Полина Александровна Раевская
Каюсь. Том 2
Глава 1
пять месяцев спустя…
«Согласись, пусть будет – не бесплатное, липовое,
мертвенное, ватное, с дарственной на выцветшем боку.
Подари мне небо, хоть плакатное, я его приклею к потолку.» – прокручивается в голове раз за разом, пока я бездумно вожу пальцем по гравировке, сжимая брелок в кулаке.
Интересно, Чайка уже пожалела, что вытатуировала эти строки на своем теле? – вспыхивает вдруг вопрос в моем воспаленном мозгу. Хотя почему это «вдруг»? Все, как обычно – ни дня без мыслей о ней. Ни единого мгновения передышки. А ведь прошло уже пять месяцев. Пять бесконечных и в тоже время призрачных месяца, проведенных в попытках забыть, обмануть и убедить самого себя, что поступил я исключительно правильно. Правила…
«Опять эти твои дурацкие правила, Гладышев!» – сказала бы она.
Дурацкие, Янка, не то слово – дурацкие.
И сам я – дурак. Дурак, каких свет не видывал. Все пыжился, что-то пыжился. И ведь искренне полагал и верил, что уже ни что не всколыхнет мою охладевшую душу. Что смогу контролировать свои эмоции и душевные порывы. Но не смог. Ни черта я не смог! Да и разве с ней можно? А ведь я с самого начала знал, что совершаю ошибку, ввязываясь в эти отношения. Но мы же плавали, и не на таких еще нарывались. А в том и дело, что не на таких. Она единственная, перевернувшая мой мир, разбередившая душу, разбудившая во мне безумного мальчишку, готового сорваться по первому ее зову. Я до сих пор не могу понять, как оказался в Рубцовске. Услышал ее испуганный голосок, отчаянные рыдания, и напрочь крышу снесло. Забыл о принятом накануне решении расстаться с ней, о разуме забыл, о времени и расстоянии. Да что говорить, если я на семью и дочь забил, бросившись к ней посреди ночи?! В то мгновение все потеряло смысл, кроме ее блага, ради которого я готов был положить к ногам этой девочки весь мир, саму судьбу на колени поставить, только бы все у моей Янки было хорошо, только бы не слышать ее отчаянного голоса.
И я летел, к ней летел, ни на секунду не задумываясь, что творю, какую чудовищную ошибку совершаю. А после, с этой проклятой болезнью все вообще полетело к такой-то матери, и я потерял контроль над управлением машиной под названием моя собственная жизнь. Вот тут начался апокалипсис, полный хаос. Меня завертело, закружило с бешеной скоростью в этих совместных обедах, завтраках и ужинах, в этих размеренных вечерах за какой-то глупой комедией, в Чайке закружило такой домашней, счастливой, примерившей наверняка уже и свадебное платье, и мою фамилию. А я, как рыба, выброшенная на берег, задыхался от паники, не властный над происходящим. Потому что этот разогнавшийся поезд уже просто невозможно было остановить без каких-либо потерь. А во мне сирена вопила, что надо, надо, надо, мать твою, притормозить и как можно скорее! Ведь мне не двадцать, чтобы с места в карьер. Хотя хотелось, до безумия хотелось вот так – смело махнув рукой на все и будь, что будет. Но утратил я эту способность вместе со своей юностью. И если быть до конца честным, струсил. Меня накрыл страх перемен и того, что они сулят, поэтому я готов был жилы рвать, дабы обогнать этот несущейся на всех порах поезд. В конце концов, не для того я свою жизнь по кирпичикам выстраивал, чтобы однажды появилась она, и как ураган разнесла все к чертям собачьим.
Ошалевший от этих всех чувств, эмоций, мыслей, я запаниковал и бросился наперерез несущейся махине, в отчаянной попытке остановить даже ценой катастрофы. Только бы сбежать, только бы не дать слабину, не оставить себе ни единого шанса на ошибку, потому что это будет именно ОШИБКОЙ! С этой девчонкой всегда, как на вулкане, с ней я сам превращаюсь в вулкан, теряю контроль и разум. Поэтому я задавил в зародыше любой протест, заткнул его грубо, жестко, безапелляционно. И помог разогнавшемуся поезду слететь с рельс да так, чтобы искры летели, перекорежило до неузнаваемости, расхлестало, раздробило, размазало без права на восстановления.
Только не думал, что буду подыхать, наблюдая за разворачивающейся трагедией, что останусь погребен под останками наших «сред и пятниц», давно вышедших из заданных рамок. Представить даже не мог, что будет всего наизнанку выворачивать, ломать от боли. Я зашивался, глядя на нее – мою Чайку: такую беззащитную, открытую, любящую, отчаянно пытающуюся бороться за то, чему я не дал ни единого шанса. Но если бы она знала, как ее слезы душу вынимали, как каждое слово подобно ржавому ножу проходилось по нервам, а потом оседали где-то глубоко внутри горечью, чтобы всплывать по ночам и медленно, но верно уничтожать. Ибо мое подсознание с каким-то садистским удовольствием прокручивало нашу последнюю встречу, стоило только на секунду закрыть глаза.
Если бы она только знала, что я ее с мясом от себя отдирал, «наживую», разве бы она ушла? Нет, она бы зубами вцепилась со всем своим энтузиазмом, и у меня бы не хватило сил справиться не то, что с ней, с самим собой. Вот только что потом? Что сталось бы с моей жизнью, со мной, с моей дочерью? И пока эти вопросы еще бились в моей голове, придавая мне сил, я сделал то, что должен был сделать давно, очень давно, пока это не стало такой проблемой.
Да только оказалось поздно, ибо «проблема» проросла вглубь меня, разлилась по крови, заставляя признать, что ни хрена оно не с глаз долой из сердца вон. Брехня это! Думал, уберу ее из своей жизни и смогу, задавлю в зародыше все эти непонятные чувства, но они, как анаэробные бактерии размножились еще больше без воздуха и поразили каждую клетку моего нутра. И как не старайся, чем не трави их, они прорастают только глубже, отравляют кровь, разум и всю мою жизнь. Загибаюсь я, с ума схожу или уже сошел.
Вот с такими мыслями в паршивом настроение я подъехал к Плазе. Сказывалась также хроническая усталость от почти полугодового трудоголизма и, как следствие, недосыпание, недоедание, перенапряжение. С утра еще Марина- моя… даже не знаю, как обозначить. На данный момент все же любовница, если это можно так назвать.
Да, я попробовал двигаться дальше, но дурацкая эта затея оказалась. С Мариной мы знакомы уже достаточно давно, порядка десяти лет. Она умная женщина, всего добившаяся в этой жизни сама. Провести вечер в ее компании я всегда был рад. До недавнего времени наши отношения редко когда выходили за рамки приятельских, хотя однозначно нас тянуло друг к другу и нет -нет мы срывались, но после все возвращалось на круги своя. Умение трезво оценивать ситуацию – одно из многочисленных достоинств этой женщины. Она никогда не драматизировала происходящее. И когда я пару месяцев назад посетил в очередной раз Нью-Йорк, мы по традиции встретились. Я и сам не знаю, какой черт меня потянул встревать в очередные отношения, зачем мне это понадобилось, ведь знал, что ничто не заменит мне мою Янку. Но на тот момент мне просто хотелось переключиться, войти в привычную колею и забыть… Ее забыть, наказанье это божье. Но не помогло, только лишние проблемы и головная боль, а также понимание – какая пропасть между реальной «средой и пятницей» и тем, что происходило у нас с Чайкой. Нет, я сам лично положил конец тому, что было между нами, но познав то сумасшествие, выздоравливать уже не хочется.
Поэтому сегодня решил, что пора нам с Мариной заканчивать наш суррогат, на который нет ни времени, ни сил да и желания тоже. Какой спрашивается понт в подруге, если когда надо, ее нет?! Проще воспользоваться эскортницами, когда приспичит. Я понимаю, не вина Марины, что рейс задержали, а раньше она не могла прилететь из-за дел, но в который раз убеждаюсь, что деловые женщины интересны в общении, иногда хороши в постели, но совершенно не подходят для отношений, во всяком случае мне нужна баба, которая сорвется, прилетит и все сделает, как надо, для которой приоритет – я, а не работа или еще что-то. В общем, Марина тоже не прибавила хорошего настроения, а тут еще Олеся со своими очередными выкрутасами настолько достала, что даже повод, по которому мы собрались в Crowne Plaza, не радовал, а ведь я шесть лет угробил, чтобы выйти на этот уровень. Раньше думал, что когда этот день настанет, буду почти счастлив. Но вот цель достигнута, а мне как шел, так и ехал подписанный контракт.
Все эти месяцы я, кажется, жил на работе, поэтому сейчас у меня было лишь одно желание – отсидеть этот гребанный вечер и уехать куда-нибудь отдыхать. Планировал с дочерью, но честно, хочется побыть в одиночестве. Я устал бегать от самого себя, от того, что с ума схожу, думая, что где-то там – далеко женщина… Хотя, какая она, черт возьми, женщина?! Сумасбродная девчонка, без которой мне свет стал не мил. Хреново без нее, так хреново, что готов все бросить и на коленях приползти, признавая, что конченый дебил. Просить прощение за каждое слово, взгляд, действие, которыми я раз за разом делал ей больно, особенно за последнюю нашу встречу.
Каждый день на части рвет и тянет к ней, ломает сука! По ней ломает. По смеху ее вульгарному, по голосу прокуренному, по стонам ее, от которых пульс зашкаливало. По ней, сотканной из противоречий; нежной, грубой, покорной и дерзкой, колючей и ласковой. Пора, наверное, признать, что бросив ее, я остался в дураках и от этого не спрятаться, не убежать, она выиграла. Уложила на лопатки. Влюбила в себя, как и говорила. Влюбила!
Эта мысль, конечно, не бьет обухом по голове, но почему-то именно сейчас желание бросить все и рвануть к ней просто зашкаливает. Бред, конечно, полный бред! Пять месяцев прошло. Черт возьми, пять месяцев! Сто пятьдесят дней бесконечных мыслей о ней проклятой. За все это время я много раз порывался найти ее, но сразу же пресекал эти порывы, удовлетворяясь информацией о том, как она устроена: работает ли, закончила ли курсы, нет ли проблем с жильем, здорова ли. Я знал, что никаких материальных сложностей у нее не должно было возникнуть, денег я оставил ей достаточно. Не в качестве какого-то утешительного приза или компенсации за моральный ущерб. Нет, просто мне хотелось, чтобы она спокойно закончила все, что планировала и готовилась к поступлению в университет, не испытывая нужды и не завися от своих придурочных родственников. Мне хотелось, чтобы моя девочка реализовала себя в этой жизни, чтобы не знала забот и проблем, чтобы была счастлива, занимаясь тем, чем ей нравится. Я просто хотел и хочу, чтобы все у нее было хорошо. Я не искал с ней встреч, не узнавал, где она живет и с кем, дабы не искушать себя. Только общие факты, чтобы не травить и без того растравленную душу и в тоже время хоть немного, но быть ближе к ней. Такая вот иллюзия и полный идиотизм.
Выхожу из майбаха и окидываю безразличным взглядом роскошную обстановку. Рядом, как по мановению палочки, появляется швейцар, готовый проводить меня внутрь. Ни секунды не медлю, хочется уже поскорее покончить с работой. На двадцатом этаже у входа в конференц- зал меня встречает моя секретарша. Оглядываю ее с ног до головы. Выглядит вроде сносно. Хотя мне как-то всегда фиолетово было, главное, чтобы работу свою выполняла.
– Олег Александрович, мы уже заждались. Всем вы срочно понадобились. Я уже не знала, что говорить, а вы на звонки не отвечали, – пожаловалась она.
– Мил, мне это неинтересно. Я за то и плачу, чтобы ты подобные ситуации разруливала самостоятельно, – раздраженно парирую я.
– Я и разрулила. Просто хотела, чтобы вы знали, – огрызнулась она.
– Ну и умница, – усмехнулся я и примирительно предложил ей руку. – Ладно, пошли. Сопровождать меня будешь сегодня.
Она удивленно взглянула и даже побледнела.
– Но, Олег Александрович… Я с мужем же, – начала она возражать, вызывая глухое раздражение.
– Мил, мы не на отдыхе, а на работе. Так что избавь меня от лишней головной боли. А муж твой никуда не денется. Пошли! – отрезал я, подхватив ее под руку.
Знаю, что поступаю в очередной раз эгоистично, учитывая, насколько непросто складываются отношения у Людки с мужем из-за моих требований. Но разве это мои проблемы? За те деньги, что плачу ей, могу себе позволить все что угодно, хоть включить в перечень ее обязанностей минет каждые полчаса. Слава богу, она это понимает и чаще всего помалкивает. Сегодня что-то не то на нее нашло.
С этими мыслями завожу Людмилу в роскошный банкетный зал. На нас сразу же обращаются сотни взглядов, а у меня чувство, будто меня повели на эшафот. Последующий час прошел в приветствиях и поздравлениях. Переговорив с немцами и обсудив некоторые моменты, выдыхаю.
Наконец-то можно расслабиться и просто насладиться хорошей музыкой и вечером. Но не успеваю это сделать, как в поле моего зрения попадают Миха со своей благоверной.
– Здорово, Мих, – улыбаясь, обнял я друга, когда он подошел. Ему искренне рад, а касательно его жены, то как всегда, не смог сдержать сарказм: —Приветствую вас, Виктория Викторовна. Как поживаете?
– Прекрасно, Олег Александрович. Спасибо, вы очень любезны, – улыбнулась она иронично.
Миха с улыбкой покачал головой.
– Ну что, пить будем? Я уж думал, если честно, что ни черта не получится с этим контрактом, –признался он, облегченно выдыхая. Взяв у проходившего официанта бокалы, протянул один мне, другой – Вике. – Давай, Гладышев, как в старые добрые. За такое дело грех не выпить по бокальчику.
Я с ним согласен, но решил, что гулять буду ближе к ночи, когда с друзьями соберемся, а не здесь.
– Не, позже будем праздновать, а то как начну чудить, и сбегут наши партнеры, – со смешком напоминаю о том, что пить мне нельзя. Антроповы смеются. Наверняка вспомнив, какие я коры мочил по пьяни.
– Ну, а мы все равно выпьем. За успех, Олег! – провозгласила Викуля.
Я символически приподнял бокал и словно закаменел, услышав знакомый до боли смех. Слегка мотнул головой, прогоняя наваждение. Но через мгновение вновь слышу этот до невозможности неприличный, громкий и заливистый хохот, который узнаю из тысячи. Резко оборачиваюсь и сканирую окружающее пространство ищущим взглядом. Кровь в висках пульсирует набатом, гонит по венам возбуждение, азарт и безумное желание увидеть мою девочку. В глотке пересыхает, и я залпом выпиваю шампанское, не обращая внимание на удивленное лицо Михи.
– Ой, Гладышев, не твоя ли бывшая цыпочка вон там? – наигранно восклицает Вика, кивнув, видимо, в сторону Чайки. Уверен, она только и ждала подходящего случая, чтобы это сказать.
Медленно, очень медленно поворачиваюсь и смотрю в указанном направлении. Скольжу жадным взглядом. И через мгновение, словно удар под дых со всей дури, когда вижу Чайку. Как и в первый раз дух захватывает от ее красоты, сексуальности и невероятной притягательности. Пожираю ее, вглядываюсь и не могу поверить, что это моя девочка. Сейчас, в этой помпезной обстановке, она являет собой шик, элегантность, красоту и секс в одном флаконе. Ее роскошные волосы уложены в высокую прическу, открывая изящную шею, которую я так любил ласкать, зная, что она у нее невероятно чувствительная. От воспоминаний мгновенно возбуждаюсь, словно впечатлительный щегол, дорвавшийся до порно. Хотя Чайка всегда так на меня действовала: достаточно было одного взгляда, чтобы я слетел с катушек. Но сейчас это больше, чем похоть.
Смотрю, нет, жру ее глазами, как чокнутый ловлю звук ее голоса. Даже дышать боюсь. Не могу поверить, что вижу ее здесь. Какого вообще хрена она тут делает?
И будто ответ на мой вопрос – к ней подходит какой-то боров, по-хозяйски кладет руку ей на талию, шепча что-то на ухо. Она же, прикусив губку, едва сдерживает улыбку. Меня же начинает захлестывать волной гнева. А когда Чайка вновь засмеялась и что-то прошептала ему в ответ, дразняще улыбнувшись и заговорчески подмигнув, меня начало трясти от бешеной ярости.
И эта сучка еще втирала мне что-то про любовь? Вот это бл*дство что ли то самое «люблю и так любить никто не будет»?! Да в гробу я такую любовь видел! Ты смотри, быстро к хорошенькому-то привыкла, паразитка. И блажь вся испарилась из башки, как паёк урезали. Сразу ноги раздвинула перед первым попавшимся кошельком.
И я еще, идиот, собирался к ней приползти? Во олень! Сама эта сука приползет, как миленькая! Явно не мед под таким боровом валяться. Уж точно не от хорошей жизни натянуто скалится. Вот же дрянь продажная!
Я бесился, распалял сам себя, следя за ней, словно коршун за своей добычей. Как представлю, что эта дура оставила свои принципы и легла под вот такое подобие человека, так по шкуре мороз. Где она вообще его откопала?!
Мимо прошел официант, я вновь взял бокал. Мне необходимо было выпить. А когда Чайка поднялась из-за стола, я потерял дал речи, и окаменел. Настолько откровенного платья, хоть и оно было до пола, я еще не видел. Меня заколотило от бешенства. Я смотрел на ее наряд с разрезом от бедра – где чуть выше, на талии, драпировка закреплялась каким-то украшением, – и он действовал на меня, как красная тряпка на быка. Но стоило ей сделать шаг, как меня бросило в жар от одного взгляда на ее ноги и мелькнувшие при одном чуть свободном движении трусики. Мать твою! Ты что же творишь-то, падла?! Но тут же от мысли, что ее трахает вон то жирное чмо, мутить начинает.
– По рукам пошла девочка, – ехидно замечает Викуля и уходит от греха подальше. И правильно! Не в том я состояние, чтобы любезничать. Не верится даже, что у нее заработали мозги.
Но не успела она отойти, как ко мне подошел один из наших иностранных партнеров и, вдруг заявил, проследив за моим взглядом:
– Oh , ja! Diese Frau ist wunderschön. Ich kann den ganzen Abend Blick nicht reißen ! Feuer! Für eine Nacht mit einer Seele bereit ist zu verkaufen.( О, да! Эта женщина великолепна. Не могу оторвать весь вечер взгляд! Огонь! За ночь с такой и душу продать не жалко.)
Беру очередной бокал и большими глотками осушаю его в два счета, чтобы залить пожар в груди. Зашкаливает желание разнести тут все к чертям, но в первую очередь хотелось свернуть шею Яночке. Вместо этого, как ни в чем не бывало, холодно отвечаю:
– Ich denke, nur ein paar Dollar. ( Думаю, достаточно пары баксов.)
Немец усмехается и, похлопав меня по плечу, добродушно укоряет:
– Ein Zyniker du mein Freund! Aber man muss zugeben, dass das Glück der Mann, der
die paar Dollar zahlt.( Да вы циник, друг мой! Но согласитесь, счастливчик тот мужчина, что платит эти пару баксов.)
Приподняв высокомерно бровь, лишь усмехаюсь, чтобы не послать к чертям этого болвана или не отхерачить до потери сознания, хоть он и ни при чем.
Поворачиваюсь к Михе, ведущему беседу еще с одним немцем. Друг обеспокоено поглядывает на меня. Вежливо, насколько это возможно в моем состоянии, откланиваюсь, и иду на поиски Людки. Мне срочно нужно узнать, что за хрен с этой вертихвосткой.
Моя секретарша нашлась сразу же. Когда я подошел, муж ее надулся, как индюк. Так и хотелось успокоить бедолагу, сказав, что такие курицы, как его жена, не в моем вкусе. Но Людку не хочется обижать – нормальная она баба.
– Мил, ты мне нужна, – подзываю ее без всяких расшаркиваний и ненужных знакомств.
Она без возражений следует за мной. Подвожу ее поближе к Чайке и ее спутнику. Людмила обращается в «слух». Люблю своих подчиненных за исполнительность.
– Вон там, видишь, мужика толстого? Это кто-то из наших? Что-то не припоминаю его, – киваю на борова, который, как мне кажется, с кем-то из администрации увлеченно беседует.
– Это один из наших юристов, Олег Александрович. Кстати, очень ценный кадр. Вы сами отмечали, – напоминает Люда. Мне же остается только подивиться.
– Не помню, – отмахиваюсь. Алкоголь начал действовать: голова кружилась, энергия била ключом и хотелось ее куда-нибудь выплеснуть. Наблюдение – однозначно, не мой метод.
– Ну, пошли, похвалим «ценный кадр», – подтолкнув Милу вперед, с предвкушающей улыбкой, иронизирую.
Людка смотрит на меня удивленно, но никак не комментирует происходящее. Я же уже ничего не замечаю, кроме Чайки. Приняв соблазнительную позу, она наигранно улыбается и, потягивая шампанское, делает вид, что внимательно слушает. На самом деле, малыш очень далеко отсюда, о чем свидетельствует затуманенный взгляд.
Чем ближе к ней, тем хреновей. Глаза ее, губы, волосы, запах сводят с ума, до дрожи в каждой клетке. Она стала той женщиной, которую мне не нужно видеть, чтобы чувствовать и ощущать. Она все это время была везде и всюду, была во мне, впиталась в кровь, заразила неизлечимо. И я заболел. Заболел с первой минуты, как столкнулся с ней в Де Марко. И как бы ни отнекивался – хочу ее, одержим ей, как дьяволом. Почему? Не знаю. Просто сгораю рядом с ней, теряю голову от бешеной страсти. А у страсти нет мотивов, на то она и страсть. Ни одна женщина так не цепляла, а эта девчонка одним взглядом на колени ставит. У нас с ней все было через край, но после этих месяцев без нее я себе не желаю лучшего. Не могу без нее. Шальная, невыносимая, дикая. Убил бы. Но я, видите ли, люблю ее.
С каждым шагом все отчетливее и отчетливее это осознаю. А может, я просто пьян? Меня кидает из стороны в сторону. Ни хрена уже не понимаю. Не знаю, чего хочется больше: убить ее или увести отсюда, выкрасть, наплевав на возражения. Боров берет ее руку и подносит к своим губам. Фу, бл*дь! Но она улыбается да еще так мило, что меня реально стошнит сейчас. Оскара Чайке! Оскара! Ты смотри, какой покорной стала детка. Убить суку мало!
Я сошел с ума – это точно! От ярости колотит, но еще пытаюсь сохранять лицо. Натягиваю маску вежливости и подхожу к парочке. Лицо Чайки – это нечто. Такой потрясающей метаморфозы я еще не наблюдал. Улыбка сменяется гримасой, в которой смешалась гамма чувств. Мне нравится ее замешательство. Наслаждаюсь ее растерянностью, бледностью и промелькнувшим в глазах ужасом. Не забыла ничего. Не переболела! Эта новость вызывает радость. Горькую такую радость.
– Олег Александрович, добрый вечер! Вячеслав Иванович, –воодушевленно воскликнул ее спутник, представившись. Смотрю на его заискивающее лицо, протянутую руку и демонстративно убираю свою в карман брюк. Толстяк тут же стушевался, вызывая у меня какое-то удовольствие и в тоже время отвращение. Перевожу взгляд на Чайку и презрительно усмехаюсь. Она выдерживает мой взгляд, приподняв подбородок.
Мои губы растягиваются в хищной улыбке. Так бы и смотрел на нее. Но вспоминаю вовремя, что мы не одни и продолжаю свою игру.
– И вам добрый, Вячеслав Иванович. Не представите нас вашей спутнице?
Он тут же спохватился, кивнул и торопливо начал исправлять оплошность:
– Позвольте представить вам Яночку. Мою…
– Очень приятно, Яна, – перебиваю его намеренно, едва сдерживаясь, чтобы не закопать тут же от одного этого «моя». Хер ты угадал, боров! Чайка дерзко ухмыляется и грубо отрезает:
– Не могу ответить вам взаимностью, Олег Александрович.
Ее спутник меняется в лице и ошарашенно смотрит на нее. Она же невозмутимо делает глоток шампанского.
– Прошу прощения, но мне нужно отойти, – вежливо улыбнувшись, с гордо поднятой головой Янка растворяется в толпе.
Иваныч начинает что-то торопливо объяснять и извиняться, Людка тактично помалкивает. Я же едва сдерживаю себя, чтобы не бросится за этой… этой… У меня слов не хватало. В это мгновение я едва ли мог справиться с эмоциями. Меня на части разрывало от ярости и дикого гнева. Смотрю на этого идиота и не могу поверить, что она спит с таким ничтожеством. Вот это недо-существо ее лапает, потеет на нее? Меня тошнит, наизнанку выворачивает. Боже, я ее не просто убью, я ее изувечу, шлюху!
Взяв бокал, в бешенстве покидаю компанию толстяка и Людки, ни слова не сказав. Наплевав на все, ищу в толпе Чайку. На ходу одним махом выпиваю шампанское, словно воду. Уже просто для того, чтобы хоть как-то заглушить внутреннего зверя, иначе за себя не отвечаю. Но алкоголь еще сильнее распаляет меня.
К тому моменту, как я подошел к туалету, где Янка наверняка пряталась от меня, я уже был не просто под градусом, я был «в хлам».
Чуть ли не с ноги открываю дверь в дамскую комнату и сразу же вижу ее, поправляющую макияж. Она вздрагивает, резко поворачивается, из дрожащих рук выпадает пудра и с глухим ударом разлетается на полу. Но ни я, ни Чайка не обращаем на это внимание. Захлопнув за собой дверь, нетвердым шагом направляюсь к побледневшей Янке. Она не двигается, следит за мной напряженным взглядом и учащенно дышит.
– Что тебе нужно? – холодно спрашивает, как только я подхожу достаточно близко.
– Да вот стало любопытно: почем сейчас «любовь», – насмешливо отзываюсь, продолжая медленно, словно хищник, приближаться к ней.
–Цена слишком высока, не потянешь, Гладышев. – иронично замечает она, наигранно улыбнувшись, взяв себя в руки.
–Уверена?– приближаюсь почти вплотную, отчего она тут же меняется в лице, маска невозмутимости вновь на мгновение слетает, что вызывает у меня довольную улыбку.
– Ты, кажется, не в курсе моих возможностей, малыш, – шепчу, едва сдерживаясь, когда ее прерывистое дыхание касается моей разгоряченной кожи.
–Я как раз- таки в курсе, поэтому и говорю – не по карману тебе, Олеженька!– снисходительно сообщает она, дерзко ухмыльнувшись, а меня с ума сводит ее чувственный оскал, вызов в голубых глазах и весь этот бунтарский дух, что на краткий миг даже забываю о своей ярости.
–Интересно, что может быть не по карману МНЕ из того, что по карману простому юристику?– издевательски осведомляюсь, не сводя голодного взгляда с ее губ, которые она тут же сурово сжимает, заметив мой повышенный интерес.
–Ты так и не понял, Гладышев, все, что можно купить за деньги уже дешево!– цедит презрительно, отталкивая меня от себя, но я еще сильнее вжимаю ее в бортик раковины.
– Вот как?! Ну, просвети меня, что нужно, чтобы ты раздвинула свои ножки, уж больно любопытны расценки, – начинаю я вновь звереть при мысли, что она позволила лапать свое тело тому жирному ублюдку.
–Любить меня, уважать, ценить, боготворить! – чеканит она яростно, сверля меня гневным взглядом. – Из перечисленного ты ни на что не способен. И уж тем более, ты не в состоянии сделать меня женой и матерью, а это и есть мои «расценки». И на меньшее я не согласна! Так что убери свои грязные руки, пьяная скотина, и не смей ко мне прикасаться!
Меня эта бравада настолько вывела из себя, что я не выдержал, прижался к ней вплотную и, обхватив ее пылающее от ярости лицо, сдавил щеки, заставляя рот раскрыться.
–Я буду тебя касаться так, как хочу, и когда хочу вот этими самыми руками, и ты мне слова не скажешь!– цежу ей прямо в лицо, едва касаясь ее губ. – А этот дешевый пафос оставь для идиотов, вроде того, что ждет тебя в зале. До чего же ты опустилась! Или он, наверное, единственный, кто готов такой шлюхе, как ты заплатить подобную… – я не успеваю договорить, оглушительная пощечина останавливает поток моего пьяного, ревнивого бреда.
–Заткнись, мерзкий ублюдок! Это с тобой я опустилась, позволив такой свинье, как ты, прикоснуться к себе! – выплевывает она, вырываясь их моих стальных тисков, лихорадочно растирая нежную кожу щек. Я только сейчас понял, с какой силой сжимал ее лицо и стало не по себе. На мгновение я замер, вглядываясь в нее. И у меня опять поехала крыша. Все эти месяцы тоски по ней обрушились, будто лавина и мне нестерпимо стало стоять просто рядом, когда хочется быть в ней. Утонуть, захлебнуться.
–Не приближайся ко мне!– вскричала она, когда я решительно направился в ее сторону, обезумивший от дикого коктейля эмоций. Она бросилась к кабинке туалета, но не успела скрыться, я резко дернул на себя дверцу и втиснулся в маленькое пространство, толкнув Чайку к стене. А потом меня повело, и я навалился на нее, прижавшись вплотную, ощущая каждый изгиб ее роскошного тела, заводясь от этой близости. Ее аромат окутал меня, дурманя и сводя с ума. Мы часто дышали, словно после бега, глядя друг другу в глаза полыхающими взглядами: я голодным, бешеным, она – испуганным и в тоже время возмущенным. Подаюсь вперед, не в силах больше противостоять зову тела, но Янка тут же отворачивается, и я скольжу губами по ее щеке.
–Ты что, совсем с ума сошел?! Что тебе нужно? – шипит она зло, пытаясь отпихнуть меня, но я только сильнее распаляюсь от того, как она извивается подо мной.
–Тупой вопрос, Чайка! Как будто ты еще что-то можешь предложить, кроме того, что у тебя в трусиках, – шепчу, касаясь губами ее шеи, скользя ладонью вверх по ее оголенному бедру, пока не достигаю своей цели. Она тут же сводит ноги, хватает меня за руку, пытаясь остановить, но я резко дергаю клочок кружева и касаюсь ее там. Она сухая, но меня это подстегивает еще сильнее.
–Я тебе ничего не собираюсь предлагать, животное! Прекрати! – задохнувшись, выдавливает она из себя, когда я начинаю ласкать ее так, как ей всегда нравилось.
–А я в твоих предложениях не нуждаюсь, сам возьму. Ты все равно разборчивостью не отличаешься, верно? – насмешливо выдыхаю, ощущая пальцами, как она потекла.
– Не твое дело! Я не развлечение для пьяного идиота!– огрызается она и со всей дури ударяет меня по лицу, отчего у меня темнеет в глазах. Щека пульсирует от боли, в глазах красное марево, в голове звенит и все кружится. Меня ведет, а в душе поднимается звериная ярость, прежде всего, от ее слов, от понимания, что она все это время кувыркалась с кем-то и возможно, не только с тем боровом, тогда как я переживал, как она там и все ли у нее –суки в порядке.
–Так или иначе, ты – развлечение. И если бы я не был пьян, в жизни бы к тебе не подошел после того ничтожества. –цежу, сверля ее бешеным взглядом.
–Так сделай одолжение и себе и мне, протрезвей уже!
– Я сделаю нам обоим одолжение, если оторву твою бестолковую голову. Чего тебе, бл*дь, не хватало? Какого хера тебе не живется? – рычу, встряхивая ее, как куклу. Потому что там внутри у меня все вопит от потери, от дикой боли и разочарования. Не могу поверить! Просто в голове не укладывается это дерьмо! Как она до этого додумалась?
–А тебе какого не живется?! Все ведь так, как ты хотел, как тебе было удобно и выгодно! Что теперь тебе надо? Собственнические инстинкты взыграли? – заорала она, отталкивая меня.
–Скорее либидо, в кровати тебе равных нет, – уже не думая ни о чем, выплескиваю весь негатив, всю свою ярость.
–К счастью, тебя в этом плане да впрочем, и во всех заменить оказалось не сложно, – ехидно замечает она.
–Дешёвка! –выплевываю, демонстративно убирая руки, потому что мне действительно противно.
–Всё сказал?– холодно осведомляется она.
–Пошла вон отсюда! Чтобы тебя и твоего хахаля здесь через пять минут не было.
Она уходит. Стук ее каблуков отдается у меня в сердце и в голове набатом. Закрываю глаза, сжимаю кулаки, чтобы не сорваться, не кинуться за ней следом. Меня рвет на части от противоречий: от сумасшедшей ревности и дикой потребности быть с ней, дышать ей, ибо без нее я задыхаюсь. Не живу я без нее. Как только дверь с тихим щелчком закрывается, что-то щелкает внутри меня, мой кулак впечатывается в стену и так снова и снова, и снова в попытках выплеснуть все то, что сидит внутри, но оно словно пожар – с каждым ударом разжигается все больше.
