Петр Сосновский
Я должен все исправить
ОТ АВТОРА
Мне нравится писать. Я люблю это делать. Вначале я обдумываю тему, даю название своему рассказу, повести или роману, – а затем подобно режиссеру фильма, подбирающему актеров, ищу для произведения действующих лиц – героев.
Я их нахожу среди своих родных, близких, друзей и просто знакомых людей. Их подбор занимает у меня немало времени: я должен быть уверен в них.
От них требуются определенные способности, чтобы выполнить мои требования и сыграть свои роли в соответствии с намеченным мной сценарием. Своевольничать действующим лицам – своим героям я не позволяю, но и от чего-то не естественного, они освобождены – характеры определяют их поведение.
Далее я долго обдумываю первую главу, первое предложение, второе, третье… Это для меня важно, потому что оттого как удачно лягут первые строки на бумагу зависит написание всего моего произведения.
Выбрав героев, я приступаю к письму и выжимаю из них все – не жалею не родных, не чужих. Здесь уместно выражение: «для красного словца не жалко и родного отца».
Известные мне из их жизни события не всегда хорошие (пусть знает кошка чье сало съела), порой усиленные мной негативом из пакостных перерастают в мерзопакостные и ложатся на бумагу, наполняя содержанием главы книги. Некоторые события я могу перемещать во времени, изменяя их последовательность – на то я и автор. Правда, я все это делаю неслучайно. У меня есть замысел. Я должен раскрыть тему – название произведения определяет мои шаги.
При раскрытии темы я использую подобно режиссеру кино – монтаж, и могу легко, без колебаний, конечно, с учетом характера действующего лица, в его жизнь вписывать события, совершенные другим человеком и даже не одним – отсюда образ героя, как привило, становиться собирательным.
Правда, имя остается часто неизменным. Возможно, эти мои действия могут читателям и не нравиться, некоторым из них, отобранным мной в качестве действующих лиц и не нравятся, но что поделаешь. Я пишу не документальное произведение, а художественное и поэтому заранее приношу им свои извинения, и как говорят в подобных случаях, прошу их согласиться с версией, что все описанные события случайны и имена случайны и к имевшим место совпадениям не следует подходить строго и обижаться на автора. Ну, хотя бы потому, что у меня нет в рассказах, повестях, романах – злорадства и желания унизить своих актеров – действующих лиц – героев. Они мне все дороги. Даже негативные, плохо воспитанные. Их сложные характеры позволяют мне садиться за письменный стол и писать. Без них, жизнь была бы скучна и не интересна. И еще, я хочу сказать, в свое оправдание – они плохи в прошлом, но ни как ни в настоящем, а тем более в будущем. На этой оптимистической ноте я заканчиваю: жизнь прекрасна – прекрасна хотя бы потому, что позволяет нам видеть солнце и светиться лицо счастьем.
2007г.
Глава 1
Был теплый летний вечер. Жена Семена Владимировича – Елена Петровна возилась на кухне, занимаясь приготовлением ужина. Детей дома не было. Они гостили у бабушки – матери Елены Петровны.
Уединившись в спальне, Семен Владимирович достал из футляра инкрустированный белым перламутром баян. Затем он, с помощью ремней закрепил его у себя на груди и попытался для начала сыграть небольшое упражнение, чтобы «разогреть» пальцы.
Но не получилось – для ведения басовой партии ему помешали часы. «Запнувшись» ими о ремень, Семен Владимирович неожиданно остановился. Когда-то давно он учился в музыкальном училище и мечтал стать баянистом. Каждый день по пять-шесть часов Семен Владимирович проводил сидя над инструментом. Чтобы часы не мешали ему заниматься он, носил их на правой руке. Если его спрашивали знакомые – с чего бы это?
Семен Владимирович не без гордости отвечал им:
– Профессия обязывает!
Сейчас он просто снял часы и положил их на стол. Жизнь распорядилась так, что инструмент теперь был нужен ему только для своих личных целей: веселить детей, развлекать жену, друзей, знакомых и тешить себя, когда на душе скребли кошки, – было тяжело.
Усевшись на стуле поудобнее: отставив левую ногу и упершись грифом баяна в другую, Семен Владимирович снова принялся за прерванное упражнение. Проблем больше не было: пальцы легко и не принужденно скользили по клавиатуре.
Баян был старым, его меха пропускали воздух, некоторые из клавиш залипали, однако звук, был хорош.
Инструмент Семену Владимировичу подарил его отец, Владимир Иванович, заметив у сына тягу к музыке, когда тот еще был школьником. Сам он неплохо владел балалайкой, мандолиной, гитарой и порой не раз говорил своему сыну:
– Знаешь Сеня, каким бы ты делом не занимался, но жить всегда легче, если в душе у тебя звучит музыка.
Семен Владимирович это понимал, правда, по-своему. Из огромного многообразия мелодий, которые он слышал, играл на баяне или же разучивал, Семен Владимирович долгое время, пытался найти свою – созвучную его сердцу. С ней он собирался прожить всю жизнь.
Такое восприятие музыки могло бы быть странным, для кого угодно, но не для Семена Владимировича.
Перемены, произошедшие в его жизни, после возвращения со службы в армии во многом изменили характер Семена Владимировича. Окончив музыкальное училище, он не стал продолжать свое образование, хотя и имел талант, мог со временем достичь больших успехов, о том ему говорили многие знакомые и друзья и не только они, но и специалисты.
Как его не уговаривали родители остаться жить дома, но сын вдруг быстро собрался и уехал к своему армейскому другу в Москву, устроился там на завод простым рабочим, затем позже поступил в институт. К этому его подтолкнул товарищ. Правда, он и подумать не смел, что Семен Владимирович сдаст документы в технический вуз – выбор у него был: товарищ подсуетился и представил целый список учебных заведений, учитывающих наклонности бывшего сослуживца.
Начав обучение в стенах института, забравшись в дебри математики, физики, химии, Семен Владимирович, продолжал заниматься тяжелым физическим трудом на заводе и возможно оттого стал слышать наряду с обычной гармонией звуков, издаваемых музыкальными инструментами, да тем же баяном еще и сонм всевозможных волн другого порядка. Они порой довольно сильно диссонировали его душе, однако не были противны натуре. Это была музыка бытия – окружающих тел, да и самих людей в повседневной неразберихе жизни.
Инструмент в данном случае баян стал для него считаться своего рода камертоном, способным в тяжелые минуты помочь подстроится на нужную волну, усилить внутренние колебания – жизненный тонус. Уровняв себя с музыкальным произведением, Семен Владимирович начал поиск своей мелодии осознанно с использованием научного подхода.
Прошло много лет. Чего только не было в репертуаре Семена Владимировича. Он, считая себя сельским жителем, хотя уже много лет жил в городе, уделял внимание не только фольклору: плавно и величаво выводя «Вот мчится тройка почтовая», «Ох мороз-мороз» или залихватски перебрасываясь на «Барыню», но не забывал и о классике. Говоря при этом своим близким:
– Баян, не был бы баяном, если бы на нем пытались играть только серьезные произведения. – Порой он даже был рад, что не все удавалось переложить под этот инструмент.
Не сразу Семен Владимирович нашел свою мелодию. Возможно, помехой тому был этот, так называемый, научный подход. Иначе бы он давно уловил сердцем, что такая мелодия ему уже давно известна и есть в его репертуаре.
Однажды, услышанная в детстве, ее играл музыкант-самоучка, незатейливая музыка легко запомнилась Семену Владимировичу. Он не знал ее названия. Пытался найти, но тщетно. Перед уходом в армию Семен Владимирович записал ее в нотную тетрадь, добившись с помощью аранжировки удивительно точного воспроизведения.
Было время, он подбирал под нее даже слова, пытался петь. Ее очень любила Наташа – первая любовь Семена Владимировича и часто просила его:
– Сеня сыграй мою, эту как ее…, – И он играл.
Происходило это обычно летом вне дома в компании таких же, как Семен ребят, когда в сельском Доме культуры не было ни чего хорошего, что могло заставить их туда идти.
Однако музыка так и осталась для Семена Владимировича неопознанной, хотя назвать ее народной он, конечно, не мог даже после того, когда основательно над нею поработал. Был у нее автор. Семен Владимирович не раз слышал ее по радио. Только когда это было? Очень давно.
Нашел свою мелодию Семен Владимирович неожиданно. Как-то раз во время отпуска, когда он гостил у родителей, отец попросил его разобрать бумаги в старом чемодане, ненужные отдать ему на растопку печи. В нем оказались учебники, рукописи и ноты. Часть тетрадей тогда Семен Владимирович не удержался и привез в Москву – домой.
Если бы не жена Елена Петровна, увидевшая как муж вынимал их из дорожной сумки и, заставившая Семена Владимировича достать инструмент, возможно, они были бы снова куда-нибудь спрятаны подальше от глаз.
Мелодия, когда-то трогавшая сердце Семена Владимировича, была обнаружена и восстановлена. Ему не пришлось долго сидеть над нотами.
Она, как и раньше в годы юности пришлась Семену Владимировичу по душе. В трудные минуты он играл только ее. Порой часто и подолгу. В ней, в этой мелодии, наряду с грустными, были и нотки какой-то надежды, радостными звуками, прорывавшиеся в конце произведения. Наверное, благодаря этой музыке Семен Владимирович и оставался человеком. Хотя время позволяло обидеться на весь свет, наплевать на благородство и слиться с толпой алчных людей. Бытовавшее ранее мнение, что деньги не главное, поддерживаемое Семеном Владимировичем, ушло в прошлое. Реформы, произошедшие в стране, все поставили с ног на голову. В нем бушевало непонимание. Ни раз он задавал себе, да и не только себе, но и своим товарищам, вопросы:
– Зачем нужно было в стране все так резко менять? Что это дало людям? – И сам же, не дав никому сказать и слова, тут же горестно с иронией отвечал:
– Возможность не работать, а халтурить, без стеснения рыться в мусорках, свободно говорить, хотя тебя не слушают и самое плохое это то, что каплю за каплей вбивать в свою душу чувство ненужности родине.
Музыка помогала ему, без нее Семен Владимирович бы просто пропал или же свихнулся. Успокоение приходило к нему не сразу: подолгу только, благодаря своей технике игры, извлекал он из инструмента звуки, будучи не в состоянии следить за мелодией.
Еще совсем недавно Семен Владимирович чувствовал себя преуспевающим человеком. Это было заметно не только по его одежде, тогда он носил хорошие импортные костюмы, белые рубашки и обязательно галстуки, но и по поведению, осанке. Хотя Семен Владимирович и не был высоким, но он выглядел таковым. Его крупная голова с широким открытым лбом была всегда высоко поднята, глаза насмешливо блестели, круглые щеки готовы были придти на помощь и выдавить нужную из-под пухлых губ речь, согласно той или иной ситуации.
По мере того, как падал престиж его профессии, менялся и Семен Владимирович. Сейчас в нем уже было трудно узнать специалиста высшей квалификации – ведущего научного сотрудника некогда крупного отраслевого научно-исследовательского института.
То, что Семену Владимировичу не везло, было ясно, в душе он не раз ругал себя за слабость, нерешительность, неумение схватить птицу счастья, однако ни чего в жизни не менял, надеялся на то, что все еще наладиться. Но шли год за годом, а жизнь так и не менялась.
Семен Владимирович занимался перспективным когда-то направлением. Оно, касалось экологии и было выбрано им неслучайно. Условия работы на заводе были адскими. Первое время он, работая в цехе, с непривычки просто задыхался от дыма, горящего металла и испарений масла, плотной завесой стоявших над головой. Быть рабочим было не просто. Прошел не один месяц, прежде чем Семен Владимирович принял новый ритм, потратив годы, в совершенстве освоил свою специальность. Картины того времени порой и сейчас нет-нет да и мелькают в его снах.
Тогда в годы юности он вдруг увидел, что при желании положение в цехе можно изменить. Однако для этого необходимы были знания и не только они, но и особый статус на заводе. Не отработав нужный срок, дающий право на льготы при уходе на пенсию, хотя многие из его товарищей и советовали ему, Семен Владимирович еще до окончания института перешел на должность инженера.
Знаний, как потом выяснилось, оказалось недостаточно. Чтобы осуществить задуманное он был вынужден уйти с завода в НИИ. В его стенах Семен Владимирович поступил в аспирантуру, защитил кандидатскую, а затем и докторскую диссертацию.
С небольшой группой сотрудников Семен Владимирович, сумел добиться желаемого.
Первоначально не все его разработки отвечали жестким требованиям производства. Потребовался не один год, прежде чем удалось добиться положительных результатов.
Ведущей организацией, где впервые было внедрено его «ноу-хау» был родной завод.
Сейчас Семен Владимирович мог себя только ругать. Если бы он не перепроверял полученные результаты, его разработки могли пойти в серию. Им был заключен с министерством крупный договор на проведение работ. Еще на нескольких крупных заводах он должен был внедрить свою технологию.
Однако рынок, пришедший на смену планового ведения хозяйства в стране, в корне изменил ситуацию. Семен Владимирович оказался не удел. Начавшиеся в стране преобразования привели к тому, что был снижен приоритет работ экологического характера, направленных на улучшение условий труда на заводах.
В условиях рынка финансирование его работ через министерство было прекращено. После повального акционирования предприятий – передачи государственной собственности в частные руки – разрыв отношений привел к хаосу и неразберихе. Положение в институте спасли специалисты, разработки которых давали заводам ощутимую прибыль, даже в это тяжелое время.
Однако вскоре желание, как можно больше заработать взяло верх и эти люди, почувствовав себя на гребне волны, начали уходить из института. Опасаясь полного развала учреждения, руководство пошло на уступку. Оно позволило им создавать свои фирмы без увольнения, продолжая работать в НИИ.
Семен Владимирович, конечно, не относился к их числу. Хотя, на досуге он порой нет-нет и представлял себя директором одной из таких фирм.
Правда, для этого необходимо было измениться, стать рабом проклятых бумажек – денег, алчно просеивать и выхватывать, наиболее прибыльные работы, оставляя институту все, что менее доходно. Этим самым достигалась видимость работы. На такое – Семен Владимирович был не способен. Фирмы, паразитирующие за счет института, он презирал, не раз ставил вопрос перед руководством о их закрытии или же контроле над ними, так как в их работах использовалось оборудование института без какой-либо оплаты за него.
Отмахиваясь от слов друзей, переделавших известную пословицу: «Сейчас не до жиру, быть бы живу» на – «Сейчас не до науки…» он назойливо ездил по заводам, убеждая своих клиентов в необходимости продолжать работы. Заключать договора ему хотя и с трудом, но удавалось. Правда, все они были незначительны. Денег на их проведение выделялось так мало, что волей не волей приходилось использовать ранее полученные результаты. Науки в таких работах почти не было. На нее просто не хватало средств.
При заключении договоров работники заводов, непосредственно участвовавшие в работе, просили Семена Владимировича часть суммы выделить и им. Это заставляло его идти на поклон к своим коллегам – директорам тех самых фирм-паразитов и просить их помочь в оформлении. Двойная бухгалтерия мучила Семена Владимировича.
Правда, скоро наступило время, когда эти самые фирмы стали не нужны. Администрации стало более выгодно сдавать площади.
С работы его никто не гнал, народ уходил сам. Чем быстрее падала зарплата сотрудников института, росла задолженность, тем быстрее росла она у администрации. Специалисты, не дающие прибыли институту просто выжимались.
Семен Владимирович понимал, что, если он уйдет. переживать никто не будет. Двери открыты, пожалуйста.
«Может уйти, что толку от работы в институте, в котором не занимаются наукой, – думал он». Формально НИИ хотя и существует, но на самом деле его уже нет. Он «труп». Может пока не поздно нужно все бросить, наплевать на дипломы, звания, на должность, которой он добивался много лет и отправиться «в свободное плавание». Ведь люди уходят и не пропадают, живут.
В письменном столе, в верхнем ящике, среди документов у него лежал диплом об окончании музыкального училища. Хотя он ему и не пригодился в жизни, но в последнее время Семен Владимирович нет-нет и доставал его.
– Вот! Видишь, показывал он жене свою красную книжку, выгонят из института, возьму баян и пойду зарабатывать деньги где-нибудь в переходе метро.
Правда, он только говорил так, тешил себя иллюзиями, пойти в переход Семен Владимирович, конечно, никогда бы, ни отважился. Как мог он, доктор наук, сидеть на переносном стульчике и играть на баяне, бросив рядом возле себя коробку или шапку для мелочи?
Такое не могла себе представить и его жена Елена Петровна, хотя и соглашалась с мужем, поддерживала в нем теплящуюся надежду на то, что в жизни все еще образумиться. Неразбериха и хаос в стране вынуждали ее молить бога, чтобы он дал Семену Владимировичу время доработать до пенсии. Она очень сожалела, что он не заработал себе «горячий стаж».
Елена Петровна работала библиотекарем и получала, как и ее муж гроши. Стараясь, свести концы с концами, она, урезая довольствие, обходилась тем малым, что у них было. По утрам они ели каши, в обед на работе обходились бутербродами с чаем, дети обедали бесплатно в школе и только ужинали уже более плотно, позволяя себе к картошке, которую привозили из села от родителей Семена Владимировича добавлять что-нибудь мясное.
Неурядицы, начавшиеся в стране, Семен Владимирович отсчитывал с момента взрыва на Чернобыльской атомной электростанции. Тогда, считал он, стало возможным экспериментировать целой страной без всякой ответственности. Безнаказанность – причина падения. Все надежды были на человеческую алчность. Руководство страны хотело вдруг, моментально без особых усилий добиться народного благоденствия. Приватизация, народного имущества и раздача его «новым русским», ничего не дала. Превращение некогда процветающего государства в сверхдержаву, довлеющую над США, не состоялось.
Горестные мысли сожаления об утраченном благополучии и могуществе страны мучили Семена Владимировича. Он не видел для себя будущего. Время, когда он получал прилично и чувствовал себя нужным стране человеком – прошло. Скоро он будет старым и немощным.
Баян только баян мог как-то успокоить его. Ему он без стеснения доверял все плохое, что у него было на душе. Горестные мысли, вряд ли могли быть кому-нибудь полезны. Жаловаться жене, матери, отцу, друзьям, знакомым, просто чужим людям – это портить и без того не сладкую их жизнь.
Чистые, как родниковая вода звуки, так как баян был настроен с «разливом», уносили Семена Владимировича в безвозвратно потерянное прошлое – далеко-далеко за пределы видимого.
О чем он мечтал, склонившись над инструментом? Представить себе реально картины, окружавшие его во время игры, было трудно. Возможно, сбросив с себя не один десяток лет, став просто Сеней, он носился босым по полям, лугам, или же продирался через заросли леса к речке вместе с ребятами, чтобы бросится в прохладные воды и навсегда слиться с потоками родниковых струй ее питающих. Когда ему еще было так хорошо? Только в детстве!
Глава 2
Семен Владимирович находился далеко-далеко. Сосредоточившись, он с упоением играл свою любимую мелодию и не сразу пришел в себя. С трудом, оторвав голову от инструмента, Семен Владимирович поднял глаза. Перед ним стояла жена:
– Сеня тебя к телефону!
Как не хотела Елена Петровна тревожить мужа, но была вынуждена: ему звонили из родного села, что на Брянщине.
Семен Владимирович ждал этого звонка и часто особенно в последнее время интересовался у жены, когда поздно возвращался с работы, звонили ему или нет.
Телефон стоял на кухне. Семен Владимирович торопливо поднялся со стула, положил баян на кровать и выскочил из спальни.
Кухня была большой. Однако в ней было тесновато. Кроме мебельного гарнитура, занимавшего треть всей площади помещения, на кухне стояло два холодильника, стол, несколько стульев и диван. Все это скопление громоздких и неуклюжих предметов требовало замены, так как было старым и уже не современным.
Устроившись на диване, Семен Владимирович взял трубку.
Он знал, разговор будет о племяннике Григории. В свое время Семен Владимирович предложил парню учебу в Москве. Правда, при такой жизни брать на себя обузу было безрассудно. Семен Владимирович это понимал, Елена Петровна тоже, у них самих были дети. Ими нужно было заниматься – поднимать на ноги, а тут лишние заботы. Возможно, жена Семена Владимировича и воспротивилась бы, но он заверил ее, что родители обязались помогать им. Они и так обеспечивали их картошкой, свеклой, морковью. Осенью у них были фрукты. Когда в хозяйстве резали скот, Семен Владимирович привозил мясо.
Ожидание телефонного звонка было связано с тем, что Григорий должен был закончить школу.
Сдать экзамены и поступить в какое-нибудь учебное учреждение он мог довольно просто. Проблема была в том, чтобы правильно выбрать вуз. Наклонности племянника Семену Владимировичу были известны. Однако, во время майских праздников, когда Семен Владимирович вместе с сыном гостил у родителей, он так и не сумел в разговоре с парнем выяснить, каким Григорий видит свое будущее.
Учеба парню давалась легко. Не утруждая себя, он мог все схватывать на уроках. Занимаясь еще и самостоятельно над книгами, которые Семен Владимирович и Елена Петровна подкидывали ему, Григорий порой ставил в неловкое положение даже преподавателей.
Память у него была удивительной. У Семена Владимировича волосы на голове становились дыбом. Парень, на вопрос: «Ну, как дела?» – рассказывая о своей жизни – словно яму копал, не пропуская даже обыденного, простого, которым всегда наполнено время. Семен Владимирович порой не мог припомнить, что было неделю назад, в голове если и оставались события, то только яркие и значительные.
Некоторые из эпизодов, о которых рассказывал племянник, Семену Владимировичу казались знакомыми. Что-то подобное уже случалось с его младшим братом, отцом Григория.
Однажды, не собираясь уличать племянника во лжи, он не поленился и обратился к матери Надежде Сергеевне.
– Я понимаю, – сказал Семен Владимирович, – у детей случается много одинаковых похожих событий. Картина, когда младший брат, спрыгнув с дерева, напоролся на торчавшую из земли железяку ногой и пробил ее, мне памятна. Пусть и с Григорием произошел такой же случай, но ведь должны быть различия, а тут один к одному: тоже место, тоже дерево… – ну все соответствует тому, что я видел много-много лет назад.
Однако Надежда Сергеевна не захотела разговаривать со своим сыном, как будто что-то скрывала. Семен Владимирович настаивать не стал. Слов матери: «Слушай его больше, пересказывает услышанное» – ему было достаточно. Он успокоился. Правда, порой нет-нет и задумывался: рассказы Григория, отчего то имели определенную последовательность, словно он по мере взросления осмысливал и переживал то, что когда-то происходило с его отцом.
Елена Петровна не раз обращала внимание мужа на то, что Григорий, какой-то не такой как все.
Семен Владимирович, как правило, отмалчивался или же отвечал ей:
– Парень, как парень! Взгляни на него, как он играет с нашими детьми. Чем мальчик отличается от них?
И он был, по-своему, прав, так как Григорий внешне поведением соответствовал своим сверстникам.
Мать, а у телефона была она, отец звонил реже, строгим голосом поприветствовала сына. До ухода на пенсию она много лет проработала в школе и поэтому не только для него, но и для братьев Семена Владимировича, кроме сестры Анны, учившейся в школе позже, часто была Надеждой Сергеевной. Обращаться к ней, находясь в кругу друзей, со словами: «мам» им было просто неудобно.
Семен Владимирович ждал, что она его начнет отчитывать за то, что он не приехал, но обошлось. Иначе ему пришлось бы оправдываться, врать матери, что подвернулась серьезная работа, а этого делать не хотелось. Все было довольно прозаично, не было денег на дорогу.
Правда, последний раз, когда Семен Владимирович на майские праздники ездил домой он не обещал, что скоро приедет снова.
Мать первым делом сообщила сыну, что Григорий сдал экзамены на отлично. Ему при всем народе в Доме культуры была вручена по окончанию школы золотая медаль. Затем он узнал, что на Вечере, во время торжеств, кроме нее – Надежды Сергеевны присутствовали Людмила – мать Григория, отец Семена Владимировича, его брат Алексей с женой и, конечно же, много других родственников.
– Ах, как жалко, – сокрушалась Надежда Сергеевна, – что отец Григория не до жил до этого счастливого времени. Вот бы порадовался за сына.
Мальчик рос без отца. Младший брат, Семена Владимировича отдав сыну свое имя, умер, не дождавшись даже его дня рождения.
Случилось это из-за того, что Григорий во время злополучной аварии на Чернобыльской атомной станции находился в непосредственной близости от места катастрофы – на реке Припяти.
Он, вместе с другим братом Семена Владимировича, Алексеем, работал на буксире, маленьком речном суденышке, механиком.
26 апреля 1986 года они тащили к месту назначения груженую баржу. После раннего вскрытия и схода льдов на реках Белоруссии – эта была их первая навигация. Алексей, как капитан, отстояв свою вахту, сдал ее Григорию, и пошел отдыхать – отгородившись от радиации металлическим корпусом корабля, а также довольно внушительной броней, которую представлял, из себя его двигатель.
Во время взрыва на АЭС, Григорий стоял на капитанском мостике. Это его и погубило. Одно время, Алексей даже завидовал Григорию, когда его жена Людмила вдруг забеременела.
– Сеня, надо же, – говорил он старшему брату, – я, хотя и получил меньшую, чем он дозу радиации не имею детей, а он, пожалуйста…
Но прошло время и, Алексей – успокоился. Отбросив прочь романтику, – он бредил морем и работу в Верхне-Днепровском речном пароходстве, – брат ушел из флота.
Обосновавшись в родном селе, Алексей, стал племяннику крестным отцом. Однако в полной мере почувствовать себя близким человеком, маленькому Грише, ему не удавалось. Да и не только ему, не удавалось и отцу Семена Владимировича – Владимиру Ивановичу, даже Людмиле – матери Григория, всем им приходилось считаться с мнением Надежды Сергеевны, ведь она была опытным педагогом. Правда, она уступала Семену Владимировичу и давала по долгу находиться с Григорием вместе. Может быть из-за того, что он был «человеком науки» и мог мальчика как-то просветить, а может по причине не частых приездов домой.
Разговаривая, по телефону, Семен Владимирович чувствовал на расстоянии удовольствие, исходившее от матери. Заняв главное место в воспитании внука, она, как никто другой пеклась и о его будущем.
После того, как Семен Владимирович был извещен о всех последних событиях, связанных с успехами Григория, Надежда Сергеевна перешла к самой важной части разговора. Она понимала, что должна была передать своего любимого внука куда-то далеко в Москву и переживала.
Конечно, тут же у телефона, Семен Владимирович даже представлял – где, сидел на стуле отец, чуть поодаль стояли Людмила и Алексей.
– Мы, долго размышляли над твоим предложением, – сказала Надежда Сергеевна, – как быть, продолжать Григорию учебу или же нет и где? – Она замолчала, но не для того, чтобы сын мог что-то сказать. Семен Владимирович это знал и ожидал продолжения речи.
– Сам ведь знаешь, ученый! Не имел бы всяких там званий, устроился бы на любую другую работу, где платили приличные деньги, а так жалко столько лет потрачено?
Мать была права. Семену Владимировичу не раз предлагали его друзья уйти из института. Возможно, он бы и ушел, но кем он мог устроиться, рисковать в своем возрасте, Семен Владимирович не хотел. Не так много лет оставалось до пенсии.
Выслушивая мать, Семен Владимирович надеялся на то, что у Григория по сравнению с ним будет больше возможностей найти себя, правильно сориентироваться в этой жизни и получить нужную специальность.
Словно читая его мысли, громко вдохнув в себя воздух, Надежда Сергеевна, заканчивая разговор, сообщила:
– Не всегда же жизнь будет такой скверной. Мы тут подумали и решили, (кто подумал, и кто решил Семен Владимирович хорошо знал и слово – «мы» здесь было не причем), – пусть Григорий едет в Москву. Все мои коллеги, в один голос твердят, – кричала мать в трубку, – что парень талантлив, так что встречай!
Григорий был отправлен один. Семен Владимирович не знал, с чем это было связано. Раньше мать всегда старалась сопровождать его. Даже когда парень был уже на голову выше ее. В Москве по молодости она училась в университете, и поэтому приезжая с удовольствием знакомила мальчика с достопримечательностями города. Отправить парня одного – это было смело. Наверное, Надежда Сергеевна как педагог сумела все-таки удержаться от поездки и предоставить право выбора учебного заведения внуку. Может быть, причина была более прозаичной – из-за болезни отца Семена Владимировича: он часто в последнее время жаловался на то, что после аварии на станции, которая находилась не так далеко от села, где-то километрах в ста, не больше, он стал часто болеть.
Прежде чем положить трубку Семен Владимирович еще раз уточнил номер вагона, в котором едет Григорий, попрощался и сказал:
– Не переживайте. Все будет нормально. Я встречу.
После ужина Семен Владимирович, отставив баян в сторонку, стал укладываться спать. Он не стал дожидаться жену. У нее еще были дела. Поезд приходил рано. Семен Владимирович хотел выспаться.
Однако заснуть быстро Семен Владимирович не смог, как не стремился. Голова была забита по самую макушку. Он думал о приезде племянника, перебирая в памяти разговор с матерью.
