Петр Сосновский
Я должен все исправить
Глава 15
Чувствовал себя Семен Владимирович скверно. Он был совершенно ненужным человеком, в этой изменившейся жизни.
– Да ты дружище тут закис, – сказал Былинкин. Так нельзя. До каких пор ты будешь заниматься самоедством. Тебя на родине многие помнят.
Доктора – никому не нужных наук, как в последнее время говорил о себе Тихонов, тронули не предложения, которые Игорь Константинович порой источал, видя состояние своего друга, а слова о бывших школьных друзьях Семена Владимировича, с которыми Былинкин имел возможность встретиться.
– Вон, спроси у Григория, твой портрет висит в школе. Слушай, о ком я тебе расскажу. Они мне все уши о тебе прожужжали, какой ты умный и хороший.
Многих из тех, кого назвал Игорь Константинович, Тихонов хорошо помнил Витьку Руденко, Вовку Малея, Вячеслава, братьев Анатолия и Валика.
Бывшие девчонки, теперь солидные женщины матери, тоже не забыли Семена Владимировича. Игорь Константинович путался, называя их имена. Тихонов подсказывал. Сестры Надя, Валя, Вера, Женя Втьюриновы жили с ним когда-то на одной улице. Не одно лето он вместе с ними в поисках дикого меда разорял в Чуровом логе пчелиные гнезда. С Валентиной – девочкой, с большими цыганскими глазами Семен сидел за одной партой.
Этот разговор проходил в доме, после того, когда поезд был встречен, вещи привезены и подняты в квартиру Былинкина. Игорь Константинович с удовольствием рассказывал Семену Владимировичу о своем пребывании в его родном селе, при этом он успевал еще распаковывать и просматривать большое количество всевозможных сумок, пакетов, свертков. Они заполнили всю прихожую. Былинкин расхаживал среди них, как аист. Рядом возле Игоря Константиновича, кроме Семена Владимировича стояла жена друга – Любовь Ивановна, дочь, и Григорий. Они не смели даже прикоснуться к вещам. Былинкин сразу же поднимал крик:
– Вы все мне здесь перепутаете. Ничего не трогайте. То, что я вам даю, то и берите.
Материал, который он привез из командировки, был для него ценен. Над ним Игорь Константинович буквально трясся. Впопыхах, во время отъезда Былинкин заталкивал свои сверточки, пакетики и коробочки, куда только мог. Вещи Григория были проверены наравне со всеми. Только после того, когда профессор все выложил, он сказал парню:
– Теперь можешь нести их домой! – Григорий ушел, Игорь Константинович, вручив пакет с картошкой, отправил на кухню свою жену, которая находилась рядом, ужасаясь картиной кошмарного беспорядка, учиненного мужем.
– Это нам, передали, – сказал он, выпрямившись, – Надежда Сергеевна и Владимир Иванович, брянская, между прочим, считается одной из лучших в стране.
Следом за Любовь Ивановной отправилась и дочь Игоря Константиновича.
Друзья остались одни, Былинкин подойдя к Тихонову, слегка нагнулся, он был выше его ростом и поцеловал Семена Владимировича в щеку:
– Это тебе еще один привет от твоей бывшей знакомой.
– От какой еще знакомой? – переспросил Семен Владимирович и покраснел. Уж не от Наташи, – подумал он.
–Знаешь, от какой! – сказал друг. – Мне об этом так прямо и сказали.
Женщина, которую товарищ описал, не была бывшей невестой Семена Владимировича. К тому же Наташи в селе не должно быть, после взрыва на Чернобыльской АЭС она давно уже жила где-то в Тверской области.
Племянник Тихонова, Григорий, интересующийся прошлой жизнью своего отца, если бы она случайно оказалась в селе, обязательно бы что-то да проведал о ней. Его любознательность в этом вопросе казалась Семену Владимировичу порой даже болезненной.
Вспомнить, кто передал ему привет он так и не смог. Решил, что это одна из его зазноб. До встречи с Наташей он со многими погулял. Не зря у него было прозвище, доставшееся ему по наследству, «красивый» – он ему соответствовал. Девушки его не обходили.
– Ладно, скажу, чтобы тебя не мучить, – не выдержал Игорь Константинович, – это Людмила, вдова твоего младшего брата Григория.
– Я так и думал, – немного помолчав, ответил Тихонов. Это она, когда сблизилась с братом Григорием, все время толкала меня к Наташе, говорила, что та меня любит. Ей хотелось, чтобы ее соперница убралась подальше из родного села. А поцелуй этот, мне кажется, за сына. Она считает, что он поступил благодаря мне. Григорий ее гордость и опора.
Как давно это было. Время неумолимо. Бывая дома у родителей, Тихонов как бы вскользь касался прошлого, не окунаясь в него. Он отталкивал его от себя, загружая себя всевозможной работой, которой в селе было много. Жил Семен Владимирович только настоящим.
Новый путь, который Тихонов выбрал себе после разрыва с Наташей, оказался ему по плечу. Вначале он был у сельчан на виду. Они часто о нем говорили. Дела Семена Владимировича шли в гору. На упреки брата, которые стали сыпаться на него в годы неудач, что он изменился, стал менее внимательным к своим землякам, Семен Владимирович отвечал:
– Нет времени, – хотя, конечно, все это были отговорки. Большинство его одноклассников, как и он, жили вне села в больших и малых городах страны. Их фамилии порой появлялись даже в центральных газетах. Оставшиеся дома были для Семена Владимировича неудачниками. Их он просто игнорировал. Теперь сам он о себе думал, как о неудачнике и стремился не выпячиваться, красоваться было не чем.
Алексей Владимирович не раз пытался его как-то выгородить. При встречах с товарищами Семена, он порой нет-нет, да и давал им возможность почувствовать его присутствие. Но делать это с годами становилось все сложнее и сложнее.
Приезд ученого в село несколько изменил положение. Алексей Владимирович, представляя Игоря Константиновича сельчанам, говорил:
– Вот познакомьтесь. Это Игорь Константинович Былинкин лучший друг моего старшего брата и перечислял его регалии.
Семена Владимировича уважали. Он сумел вырваться, стать человеком. Радушный прием Былинкину оказывался во многом благодаря упоминанию его имени.
Тихонову было стыдно это осознавать. О нем судили по прошлым его заслугам. Все его регалии, звания и награды, которых он был удостоен, в настоящее время были обесценены, а без них он себя чувствовал совершенно голым.
Горечь, ощущаемая им от неустроенности в этой жизни, усиливалась. Он был неблагодарен в отношении к прошлому. Прошлое, соединившее Семена Владимировича когда-то со многими людьми, оказалось, для него пустым звуком, вырвавшимся вдруг и улетевшим в небытие.
Не удержавшись от переживаний, Семен Владимирович не выдержал и сказал другу:
– Какая же я свинья! Думал только о себе. Ведь мог приезжая домой быть более внимательным. Что мне стоило уделить час-другой времени и встретиться со своими старыми друзьями, а я, бывая в отчем доме – вел себя замкнуто, прятаться, не прятался, однако к общению не стремился. Все время проводил то в усадьбе, занимаясь ремонтом какого-нибудь забора или же сарая, то на огороде, то пропадал с косой в лугах. Не один гектар выкосил.
Жизнь у Тихонова шла ни шатко, ни валко – хвалиться ему было не чем. Главным для него в настоящее время было удержаться в институте. Он не знал, что его ожидало через день, два, неделю, месяц. Кто он: безработный, не безработный, не поймешь. И его сожаления, вдруг выплеснутые наружу, были отодвинуты.
– В следующий раз, – сказал Семен Владимирович, – когда будет возможность, обязательно покаюсь. Съезжу и покаюсь.
– Когда в следующий раз? – спросил Былинкин. —Ты решил что-нибудь с институтом. Уволился?
– Нет! – ответил Тихонов. – С недели на неделю все должно выясниться. Я в дирекцию забросил свои предложения. Сам понимаешь, лето – время затишья. Все в отпусках. Вот скоро станет ясно.
– Лучше бы ты со мной поехал, – сказал Былинкин. – Там бы и покаялся.
– Согласен! Наверное, ты прав. Однако все равно меня эта поездка не успокоила бы. Твои слова о том, что мне нужен хороший пинок, правильны. Мне нужно что-то делать.
После этих слов Семен Владимирович вдруг засобирался. Махнув другу рукой, он пошел домой. Игорь Константинович изменился, он стал резче, напористее и это вызывало у Семена Владимировича желание или выполнить требование друга или скрыться, пока все само по себе как-то не образумиться.
Глава 16
После приезда Григория – это было за несколько дней до начала учебного года, мать Елены Петровны Галина Александровна привезла с дачи внучку и внука. В квартире Тихоновых снова стало тесно и шумно. Дети отрывались перед началом занятий. Племянник был в гуще всех игр, которые они затевали, и ничем не отличался от них. Уж дети заметили бы, оплошай Григорий перед ними и выдали бы его всего с потрохами.
– Да нет парень, как парень, – подумал Тихонов.
Первого сентября, Григорий утром вместе со всеми вышел из дома, он поехал в университет. Когда возвратился, все были дома, племянник не удержался и похвалился, назвав предметы, которые ему предстояло изучать. Семену Владимировичу они показались самыми обычными. Наверное, на втором или более старших курсах, у него будут специальные. Сейчас то, что нужно для общей подготовки.
Учиться в университете Григорию понравилось. Не было той опеки, которую он испытывал в школе. За ним никто не следил. Преподаватели давали свой материал. После того как тема была прочитана, проводили практические занятия.
Дома Тихоновы собирались только вечером. Кто приходил раньше, кто позже. Из взрослых Елена Петровна обычно приходила первой. Она работала на заводе. График работы заводской библиотеки отличался от городской. Ей не нужно было сидеть допоздна. Дочки дома не было. Она, вместе с младшим братом прибыв с занятий, оставляла его и уходила в музыкальную школу. Он же, чтобы делать в это время уроки сидел у телевизора. Потом приезжал с занятий Григорий. Семен Владимирович появлялся последним.
После ужина каждый занимался своим делом. Дети Семена Владимировича и Елены Петровны садились за уроки. Часто возникали ссоры. Всех доставал самый младший. Он затевал ссоры, создавал в квартире переполох.
Учиться в такой обстановке было нелегко. Но Григорий не роптал: брал порой в руки лекции и что-то читал. Дядя иногда спрашивал у него:
– Гриша удобно тебе, не мешают готовиться?
Парень отвечал:
– Все нормально!
Конечно, это всего лишь были слова. Вряд ли племянник чувствовал себя в полной мере хорошо. Хотя обстановка ему была привычна. Он ведь не раз бывал с бабушкой Надеждой Сергеевной у Семена Владимировича и Елены Петровны в гостях. Стеснения в его поведении не было. А то, что в квартире было шумно, не давало Григорию скучать по дому.
Проблем с учебой у племянника не было. Тихонов нет-нет и заезжал к Игорю Константиновичу в университет интересовался успехами племянника. Былинкин им был доволен. Плохого сказать о парне он ничего не мог.
В сутолоке дни бежали быстро. Казалось, вот только что был понедельник и вдруг пятница. Снова понедельник и снова пятница. Незаметно прошел сентябрь, октябрь, начался последний месяц осени.
Погода была не дождливой, однако холодной. Григорию потребовалась теплая одежда, и он на праздники поехал домой. Еще до поездки Семен Владимирович заметил, что парень меняется.
– Ты, – сказал он однажды племяннику, – все больше мне напоминаешь своего отца. Не пойму только, чего ты от него больше унаследовал хорошего или же плохого.– помолчал, а затем продолжил: – В детстве во время ссор, которые нет-нет и возникали между мной и твоим дядей Алексеем, он часто оказывался то на одной, то на другой стороне. Мой младший брат в твоем возрасте не был постоянным. Ты в отличие от него должен стараться быть твердым.
Вспоминая о разногласиях, которые случались между ним и братьями, Семен Владимирович не видел в них ни чего такого, что могло, как-то серьезно их разъединить. Все это были детские шалости.
– Пройдут годы, – говорил Семен, – и он сумеет найти то общее, что его навсегда соединит и с Алексеем, и с Григорием.
Так оно и получилось. Расставшись с домом, он, когда приезжал к родителям всегда вызывал у братьев радость. Какое-то время, возможно, младший брат Григорий дулся на него, но после успокоился. Примирило их, считал Семен Владимирович то обстоятельство, что он никого не обвинил в том, что расстался с Наташей. Для него они по-прежнему остались близкими людьми. Даже после, когда младший брат женился на Людмиле, Семен спокойно пожимал ему руку, хотя до этого толкал его в объятья к своей бывшей невесте, ждал и надеялся, что Григорий женится на Наташе.
Сын младшего брата Григория словно копировал отца. Его тянуло на ссоры. Семен Владимирович в нем чувствовал какое-то напряжение. Это тревожило, не давало покоя и Тихонову, и его жене Елене Петровне.
Внешне племянник был спокоен, ничем не выдавал своего недовольства, однако порой парень весь вдруг напрягался, словно готовился отразить какое-то нападение. Чем-то Григорий был обижен. Но, Тихонов его понять не мог, и все списывал на переходный возраст.
Григорий, бывало, и раньше, когда Семен Владимирович приезжал погостить к своим родителям, вел себя по-разному. Правда, срываться он не срывался. Если чем-то был не доволен, то просто уходил, днями не появляясь в доме у бабушки и у дедушки. Надежда Сергеевна говорила тогда:
– Гриша, видать снова на тебя обиделся.
Его обидам тогда Семен Владимирович не придавал внимания. Теперь они его доставали, вынуждали злиться на парня.
– Что ему не нравиться? – спрашивал он у Елены Петровны, – внимание ему мы оказываем такое же, как и своим детям, даже большее.
Когда Елене Петровне надоедало выслушивать мужа она, не удержавшись, говорила ему:
– Вот возьми у него и спроси, что ты все у меня выясняешь, он твой племянник, а не мой.
Однажды Семен Владимирович, увидев его кислую физиономию, не выдержал и накричал на парня. Григорий, тогда развернувшись, ушел к Игорю Константиновичу.
Парень часто пропадал у профессора. Он нашел с ним общий язык, помешавшись на биологии. Тихонов ни раз наблюдал, как они часами разговаривали буквально ни о чем, так ему казалось. Вникать в суть бесед он не хотел, ему хватало и своих забот. Однако Семен Владимирович боялся, что Былинкин может сделаться для племянника, тем вторым полюсом, которым когда-то в детстве был Алексей для его младшего брата Григория. Правда, боятся, боялся, но ничего не делал. Елене Петровне – жене он говорил:
– Напомни мне, чтобы я поговорил с Игорем Константиновичем по поводу Григория. Если он не измениться, с ним нужно что-то делать. Правда, я не знаю что!
Ссориться со своим другом Тихонов был не намерен. Беспокоясь о племяннике, Семен Владимирович ни раз звонил домой матери. Она, как педагог, во многом ему помогала предотвратить, вдруг готовый вспыхнуть, конфликт. Как-то, Надежда Сергеевна, не удержавшись сказала:
– Не хотела я тебе говорить, но ты меня вынуждаешь. Присмотрись к парню. Разве он тебе не напоминает младшего брата?
– Еще как, напоминает, – высказал свое мнение Семен Владимирович, – если быть честным, то он точная его копия.
– Ну, ты же с ним как-то ладил, хотя вы и часто в детстве ссорились. Вспомни, из-за чего отец Григория на тебя дулся. Что случилось, незадолго до того, как он вдруг влюбился, в кавычках, конечно, в твою Наташу. Для чего он это сделал. Ведь его поступок не был серьезным. Что помогло тебе после с ним помириться.
Вспомнить Семен Владимирович, как ни старался, не мог. Разногласия, возникшие непонятно из-за чего с младшим братом, способствовавшие после крепкой дружбе его с Алексеем, для него оставались загадкой, и по сей день. Просто, как лезвие некогда острого ножа со временем притупляется, притупилась и обида Григория на Семена.
Племянник, Семен Владимирович чувствовал нутром, знал отчего его отец был обижен на своего старшего брата. Его оттого, наверное, всего коробило. Он словно ждал, когда дядя все исправить. Но как Тихонов мог исправить. Прошлое ведь нельзя было вернуть и над ним поработать, изменить его. Впору было думать о настоящем, будущем. Однако времени не хватало. Желания Семена Владимировича заняться собой отодвигались в сторону.
Сколько раз Игорь Константинович говорил ему:
– Семен Владимирович вспомни, что ты еще забыл сделать.
– Да, помню, – отвечал Тихонов, – мне нужно, во чтобы то ни стало, найти для себя стоящую работу. Почувствовать от этой работы удовлетворение. Эта работа должна хорошо оплачиваться. Мне необходимо жить нормальной жизнью, как это было раньше. – Но – это были слова. Он в глубине души надеялся, что не все еще потеряно. Тихонов ждал, когда его предложения дирекцией института будут рассмотрены и с чем черт не шутит, приняты к действию.
Глава 17
Долгая жизнь в Москве никак не повлияла на характер Семена Владимировича, хотя он осунулся, погрузнел, в волосах его появилась седина, но в душе Тихонов оставался все тем же сельским жителем.
Упрямство, с которым его земляки стремились везде и во всем лидировать, гнездилось в сердце Тихонова. Он не мог признаться им в своем поражении. Игорь Константинович это понял, когда побывал в селе на родине Семена Владимировича. Слова, сказанные Тихоновым сгоряча, были желанием оправдаться, перед другом. Признать себя свиньей он мог в том случае, если бы снова забрался наверх. Для него было важно, каясь испытать чувство, которое испытывал тот известный генерал перед своими земляками, звеня орденами и медалями. А так как он такого состояния в настоящий момент достигнуть в ближайшем будущем не надеялся, покаяние им переносилось на неопределенное время.
В научно-исследовательском институте творилась неразбериха. Разговоры о банкротстве НИИ поломали весь распорядок дня Тихонова. Не только он один, но весь «народ» на работу в институт ходил, как хотел: Семен Владимирович, например, появлялся у себя в отделе к двенадцати часам. Некоторые из его товарищей приходили еще позже. Дни тянулись в основном в разговорах. Все были обеспокоены: витала мысль о сокращении. Перспектива отправиться на биржу труда никого не устраивала. Контингент сотрудников был не тот, чтобы что-то менять в своей жизни.
В последнее время Семен Владимирович нехотя выходил из дома. С какой-то странной тревогой он покидал его стены.
Первым чуть свет, едва позавтракав, убежал к себе в университет Григорий. Он был рад переменам. И с удовольствием ходил на занятия. Следом за ним ушла на работу Елена Петровна, прихватив с собой детей, чтобы по пути забросить их в школу. И лишь самым последним медленно, неторопливо за дверь не вышел, а правильнее сказать выполз Семен Владимирович.
Ожидание перемен мучило его. Кое-какие слухи ходили, но им Тихонов не верил, понимал, откуда они.
Институт, располагался компактно, имел огромное двадцатиэтажное здание, возвышавшееся над прилегающими корпусами лабораторий, цехов и экспериментальных участков. Работа его была немыслима без большого лифтового хозяйства. Кабины, без конца сновавшие верх и вниз были своего рода артерией и служили не только для функционирования организма НИИ.
Новость о том, что все будет нормально, была кем-то когда-то подслушана в лифте.
Люди с радостными лицами передавали ее друг другу:
– Господа, не беспокойтесь, директор решил поступить благородно. Выгонять никого не будут.
– Пусть так, – думал Семен Владимирович, забираясь в автобус, – но где же тогда администрация возьмет деньги, хотя бы для того, чтобы погасить долг по зарплате. Неужели она согласна отдать часть средств, получаемых от аренды помещений, вряд ли? Продолжать тащить подобно буксиру тяжелую ненужную баржу – «науку» ей тоже не выгодно это идти ко дну – лучше ее бросить. Только тотальное увольнение сотрудников могло изменить ситуацию – это понимал каждый, хотя и цеплялся за любое обнадеживающее слово.
В автобусе, в который Семен Владимирович заскочил – было полупустынно. Час пик уже прошел. Раньше он, вливаясь в поток спешащих людей, толкаемый со всех сторон, приходил в себя, настраивался на рабочий лад. Сейчас Семен Владимирович ехал в полусонном состоянии. Редкие пассажиры, расхолаживали его.
Добравшись до института и поднявшись на лифте на свой этаж, Семен Владимирович, оказавшись у себя в комнате, плюхнулся в кресло. Он долго сидел, приходил в себя.
Было время, он работал вместе со своими сотрудниками, в небольшом отдельном помещении. Его кабинет был отделен стеклянной перегородкой. После того, как отдел формально, развалился и Семен Владимирович остался один, его запихнули в большую комнату, где и без того сидело достаточно людей. Роптать он не мог. Договоров было – раз-два и обчелся.
Двух тумбовый стол, который он перетащил из своей комнаты и кресло – это все что у него оставалось от той прошлой жизни, когда институт процветал. Еще, конечно, было много всякой технической литературы: книг, брошюр, всевозможных документов и бумаг, накопленных за долгие годы работы.
Место, где расположился Семен Владимирович было удобным. Он сидел вдали от прямых назойливых взглядов посетителей – препятствием служил громоздкий шкаф. В него Семен Владимирович при переезде затолкал почти все свое имущество.
Керамическая кружка, довольно вместительная, она ему была подарена сослуживцами, и прочие чайные принадлежности, принесенные им из дома, Семен Владимирович держал в ящике стола, можно, сказать под рукой. Они всегда ему были необходимы.
Ароматная горячая жидкость – напиток, заваренный не так, как это делалось дома в заварном чайнике, а непосредственно в кружке, в которую после не раз подливался кипяток – скрашивала ему жизнь, да и не только ему, но и товарищам по несчастью. Пили чай здесь часто и в больших количествах, особенно рьяно в случае всевозможных торжеств.
Для кипячения воды однажды в складчину был куплен электрический прибор. За покупкой ездила молодой специалист – девушка, пришедшая после окончания вуза. Попала она в НИИ случайно. Долго не задержалась, подучившись, ушла на завод. Там платили раза в два больше, к тому же без задержек.
В институте зарплата была низкой. Народ, можно сказать, ходил по привычке или же дорабатывал свой срок, стремясь получить пенсию. Некоторые из пенсионеров уходили, но большинство оставалось. К зарплате у них прибавлялось пособие и льготы, которые полагались пенсионеру – всего этого – хватало, чтобы сводить концы с концами.
Возраст у Семена Владимировича был солидным, не так давно он отметил свое пятидесятилетие. Елена Петровна наготовила всяких закусок, он же купил заблаговременно в институтском магазинчике горячительных напитков и, конечно же, чая, хорошего, индийского.
Чай пили после водки, так было заведено. К крепко заваренному напитку с хорошим ароматом Семен Владимирович принес торт. Мероприятие прошло весело. Товарищи остались довольны.
Торжеств в институте – хватало, особенно юбилеев. Отмечали их некоторые на широкую ногу, отдавая последнее, Семен Владимирович – скромно.
Институт был его вторым домом. Вел он себя в нем подобающим образом. Начинался рабочий день у Семена Владимировича с кружки чая. К нему всегда кто-нибудь подключался из сослуживцев. На этот раз он не успел. Достав кружку, снова спрятал в стол. Ему позвонили по телефону и пригласили в зал заседаний научно-технического совета.
Тихонов с удовольствием побежал на заседание. На то у него были причины. Он несколько недель назад разработал и передал в дирекцию план работ по совершенствованию работы института. В нем, в этом плане, ученый предлагал объединить силы, то есть остатки от некогда больших отделов, провести маркетинг рынка, остановиться на той продукции, которую институт, исходя из своего технического оснащения, сможет изготовить, и начать действовать. Научный потенциал института позволял заниматься не только разработкой новейших технологий, но и задействовать лаборатории и производственные участки для небольшого производства. Успех должен был быть обеспечен.
У Тихонова нет-нет и мелькала в голове мысль, которая вынуждала его надеяться на лучшее. Тогда не только он будет загружен работой, но и многие его сослуживцы.
Помещение, где собирался научно-технический совет было не большим, меблировано старой, но хорошей мебелью: широкими из добротного дерева столами, под стать им – стульями, на окнах висели темные, придающие домашний уют – широкие шторы.
Давно уже не было ни каких собраний, если, конечно, не считать тех, которые проводились раз в году по случаю отчета дирекции перед акционерами. Правда, они проходили обычно в актовом зале, более вместительном, который на время изымался у арендаторов.
В помещении собралось около пятидесяти человек. Это были администрация института, начальники отделов и руководители направлений, имеющие договора с предприятиями.
Когда аудитория, успокоилась, слово взял директор Станислав Васильевич, бросив взгляд исподлобья, он, всем своим видом, давая понять, что разглагольствовать не следует, был краток:
– Я тут посовещался с главным бухгалтером, – сказал он, – и решил, что выход у нас один. Вы его уже знаете, – кто-то не выдержал из присутствующих и довольно громко крикнул: – «Увольнение?».
– Да-да! Увольнение, но не на улицу, а с правом трудоустройства. Мой заместитель создал новую фирму вот вы все или почти все в нее и перейдете. Условия в этой новой фирме будут несколько иными, чем сейчас, но приемлемы, – директор немного помолчал, потом продолжил. – Арендой она облагаться не будет. Это большой плюс. Однако зарплата, та, которая вами не дополучена на старом месте будет вам выдана при условии заключения договоров с вашей новой фирмой на отчисление части денег институту. Проще, вы ее должны будете сами себе выплатить. Кроме этого, еще и заработать на текущую зарплату.
Директор еще что-то говорил, но Семену Владимировичу уже было не интересно. Тихонов, было, попытался взять слово, но администратор, когда-то бывший научным сотрудником, заметив, что он тянет руку, предопределил его:
– Я в курсе вашего предложения Семен Владимирович. Мы обдумали. Заметьте – долго обсуждали. Но оно нам не подходит, – и демонстративно отвернулся.
– Если есть, что-то непонятное можете выслушать мнение специалиста, – сказал директор, повернул свою крупную голову в сторону толстой дородной женщины.
Бухгалтер не стала медлить и тут же выкрикнула:
– Денег нет! О чем может быть речь?
Задавать ей вопросы никто не решился. Картина была ясна. Директор расписался в своей невозможности управлять институтом. Тут должен на его месте быть человек неординарный, с другим мышлением. Он же поступил так, как большинство его коллег – директоров. Семен Владимирович знал много подобного рода учреждений, которые просто-напросто развалились. Единицы из них сумели выжить.
В институт Семен Владимирович пришел не случайно. О нем он узнал еще на заводе. Ему был памятен тот день, когда его вызвал к себе в кабинет начальник и, указав на незнакомых людей, сказал:
– Знакомьтесь Семен Владимирович это представители науки. Они, будут заниматься важной и нужной для завода работой.
Задача, которую решали сотрудники НИИ, заинтересовала Тихонова, он увлекся ею. Однажды не удержался и рассказал им о своей проблеме. Семен Владимирович давно носился с нею, всем надоел на заводе и хороший совет от знающих людей ему был нужен. Совет был дан. Он заключал в себе предложение пойти работать в институт.
В НИИ устроился Семен Владимирович не сразу, – не было места. Ожидал его он несколько лет.
В нем прошли его лучшие годы.
И вот на глазах институт разваливается. Процесс, как говорят в таких случаях – пошел, он не обратим. Нужно было думать о будущем раньше, когда была возможность.
Главной причиной развала Семен Владимирович, считал проведение администрацией политики разобщенности. На этапе акционирования она возможна была нужна. Однако, после приобретения контрольного пакета акций директор должен был изменить ситуацию в институте, но он не захотел этого делать, возможно, не смог.
Разобщенность коллектива способствовала образованию в НИИ – всевозможных фирм. Это вызвало формальное отделение наиболее перспективных направлений. Деньги стали утекать мимо кармана института.
Положение усугублялось еще и тем, что директор отказался развивать производство, база на то имелась, парк оборудования был приличным и даже в какой-то мере уникальным. Большая часть техники, конечно, была загублена, та, которая использовалась – работала неэффективно. Доход шел кому угодно, но только не институту. Народ, потихонечку нет-нет и, халтурил. Порой и Семена Владимировича привлекали, давали возможность подработать. Жизнь заставляла его соглашаться, однако те деньги были какими-то не настоящими, брать их было стыдно.
Институт можно было сохранить: использование денег от перспективных направлений, а также от производства позволило бы развивать науку, то, ради чего и был когда-то он создан. Но время было упущено.
Собрание расстроило Тихонова. Хотя все и оставалось по-прежнему, однако статус пребывания сотрудников в стенах НИИ менялся.
Вечером, вернувшись с работы домой, Семен Владимирович пытался шутить, но неудачно. Елена Петровна заметила, что мужу не сладко и сказала:
– Не переживай. Когда-нибудь это должно было случиться. До каких пор можно жить в постоянном напряжении.
Садись ужинать. Мы уже все поели. Дети пошли погулять. Григорий у Игоря Константиновича. Я с тобой посижу за компанию.
Кушал Семен Владимирович без особого аппетита, хотя и был голоден.
– Тебя пока еще не выгоняют, – снова продолжила Елена Петровна. – Возможно, год-два эта новая фирма подержится, а затем распадется. Вот тогда вас уже уволят по-настоящему. У тебя пока есть время что-нибудь подыскать. Радуйся возможности.
Семен Владимирович уже пытался найти себе работу, но безуспешно, требовался рабочий люд. С его квалификацией на рынке труда делать было не чего.
– Ты, Сеня не езди на биржу, тебе нужно искать себе место через знакомых. Игорь Константинович тебе в этом не помощник. Но он ведь не один. У тебя же везде много друзей. Когда ты был последний раз на заводе, в своем цехе, или же в отделе. Не помнишь?
Я их и то чаще вижу, заходят в библиотеку, порой спрашивают о тебе, интересуются. Сходи. Поговори.
Допив чай, Семен Владимирович сказал:
– Ладно, зайду, как-нибудь по пути на работу, – и отправился в спальню.
– Сейчас возьмет баян, и будет играть – подумала Елена Петровна. Так оно и вышло. Занимаясь делами по хозяйству, она долго слушала до боли знакомую мелодию. Звуки обволакивали. Заслушавшись, она решила все будет хорошо. Семен Владимирович теперь знает, что в институте ему делать нечего, а раз так он найдет себе место. У него много друзей, знакомых, помочь есть кому. А сейчас пусть играет раз это занятие дает ему успокоение.
