– Не надо останавливаться, – я сделала шаг к нему и протянула руку, на безымянном пальце которой красовалось подаренное им кольцо. – Я – твоя, или ты уже забыл об этом?
Может быть, князь ждал, чтобы я сама подтвердила, что я действительно его, а может, на него так подействовала фраза «не надо останавливаться». В любом случае, чтобы то ни было, он подлетел ко мне так стремительно, что я даже не успела глазом моргнуть. Меньше мгновения назад он стоял посреди комнаты, и вот уже совсем рядом, вожделенно смотрит на меня абсолютно черными глазами, в которых плещется нескрываемое желание.
– Даю тебе последний шанс, – произнес он низким голосом, гипнотизируя меня своим пронзительным взглядом.
– Я остаюсь, – прошептала я.
Последний бартер рухнул, и князь накинулся на меня со страстным поцелуем. Я обвила руками его шею и запустила пальцы в его мягкие шелковые волосы, к которым уже давно мечтала притронуться.
С непривычки мне не хватало воздуха, и я немного отстранилась и приоткрыла рот, чтобы сделать глубокий вдох. Однако князю не понравилось то, что я прервала поцелуй по такой несерьезной причине. Он снова потянулся ко мне и провел языком по моей нижней губе, заставив все мое тело трепетать одновременно от восхищения и на время задремавшего смущения.
Наши губы снов слились в поцелуе, еще более страстном и глубоком. Я и подумать не могла, насколько это может быть чувственно и желанно. Насколько вообще может физически и эмоционально тянуть к другому человеку. То, что было между мной и Димой – не шло ни в какое сравнение с тем, что происходило сейчас между мной и князем. Односторонних чувств всегда будет недостаточно для полноты ощущений. Одни должны быть взаимными – только тогда в полной мере получится ощутить их ошеломляющую силу.
– Окна… – побормотала я, внезапно вспомнив, что скоро рассвет. – Они…
– Зашторены, – пробормотал князь мне в губы. – Не переживай…
Облегченно выдохнув, я крепко схватила его за плечи и снова потянулась к его губам, будто они были прохладной родниковой водой оазиса посреди жаркой пустыни. Я никак не могла ими напиться, мне хотелось еще и еще.
На князе все еще был фрак, а под ним жилет и рубашка. На мне же не было ничего, кроме распахнутого халата и ночной рубашки. Эта несправедливость разозлила меня, и я потянула за рукава фрака, пытаясь неловко стащить его с плеч князя.
– Какая нетерпеливая, – весело произнес он.
– Он мешается, – недовольно сказала я, имея в виду фрак. Хочу коснуться его плеч, на которых нет ни слоя одежды…
– И что ты сделаешь, если я его сниму?
– Все, что попросишь…
Хитрая улыбка заиграла на губах князя. На мгновение он отстранился от меня, чтобы снять так сильно мешающий мне фрак и откинуть его в сторону.
– Жилет тоже! – требовательно объявила я.
Князь послушно выполнил то, что я просила – жилет полетел на пол, к фраку.
Прекрасно! С рубашкой же я разберусь сама…
Однако не успела я притронуться к ней, как князь снова прижал меня к себе и обжог мою шею поцелуем. Его руки огладили мою спину и начали спускаться ниже, замерев на бедрах. Ловко захватив пальцами подол ночной рубашки, князь потянул его вверх. Легкий сквозняк коснулся моих бедер, словно это были прикосновения князя. Я тихо охнула и положила ладони на плечи князя, которые стали куда приятнее без двух слоев одежды.
Внезапно до меня дошло, что сквозняк, который легко коснулся своей прохладой моих бедер, вовсе не сквозняк, а руки князя. Из-за их прохлады и лёгкого прикосновения я спутала их со сквозняком, но теперь они стали теплыми, а их прикосновения более реалистичными.
Пальцы князя скользнули к внутренней стороне бедер и поднялись чуть выше. Волна жара нахлынула на меня, а в животе будто кто-то завязал тугой узел и теперь медленно тянул за него, пытаясь развязать.
– О, боже… – прошептала я, впиваясь пальцами в плечи князя.
– Мне очень приятно, что ты так меня называешь, – усмехнулся князь мне в шею, – но хотелось бы услышать свое имя из твоих сладких уст…
Он помог мне развернуться и осторожно приблизиться к кровати. Резким движением одной руки князь сдернул с нее покрывало и опустил меня на чистые белые простыни.
С этого момента часть происходящего будто бы канула в Лету. Князь снова жадно целовал мои губы, и в какой-то момент я поняла, что на мне уже нет халата, а не нем – рубашки.
– Я сама хотела избавиться от нее, – захныкала я и слегка ударила князя кулаком в грудь. Невероятно красивую рельефную грудь, которую тут же принялась с восхищением гладить кончиками пальцев.
– Это тебе за то, что не хочешь называть меня по имени, – коварно произнес князь, оторвав мои ладони от себя.
Вытянув мои руки вдоль моей головы, он переплел свои пальцы с моими и, прижав меня к постели, принялся покрывать поцелуями мое лицо, шею, ключицы.
Вскоре и ночная рубашка оказалась на полу, а я уже лежала перед князем совершенно обнаженной, однако никакого смущения больше не испытывала. Оно будто бы уснуло навсегда, усыпленное нашими бурлящими чувствами.
– Я буду очень осторожен, – шепнул князь, ласково погладив меня по голове.
Я кивнула, полностью доверяя ему. В его воспоминаниях я видела немного женщин, с которыми он проводил ночи. В отличие от своего брата, который не пропускал ни одной юбки, князь был более разборчивым, однако длительных связей никогда не заводил. Однако теперь, с моим появлением, все изменилось.
Когда князь прижимался ко мне в коридоре, мне казалось, что быть ближе уже нельзя, но теперь я понимала, как ошибалась. Вот почему мужчины готовы платить за ночь любви любые деньги – ничего более чувственного и прекрасного я еще не испытывала. Хотя, возможно, такие ощущения были у меня лишь потому, что я была с тем, кого любила каждой клеточкой своего тела.
В момент, когда мне казалось, что лучше уже быть не может, мое тело содрогнулось в невероятных ощущениях, от которых закружилась голова. Я крепко сжала спину князя, впившись ногтями в его кожу, и на выдохе прошептала:
– Я люблю тебя… Глеб.
Он замер. Приподнялся на локтях. Дрожащей рукой убрал с моего влажного лица прилипшую прядь волос. На его лице застыло недоверие.
– Как ты меня назвала? – хрипло спросил он.
Я улыбнулась. Вытянула руку и коснулась его лица.
– Твоим именем. Глеб.
– Можешь еще раз повторить? – умоляюще произнес он.
– Я призналась тебе в любви, а ты просишь, чтобы я еще раз назвала тебя по имени? – рассмеялась я.
– Ты не подумай, для меня очень важно твое признание, – поспешил оправдаться князь – причем очень даже искренне. – И от того, что наши чувства взаимны, у меня чуть душа из тела не выскочила. Но когда ты добавила к своему признанию мое имя…
– У тебя чуть не выскочило сердце? – предположила я с легкой ухмылкой.
– Мне показалось, что оно вновь забилось, – шепнул князь.
– Ну, хорошо, я повторю. – Я обхватила его лицо обеими ладонями, погладила большим пальцем нежную прохладную кожу щеки. – Я люблю тебя, Глеб.
Видеть его таким счастливым было так приятно, что от восторга на моих глазах навернулись слезы. Однако я не стала сдерживать их и, когда первая слеза счастья покатилась по моей щеке, я улыбнулась так радостно, как только могла. Пожалуй, это был самый счастливый момент в моей жизни, полный бушующих чувств и невероятного тепла.
– Я тоже люблю тебя, Софья, – произнес князь, во взгляде которого читалась безграничная любовь.
В конец обессиленные, мы поудобнее устроились в объятиях друг друга и, пожелав спокойной ночи, закрыли глаза.
Князь уснул почти сразу. Его дыхание стало настолько тихим, что казалось, будто он вообще не дышит. Я протянула руку и приложила ладонь к правой стороне его груди, но ничего не почувствовала. Мое сердце все еще отчаянно билось, а сердце Глеба молчало. Сколько знала о подобных вампирских особенностях, а все не переставала им удивляться.
Жалея, что не могу уснуть так же быстро, как князь, я повернулась на бок и уставилась на его лицо. В почти полнейшей темноте черты князя были едва различимы, поэтому любоваться им я не смогла. Вздохнув, я перевернулась на другой бок и уставилась в темноту.
Когда глаза привыкли к мраку, я заметила, что верхний ящик прикроватной тумбочки не закрыт до конца. Сразу же вспомнились слова старой ведьмы о том, что нужно сделать, чтобы предмет показал то, что так хотел показать мне или кому-то еще.
Осторожно выдвинув ящик, я медленно просунула в него руку и нашарила оберег. Замерла, ожидая очередное видение, но его не последовало. Тогда я аккуратно вынула оберег и, положив его себе под подушку, закрыла глаза, надеясь поскорее провалиться в сон, в котором ожидала увидеть все что угодно, но только не маленькую себя, которой юный Глеб с заботливой улыбкой протягивал руку.
В моей семье было шесть братьев, и когда родилась я, матушка была счастлива – наконец-то появилась наследница ее колдовского дара. В деревне все ее почитали и каждый день приходили к ней то за советом, то за лекарством, а то и за чем посерьезнее. Впоследствии я поняла, что это почитание было вызвано скорее высоким статусом моего отца – отставного княжеского воеводы, который получил от своего господина богатый надел, когда лишился в очередном бою ноги.
Я всегда была подле матушки и внимательно следила, какие травы она добавляет в отвар от кашля, а какие – в приворотное зелье.
– Я тебя, Ведана, научу всему, что сама знаю, – сказала она, растирая сухие травы в ступе. – Ты будешь сильной ведьмой – у тебя дух редкого, серебристого цвета. Сила его велика настолько, что даже смерть ему не страшна, ибо у него бесчисленное число жизней.
– Значит, я никогда не умру? – поинтересовалась я, с трудом грызя яблоко поредевшими зубами и с интересом поглядывая на свою грудь, под которой серебрился мой дух. У матушки же он был зеленым, как сочная молодая трава.
– Умрет только твое тело, а дух взлетит к звездам и, напитавшись их светом, вернется обратно на землю, где снова обретет прежнее тело, – пояснила матушка.
Я довольно кивнула и вгрызлась в красный бок яблока, оставив там шатавшийся несколько дней передний зуб.
– Такой ребенок как ты – настоящий дар, – продолжила мама. – Я многому научу тебя. Станешь самой могущественной ведьмой на Руси, вот увидишь.
Однако матушка не успела толком меня обучить – умерла, когда мне было семь лет. Другим людям всегда сообщала об их скорой смерти, а свою не заметила. Такая себе ведьма, шушукались местные, когда мы провожали ее в последний путь. Забыли, видимо, сколько добра она всем сделала своими знаниями и умениями.
Вместо того чтобы учиться колдовству, я занялась уборкой и готовкой. Все домашние дела легли на мои хрупкие маленькие плечи. Мне приходилось вставать на рассвете, кормить скотину, готовить еду, без конца стирать, мыть, чистить. Порой у меня даже не было времени, чтобы задуматься, как матушка все успевала?
Когда старший брат женился и привел свою жену в дом, стало легче. Мирина была покладистой девушкой, старше меня всего на два года. Брат встретил её на ярмарке в соседнем городе и совсем голову потерял от статной и гордой красавицы с длинными русыми косами. Отец сначала был против – незнатная, небогатая, а из родни один отец, да и тот странный: слишком уж молодой и бледный. Поговаривали даже, что он – кровопийца, но я в это ни капли не верила. Слишком уж Велигор добрый и ласковый, а кровопийцы, говорят, злые и безжалостные.
Почти год прожила Мирина с моим братом, а затем надоела ему. Иван записался в ряды княжеских дружинников, попрощался с нами и уехал. Больше мы его не видели.
С Мириной мы быстро поладили, чего не скажешь о других невестках, которые впоследствии пришли в наш большой дом. Однако все они помогали по хозяйству, и у меня появилось много свободного времени, которое я посвятила изучению записей, что оставила после себя матушка. В них были рецепты заговоров, приворотов, порч и различных заклинаний, как черных, так и белых. Ко всему прочему, среди ее записей были зарисовки различных трав и их описание, так что я быстро поняла, что к чему, и вскоре могла уже приготовить несложные отвары от простых болезней.
Однажды летним утром я отправилась в дальний лес собирать травы. Отец с братьями запрещали мне ходить туда, потому что там водились волки, однако меня туда всегда тянуло, потому что матушка рассказывала, что именно в нем росли редкие и очень ценные травы.
Сочтя, что ранним утром все волки спять, я взяла корзину и, пока все домочадцы спали, направилась в заветный лес.
Как и говорила матушка, в нем действительно было столько редких и целебных трав, что я полностью потеряла бдительность и принялась ползать по поляне, собирая их.
Наполнив корзину доверху, я разогнула спину, и хотела было отправиться назад, к дому, как вдруг за моей спиной послышалось звериное рычание.
Медленно обернувшись, я увидела приближающегося ко мне одинокого тощего волка, но от этого не менее свирепого. Обнажив желтые клыки и рыча, он медленно крался ко мне.
Страх пригвоздил меня к земле. Я не только не могла встать с проклятого места, но еще и закричать, позвать на помощь… Кого? Лешего?
Волк все приближался, а моя надежда на то, что моя короткая жизнь не оборвется прямо сейчас, в этом лесу, стремительно таяла. Успокаивали слова матери о том, что рано или поздно я снова вернусь к жизни с таким же телом – а оно у меня было красивым: фигура стройная и гибкая, лицо точеное, волосы светлые и пышные.
Я схватилась за огневик, что висел на моей шее – оберег, который подарила мне матушка перед самой своей смертью, – зажмурилась и зашептала молитву:
– Лесные духи, смилуйтесь, пошлите мне спасение. Не дайте умереть здесь и сейчас от зубов и когтей животного…
Что-то просвистело рядом со мной. Послышался скулеж волка и быстрые шаги. Я осторожно приоткрыла глаза и увидела валяющегося на боку волка, из глаза которого торчала длинная стрела. Рядом с волком стоял молодой мужчина и трогал его носком сапога, проверяя, окончательно ли тот испустил дух.
– Ты как? Цела? – раздался надо мной приятный мужской голос.
Я обернулась и увидела возвышающегося надо мной невероятно красивого юношу. Высокий, черноволосый с правильными чертами лица. На вид он был года на два старше меня и одет был в богатые охотничьи одеяния. Но самое главное – его дух был точно такого же цвета как у меня, только гораздо ярче, аж глаза слепило. Интересно, он тоже обладает каким-то даром?
Юноша ласково мне улыбнулся и протягивал руку.
– Все хорошо, не бойся. Он мертв.
Я бросила взгляд на волка, будто бы не доверяя словам юноши. Стоящий рядом с мертвым животным молодой человек крикнул:
– Мертва! Это была волчица, кормящая.
Они с юношей были похожи – видимо, братья. Оба статные, красивые и черноволосые. Тот, что стоял у мертвого волка был несколько старше второго, и дух у него он был ярко-желтым, как цветок одуванчика или как теплое ясное солнце.
Юноша с серебристым духом подошел ко мне с другой стороны и опустился передом мной на корточки.
– С тобой все хорошо? – спросил он, обеспокоенный, видимо, моими молчанием.
Я кивнула, любуясь его красивым лицом. Его длинные черные волосы были собраны в небрежный хвост, и у меня мелькнула мысль, что если их распустить, он будет похож на девицу – настолько красивым было его лицо.
– Меня зовут Глеб. А тебя? – предпринял новую попытку юноша.
– Ве… – робко начала я, но меня перебили.
– Борис! – донеслось издалека. – Глеб!
Юноша с желтым духом – судя по всему Борис – закатил глаза к небу.
– Ну вот, нельзя уже на несколько минуток затеряться! Сразу искать кидаются.
Глеб резко подскочил на ноги и произнес, обращаясь ко мне:
– Лучше тебе уйти…
Не задавая вопросов, я кивнула. В последний раз взглянула на красивое лицо Глеба, схватила корзинку с травами и, подобрав подол, побежала в сторону, откуда пришла.
Когда братья скрылись из виду, я остановилась и перевела дыхание. Перед мысленным взором встал статный Глеб, и мое сердце резво забилось, а на губах появилась мечтательная улыбка. Опустив взгляд, я с удивлением отметила, что дух мой стал ярким – почти как у Глеба. Матушка однажды упоминала, что дух может засиять, когда человек почувствует счастье. Значит ли это, что счастье мое в Глебе?
Надо же, у нас такие редкие души, и вдруг мы встретились. Наверняка это судьба, и если она хочет свести нас, то мы непременно еще увидимся. По крайне мере я буду надеяться на это.
***
– Тебе замуж пора, а ты все в лес бегаешь, да материны бестолковые книжки листаешь. – Отец скептически осмотрел завешенный сушеными травами сарай, который когда-то облюбовала матушка, а теперь и я.
– Они вовсе не бестолковые, – недовольно заметила я, ожидая, когда он, наконец, уйдет и оставит меня одну.
Мы с отцом мало общались. Он вообще до маминой смерти не видел во мне никакой пользы. Мое присутствие он стал замечать, только когда я взяла на себя обязанности по дому. Потом, когда бытовые дела полностью перешли к невесткам, а я смогла заниматься тем, чем хочу, я снова перестала для него существовать. Так бы и продолжалось, если бы не умер старый князь, который благоволил своему бывшему воеводе, который лишился ноги, сражаясь за его княжество.
Почувствовав, что его достаток теперь резко сократился, отец начал размышлять, как ему пополнить свой кошелек, и на глаза ему попалась я – девица на выданье, а единственный сын зажиточного купца как раз искал себе невесту, и ни одна девица ему еще не приглянулась. Вот отец и решил сосватать нас.
Однако я была против такого брака. Мечтала выти замуж по любви и только за одного единственного человека – Глеба.
Вот уже пять лет минуло с нашей встречи, а я все никак не могла забыть его красоты, добродушной улыбки и чарующих темно-карих глаз, что смотрели на меня так пристально, что будто бы пытались заглянуть в саму душу.
– Захар богат и статен. Будешь счастлива с ним в браке. Самые красивые и дорогие одежды и украшения будет тебе покупать. Что тебе не нравится-то, не пойму, – бормотал отец.
– Так не люблю я его, – раздраженно ответила я, сорвав с потолка пучок шалфея. – И он меня не любит. Да он даже не видел меня!
Прознав, что я переняла дело матушки, жители деревни снова потянулись к нашему дому за советами и снадобьями. Вот только Захара среди них никогда не было. То ли он боялся меня, то ли просто не было надобности.
– Видел. Я тебя ему показал, когда ты в свой проклятый лес пошла. Ты ему очень даже приглянулась.
Я устало вздохнула и, кинув пучок шалфея в ступку, принялась с остервенением толочь его, представляя, что это вовсе не сухая трава, а отец со своим намерением женить меня. И еще Захар в придачу.
– Чего дуешься? – не дождавшись моего ответа, спросил отец. – Что скажешь насчет Захара?
– А что я могу сказать? Не люб он мне ни сколько!
– А кто люб? – поинтересовался отец.
Я перестала толочь траву, оставила ступу в сторону и, убрав выбившиеся из косы светлые пряди за уши, спросила:
– Коли скажу, женишь нас?
– Так ежели жених богатый, отчего бы не женить!
– Богатый, – уверенно кивнула я. – Только я о нем мало что знаю. Что Глебом зовут и что красив он, как бог! Ах, да! И что брат у него старший есть, Борис! Оба одеты богато, аки королевичи, волосы черные, как вороново крыло, смоляные брови вразлет. Но Глеб красивее брата будет. Лицо у него нежное, доброе.
Я так увлеклась описанием своего возлюбленного, что не заметила как отец сделался хмурым, как небо поздней осенью.
– Ты где этих своих королевичей встретила? – спросил он, когда я замолкла.
– В лесу, когда за травами ходила, – ответила я, не понимая, почему отец вмиг таким недовольным стал. – Они меня от волка спасли. Выстрелили ему в глаз, он и свалился на бок. А так бы загрыз меня, ей богу…
– Далековато они забрели, – пробормотал отец.
– Ты их знаешь? – пролепетала я.
Он кивнул, и я сразу же поняла, почему он стал таким недовольным. Видимо, вовсе они не богатые, и выдавать меня за Глеба отец не желает. Я безвольно опустилась на лавку и тяжело вздохнула. Надежда, которая вдруг проснулась и затрепетала в моей груди, была мгновенно прострелена, как тот волк, от которого меня спасли братья.
– Забудь о зазнобе своей, – жестко произнес отец. – Выгони ее из своего сердца, потому что не быть вам вместе никогда.
– Почему? – решила все же поинтересоваться я. Вдруг, отец все же иное имеет ввиду, а не богатство.
Так оно и было. Только вот лучше бы дело было в богатстве…
Отец вскинул на меня хмурый взгляд и сказал:
– Княжичи это молодые. Сыновья самого Владимира Святославича.
Я к лавке так и приросла. Рот приоткрыла и смотрела на отца, не в силах и слова молвить.
– А что же они на наших землях забыли? – спросила я чуть позже, когда смогла совладать со своим удивлением.
– Кто ж их знает, – пожал плечами отец. – Может, приехали брата навестить, а заодно и поохотиться. Края наши богаты дичью.
Я молчала, все еще не веря, что встретила княжича и влюбилась в него с первого взгляда.
– Так что забудь о нем – не нашего поля эта ягодка, – тон отца стал мягче. Видимо, ему стало меня жаль. – Женится он на какой-нибудь царевне заморской, как давеча сделал и его отец Владимир. А ты за Захара пойдешь и будешь с ним жить не тужить.
– Но Захар – не мой суженый, – подняла я на отца грустные глаза. – Он – не моя судьба.
– А кто твоя судьба? – вздохнул отец. – Княжич Глеб?
Я кивнула, еле сдерживая горькие слезы, подступившие к глазам.
– Да с чего ты это взяла? Выкинь дурь такую из своей головы немедленно!
– Потому что у него душа такого же цвета, что у меня, вот почему! – воскликнула я, стукнув себя кулаком в грудь.
– Нашла причину, – усмехнулся отец. – А если бы у вас волосы были одного цвета, ты бы тоже кричала, что вам судьба быть вместе?
Терпеть больше не было сил. Горячие слезы потекли по моим щекам, но я ни разу не всхлипнула. Молча смотрела на отца и беззвучно плакала от горькой обиды, что накрыла меня с головой.
– Поплачь – это иногда бывает полезно, – ничуть не смутившись моим слезам, сказал отец. – Проплачешься, подумаешь и примешь Захара как своего мужа.
– Не приму, – упрямо произнесла я.
– Примешь, – сказал отец и вышел из сарая, хлопнув дверью так, что она едва не сорвалась с петель.
***
– А если его приворожить? – прошептала Мирина, кутаясь в цветастый платок.
Августовские ночи – не июльские. В сарае было прохладно так, что и платок не спасал. Мы забрались на скамейку с ногами и обсуждали наш с отцом сегодняшний разговор.
– Глеба? – удивилась я.
– Да нет, Захара! – махнула рукой невестка.
– А его зачем? – не поняла я. – Он мне и даром не нужен…
– Не об этом я вовсе!
– А об чем?
Мирина хитро улыбнулась.
– О том, что можно его свести с какой-нибудь другой девицей с помощью приворота.
– С кем, же? – сомнительно спросила я.
Приворотов я уже сделала много, и вроде бы все они действовали, но почему-то мне казалось, что в моем случае ничего не получится.
– Да хоть с дочкой пекаря! – вмиг придумала Мирина. – Она на него уже давно засматривается, ей только в радость будет. Да и самому пекарю тоже – Машка единственная его дочка, которая в девках засиделась из-за своих необъятных форм. – Мирина хохотнула и руками изобразила пышные формы дочки пекаря.
Мне же было не до смеха.
– Нехорошо выйдет, – заметила я. – Приворот – это же любовь ненастоящая, неправильная. Захар такого не заслужил.
– Ну, милая, тут либо ты, либо он, – Мирина развела руками. – Выбирай.
Я вздохнула. Разумеется, я выберу себя, а не какого-то Захара, сына богатого купца, которого я видела всего несколько раз в жизни.
Заметив по моим глазам, что я на пути к согласию с ней, Мирина откинула платок в сторону, вскочила с лавки и подбежала к записям матушки.
– Ну-ка! – воскликнула я, начав листать потрепанные хлипкие книжицы. – Где тут приворот?
– Мирина, осторожно! – Я подскочила к ней и забрала записи из ее рук.
– Да я осторожная!
– Вижу, какая ты осторожная. Смотри, один листок помяла!
– Да всего лишь уголок загнулся…
Успокоившись, мы склонились над найденным рецептом приготовления приворотного снадобья, которое на утро я отнесла дочке пекаря и рассказала, как правильно с ним обращаться.
***
– Твоя дочь – злая ведьма! – кричала мать Захара моему отцу. – Она хотела убить моего сына Машкиными руками! Только та не поддалась на ее чары и все мне рассказала. Даже отраву отдала! – женщина ткнула отцу в лицо маленький глиняный кувшинчик, в который я влила приворотное зелье.
Отец от криков матери Захара побагровел и схватился за грудь.
– Клевета это! – вступилась за себя я. – Вовсе там не отрава!
– А что тогда? – накинулась на меня мать Захара. Его самого, к слову сказать, нигде не было. Лишь его мать со своими сестрами и свекровью пришла к нам во двор и теперь кричала на всю деревню, обвиняя меня во всяких глупостях.
– Да не отрава, говорю же… – уже не так уверенно произнесла я. Говорить, что это приворот, было стыдно.
– Раз не отрава, тогда что ты не признаешься, что в кувшине на самом деле? – проскрежетала свекровь, злобно глядя на меня своими маленькими серыми глазками.
– Да не отрава там, говорят же вам! – гаркнула Мирина, выйдя вперед.
Все внимание злых женщин переключилось на невестку.
– Докажи, коли так, – скала мать Захара.
– Да легко! – Мирина смело подошла к ней, выхватила кувшинчик из ее рук, вытащила из него пробку и залпом выпила содержимое. – Все довольны? Можете расходиться!
Женщины еще немного постояли, хмуро глядя в сторону Мирины, которая как ни в чем не бывало, взошла на крыльцо и уселась на скамейку. При этом вид у них был такой, что они жалели, что Мирина жива и здорова. Будто хотели, чтобы в кувшинчике действительно был я.
– А что же там приворот делал? – снова заскрипела свекровь. – Чай, Веленка, боялась ты, что нашему Захару не понравишься?
Ухватившись за эту ниточку, мать Захара добавила:
– Вот имей дело с ведьмами! Надо али не надо, а они все равно свое мерзкое колдовство применят. Тьху! – она смачно плюнула прямо мне под ноги.
– Мать ее подобного не творила, а этой моральные устои побоку, – заметил еще кто-то в толпе зевак.
Многие начали вторить ему, поддакивать.
Я рассеянно взирала на всех этих людей, что ходили ко мне и сердечно благодарили за ту или иную услугу, хвалили мою мать и то, что я унаследовала ее способности. Теперь же они злобно смотрели на меня, плевались и укоризненно качали головой. А все из-за слов противной старухи.
– Да за что ж вы так со мной? – в отчаянии произнесла я, обращаясь к людям. – Вы ведь за помощью ко мне приходили, благодарили меня…
– Да кто к тебе приходил, не выдумывай? – крикнула Антонина – женщина, что чаще всего навещала меня. У нее был болезненный сын и гулящий муж. Для первого она просила отвары, а для второго отвороты от очередной пассии.
– Вот-вот, – вторила ей Ольга – молодая девица, которая тоже часто ходила ко мне, прося погадать на того или иного юношу. – Ходят к тебе одни лишь черти да духи лесные!
– К духам она сама ходит! – раздался уже мужской голос. – В дальний лес, где волков полно. И каждый раз в целости и сохранности возвращается.
– Не иначе, как с чертями договор заключила!
– Душу променяла на безопасность, вот и не трогают ее в том лесу!
Горячие слезы потекли по моим щекам. Ноги мои подкосились, и я крепко схватилась за перилла, чтобы не упасть. Мирина заметила это, и сразу же подбежала ко мне, подхватила под локоть. Отец же внимания на меня не обратил. Лишь стояла, держась за сердце и глядя в толпу. На лице его застыл ужас.
– Так она наверняка уже с бесом согрешила! И чтоб никто не узнал, решила быстро Захара нашего охомутать, – этими словами противная свекровь забила последний гвоздь в крышку моего гроба.
Мои колени дрогнули и подкосились. От падения меня не удержали даже руки Мирины, которые, видимо, ослабли после таких слов.
Больше я не могла разобрать ничего из того, что выкрикивали эти люди. Все голоса смеялись, слова переплелись и потеряли свой смысл. Я слышала, но не понимала ровным счетом ничего. Перед глазами все плыло, в ушах звенело.
В какой-то момент я увидела перед собой четкое лицо Мирины. Она что-то обеспокоенно говорила мне, но я не понимала ее. Кажется, она хотела, чтобы я взяла ее за руку и поднялась, что я и сделала.
Она отвела меня в сарай и закрыла его изнутри. Посадила меня на скамейку, сняла со своих плеч платок и накинула на меня.
– Не люди, а настоящие куры, ей богу, – я, наконец, снова могла понимать человеческую речь. Чудеса… – Бегают по нашему двору и кудахчут, кудахчут. Бедный отец, свалился без сил.
– С ним все хорошо? – всполошилась я, услышав об отце.
– Аркадий с Елисеем подняли его и унесли в дом. Руслана попросила приготовить для него отвар.
– Да, конечно. – Я поднялась и принялась выдергивать из подвешенных к потолку пучков нужные травы.
Мирина села рядом и, после недолгого молчания, тихо пробормотала:
– Ты меня прости, Велен. Это из-за моей глупой идеи все случилось…
Я замерла с травами в руках и посмотрела на невестку.
– Да полно тебе, Миринка. Не твоя это вина. Я же сама на это согласилась…
– Но если бы я не надоумила бы тебя…
– Если-бы да кабы, во рту росли грибы, то был бы не рот…
–… а целый огород, – закончила Мирина и грустно улыбнулась.
– Даже не смей себя винить, поняла? – делано строго произнесла я.
Та кивнула. Я принялась готовить для отца отвар, стараясь не думать о том, что произошло.
Матушка рассказывала мне, что бывают светлые ведьмы, а бывают темные. Первые делают людям добро и черпают силы от природы. Вторые же вредят людям и заключают сделки с нечистью.
– Не при каких обстоятельствах не становись темной ведьмой, поняла? – наставляла меня матушка. – Чтобы не произошло.
– Тогда зачем тебе темные заклятия, матушка? – не понимала я.
– Когда станешь старше, я тебе расскажу.
Лгунья. Так и не рассказала. А ведь я даже не смотрела в их сторону, потому что слушалась матушкиного наказа, и шла только светлым путем. Однако люди решили, что я темная ведьма, якшаюсь с нечистой силой и творю всякие гадости. Смешно, ведь я никогда не помышляла о том, чтобы причинить кому-то вред.
Пока я готовила отвар, Мирина свернулась калачиком на скамейке и уснула. Будить ее я не стала. Укрыла платком и отнесла отвар в дом сама.
Не успела я переступить порог, как дверь открылась, и на меня уставились холодные серо-голубые глаза невестки Русланы.
– Это отвар? – спросила она, взглянув на миску в моих руках.
Я кивнула.
– Давай сюда, – протянула она худую руку с кольцами.
Я послушно протянула ей миску.
– Сегодня домой не приходи, не мучай отца своим присутствием. Он из-за тебя за сегодня натерпелся сполна.
Я снова кивнула, и Руслана бесцеремонно захлопнула дверь моего дома прямо у меня перед носом.