявшись, заглянула в него. На щеках, как я и думала, алел румянец. Лицо было бледным, как у князя, а глаза почему-то блестели.
Я села на постель и осмотрелась. В спальне князя я была впервые – до этого лишь заглядывала внутрь, не успев толком ничего рассмотреть. Теперь же я могла изучить ее вдоль и поперек.
Мрачные темно-коричневые тона, полное отсутствие картин и минимум личных вещей на виду: лишь книги на полках, свечи, бумаги на письменном столе и чернильница с пером. У стены кресло и торшер. Кровать широкая, дубовая, без балдахина. Рядом – две тумбочки, на которых стояли подсвечники.
Я потянулась к ближайшей ко мне тумбочке и выдвинула верхний ящичек. В нем лежали свечи, золотые часы с цепочкой и уже знакомый мне оберег.
Обернувшись к приоткрытой двери, я замерла и прислушалась. Шагов князя не было слышно, поэтому я взяла оберег за шнурок и, держа его на вытянутой руке, принялась внимательно рассматривать. Три закругленных железных усика, соединявшихся между собой в середине – вот и все, что из себя представлял оберег. Кажется, Велена назвала его «Огневиком».
– И чего он его бережет? – пробормотала я.
Поднеся оберег ближе к лицу, я коснулась его усиков свободной рукой. Перед глазами вдруг вспыхнул образ князя восьмисот летней давности. Мгновение, и я уже снова видела перед собой лишь его спальню.
Что это было? Недосмотренные мной воспоминания князя?
Оберег неприятно холодил руку. Казалось, что от него кожу даже немного покалывало, поэтому я поспешно убрала оберег на место и задвинула ящик.
Вскоре пришел князь с тарелкой бульона на подносе и стаканом воды. От запаха еды у меня в животе заурчало, а рот наполнился слюной. Не успел князь пристроить поднос на мои колени, как я уже накинулась на бульон, который показался мне самым вкусным первым блюдом из всех, что я ела.
– Сам готовил? – пошутила я, проглотив очередную ложку.
– Да.
– Я пошутила.
– А я нет.
Замерев с полной ложкой у рта, я вскинула удивлённый взгляд на князя.
– Есть что-то, что ты не умеешь?
Князь усмехнулся и кивнул.
– Есть, конечно.
– Например?
– Понимать тебя. Даже после того, как увидел твои воспоминания. – Князь печально улыбнулся и отвел взгляд в сторону.
К моим щекам снова прилил жар. Я уткнулась в тарелку и, быстро доев бульон, убрала поднос в сторону. Молчаливое присутствие князя давило на меня. Хотелось убежать в свою спальню или с головой забраться под одеяло. Первый вариант осуществить трудно, потому что на моем пути была преграда в виде сидящего на постели князя, а второй вариант был слишком детским. К тому же, под одеялом терпко-пряный запах, от которого мое сердце начинало биться чаше, наверняка еще сильнее, так что…
– Я сказал Диме, что ты цела, – внезапно нарушил тишину князь. – Он приходил пару раз. Просил сообщить сразу же, как ты очнешься.
– Сообщил? – сглотнув, спросила я.
– Еще нет. – Ониксовые глаза не смотрели на меня. Понять, что чувствовал князь, было сложно.
– Почему?
Князь долго не отвечал, глядя куда угодно, но только не на меня. Затем вздохнул и пожал плечами.
У того, кто прожил более восьмисот лет, не было ответа. Смешно. Прямо каламбур какой-то.
– Не можешь ответить или не хочешь? – уточнила я.
– Не могу…
Почувствовав внезапно появившуюся власть над сидящем рядом со мной мужчиной, я задала следующий вопрос:
– Зачем ты пришел за мной на кладбище?
– Разве я не мог не прийти? – тихо отозвался князь. – Они угрожали убить тебя.
– Они блефовали, и ты это знал. Оборотни бояться закона.
– Ну а я боялся за тебя, – не раздумывая, сказал князь.
После того, как я увидела его воспоминания, то поняла, что он вовсе не ненавидел меня и не презирал. Он просто хотел, чтобы мы остались друг к другу равнодушны, и чтобы он смог спокойно выпить всю мою кровь. Но план князя по сохранению равнодушия с терском провалился, он отказался от того, что жаждал всю свою долгую жизнь. Решил просто жить дальше и наблюдать за мной со стороны. Думал, что я всегда буду рядом – не как рабыня, разумеется, а как помощница, как племянница, как близкий человек. Но я снова спутала его планы, рассказав о Диме…
– Мне написать Берестову? – спросил князь.
– Ты точно не умеешь читать мысли? – воскликнула я, в который раз опасаясь за безопасность своего сознания.
– Нет, а что?
– Ничего…
– Ты думала о Диме? Хотела с ним увидеться? – предположил князь. В его голосе сквозило легкое недовольство.
Он не мог мне запретить общаться с моим женихом, но, кажется, князю это было неприятно. И от этого мне почему-то захотелось широко улыбнуться, однако я поборола этот порыв, потому что хотела обсудить еще один серьезный вопрос.
– Почему ты передумал пить мою кровь? – Я очень стеснялась спрашивать об этом, но чувствовала, это сделать необходимо, иначе мы с князем никогда не расставим все точки над i.
– Ты не только подслушала наш с Генрихом разговор, но еще и видела мои воспоминания. Тебе ли не знать ответ на свой вопрос. – Князь смущенно посмотрел на меня. Ему тоже было неловко обсуждать это.
– Я ушла до того, как ты пояснил причину, по которой я тебе больше не нужна.
– А зря, – усмехнулся князь, опустив взгляд на свои ладони, что лежали на коленях, – ведь тогда бы ты не рассказала мне про Диму, и ваша помолвка не состоялась бы так быстро.
– Жалеешь о ней? – незамедлительно спросила я.
– О ком?
– О нашей с Димой помолвке?
Я думала, что князь снова пожмет плечами и скажет, что не может ответить на это вопрос, но внезапно он оторвал взгляд от своих ладоней и пристально посмотрел на меня.
– Я жалею лишь о том, – низким голосом произнес он, прожигая меня взглядом своих черных глаз, – что я не человек. Тогда бы не было у тебя никакой помолвки с Берестовым. Да и самого Берестова бы не было в твоей жизни.
Не в силах оторвать взгляда от черных глаз князя, я нервно сглотнула и прошептала:
– Ты не хочешь жить как вампир, поэтому хочешь умереть, так ведь?
Легкая улыбка озарила лицо князя. Взгляд ониксовых глаз смягчился.
– Не то, чтобы я все восемьсот лет жаждал умереть и ненавидел свою жизнь в качестве вампира, – медленно, словно раздумывая над каждым словом, произнес князь. – У людей порой бывают случаи, когда кажется, что жить больше нет сил. Обычно такое происходит, когда наваливается множество разных неприятностей, как мелких, так и крупных. Тогда привычная человеку жизнь превращается в унылое существование. Будто и не было тех моментов в прошлом, которые делали его радостным и счастливым. Все хорошее будто разом исчезает, уступая место сожалению и тоске. Приходит уныние, а за ним – апатия. Порой это проходит, а порой из-за этого люди убивают себя. С такими, как я, все по-другому. Уныние приходит спустя многие годы или даже столетия, когда понимаешь, что ничего уже в тебе не изменится. Вдруг приходит осознание того, что ты не живешь, а существуешь, и так будет всегда. Вечно. Ведь из-за участи стать неприкаянным духом убить себя мне не хватит духу. А потом начинается апатия, и чем дольше ты живешь на свете, тем апатичнее становишься. Нет, мы не теряем чувства, мы просто как бы замораживаем их. Они могут снова оттаять, но это происходит редко. Лишь какое-то невероятно сильное потрясение может разбудить чувства у вампира, вернуть его человечность, напомнить о том, что, несмотря на обстоятельства, он все еще жив. – Князь ненадолго замолк, словно раздумывал, стоит ли быть со мной честным до конца, а затем все же продолжил: – Мои чувства пробудила ты. В момент, когда я получил известие, что ты заболела и можешь умереть. Тогда во мне что-то перевернулось, и я понял, что дорожу тобой не как единственной возможностью спасти свою проклятую душу, а как близким человеком.
Князь замолк и посмотрел на меня как обвиняемый на судью, который вот-вот должен вынести ему приговор. Странно, но в этот момент мне больше всего на свете захотелось протянуть руку и коснуться блестящих черных волос князя, что падали на его опущенные плечи.
– Давай не умирать, хорошо? – шепнула я, чувствуя, как к глазам подступают непрошенные слезы. – Я хочу еще долго оставаться твоей помощницей.
– А как же Дима? – удивился князь.
– Думаю, свадьба с ним – это не то, что я на самом деле хочу, – сказала я, несмело улыбнувшись.
В черных глазах князя застыл вопрос. Я видела, как отчаянно он хотел спросить, чего я хочу на самом деле, но никак не решался. Помучив его немного, я произнесла:
– Пока что мне хочется оставить все, как есть. Моя жизнь меня устраивала, кроме, конечно, твоего ужасного отношения ко мне…
Не хотелось вспоминать об этом, но слова сами вылетели изо рта. Князь сразу же помрачнел, ссутулился и отвел от меня взгляд.
– Прости меня, – тихо произнес он. За все, что делал не так. И за то, что скрывал от тебя причину, по которой забрал тебя… Если ты решишь уйти, то я пойму и…
– Хватит! – оборвала его я. – Сказала же, что уходить от тебя не хочу. Ни к Диме, ни к маме, ни к кому-либо ещё. Ты понял?
Таким тоном я с князем ещё не разговаривала, но все когда-то бывает в первый раз. И, честно сказать, мне понравилось на него ругаться. Особенно, когда он сделал виноватое лицо и посмотрел на меня как побитый щенок. Сердце дрогнуло и потянулось к нему.
– Понял, – робко произнес князь и осторожно накрыл мою ладонь своей, бледной и прохладной.
– Ты меня тоже прости, – смущенно сказала я. – За то, что не понимала, какой ты на самом деле.
– Я очень тщательно это скрывал. Ты бы ни за что не догадалась, если бы я не позволил тебе поделиться со мной своей кровью, – ухмыльнулся князь.
Простые, казалось бы, слова, но во мне они вызвали такой душевный подъем, что мне начало казаться, будто я могу взлететь. Слова князя помогли мне осознать: то, что я так сильно желала, наконец, произошло. Он доверился мне, раскрыл передо мной свою душу, и теперь между нами нет никаких тайн. Мы знаем друг друга лучше, чем кто-либо ещё.
– О чем ты прямо сейчас думаешь? – Князь смотрел на меня широко распахнутыми глазами, будто я действительно взлетела. Его ладонь поверх моей ладони начинала постепенно согреваться.
– Э-э… – протянула я, вовсе не горя желанием делиться с ним своими мыслями. – Не о чем…
– Просто твоя аура. Она… очень яркая. Вся сияет, как звезда…
– О-о… – только и смогла произнести я, поражённые тем, что моя аура, наконец, засияла, и вовсе не благодаря моему жениху, а мужчине, который, как я думала многие годы, меня ненавидел.
– Удивительно, – пробормотал князь, глядя на мою грудь, что весьма смущало, хоть я и понимала, что он смотрит на мою душу. – Сначала я полагал, что ты будешь счастлива, живя в роскоши, но после стольких лет твоя аура так и не стала сияющей.
– Надо было мягче обращаться со мной и меньше напоминать, что я рабыня, – буркнула я, чувствуя, как горят мои щеки. Снова.
– Я думал, что так не смогу привязаться к тебе, ты же знаешь.
– Знаю. – Помолчав, я зачем-то спросила: – Получилось?
Я знала ответ. Воспоминания князя все мне показали, однако мне хотелось, чтобы он лично ответил мне.
На губах князя заиграла его излюбленная ухмылка.
– Нет, не получилось, – сказал он, крепче сжав мою ладонь совсем уже потеплевшими пальцами.