Петр Сосновский
Я должен все исправить
Григорий весь светился. Он говорил и говорил. Такое с ним случалось редко, только в минуты большой радости, в основном парень был застенчив и может быть от этого молчалив.
Тихонов всю дорогу только и думал о том, как все удачно прошло. Ведь мог же преподаватель упереться и поставить плохую оценку. Срезать.
Однако судьба к Григорию отнеслась благосклонно. Прошла всего неделя со дня его приезда в Москву, и он уже студент.
Свое поступление в вуз племянник не воспринимал, так как был полон сил; трудности, которыми его пугали в селе, оказались эфемерными. Сморило парня замкнутое пространство; несвобода, которую он испытывал, находясь в четырех стенах квартиры. Тихонов уделить ему много времени не мог. Его жена также была занята. Их дети были за городом, на даче вместе с бабушкой, матерью Елены Петровны. Племянник изнемогал, Семен Владимирович, видя его состояние, позвонил матери Надежде Сергеевне. Рассказал в подробностях о поступлении Григория в университет, опустив неприятный инцидент, и на следующий день, купив билет на поезд, отправил парня домой.
Глава 11
После отъезда Григория в квартире Семена Владимировича стало пусто. Им овладело чувство вакуума. Племянник привез из села вместе с овощами, фруктами, ягодами ощущение далекого детства, юности.
Назойливые, бесцеремонные вопросы Григория порой ставили Тихонова в неловкое положение, но, что было отрадно, заставили его вспомнить много приятных событий, которые когда-то были в прошлом.
Однажды, поддавшись воспоминаниям, Семен Владимирович, не выдержав чтобы хоть как-то их заглушить, решил подняться к Игорю Константиновичу. Друг был дома. Тихонов оторвал его от дела. Былинкин что-то писал.
– Опять очередная статья? – поинтересовался Семен Владимирович, – может я, чтобы не мешать тебе, зайду позже?
– Да, нет! Составляю план работы. Вот только окончил. Хорошо, что ты зашел. Нужно с тобой посоветоваться. Вдруг, чем бог не шутит, поможешь. Я тут один, как сокол. Сейчас чаю вместе попьем. Я уже поставил чайник, должен вскипеть.
Друзья прошли на кухню. В ней было уютно. По площади она почти не отличалась от кухни Семена Владимировича. Однако обстановка в ней была несколько иной. Если у Тихоновых основным цветом был белый, то у Былинкиных в помещении преобладали больше теплые цвета. Стенка, стоящая вдоль стены, была изготовлена под ольху. Она гармонировала с плитой, вытяжным шкафом, столом, стульями, неуклюжими, трудно передвигаемыми, но удобными. Коричневые обои с соответствующими для данного помещения рисунками дополняли интерьер. Белый цвет, если не считать потолка полностью отсутствовал. Любовь Ивановна – жена Игоря Константиновича была медработником и не могла мириться с тем, чтобы квартира хоть как-то ей напоминала больницу.
– Присаживайся вот на этот стул, – показал Игорь Константинович, – а я сяду вот здесь, напротив тебя. – И он полез в шкаф за посудой: чашками, блюдцами, ложечками.
– Так-так где-то у нас было еще варенье. Любовь Ивановна варила, – Изрядно покопавшись, Былинкин выудил баночку с вишней.
– Ты это любишь, – сказал Игорь Константинович.
Во время чаепития разговор зашел о Григории.
– Молодец парень! – сказал Былинкин, – толковый, любит живность, имеет пытливый ум, склонен к исследовательской работе и еще, что мне в нем особенно понравилось – это то, что он не алчный. Видно воспитание.
– Молодец то молодец, но он меня не только отвлек от проблем на работе, но и доконал своими расспросами. Ведь мне пришлось окунуться в прошлое. Поддавшись воспоминаниям, я ненароком задумался о том, что может зря, когда-то не остался в родном селе, а уехал к тебе в Москву. Играл бы сейчас в своей школе на баяне, разучивал с детьми песенки, копался в огороде, чтобы как-то свести концы с концами. Поди, плохо! Жизнь у меня была бы другой.
– Согласен другой! – сказал Игорь Константинович: – Однако, проблем в ней было бы не меньше. Жизнь есть жизнь.
– Помнишь, – снова влез Семен Владимирович, – как я вдруг неожиданно появился у тебя в доме?
Ведь ты меня еще в армии уговаривал поехать в Москву, а я не соглашался, а тут раз и …
– Ну, как не помнить! Конечно, помню! – ответил Игорь Константинович.
– Я тогда просто-напросто убежал от своей бывшей невесты, которая меня вдруг предала, – сказал Семен Владимирович. – Племянник мой многое о ней знает. Мой брат Алексей ему рассказать не мог. То, что происходило между мной и Наташей ему неизвестно. О его отце и говорить не чего. Григорий его даже не видел. Откуда это известно парню. Странно. Очень странно.
– И, тем не менее, он молодец, – сказал Былинкин, – поступил ведь. И не куда-нибудь, а в университет.
– Согласен молодец! Но если бы не эта женщина, ну как ее она председатель Приемной комиссии?
– Эльвира Марковна! – подсказал Былинкин.
– Да! – подтвердил Тихонов, – она очень нам помогла. Мы, так и передай Эльвире Марковне, очень ей благодарны.
– Я знаю! – ответил Игорь Константинович, – она мне обо всем рассказала.
– Кто она, – спросил Семен Владимирович, – не знаю отчего, но твоя Эльвира Марковна мне отчего-то показалась знакомой. Может от того, что я ее когда-то видел у тебя, когда был на торжестве по поводу твоего вступления в новую должность?
– Нет! Ты, ее в тот день просто не мог видеть, – сообщил профессор, – Эльвиры Марковны не было. Она появилась значительно позже – на другой день. Я для всех опоздавших повторно накрыл стол.
– Странно-странно, – произнес Семен Владимирович и глотнул горячего чаю, – значит, она мне кого-то напоминает. Правда, кого, не знаю. Сколько раз пытался вспомнить, все бес столку.
– Согласен! – ответил шутя Игорь Константинович, – возраст – голова как горшок полна информацией, попробуй найди нужную, измучаешься, прежде чем что-то выудишь, – и замолчал. Отпив глоток чая, продолжил: – Эльвира Марковна классная женщина. Представ, и мне ведь она тоже кого-то напоминает!
– Как это и тебе? Что ты этим хочешь мне сказать? – набросился на друга Тихонов. Ему стало интересно. Понятно, что он ею увлечен. Но для него Эльвира Марковна не может быть еще кем-то, кроме как коллегой, товарищем по работе. Отношения Игоря Константиновича с ней дальше простого флирта вряд ли могут зайти далеко.
– Очень просто, – словно подслушав мысли друга, ответил Былинкин. – Она внешне, да и не только внешне похожа на твою бывшую невесту. Не так ли?
Едва Игорь Константинович произнес эти слова, как Тихонов подобно Григорию вздрогнул и чуть не уронил чашку с чаем.
– Ну, вот, – подумал Семен Владимирович, – не хватало мне того, что племянник целую неделю допекал расспросами о бывшей невесте, теперь друг взялся. Туда же. Откуда ему известно. Он ведь даже не встречался с нею. А что, если встречался? – взглянув по-особому на Былинкина, Тихонов вдруг откинулся на спинку стула и спросил:
– Игорь Константинович ты что-то не договариваешь?
– Эльвира Марковна она Эльвира Марковна, а Наташа – это Наташа. Ты ее даже не видел. Если знаешь что-то о ней, то только из наших разговоров. Твои слова меня пугают больше, чем слова племянника. Правда, о причине его осведомленности я как-то могу догадываться, хотя многое мне непонятно, а вот ты другое дело.
– А что я? Твоя Наташа не раз приезжала в Москву. Просто ты то в командировке был, то еще где-то. А мне за тебя приходилось отдуваться.
– Вот в чем дело. Выходит, твое отношение к Эльвире Марковне неслучайно, – спросил Семен Владимирович, – она тебе дорога как память о моей бывшей невесте Наташе. И когда ты только успел?
– Ладно, давай прекратим наш разговор. Все в прошлом. Наташа, не твоя Наташа. Да и с Эльвирой Марковной я не так близок, как ты можешь подумать. У меня есть Любовь Ивановна. Если бы что-то было с Эльвирой Марковной, моя благоверная меня бы уже давно выставила. А так только шутит, подкалывает. Сейчас вот и ты будешь подобно ей меня терроризировать.
– Хорошо! – сказал Тихонов, – давай забудем. – Любовь Ивановна была серьезным спутником в жизни Былинкина. Он познакомился с нею в больнице, куда попал после удачной защиты кандидатской работы. Неожиданно стало плохо с сердцем. Врач ему так и сказал:
– Вы молодой человек перетрудились.
Любовь Ивановна работала медсестрой. Она так ухаживала за Игорем Константиновичем, что он вдруг понял, с нею заберется на любую гору – высоту. В ее руках его сердце будет как у бога в за пазухе.
Не раздумывая, после выписки из больницы Игорь Константинович сделал Любовь Ивановне предложение. Семен Владимирович был у них свидетелем. Любовь Ивановна порой, шутя, говорила:
– Ой, если бы не я, то он, наверное, женился на своей работе. И она по-своему была права: Былинкин выглядел молодцом только благодаря ей. Она, хорошо понимая его, в любое время, как бы он не был занят, находила возможность остановить и отправить на осмотр в больницу.
Опасаться за друга Тихонов не мог. Однако его все-таки задело то, что Игорь Константинович не чего о своих встречах с его бывшей невестой не рассказывал. Да и сейчас был не намерен вдаваться в подробности. Его волновало другое. Это было заметно по лицу. Разговор о Григории, об Эльвире Марковне и даже о Наташе был ему нужен лишь для того, чтобы перейти к более важному.
И этот важный момент наступил. Растеребив воспоминания, Игорь Константинович, справившись есть ли в чашке у друга чай, сказал:
– Ты, Семен Владимирович ведь меня застал за работой. Я писал план. Недавно пробил финансирование одной работы, собираюсь в командировку. Новгород-Северский, Семеновка, Чуровичи, Хоромное, Юрковичи тебе эти названия не о чем не говорят!
– Как не говорят! – подскочил со стула Семен Владимирович, – да это же мои родные места! – И на минуту замолкнув, лишь, для того чтобы чаем смочить пересохшие вдруг губы, спросил: – В командировку, надолго?
– Почти на месяц.
– Тебе ведь где-то нужно остановиться, – спросил Тихонов. – Хочешь я, помогу!
– Конечно, хочу! Я ведь, если бы ты не пришел, сам хотел спуститься к тебе, – сказал Игорь Константинович. – Мой предыдущий разговор был, чтобы завести тебя, напомнить тебе о доме. У меня есть предложение: поехали со мной. Ты должен развеяться. Работа тебя доконала, день-другой и свалишься.
– Нет! Я не поеду. Сейчас не могу, – ответил Тихонов, – институт на грани банкротства. Администрация готова к диалогу с коллективом. Я, сам понимаешь, сложа руки не сидел, подготовил предложения. Мне важно, что скажет директор, – и замолчал.
– Ты, не спеши, подумай, – сказал Былинкин.
– А что там думать. Я не так давно был дома, – весной. Встречался с братом Алексеем, с его женой и матерью Григория. Племянник только что уехал. Если я сейчас с тобой поеду, он будет меня снова досаждать своими неприятными расспросами. Так что уволь Игорь Константинович, не поеду, не хочу ворошить прошлое. Меня сейчас должно волновать только настоящее.
– Ну, смотри Семен Владимирович! Я бы хотел, чтобы ты находился рядом. Встретишься со своими друзьями, и вдруг чем черт не шутит, увидишь свою Наташу. Просто поговоришь с ней. Может ее слова внесут что-то новое в твою жизнь. Подстегнут тебя. Заставят снова смотреть вверх.
Глава 12
Подготовка к командировке у профессора, доктора биологических наук Былинкина занимала довольно много времени. В его экипировке не должно быть ничего лишнего. Чтобы в будущем не кусать себе локти, он даже составил список того необходимого что ему следовало взять с собой в дорогу.
Часть своих забот Игорь Константинович переложил на плечи друга. Он тем самым хотел отвлечь Тихонова от горьких размышлений. Они были мелкими и ничего не значащими.
Игорь Константинович перед отъездом еще раз напомнил Семену Владимировичу о том, чтобы он позвонил своим родителям и известил их о не прошенном госте, то есть о нем:
– Скажи, что я приношу тысячи извинений за то, что вынужден, буду их потеснить!
– Да, ладно тебе, что ты мучаешься, – сказал в ответ Тихонов, – все будет нормально. Дом большой. Мать с отцом живут одни. Места хватит.
Семен Владимирович сам собственноручно поехал провожать друга. Помог ему довезти до вокзала громоздкий скрап, необходимый для проведения работы. Вместе они, забравшись в вагон разложили его по ящикам и полкам. Товарищ остался доволен.
Игорь Константинович в отличие от своего друга Семена Владимировича был, в какой-то мере более удачливым человеком. Он занимался любимым делом. Работал помощником ректора, то есть администратором. Преподавал. И еще вел научную деятельность. Масштабы этой работы, конечно, были не те, что раньше, но это было лучше, чем ничего.
Во время командировки ему предстояло обследовать большой район. К работе он мог привлечь подсобных рабочих. Для этой цели ему были даже выделены деньги. Игорь Константинович мечтал в качестве помощника иметь Григория. Для него работа в поле не помешала бы и к тому же могла быть хорошей практикой.
Когда до отхода поезда оставалось минут десять-пятнадцать, Игорь Константинович предложил Семену Владимировичу присесть на дорожку. Что друзья и сделали.
– Ну, ладно, идем, теперь я тебя провожу, – сказал Былинкин, – постою немного с тобой на платформе и тогда уж попрощаемся.
Когда они вышли из вагона, Игорь Константинович не удержался:
– Слушай, – обратился он к Семену Владимировичу, – а может, ты плюнешь на все, и поедешь со мной. Вдвоем нам было бы сподручнее. Пусть тебя уволят, выгонят за прогулы, тошно мне видеть, как ты мучается.
Научно-исследовательский институт Тихонова давно уже напоминал Былинкину льдину, которая под мощными лучами солнца с каждым днем все разрушается и разрушается, готовая полностью исчезнуть.
– Ты, доктор технических наук, автор многих изобретений, монографии, статей, у тебя есть даже книга. Чего ты боишься – потерять место, кресло, должность. Знания, опыт, которые ты приобрел у тебя не отнять. Они с тобой навечно. Все это ты можешь использовать на новом месте.
Игорь Константинович не раз пытался помочь Семену Владимировичу. Однажды он чуть было не устроил его преподавателем. Тихонов проработал в науке почти двадцать лет. Ему было знакомо и производство. А вот стоят перед аудиторией, он никогда не стоял. По этой причине друг отказался.
– Я не преподаватель Игорь Константинович, – сказал Тихонов. – Для меня главное поставить правильно эксперимент, получить результаты и оформить их. После через внедрение на каком-нибудь предприятии своей разработки показать ее эффективность.
На вокзал друзья приехали задолго до отправления поезда, и этот разговор Былинкин мог бы начать раньше, но Игорь Константинович говорил, о чем угодно, только не о самом Тихонове. О нем он молчал, а вот сейчас его словно прорвало.
– Семен Владимирович, хочешь обижайся на меня, хочешь нет, но тебе не хватает хорошего пинка. Да, пинка. Новое место, которое ты найдешь, когда тебя выгонят из НИИ, поверь мне, будет намного лучше того, которое ты сейчас занимаешь.
После этих слов Игорь Константинович резко повернулся, заскочил в вагон и пошел на свое место. Однако быстро вернулся.
– Ух, я чертова голова, – выкрикнул он: – Вспомнил, в самый последний момент – а ключи, ключи. На, держи. Посматривай за квартирой, поливай цветы. Да и еще, – Игорь Константинович хитро улыбнулся, – смотри уговор, женщин не водить! Кто тебя знает. Вдруг приведешь, как когда-то вторую какую-нибудь Наташу.
– Ну, зачем же Наташу, – ехидно выдал Семен Владимирович, – Не Наташу – Эльвиру Марковну.
– Не смей! – тут же выдохнул, изменившись в лице Игорь Константинович, – на Эльвире Марковне я чуть было не женился. Ты, ей можешь, только поклонятся. Уж очень она похожа на твою бывшую невесту. Однако мое сердце, сам понимаешь, оно способно биться только в руках моей благоверной Любовь Ивановны. Она меня спасла. В других руках – разорвется на части. – Помолчал, затем добавил: – Ну, ладно я побежал. До свидания! – и тут же заскочил в вагон. Поезд тронулся и стал набирать скорость. Какое-то время Былинкин смотрел вниз, на пол. Ему было стыдно, что он не удержался и много чего не очень хорошего наговорил своему товарищу. Когда Игорь Константинович все-таки осмелился выглянуть в окно, он увидел Тихонова. Тот, улыбаясь, что-то кричал, и махал ему вслед рукой.
– Ну, вот, наверное, до него дошло, – подумал профессор. Вдруг, одумается, бросит свой институт, разваливающуюся льдину и сделает шаг навстречу – новому. Он ведь не раз говорил, что все ушедшие из НИИ на свою судьбу никогда не жаловались. А это означает, что не так уж и плохо там, где нас нет.
Дорога была не дальней. Всего одна ночь. Утром Былинкин должен был сойти. Брат Тихонова – Алексей Владимирович, пообещал его встретить на станции. У него была машина. Игорь Константинович рассчитывал на его помощь.
Забравшись на полку, профессор решил, как следует отдохнуть, однако не тут-то было: в голову лезли всякие мысли.
Он представлял себя работающим в поле. Тема его работы была интересной. К ней Игорь Константинович шел, можно сказать, всю жизнь. Часть ее материалов послужила ему для написания докторской диссертации.
Надоумил его Тихонов. Он первым услышал о взрыве на атомной электростанции в Чернобыле. Катастрофа потрясла тогда друзей. Семен Владимирович, зная, чем занимается Былинкин, поднявшись к нему, еще с порога, едва пожав руку, крикнул:
– Что твориться? Что твориться? Ты, слышал, давай быстрей включай свой телевизор!
Не Тихонов, не Былинкин тогда еще не представляли себе географию трагедии, ее масштаб, однако уже поняли, что ученые не должны оставить без внимания проблему техногенных катастроф.
По устранению последствий, этой людьми сотворенной стихии, тогда были задействованы многие институты и заводы страны.
НИИ Семена Владимировича по заданию министерства разработало, изготовило и испытало в считанные недели механизм, который впоследствии был применен на машине для сбора радиоактивных материалов от поврежденного реактора.
Университет Игоря Константиновича также откликнулся на беду. Былинкин уже на следующий день подготовил ряд предложений. В его длинном сообщении на ученом совете, о большой вине ученых перед человечеством из-за того, что они допустили такую катастрофу, прозвучали и слова о целесообразности изучения искусственно созданной зоны на механизм мутаций.
Ему тогда молодому ученому после прекрасно сделанного доклада было поручено разработать программу. Над ней он, конечно, посидел, постарался – все учел. Она была многосторонней. Себе он взял тему по генетике.
Эта работа позволила Былинкину успешно защитить докторскую диссертацию. Материала было много. Не один он сумел его использовать. Начало ее ознаменовалось тогда поездкой большой группы ученых в зону катастрофы. Все были деятельны. Конечно, для нахождения в радиоактивной зоне использовались новейшие в то время средства защиты. Серьезно пострадавших не было, хотя и не обошлось без забавных случаев. Один, например сотрудник для командировки изготовил себе из листового свинца нижнее белье, другой, узнав о якобы целебных свойствах спирта, взял с собой ящик водки.
Былинкин с улыбкой вспоминал те времена. Сейчас все было иначе. Денег на работу не хватало и в командировки ему чаще приходилось ездить одному: помощники его разбежались. Большая, мощная программа, которую он когда-то разработал, со временем пришла в упадок. Ученый сам по себе ковырялся, что-то делал, публиковал работы.
Хаос – он пришедший с распадом страны, управлял всеми и всем. Лишь его законы были уместны. Однажды почувствовав, что сдает сердце, это было сразу же, после защиты кандидатской – Игорь Константинович в последнее время бодрился, стараясь не слечь – выстоять.
Тогда понятно он перетрудился, надорвал себя. Если Тихонов был в работе упрямым, то Игорь Константинович, просто-напросто одержимым. Эта одержимость его и подвела. Но сейчас во всем он мог винить бардак, беспорядок, людскую алчность. Все ринулись делать деньги. Кто не мог их заработать тот тащил, грабил, но своего достигал. Хороши были все средства. Разве от этого всего в стране у честного добропорядочного человека способно четко и хорошо работать сердце. Нет, конечно, нет. Не прав был когда-то врач, посчитавший, что ему нужно ограждать себя от работы. Как он это сказал: «Вы, теперь молодой человек, должны чаще отдыхать. Нельзя так себя выматывать. Побойтесь бога».
Однако Былинкин отдыхать не собирался. Тем более, сейчас. Только в работе он мог как-то забыться, закрыть глаза на то, что творилось в стране.
Газеты, журналы, телевизор и все другое, что могло источать из себя информацию, для него несло один лишь вред. Ее негатив – сердце принять было не в состоянии. Особенно вредны были разглагольствования последних лет. Они пугали результатами, проводимых в стране реформ. Страна от них вымирала, сокращаясь, как шагреневая кожа – в год на миллион человек. За десяток лет потеряла не один город.
Поезд шел почти без задержек. За окном мелькали дома, деревья, длиннющие гаражи, железнодорожные платформы. Станций, на которых останавливался поезд, было не много, так как это было Подмосковье, и здесь часто ходили электрички. Первая остановка была в Обнинске, затем в Мало-Ярославце. Еще Былинкину запомнились Сухиничи, там по платформе ходили торговцы и продавали игрушки: огромных мягких слонов, обезьян, медведей – словом сплошной зоопарк. Далее проследить Игорь Константинович уже не мог, впал в состояние полусна, хотя голова и работала.
Друг Семена Владимировича был поздним ребенком, единственным в семье. То, что его судьба сложилась именно так, он во многом был обязан матери. Она, когда он поступил в институт и стал учиться на биолога, стала видеть в нем почему-то учителя. Умерла она, когда он еще учился.
Отец, решил, что Игорек должен выполнить желание матери. И когда Былинкин, уволившись с завода, вдруг захотел устроиться на пищевой комбинат, тут же воспрепятствовал. Игорю Константиновичу пришлось пойти работать в свою школу. Правда, поработал в школе он не долго. Но там в ней Былинкин многому научился. Уже в университете молодой преподаватель – аспирант, встав перед аудиторией, знал, как объяснять материал студентам.
Однажды Былинкин поделился перед Тихоновым, как готовит тему.
– Я, еще в школе уразумел для себя, что сложный материал, – сказал он другу, – должен обязательно подвергаться переработке. Язык необходимо сделать простым и понятным для слушателя. Он, ни в коем случае, не должен изобиловать всевозможными выкрутасами.
Подготовка у Игоря Константиновича занимала не мало времени. Он подолгу сидел над бумагами. Выбирая из лекции наиболее трудные для понимания места, формулировал их и зачитывал вначале отцу, затем после женитьбы – жене. Стоило Любовь Ивановне сказать:
– Ой, как просто. – Игорь Константинович радовался – успех был обеспечен.
Возможно, откровения Игоря Константиновича и оттолкнули когда-то Семена Владимировича от должности преподавателя.
Перед Былинкиным представало то лицо Тихонова, то – Любовь Ивановны. Он что-то им говорил. Порой оправдывался. Как-то внезапно появился Григорий. Парень бегал за ним по пятам и спрашивал:
– Дядя Игорь! Дядя Игорь, а как вы считаете? – А он отвечал: – Какой я тебе дядя Игорь! Я твой… – и не досказав фразы неожиданно проснулся. Попытался понять кто он Григорию и не успев сообразить снова впал в забытье.
Утром, когда поезд уже прибывал к конечной станции, Былинкин вдруг ощутил тяжесть, у него на груди лежала Эльвира Марковна, он от удивления вытаращил глаза. Нет, это была молодая светловолосая девушка, вначале она показалась незнакомой, после он в ней признал Наташу. Девушка что-то громко говорила и плакала. Все было как раньше много лет назад.
– Нет! – подумал Былинкин, – она меня не любила. Она всегда мечтала о Семене.
– Станция! Подъезжаем! – кричал проводник, бегая по вагону. – Вставайте. Никто не хочет. Вот разоспались. Что же мне с вами делать?
Лишь Игорь Константинович от крика проводника отчего-то довольно быстро подхватился, и долгое время сидел молча, приходил в себя. В голове у него был сплошной ералаш.
