Полина Александровна Раевская
За любовь
Глава 27
Москва, 2012 год
Он бегал взад-вперед, пытаясь успокоиться, но ничего не выходило. Ярость и в то же время паника разгорались, как пожар, в его душе. Мысли роем проносились в голове, усиливая лихорадку. Он не знал, что ему делать, кроме одного – он больше не намерен плясать под дудку этой суки – Мейсон. Все это зашло слишком далеко. Да и теперь, когда он был почти у цели, он не мог так рисковать.
Причиной подобных рассуждений мужчины стал телефонный разговор, состоявшийся пару часов назад. Он не ждал, что Мейсон позвонит, да и после всего горел лишь желанием придушить гадину. Хорошо, что она не догадалась позвонить два месяца назад. В тот момент он бы даже не раздумывал. Он вообще тогда ни о чем не думал, кроме Анны.
Когда увидел ее, стоящую на подоконнике, мир для него померк. В ту минуту в голове была только одна мысль – удержать и не отпускать, не отпускать никогда. Всю дорогу, пока он шел за ней, он понимал, что с ней происходит что-то не то. Она была, будто не в себе: потерянная, отрешенная, безразличная.
Однако, он и представить не мог, что она решится на такой кошмарный шаг. Он ненавидел себя, Мейсон и Беркета.
Что они сделали с невинной девочкой, преследуя каждый свои цели?!
Когда она потеряла сознание и начала падать, он знал, что если не успеет, то лучше ему прыгнуть следом. Жизни без нее он не представлял, особенно, по собственной вине. Но Бог был милостив. Не к нему, конечно, но все же. Он успел, схватил ее мертвой хваткой и не отпускал.
Чувствуя эйфорию и ужас, покрывал поцелуями каждую черточку, впервые прикасаясь к столь желанному телу. Такого потрясения в его жизни никогда еще не было. Он сидел на полу, его трясло, мозг кипел, разрывался и не знал, что нужно сделать в первую очередь, но одно он понял точно – игре пришел конец.
И сейчас, когда позвонила эта тварь – Мейсон, охваченная своей дьявольской идеей, он готов был ее убить, и это не было пустой угрозой.
Все эти два месяца он не отходил от Анны. Наконец-то, у него получилось быть с ней, не вызывая подозрений и косых взглядов. Все было логично и понятно. К счастью, Анна не противилась его помощи и поддержке. Возможно, сказывалось ее состояние, но ему было все равно. Он давно научился не упускать свой шанс. Вот и сейчас не упускал: окутал своей заботой, любовью, поддерживал, аккуратно давил на нужные кнопочки. Пусть это мерзко, но каждый выживает, как может. А без Анны Беркет ему жизни нет, в этом он уже убедился, поэтому ни за что не позволит суке все испортить. То, что все пойдет прахом, когда Беркет узнает правду, Джо не сомневался, и собирался сделать все, что в его силах, чтобы не допустить этого.
***
Лондон.
Двумя месяцами ранее…
Маркус стоял под проливным дождем, смотря ей вслед. Нестерпимо хотелось броситься за ней. Взгляд фиксировал, въедался в ее тоненькую фигурку.
Его бросало в дрожь, но он не смел шелохнуться – смотрел, запоминал, знал, что это последняя встреча. А еще боялся. Страх опутывал, скользил по нему, ногти впивались в кожу ладоней до крови, но он не чувствовал, ему просто нужно было сделать что-то, чтобы не последовать за ней. Кивнув кому-то, кто стоял рядом, он хрипло и, как можно, спокойней произнес:
– Проследи за ней, чтобы не наделала глупостей.
После этих слов, покрепче стиснув зубы, он быстрым шагом зашел в дом. Сил осталось лишь на вдох, все было истрачено на борьбу с самим собой, с проклятой тягой к ней. Оставшись один, он сел на край кровати и уперся взглядом в одну точку.
Господи, как же он устал! Он думал, со временем станет легче. Ни хрена.
Когда ее увезли в больницу, он едва окончательно не свихнулся. Метался, как зверь в клетке, состояние было на грани, а точнее – за гранью. За гранью разумного, за гранью человеческого.
Боже, он ведь мог убить ее! До сих пор поверить не мог, что докатился до такого зверства, до такого садизма, безумия, скотства! Маркус готов был удавиться, он ненавидел себя. Но, разве это уже имело значение, разве что-то уже имело значение?! Пока она была в беспамятсве, он вообще ничего не соображал, рвался к ней. Ему нужно было увидеть ее, почувствовать и просто убедиться, что она есть, что она дышит.
Он примчался в частную клинику, в которой оплатил лучшую палату и лучших врачей – то малое, что он мог сделать, хотя это все так омерзительно: сначала искалечить ее, а потом предоставить лечение, будто она – кукла, а не человек. Все в нем сломалось в ту зверскую ночь. Он постоянно спрашивал себя, почему это случилось с ними, за что, но ответа не находил. Не было его.
А ведь он с самого начала знал, что Анне не место в его жизни. Он проклинал себя за то, что не нашел в себе силы отпустить ее. Но где их найти, если не было его без нее, загибался он, как наркоман без героина. Вот только, если у наркомана, от дури зависело сознание и тело, то у него от Анны зависело все – вся его поганая жизнь!
После его зверства весь мир кипел, как и он. Дикий огонь сжигал его изнутри. Не вытерпев, Маркус приехал в больницу, хоть и понимал, что не имеет никакого права на этот визит после всего случившегося. Но Маркус не мог больше терпеть эту муку и страх, ему нужно было увидеть ее. Хотя бы краем глаза.
Но ему не позволили. Когда он появился в дверях, то нарвался на Маргариту Петровну, женщина при виде его побледнела и, тут же кинулась на него, как дикая кошка, с безумным надрывным криком:
– Убирайся, чудовище, не смей к ней приближаться! Никогда! Никогда не смей! – она хлестала его по щекам, а он не сопротивлялся, он все равно ничего не чувствовал. – Господи, ты ненормальный, ты – зверье! Как тебя земля носит!? Что ты сделал с моей девочкой!? За что? – женщина бессильно била кулаками по его груди и захлебывалась рыданиями. Он пропускал через себя ее боль, ее горечь, у него не было слов. Ему не было оправдания.
– Как она? – только и смог он прохрипеть.
Маргарита Петровна посмотрела на него с ненавистью, но ему было плевать, кто и что думает, он растоптал самое родное, что у него было, так что не трогает и не задевает его уже ничего.
– Уходи, оставь ее в покое, забудь даже ее имя. Неужели тебе мало?! Неужели в тебе нет ни капли человечности?! – прошептала она с ужасом и болью.
– Во мне ничего нет! Она была всем, – ответил он опустошенно и покинул больницу. Он уезжал, никого не замечая, ни журналистов, ни фанатов, ни знакомых. Внутри разрасталась пустота. Он сжимал пальцы в попытке задавить ноющее чувство.
Ее бабушка права, он не смеет к ней приближаться, ему нужно положить конец этому безумию, иначе…
А что иначе?! Все, что можно, вернее, все, что нельзя, он уже сделал. Маркус усмехнулся, сглатывая ком, в эту минуту он принял решение, которое лучше было бы исполнить, если дабы не загреметь в психушку или тюрьму. Он ведь не в состоянии себя контролировать, и однажды просто – напросто убьет ее, а без нее и ему вилы.
Пусть не с ним, пусть где-то там, но главное – она есть, главное – она живет, дышит.
Приехав домой, он сразу же позвонил Белле, которая была также его адвокатом, и попросил подготовить документы на развод.
Все эти дни он игнорировал их с матерью звонки и визиты. Он не слышал, что ему говорили, их упреки ничего для него не значили, он сам был себе упреком. А потому абсолютно без эмоций выслушал обличительный спич матери.
– Я не верю, что воспитала такое чудовище, как ты! Откуда в тебе такая жестокость?! Я не понимаю, Маркус, не понимаю. Никогда не прощу тебе этого зверства! Никогда! Она ведь – мать твоего сына! Она ведь человек, в конце концов! – рыдала мать.
Вспоминая все слова, все слезы и скандалы, он видел только один-единственный выход -отпустить Анну. Он должен убрать ее из своей жизни, вместе им никак, они разлагаются, они давно уже умерли, но ради сына нужно было сохранить хоть что-то, хотя это было невыносимо. Все в нем, противилось, когда он смотрел на документы о разводе.
Но, тем не менее, втянув с шумом воздух, рука медленно коснулась бумаги, дрогнула, а потом резко вывела пару букв, оставляя роспись, разрывая и ставя точку в мести, в ненависти, в их отношениях, в совместной жизни и в любви, которой по сути и не было. Маркус опустил лицо в ладони, перед глазами все расплывалось, но свою подпись он видел отчетливо. Смотрел на нее и медленно отпускал, прощался. Перед глазами проносились три года, и хотелось лезть на стены.
– Вот и все, Эни! Прощай…
Спустя месяцы беспроглядной тьмы, постоянной борьбы с собой, со своей ломкой по ней, болью и любовью, легче не стало. Каждый день он искал ее призрачный след, проклиная все на свете за этот порочный круг, за эту дорогу в никуда. Жить, чтобы каждую минуту умирать, может ли такое быть?! Оказывается, может!
И вот сегодня, когда увидел ее, все в нем словно ожило и в то же время умерло. Он не знал, что дальше, не знал, что делать. Сердце выскакивало из груди, он не мог смотреть на нее, это была она и не она. Раздавленная, сломанная женщина. Больше не было той девочки, и все его существо скорбело от потери.
Она пришла, чтобы просить – снова унижалась, а у него все разрывалось от боли, что ничего уже не вернешь, что никогда больше не будет, как прежде.
Он не мог позволить ей видеться с сыном. Это было заключительным аккордом его мести, да и его ребенку уже достаточно потрясений. К тому же Маркус не хотел, чтобы его сына тыкали носом в позорную правду о матери. А то, что его будут тыкать, Беркет даже не сомневался! Он не хотел, чтобы его сын страдал от этих нападок в силу любви к матери, это, в любом случае, будет неприятно, но не так больно, если он не будет ее знать. Однако, вычеркнуть оказалось не так просто.
Как только ему начинало казаться, что вот еще чуть-чуть и он сможет дышать без боли, пресса, фанаты расцарапывали поджившие раны. Ковырялись в его душе грязными руками, смакуя подробности, унижая его бывшую жену, закидывая камнями. Маркус ненавидил их за это, но в то же время понимал, что сам подал пример, показав, что можно вытирать об нее ноги. Только каждый такой выпад в ее сторону, бил по нему, словно это на него накинулась стайка гиен, разрывая на куски.
Наверное, он бы погряз в это удушающем сплине, но от мыслей отвлек телефонный звонок. Зачем-то звонил Райли.
– Что хотел? – раздраженно ответил Маркус.
– Хотел сообщить, что все в порядке с ней, – услышал он резкий голос и не понял, о чем речь.
– С кем? – все еще прибывая в своих мыслях, непонимающе спросил Маркус.
– С Анной, Маркус, ты ведь сам просил проследить, как она доберется до отеля. – раздраженно пояснил ему мужчина.
Маркусу показалось, что он как-то странно тараторит, а потому уточнил:
– Ты точно уверен, что все в порядке?
– Конечно, – услышал он твердый ответ и, хотя Маркуса гложило какое-то странное чувство, он отмахнулся от него и быстро закончил разговор.
После встречи с Анной он долго пытался прийти в себя. Жизнь постепенно входила в привычную, накатанную долгими годами колею, которая была до Анны, только раньше – его все устраивало, а теперь он просто пытался не свихнуться.
Работа до изнеможения, секс до омерзения и сын – вот и вся его жизнь. Он старался восполнить Мэту его потерю, но разве можно заменить мать, тем более, когда каждая минута расписана?
Поэтому вскоре за воспитание Мэтта взялась бабушка, но и это стало каким-то извращением. Маркус был выжат до нитки, встречи с сыном превратились для него в невыносимое испытание. Порой, он даже боялся их и часто думал над иронией судьбы. Он ведь столького добился в жизни и мог дать своему сыну все. Все, о чем мечтают ребятишки, кроме самого главного – матери и полноценной семьи.
Поначалу он думал, что они справятся, но теперь становилось ясно, что не так просто. Терпеливо выносить бесконечные вопросы сына о маме, видеть угасающую надежду в его глазках, было подобно смерти. Осуждающие взгляды матери тоже не добавляли спокойствия. Белла так и вовсе перестала с ним общаться, аргументируя тем, что он окончательно рехнулся.
И, она права. С каждым днем он убеждался в том, что перегнул палку. Ладно он, ладно она, но их ребенок не виноват. Он не должен расплачиваться за их ошибку. Только вот понимать это, Маркус понимал, а сделать ничего не мог, кроме как сократить свои визиты к сыну, ненавидя себя за трусость и слабость.
Чтобы хоть как-то держаться, он забывался в единственном известном ему средстве – в футболе, благо, шел Чемпионат Европы, позволяя хоть ненадолго выкинуть из головы все мысли и заботы. Да, это было неправильно убегать от проблемы, но ему нужна была небольшая передышка. Он еще не подозревал, что все, что с ним творится сейчас – ничто по сравнению с тем, что его ждет!
Он приехал в Киев на финальную игру, все его мысли были заняты предстоящим матчем, поэтому, когда ему сообщили, что его срочно вызывает сестра, он похолодел от ужаса. Первая мысль была, что что-то с Мэтти. Он чуть с ума не сошел, пока бежал до кабинета, где его ждала Белла.
– Что случилось? – спросил не своим голосом.
Сестра как-то болезненно улыбнулась, а потом заплакала. Этоокончательно снесло ему крышу:
– Прекрати истерить, мать твою! Что с Мэтти?
– С Мэтти все в порядке, – ответила она как-то вымученно, продолжая плакать.
– Тогда какого хрена? Ты совсем с ума сошла, вызывать меня перед финалом? – заорал он на нее, хотя это было скорее от перенапряжения и волнения. Но она, не обратила на его окрик никакого внимания и тихо спросила:
– Ты еще не видел новости?
– Белла, что ты несешь? – продолжал закипать Маркус, понимая, что просто так сестра бы не приехала.
– Что я несу, да я ничего! А вот, что несет некая девица по имени Эшли Вильсон, послушай, – сыронизировала сестра, еще больше запутывая его. А потом, просто включила телевизор и, найдя нужный канал, ткнула в его сторону. – Смотри, Маркус! Смотри…
И он смотрел, смотрел и ничего не понимал.
– Сегодня мир потрясла шокирующая новость. Девушка по имени Эшли Вильсон сделала официальное заявление, в котором поведала о том, что на видео, представленном, как компромат на Анну Гончарову в недавнем прошлом Беркет вовсе не Анна, а сама мисс Вильсон, которая, надо признать, поразительно похожа на бывшую жену легендарного футболиста Маркуса Беркета.
Тут на экране появилась Анна, а точнее – девушка очень похожая на нее. У Маркуса внутри все оборвалось, а девица меж тем начала говорить хриплым, прокуренным голосом:
– Это я была в Лондоне в то самое время, я сразу себя узнала. Мне только сейчас стало известно о трагедии в семье Беркет. Мало интересуюсь жизнью знаменитостей, не до того, но когда узнала, была поражена до глубины души, тем более что такое недоразумение вылилось в столь ужасную историю…
Девка еще что-то лепетала, глупо хлопая ресницами, но Маркус уже ничего не слышал. Он просто стоял, пытаясь собрать себя по кускам. Такого он себе даже в страшном сне вообразить не мог. И если разум отказывался принимать, то сердце болезненно застонало, завопило, крича о том, что оно всегда это знало.
Маркус перевел отчаянный, беспомощный взгляд с экрана на Беллу, желая убедиться, что это просто очередная утка, потому что иначе ему нет жизни.
– Это ведь неправда?! – прошептал он хрипло.
– Нет, Маркус, это правда, я нарыла данные на эту девицу и узнала много интересного, пока летела сюда. Это подстава, Маркус, грязная, очень жестокая подстава. Господи, бедная Эни, Боже, Маркус, что ты наделал? – прорыдала сестра.
Он замер, все для него замерло в эту секунду, жизнь оборвала ход, мир перевернулся. ъ Оказывается та боль, что он испытывал раньше, была практически ничем в сравнении с тем, что творилось с ним сейчас.
Он стоял, не двигаясь, было такое чувство, будто с него содрали кожу живьем и теперь он истекал кровью. Ужас пробирал до костей, ужас от всего что произошло, от того, что он натворил, от того, что его девочка пережила.
Сестра, обеспокоенно наблюдала за ним, а он продолжал стоять на месте, не произнося ни слова. Это был шок, но Маркус боялся того момента, когда придет в себя. Он ведь поубивает всех этих сук, что разрушили его жизнь. Он их просто поубивает!
Таким, прибитым, дезориентированным он вышел на поле. Алек советовал ему при таких обстоятельствах пересидеть на скамейке запасных, но Маркус никого не слышал, он, словно находился в вакууме. Среди множества людей он был наедине с собой. Пустота заполнила его, окутала, мрак поглощал, затягивал.
Когда начался матч, не было ни привычного азарта, ни былого интереса, он, как робот, на автоматебегал, пинал, обводил, ничего не чувствуя. Стадион ревел, но все это доносилось откуда-то издалека. Ему делали какие-то замечания, Фергюсон что-то кричал, жестикулировал, но до него не доходило, да и неважно ему было. Тот спасительный кокон, в который его завернула собственная психика, на шестьдесят восьмой минуте матча был разорван адской болью после столкновения с полузащитником сборной Швеции. Маркус упал, вопль боли вырвался из его горла, стадион замер и оглушил его этим молчанием. Боль в колене разрывала на части. Маркус стонал, стискивая зубы, удерживая крик.
В глазах потемнело, все расплылось, руки лихорадочно сжимали поврежденную ногу. К нему бежали врачи, но он уже ничего не видел, проваливаясь в спасительное забытье.
Когда Маркус очнулся, в палате никого не было, он пытался вспомнить, что произошло, а, когда осознание пришло, его бросило в холодный пот.
Маркус взглянул на свою прооперированную ногу и захохотал. Надрывно так, захлебываясь и давясь этим смехом. В палату влетели врачи, с ужасом взирая на него, а ему было плевать, он закатывался от боли, отчаянья и какого-то садистского удовлетворения. Что ж, кажется, он получил по заслугам.
– Мистер Беркет, успокойтесь, прошу Вас! Конечно, мы понимаем, все это очень сложно принять…
– Что у меня? – резко спросил Маркус, перебивая врача.
– Разрыв мениска, мы провели операцию, но, скорее всего, вы больше не сможете играть, мне очень жаль.
– Где мой телефон? – снова перебил он.
Когда ему подали его мобильный, он быстро договорился, чтобы его забрали из больницы и приготовили частный самолет. Все были в шоке, врачи кричали, что ему рано, что нужно, как минимум, пролежать неделю, мать тоже умоляла послушать врачей, но он никого не слышал.
Ему нужно было побыть одному. Плевать он хотел на колено, на футбол, его жизнь разрушена до основания, на фоне этого потерять возможность бегать за мячом – такая ерунда.
С этой мыслью он прилетел на Муши-Кей и, не разбирая дороги, пошел к их с Анной любимому месту. Он не обращал внимания на пульсирующую, острую боль и сукровицу, струящуюся по ноге – все это не имело значения. Сейчас было только его горе и сжирающее живьем чувство вины. Воспоминания накатывали приступами, вызывая агонию.
– Господи, что я наделал, что же я наделал?! – зарыдал он, уткнувшись лицом в песок. – Прости меня, Эни! Прости, что не верил тебе, что ты так и не достучалась до меня! Прости меня за все! – он глотал песок, но продолжал шептать, перед глазами проносилась вся их жизнь от первого момента до последнего: вот она на дороге такая дерзкая и такая юная, от их первая ночь, точнее – день, их свадьба… А дальше… Дальше он плыл по огненной реке своих безумств, они сжигали его, вызывая удушье. Он вспоминал, как впервые ударил ее, как изменил ей и его выворачивало наизнанку. Хотелось утопиться, хотелось изрезать себя на куски, но это было бы слишком легко для такой тварюги, как он.
– Нет, чертов ублюдок, так просто ты не отделаешься, будешь землю жрать под ее ногами! – обещает он самому себе, хотя не имеет ни малейшего понятия, как быть дальше.
Он сам налил и сам выпил до дна чашу унижений, позора и боли. Она сказала просить прощение у Бога, но какое ему дело до Бога? Он в Него не верил, более того, он Его ненавидел.
Почему Он не уберег ее – чистую, невинную, солнечную девочку, – от такого чудовища?! Как подпустил к ней такую тварь? Как позволил коснуться ее?! Ладно ему – развращенному ублюдку, все это в наказание за скотский образ жизни, а ей… ей то за что?!
Нет, не станет он просить у Него прощения, к черту такого Бога. Он будет просить прощения лишь у нее, если посмеет, если решится хоть когда-нибудь взглянуть ей в глаза.
Всю ночь и весь день он пропускал через себя воспоминания, боль и горечь. Лежал на раскаленном песке, солнце обжигало измотанное тело. Маркус был опустошен, выжат до последней капли и все также не имел ни малейшего представления, как быть, но одно знал точно – он будет мстить, убивать тварей, сотворивших с его семьей такое. Но перед этим он должен увидеть ее хотя бы издалека.
Приняв это решение, в этот же день Маркус вернулся в Лондон с твердым намерением поехать к Анне.
Да, он не имеет права и знает, что надеятся не на что, но он обязан попросить прощение, увидеть свой приговор в любимых глазах и принять от нее все, что она сочтет нужным ему сказать.
Только по приезде в Лондон, на него обрушилось другое известие. Он, как выброшенная на берег рыба, глотал воздух, задыхался, читал и не понимал, читал и не верил. Из него словно выбили одним ударом душу, ибо какой-то задрипанной газетке, оставленной ему секретарем, было маленькое сообщение:
«Анна Гончарова, бывшая жена Маркуса Беркета, недолго засиделась в невестах и семнадцатого июля стала женой бывшего помощника футболиста, Джо Райли!»
