Петр Сосновский
Я должен все исправить
Глава 13
Алексей Владимирович был не один. С ним приехал Григорий. Он оказался необходимым лишь для погрузки, разгрузки вещей, и еще для соблюдения приличия.
Найти среди встречающих брата Семена Владимировича Игорю Константиновичу не представило труда. Сходство Тихоновых было ошеломляющим, ошибки произойти не могло.
Игорь Константинович выбрался из вагона и, бросив взгляд на Алексея Владимировича, с удивлением воскликнул:
– Да я как будто и не уезжал. Провожал меня Семен Владимирович. Встречает снова он, – и подал руку.
– Да нет! Я, Алексей Владимирович! Что, очень похож на Семена?
– Не то слово! Не знаю, как вас не путает Григорий? – задал вопрос Былинкин, похлопав парня по плечу.
– А у дяди Алеши усы. Я по ним ориентируюсь.
– Хорошо, – ответил Игорь Константинович, – я тоже буду также поступать.
Алексей Владимирович был, как и его старший брат среднего роста, широкоплеч, устойчиво стоял на ногах. Голову его, как и Семена украшали густые уже начавшие седеть темные волосы, у него был большой открытый лоб, серые глаза, правильный аккуратный нос.
Осмотрев Алексея Владимировича, Былинкин подумал, а ведь он, как и Семен в юности был красив, возможно, таким же был отец Григория. Не зря за ними бегала Наташа. В меня она влюбиться не могла. Это я, как дурак, увлекся ею. Чуть было не наделал глупостей. Хорошо, что она меня отвергла. Как бы я тогда смотрел на друга. Хуже Иуды был бы.
Позже, когда Игорь Константинович познакомился с Алексеем Владимировичем поближе, он определил, что тот в отличие от Семена проще. У него не было высоких требований к миру, который его окружал. В отличие от Семена, стремящегося и упрямо карабкающегося вверх, Алексей довольствовался малым, отсюда и жилось ему легче.
У Алексея Владимировича был «Жигуленок». Увидев его, Игорь Константинович сказал:
– Знакомая модель – «копейка». У меня тоже была, но я ее продал, и приобрел другую. Сейчас езжу на «пятерке».
Машину загрузили под завязку.
– Да, не знаю, как она выдержит. «Копеечке» моей уже почти двадцать лет. Сильно не гоняю. Порой еду в ней и кажется, что отталкиваюсь от земли ногами.
– Выдержит! – сказал профессор, – вещи у меня хотя и громоздкие, но – легкие.
Всю дорогу Игорь Константинович с Алексеем Владимировичем говорили о машинах, Григорий в разговоре почти не участвовал. Он, пригодился, когда брат Семена Владимировича, подбросив Былинкина до дома своих родителей, был вынужден уехать по работе.
– Мне, – сказал Алексей Владимирович, как только его «Жигуленок» был разгружен, – нужно на почту. Раньше в селе было большое отделение – пятнадцать человек еле справлялись, сейчас и шестеро – много. Обороты не те: приходиться кроме пенсий, редких писем, кое-каких газет и журналов разносить еще и стиральный порошок, соль, тетради, одним словом, всякую всячину. Ну, ладно я поеду! – и он, попрощавшись, оставил Игоря Константиновича на Григория.
Парень познакомил профессора со своей бабушкой Надеждой Сергеевной и дедушкой Владимиром Ивановичем, которые вышли из дома едва заслышали шум машины. Затем он вместе с Игорем Константиновичем заносил вещи вначале во двор, затем уже в дом. Им помогал Владимир Иванович. Надежда Сергеевна, поприветствовав гостя, побежала готовить стол. Было время завтрака.
После небольшого отдыха в доме Владимир Иванович и Григорий повели Игоря Константиновича в летнюю кухню. Она находилась в маленьком бревенчатом домике, который особняком стоял в зелени яблоневых деревьев и слив.
Летом завтракали, обедали и ужинали только в нем. Там же Надежда Сергеевна готовила пищу.
Домик Былинкину понравился. Он был крепким, не то, что у него на даче, в таком можно было жить даже зимой. Заметив, с каким интересом, его рассматривает гость, Владимир Иванович не выдержал и похвалился:
– Сам сложил. Стены сделал из сосновых бревен. Лес рядом. Правда, для крыши я взял старое железо. Пока ничего, лет десять стоит не протекает. Заходите, увидите, как там внутри, – и хозяин, открыл перед гостем дверь.
Комната оказалась просторной и светлой. В ней стояла печь, кровать, которая использовалась как диван, большой обеденный стол, стулья, шкаф.
Если день был прохладный, бабушка Григория готовила на печи. В жаркие дни использовала электрическую плиту, которая стояла на табурете у окна.
Надежда Сергеевна пригласила гостья сесть за стол.
Завтрак был простым. Он состоял из гречневой каши с маслом, яичницы, блинов, сметаны и чая. Игорь Константинович остался довольным.
После его окончания Былинкин не выдержал и обратился с просьбой к Надежде Сергеевне и Владимиру Ивановичу отдать летнюю кухню в его распоряжение.
– Лучшего места не найти, – сказал Игорь Константинович. – Уж очень мне подошел бы этот домик.
Родители Семена Владимировича попытались отговорить гостя, им было не по себе, что он пожелал жить без всяких удобств. Однако Былинкин был очень настойчив:
– Для работы, он что надо. Просто мне не хотелось бы вам мешать. У меня много оборудования, прибор для радиационного контроля, микроскоп, всевозможные контейнеры для образцов. Все это я должен буду как-то расставить, а еще в доме оно ни к чему.
– Ну что ж! – сказал Владимир Иванович, – желание гостя закон. Но, если вам все-таки через какое-то время не понравиться не стесняйтесь. Мы вам выделили комнату. Вы ее можете занять в любое время, без всяких слов.
После того, как гость изъявил желание жить в домике, Надежда Сергеевна сказала:
– Хорошо, придется мне переезжать со своими кастрюлями, тарелками, чашками, ложками. – И тут же обратилась к внуку: – Григорий, пошли наводить порядок. К вечеру мы должны гостью подготовить помещение.
– Я, согласен, – ответил Григорий и пошел за бабушкой.
Отоспавшись с дороги, на следующий день профессор обустраивался. Дополнительной мебели ему не потребовалось. Хватило того, что было. Для комфорта Григорий принес профессору настольную лампу.
– О-о-о, – увидев несколько странного вида осветительный прибор, сказал Игорь Константинович, – теперь работа пойдет.
Но приступить к работе Былинкину удалось не сразу. На следующий день неожиданно на своем «Жигуленке» приехал Алексей Владимирович.
– Игорь Константинович я сегодня свободен, – сказал он. – Хочу вам показать село, возможно, если удастся, познакомлю с людьми. Они вам для работы пригодятся. Свожу на речку, накормлю ухой. Когда еще будет время.
– Хорошо! – ответил профессор. – Я согласен.
– Тогда быстро собирайтесь.
Этот день отдыха помог Игорю Константиновичу разобраться в характерах братьев Тихоновых. Он был рад, что не отказался от предложения Алексея Владимировича.
Былинкин сидел рядом со своим экскурсоводом. Григорий тоже поехал. Он устроился сзади. Алексей Владимирович вел машину неторопливо, хотя дороги были и заасфальтированы. Наряду с обычными постройками встречалось много однотипных домов из белого камня. Заметив любопытный взгляд Игоря Константиновича, Алексей Владимирович сказал:
– Я бы тоже мог такой иметь бесплатно, но сдуру свой поставил. Их, построили после катастрофы на Чернобыльской АЭС на деньги, которые были выделены районам пострадавшим от радиации. После приватизации они стали частными. Раньше село расширялось, росло. Оно считалось перспективным. У нас здесь работал молокоперерабатывающий завод, кирпичный, была лесопилка, пекарня, аэродром. Представляете, Игорь Константинович старушки садились на самолет-кукурузник с корзинами клубники и айда в город, продавать. – После этих слов Александр Владимирович надолго замолчал.
Игорь Константинович не выдержал и спросил:
– Ну и куда же это все делось?
– Развалилось. Молокоперерабатывающий завод не работает, нет молока. Стадо коров было – семьсот голов, теперь пятьдесят. Стоимость кирпича выросла до баснословных размеров – перестали покупать, после чего и кирпичный завод также закрылся. Хлеб сейчас возят из района. Пекарня не работает, стоит который год – ей требуется ремонт. Нет денег. Население в селе пошло на убыль. Видели мы проезжали дома, у многих заколочены окна досками. В селе таких домов предостаточно. Их жильцы или уже умерли, или выехали на новые земли – в города, большей частью «народ» едет в Москву.
Да, вот один из таких, ткнул пальцем Алексей Владимирович.
Игорь Константинович захотел остановиться посмотреть на дом. Алексей Владимирович заглушил мотор. Они вышли.
Дом отличался от построек, находящихся в центре села. Вид его был непрезентабельный – изба иначе его не назовешь.
– Что это такое на крыше растет. Мох что ли? Я, такого еще не видел, – сказал Былинкин.
– Да! – ответил Алексей Владимирович. – Мох, крыша ведь соломенная. Лет тридцать назад он был ничего. Это если я не путаю дом бывшей невесты Семена Владимировича. Правда, я тоже раз несколько с ней встречался. Его отец, – повел головой Алексей Владимирович в сторону Григория, – тот когда-то часто топтал в эти края дорожку. За этот дом, Наташа с матерью получила приличные деньги, – сказал Тихонов.
– А где она сейчас, – спросил Былиинкин.
– В селе ее нет, ответил Алексей Владимирович. – Где-то в Тверской области. Одно время она, когда окончила техникум и отработала по направлению положенный срок, жила в нем. Вернулась Наташа оттуда не одна с ребенком. Муж, о котором она говорила, так и не приехал. После смерти своего отца Наташа вместе с дочкой и матерью из села уехала. Больше она ни разу не приезжала. – Помолчал, потоптался на месте и не выдержав сказал:
– Поехали, что на эту халупу смотреть, я вам покажу улицу, на которой все дома – новые. Только дверью осторожно, сильно не хлопайте, – предупредил Тихонов, – а то машина не выдержит, развалиться.
Поездка оказалась очень интересной. Алексей Владимирович, когда колесил по улицам, давал не только их официальные названия, но и те, которые когда-то использовались. Названия были довольно оригинальны.
– Это Сибировка на ней первый дом поставил Сибирный, это Стрижеевка – жил Стрижеев, это улица Демьяна, так называемая – Деменка, – говорил Тихонов. – Была в селе улица Новая, Сахаровка, Лаптюховка, Криуша. Названия, не требующие перевода. Правда, сейчас их уже никто так не называл. – Медленно, неторопливо, объезжая неровности Алексей Владимирович вырулил на асфальт.
– Вот, – сказал Тихонов, – смотрите, Игорь Константинович, сейчас мы будем проезжать улицу боевого генерала, – и Алексей Владимирович назвал его фамилию. – Он родился в нашем селе.
– Село! – влез в разговор Григорий, – дало стране двух полководцев. Есть один писатель. Портреты, известных людей, родившихся в селе, висят у нас в школе. Там есть и портрет дяди Сени.
– Не поверите, – вдруг засмеявшись, сказал Алексей Владимирович, – но в детстве мне и Семену посчастливилось наблюдать один забавный случай. Помню, недалеко от нашего дома, там, где сейчас живут мои родители, остановился военный «газик» и из него вышел генерал. Тот самый, именем которого названа эта улица, по которой мы сейчас проезжаем. Он стал называть имена своих знакомых, расспрашивать, где они живут. Отыскал их, собрал всех и затем спросил: «Помните, как вы меня дразнили. Кем называли. Слово – «дурак» – у вас было самым безобидным» – и, облокотившись на машину, он, вдруг покачав своим широким торсом так, что на мундире зазвенели многочисленные ордена и медали закричал: «Люди! Видите, каким я стал!»
– Ведь это простое бахвальство, – воскликнул, услышав эту историю Былинкин, – он не мог так себя вести.
– Как не мог! Он этого ждал долгие годы! Лез и лез вверх. У нас много, таких как этот генерал – процентов девяносто, а может и все сто. Они готовы горы свернуть, чтобы выделиться, и Тихонов замолчал. А затем, заметив вопросительный взгляд Игоря Константиновича в зеркале, продолжил:
– Я ведь тоже стремился вырваться, как Семен, бредил морем. Мне представлялось, как я стою на капитанском мостике большого белого лайнера и смотрю вдаль. Меня сломала Чернобыльская катастрофа. Было время, Семен Владимирович не раз выступал в школе перед выпускниками, стремился быть на виду. Сейчас жизнь его изменилась. Он также подавлен. Однако, я думаю у него хватит сил подняться, – сказал Алексей Владимирович.
На реке Былинкин нет-нет и срывался, особенно когда ловили рыбу:
– Вот, вот, смотрите очень интересный экземпляр, кричал он, вдруг что-то завидев в воде, распугивая своим поставленным профессорским голосом верст на сто рыбу.
– Да перестаньте вы Игорь Константинович, – успокаивал его брат Семена Владимировича. – Мы здесь на отдыхе. Смотрите лучше на поплавок, а то без ухи останемся.
Без ухи не остались. Рыба ловилась хорошо. Много было плотвы, попадались окуни, и даже ерши.
Григорий разжег костер. Алексей Владимирович, оставив удочку, принялся за готовку. Скоро в подвешенном над костром котелке с помощью палки – перекладины и двух рогатин – забулькало. Алексей Владимирович, отгоняя от себя дым, бегал вокруг костра и помешивал ложкой, привязанной к обломку ветки.
Когда уха была готова и разлита по железным мискам Алексей Владимирович, Игорь Константинович и Григорий уселись у костра и принялись за еду. Теперь уже Алексей Владимирович стал подбивать профессора на разговор.
– Хаос, неразбериха, такое, наверное, может твориться только у людей, – высказал свою мысль брат Семена Владимировича. – Вот в природе тишь и благодать. Нам бы такой порядок. Вы как биолог, что об этом думаете? – спросил он у Игоря Константиновича.
– Я, как биолог мог бы сравнить сообщества людей с муравейниками, роями пчел. Что интересно их жизнь, например японских пчел не лишена разумности. Вот где социализм, в полном его проявлении, – Игорь Константинович выловил из железной миски окунька и принялся его разделывать. Затем, отбросив косточки, продолжил:
– Алексей Владимирович, вы себе представить не можете, как они отличаются от наших европейских пчел. Наши, живя в сообществе, тем не менее, остаются индивидуалами. Мы сейчас стремимся построить у себя такое общество, а вот японские, те совершенно другие. Они – при нападении шершня своего врага борются не в одиночку, а сообща – облепляют со всех сторон, ограничивая его передвижение, и за счет выделения из своих тел тепла убивают. Вот так. Хотя Александр Владимирович, – в природе также состояние порядка зыбко и может нарушаться во многом из-за жизнедеятельности человека. Правда, это воздействие локально, как например, извержение вулкана, землетрясение и не сравнимо с большим взрывом. Большой взрыв – это уже гибель всего живого. Жди порядка многие миллиарды лет.
Григорий сидел рядом и лишь только слушал. Это было видно по мимике на его лице. Время от времени парень оставлял Алексея Владимировича и Игоря Константиновича наедине и бежал в лес за хворостом. Он приносил охапки сучьев и, усевшись у огня, подбрасывал их прямо в пламя. Разговор, длился пока горел костер, так казалось Григорию, и он был собой доволен. Они долго сидели у костра, потеряв счет часам. Алексей Владимирович поднялся, когда день стал клониться к вечеру. Он взглянул на опускающее солнце и сказал:
– Пора! – следом за ним поднялся Игорь Константинович и Григорий.
Парень, схватил котелок и побежал за водой, чтобы загасить костер. Ему стал помогать профессор. Алексей Владимирович занялся машиной. Затем они забрались в «Жигуленок» и отправились в обратную дорогу – домой.
Игорь Константинович всю дорогу сидел молча, не проронив ни слова. Он размышлял о жизни:
– Сколько? Лет тридцать. Нет, больше я знаком с Семеном Владимировичем. И, что же оказывается, я его не знал. Как такое могло быть. Просто странно. Кому скажи, засмеет. Только теперь после разговора с его братом я понимаю, что Семен Владимирович из-за упрямства сидит в институте. Друг упрямо хочет дождаться того времени, когда его НИИ снова станет рентабельным. Пока Семен Владимирович не убедиться в том, что причин ждать нет, он будет изо дня в день ходить на работу, что бы там ни было.
Алексей Владимирович время от времени поглядывал на задумывавшегося – было отчего – соседа. Григорий тоже не трогал Былинкина своими вопросами. Они видели его состояние.
За окнами «Жигуленка» мелькали деревья. Вырвавшись из леса, машина поехала по полю. Вдали показалось село. Оно стояло на пригорке. Тускло блестел крест самого высокого здания – церкви. Не так давно она находилась в плачевном состоянии. Ее восстановили. Невдалеке от храма виднелась ржавая стрела крана. В селе строили большой, можно сказать огромный дом культуры, но достроить не успели. Бросили. Кем-то было решено, чтобы народ ходил в церковь, а не в кино или на танцульки. Ненужное для новой жизни должно было с помощью дождей, снегов, морозов, ветров, жары и людского безразличия – разрушиться.
Глава 14
За время своей небольшой командировки Игорь Константинович многое понял. Запустение было везде. Человек не только кому-либо, порой сам себе был не нужен. Жить в такой обстановке было, конечно, тяжело.
Все (каждый по-своему) искали спасения в этой жизни. Многие нашли его в беспробудном пьянстве. Некоторые подобно Игорю Константиновичу в самозабвенном труде. В селе приложить руки можно было лишь на своем участке земли. Другой работы не было. Земля, раньше государственная теперь товарищества – какого никакого общества – простаивала. Обрабатывать ее было не выгодно. Ненужным стало – это общественное. Личное выдвинулось на первое место. Огород – свой стал превыше государства – его интересов.
Алексей Владимирович познакомил Игоря Константиновича с разными людьми. Сельчане тянулись к нему. Былинкин умел сказать слово. Его мысли были актуальными. Однако, утешить он никого не мог – хаос, пришедший вместе с так называемой перестройкой, его самого мучил. Чтобы не бередить нервы себе и окружающим Игорь Константинович отдавал время науке, о ней говорил и благодаря этому многих в селе сделал своими друзьями.
Особые отношения у Былинкина сложились с родителями друга. С матерью Семена Владимировича он сошелся, из-за того, что когда-то сам был школьным учителем. Она любила поговорить с Игорем Константиновичем о методах преподавания, в сам предмет, которым он занимался, при этом не вникала. Владимир Иванович, напротив, заинтересовался им и в свободное время подолгу дискуссировал на тему происхождения жизни на земле.
Эта тема благодаря Былинкину стала многим из сельчан интересна. Но прежде она затронула Владимира Ивановича, не говоря уже о Григории.
Однажды вечером он вместе с внуком надолго задержался у профессора. Беседа была интересной. Игорь Константинович сидел за микроскопом. Григорий на кровати. Владимир Иванович, напротив гостья.
– Согласно, расчетов, – начал профессор, – жизнь – это абсурд. Вероятность ее возникновения равна десяти в минус двадцать третьей степени – практически нулю. То есть, та наука – биология, которой я занимаюсь, и которую будет изучать ваш внук Григорий, – обратился он к Тихонову старшему, – в принципе не должна существовать.
– Ну, как же, как же? – возразил ему Владимир Иванович, – жизнь существует и к тому же во всем своем многообразии.
– Вот в том то и дело, – сказал Игорь Константинович. – Какой-то парадокс получается. – Далее доктор биологических наук с удовольствием изложил свою теорию. Наверное, каждый специалист его масштаба мог рассказать что-то подобное и умело посмеяться над теорией вероятности.
– Хаос и Порядок вот две основополагающих категории, которые и порождают жизнь, – сказал профессор. – Она возникает после большого взрыва во время упорядочивания системы на одной из ее стадий развития. Жизнь просто закономерна. Система не может ее обойти. А венцом жизни является человек. Теория Былинкина была подкреплена многими фактами. Он умело их приводил и мог увлечь слушателей. В ход Игорь Константинович пускал высказывания видных ученых, любил рассказать об археологических находках, использовал данные из своих работ.
Много он говорил о видах, популяциях и о каких-то морфо-физиологических признаках. А еще ученый считал и рассматривал доисторических людей: синантропа, неандертальца и кроманьонца как отдельные виды.
– Здесь, я просто уверен, что применить эволюционную теорию Ламарка, Дарвина и Шмальгаузена нельзя, – сказал Игорь Константинович, – она участвует в совершенствовании вида, но никак не в его создании. Прародителями синантропа, неандертальца и кроманьонца, я думаю, следует считать различных обезьян. Царствовать остались кроманьонцы, мы относимся к ним, хотя еще во времена фараонов, можно было встретить и – обычных неандертальцев. Последние раскопки в Африке в районе Эфиопии, близкого от поверхности залегания урановых руд позволили обнаружить древние стоянки людей.
– Что же это, получается, – спросил у профессора Григорий, завтрашний студент, – выходит, что очень давно, много тысяч лет назад, люди также как мы жили в условиях радиации?
– Жили! – отвечал Игорь Константинович. – Однако вопрос следует ставить несколько иначе. В настоящее время известно, что действие радиации вызывает мутации. Я ведь как раз и изучаю этот вопрос. Возможно, различные виды древнего человека и появлялись, в тех ландшафтах, где наблюдался высокий уровень радиации.
В телефонных разговорах мать с удовольствием сообщала своему сыну – Семену Владимировичу:
– Ты не поверишь, но твой отец, Владимир Иванович очень сильно изменился и ради общения с твоим другом Игорем Константиновичем стал даже пропускать трансляции политических баталий по телевидению, радио, чего ранее он никогда не допускал.
Длительные беседы Игорь Константинович позволял себе не часто. Он ведь почти каждый день пропадал в поле. Поездка его с Алексеем Владимировичем очень ему помогла. Она позволяла Былинкину ориентироваться на местности. При необходимости помогал отец Семена Владимировича, хорошо знавший родные края. Под его пристальным взглядом Игорь Константинович делал разбивку местности на карте, в которой, как оказалось, было много неточностей. Ученый определял различные по ландшафту районы и затем уже их исследовал.
Григорий крутился рядом возле профессора. Редкий день, когда он не сопровождал Игоря Константиновича.
Ученый был хорошо экипирован. Хрия техника, которой он пользовался была старой, но работала отменно.
Помимо работ ботанических, включавших в себя сбор гербария местной флоры, определения плотности растительного покрова Григорий занимался выкапыванием из-под земли червей, ловлей кузнечиков, мух, оводов. В болотной жиже он вытаскивал пиявок, жуков, мелких рыбешек. Игоря Константиновича интересовало все. Исследованиям подвергались лягушки, мыши, ящерицы, ежи, зайцы из птиц – ласточки, воробьи, трясогузки и все что попадало под колеса машин.
Былинкин вместе с Григорием ходил по дворам. Игорь Константинович осматривал домашнюю живность, подолгу расспрашивал хозяев о странных случаях, которые могли быть при отеле коровы или когда поросилась свинья. В одном дворе он долго стоял возле теленка, родившегося с пятью ногами, в другом рассматривал кур со странными бородавчатыми образованьями на ногах.
Для получения более полной информации ученый обращался за помощью не только к Владимиру Ивановичу – отцу своего друга, к Григорию, но и к Алексею Владимировичу. Он был заядлым охотником. Брат Семена Владимировича познакомил Былинкина со своими товарищами. Они с удовольствием откликались на просьбы Игоря Константиновича, стоило ему только сказать, что он друг Семена Владимировича Тихонова.
Однажды Былинкин, побывал даже на охоте. Дней несколько он провел в компании друзей Алексея Владимировича. Трофеи были не большими: заяц, лиса, волк, утки, куропатки. Добытую живность он подверг тщательному осмотру и описанию для проведения сравнительных исследований, затем радиационному контролю и после уже определению мутационной изменчивости.
Кроме того, у Алексея Владимировича была машина, поэтому Игорь Константинович нет-нет и нанимал его для поездок в отдаленные места.
Профессор не отгораживался от сельских работ, которых хватало, и старался заготовку сена, прополку огорода, сбор грибов или ягод всегда совмещать со своей задачей.
Григорий, следовавший за ним как тень, постоянно готовил ему вопросы, и когда появлялась возможность, спешил их задать. Былинкин отвечал. Однако, общаясь с ним, Игорь Константинович нет-нет и замечал в поведении Григория странности. Любой бы на его месте подумал «парень не в порядке». Как-то раз, когда они находились в лесу, шли по тропинке и Григорий вдруг у вычурно выгнутой морозами огромной сосны отшатнувшись, словно испугавшись чего-то, схватился рукой за горло:
– Я вчера здесь бежал с палкой, держа ее перед собой. Один конец, загнутый как у клюшки, скользил по мягкой траве, но неожиданно запнулся о корень, и я наткнулся на другой ее конец. Дедушка меня водил в больницу. Две недели болел.
– Как такое могло быть? – остановив парня, задал вопрос Былинкин. – Отчего ты только что сказал: «Я вчера бежал с палкой, наткнулся, пробил себе горло», а затем: «Две недели болел».
– Это с отцом было, – быстро поправился Григорий. – Вы не обращайте на меня внимания Игорь Константинович, я часто путаюсь. Мне бабушка Надя сказала, что со временем у меня все пройдет.
А однажды Григорий сказал профессору:
– У дяди Сени все могло быть иначе. Он сам виноват. Мой отец ему просто отомстил. Наташа, он так и сказал, ему не нужна была. Папа любил мою мать. – После его слов представитель науки решил про себя, – парень заговаривается. Пусть и редко, но он выдает такие перлы, не позавидуешь. Ну да ладно, Бог с ним. Я не врач и приехал сюда для работы.
Занимаясь своим делом, Былинкин искал изменений в природе, исследовал всевозможные мутации.
– Конечно, – думал он, – бомбежки американцами японских городов Хиросимы и Нагасаки, испытания атомных бомб на полигонах России, Казахстана, Китая, США ни что это не идет в сравнение с аварией на Чернобыльской атомной станции. Здесь влияние радиации на жизнь должно быть сильным, мощным.
Однажды, у него в домике, снова разразилась затяжная дискуссия, Игорь Константинович не удержался и спросил.
– А как вы думаете, не с радиацией ли связано «японское чудо»? У них ведь в стране никакого отселения людей не было, как это делали у нас.
– Ну, уж нет! – воскликнул, сидя на кровати отец Семена Владимировича. – Она – радиация лишь способствовала гибели многих людей и возникновению ранее неизвестных человечеству болезней. У нас от этой радиации умерло много людей. Мой сын от нее умер. Я вот мучаюсь, из-за чего? Этой чертовой радиации! Бронхиальная астма – это ее последствия. А «Японское чудо» – это скорее всего ничто иное как трудолюбие народа.
Григорий, услышав такие слова, от своих старших товарищей даже подскочил:
– Что же это получается, – спросил он, – выходит, благодаря радиации, в районе Чернобыльской атомной станции возможно появление нового человека отличного от «гомо сапиенса».
– Да, Григорий ты меня понял правильно.
Дискуссия закончилась за полночь. Такие продолжительные беседы Былинкин старался, чтобы были не частыми. Работа для него была прежде всего. О ней он не забывал.
Последнюю неделю своей командировки Игорь Константинович решил посвятить мушкам дрозофилам. Ему хотелось подтвердить свои наблюдения и доказать, что в данном районе в отличие от других, не имеющих радиации, процент мутаций высок. Мушки довольно быстро размножались, и срок их жизни был не велик. Они были отличным материалом для исследований. Ими пользовались многие генетики мира. Занялся дрозофилами и Былинкин. Надежда Сергеевна, заходя на кухню отмахивалась от них и говорила:
– Игорь Константинович, будьте добры, держите ваше поголовье взаперти. Они так и летают, так и летают, нет сил отмахиваться от них. – На что профессор отвечал: – Да как их удержишь, а потом это не мои. Залетные. – После чего Надежда Сергеевна и Игорь Константинович долго смеялись.
Уезжал доктор биологических наук профессор Былинкин из села торжественно. Даже старушки, которые жили по соседству и часто приносили ему то огурцы, то помидоры, то яблоки для проверки на радиацию пришли его проводить. Новые друзья и знакомые с удовольствием пожимали Игорю Константиновичу руку, желали ему удач в работе, просили передать Семену Владимировичу от них приветы. Профессор многих здесь в селе взбудоражил, заинтересовал новыми своими идеями. Вместе с ним уехал и Григорий. Ему предстояло учиться в университете. Он с удовольствием выглядывал из автомобиля. Гриша еще, когда был мальчиком, говорил:
– Бабушка, бабушка я буду еще ученее дяди Сени.
Бабушка Надежда Сергеевна, дедушка Владимир Иванович, глядя на внука, махали ему рукой. Махали, прощаясь, рукой они и Игорю Константиновичу. Он внес в их жизнь желания, не только размышлять над жизнью, изучать, но и заниматься ее преобразованием, пускай на низшем уровне – это не главное. Важно, что что-то в душе сдвинулось. Перестройка – это всего лишь сила, вызвавшая в стране хаос, а теперь согласно теории Ламарка, Дарвина и Шмальгаузена необходимы эволюционные преобразования. Они способны изменить жизнь к лучшему.
