Павел Юрьевич Фёдоров
Письма Филиппа
– Это мой ответ тебе на главный вопрос – зачем.
Я беседую с тобой о тебе, потому что ты ближе всего находишься к себе. Только в этом случае Я могу говорить без посредников.
– Так сказать, из первых уст.
Я снимаю фильм, соответственно обращаюсь к фильму, как к непосредственному своему собеседнику, то есть, как это ни странно звучит, непосредственно к фильму. Хотя, как можно обращаться к тому, кого пока ещё нет? Да даже если бы и был, то кем же он является в таком случае?
– Ты хочешь сказать, что я чем-то отличаюсь от тебя, я другой – не такой как вы?
Получается, что в своём вопросе я уже это предположил. Выходит, именно так.
– Помнишь популярное выражение: по обе стороны экрана. Не кажется ли тебе, что в тот момент, когда ты заводишь разговор о фильме, ты оказываешься сразу одновременно по обе стороны экрана?
А как же можно ещё снять что-то, не находясь по обе стороны. Нет, невозможно.
– А, как ты думаешь, где нахожусь я в таком случае?
Впервые ты пришёл ко мне в виде идеи о путешествии на небо с холма. Потом ты высказал идею преобразовать этот сюжет в виде фильма. Потом эта идея распространилась на людей, с помощью которых можно даже осуществить задуманное, то есть снять этот фильм. Потом ты пришёл в виде фильма. Потом ты будешь показан и даже просмотрен. Ты везде.
– Я, всего лишь, твой собеседник.
Актёры двигаются, произносят реплики, делают паузы и жесты. Оператор находит наиболее удачную точку восприятия, прорабатывает технику кадра и химию. Всё подвластно единой, как кажется, идее.
– Чьей?
Начальный импульс, тот который был первопричиной, остаётся там – в воображении момента. Это как команда извне. Человек на вершине холма. Перед ним расстилающейся величественный пейзаж долины.
– Как насмешка над несбывшейся мечтой?
А может перейти в область фантазий и придумать мир неба?
– Ни то, ни другое уже не имеет никакого значения. Ты даже не посредине, ты даже не ступал туда. Ты только думал об этом. Ты так ничего и не понял.
Так и понимать нечего.
– Надо не понять, а принять. А к этому надо готовиться. Если решил ступить с холма на небо, ступай, иначе получится только фильм.
В этом нет никакого смысла, сейчас это уже только слова, не более. Смотрю вниз с холма, присев на камень на вершине. Внизу лес, холмы вдалеке. Как она прекрасна, "…, пожалуй, я только сейчас это понял …".
Ну вот, что-то да снято. Кадры: путь на небо, видимо не войдут в фильм.
– Выбран только путь. Если можешь пройди, иначе, это только рассказы о хождении по воде или огню, только и всего.
Следующий кадр. Нос лодки движется по течению. Вокруг торчат из воды голые стволы, а когда-то это были большие цветущие деревья – это был лес. Движение в мёртвом лесу. Но этот кадр очень короткий. Суть этого кадра сводится к диалогу людей об истории. Несётся вода и лодка, захваченная единым движением потока, мимо стоящих уже не деревьев. Время сейчас объединено в одном кадре. Слилось в мгновении: и смерть, и жизнь, и время, и движение – всё едино в кадре.
Ты не по теме, говорят мне. Ты отвлекаешь всех. Это говорят те, кого я пригласил снимать со мной мой фильм. Они считают его уже своим. Я должен, по их мнению, придерживаться плана и значения. Как всё быстро поменялось. Мы уже не знаем, кто что делает и по чьему сценарию. Здесь сейчас уже все авторы. Ты зачем сюда пришёл, занимайся своим делом, было сказано мне, и не мешай остальным. Хорошенькое дело.
– Ну, что же ты хочешь, ты же этого и добивался, в конце концов.
Я вижу, что добился роли стороннего наблюдателя за съёмками фильма, который думаю, что снимаю.
– Но всё же хорошо получается, съёмки продвигаются вперёд уже без твоего участия. Фильм живёт своей жизнью независимо от тебя.
Но, что потом сказать, когда в конце увижу не то, что задумывал в начале?!
– А такого не бывает. Возвратиться невозможно. Есть только открытие, впервые.
Лежит книга белого цвета на круглом столе. Вокруг стола люди и разговаривают или обмениваются мнениями, либо замечаниями по вопросам, не относящимся ни к какой сфере их деятельности. У них нет разногласий. Всё сказанное, без исключений, принимается во внимание. Здесь нет прямой игры актёров, а есть персонажи, только встречающиеся на пути камеры. Выделенное лицо или фраза, фрагмент, да что угодно, в этом и заключён в основном весь сюжет. Просто понаблюдай человек за собой со стороны. Особенно важны звуки. В том числе людей и музыки. Надо сказать, что звуки, как ни странно, заняли очень много места в фильме.
– Более того, они иногда играют чуть ли не доминирующую роль.
Уберём звук и вслушаемся в тишину. Кадр наблюдающего за стеклом. Но, ощущение обратное. Как будто кто-то всматривается в тебя из-за стекла.
– О, да, мир смотрит оттуда.
Необычный эффект. Но как его донести до зрителя через камеру?
– А, стоит ли?
В фильме нет разговоров специально подготовленных. Речь, скорее фоновая, означает лишь присутствие человека поблизости. Музыка же наоборот, является вполне законченным персонажем. Ещё в фильме присутствуют животные и птицы. Но не в клетке или с человеком, а самостоятельно, независимо.
– К примеру: собака, бегущая по дороге.
Мы только провожаем её взглядом.
– Или пролетающие птицы сквозь ветви деревьев.
Они пролетели, но в кадре осталось небо в облаках.
– Скажи мне, вот ты снял фильм, окинь взглядом всё сделанное, что же произошло за этот период?
Насколько я понял из беседы с тобой, для тебя нет большой разницы: снимаю я фильм или просто прогуливаюсь по набережной.
– Иногда вы называете этот процесс творчеством, иногда созерцанием или чем-то другим, кому как угодно, или удобно, но всё-таки, что же это есть на самом деле? Как ты думаешь?
Пожалуй, я теперь об этом не думаю. Как в начале было замечено, творчество – это есть естественное состояние человека. Что о нём думать. В процессе фильма меня вот что заинтересовало – если творчество есть естественное состояние природы, то я являюсь тоже непосредственным чьим—то творчеством. И, более того, автором я считаю именно тебя – моего собеседника.
– Не забывай про упомянутое выше – Мы, ты теперь не можешь это отбросить. И ещё, вспомни, что Мы в процессе творчества узнаём друг друга.
Тогда можно сказать, что процесс, который мы назвали творчеством, есть некое проявленное чувство Нас, обобщающее чувство присутствия.
– Да, я заметил именно такой подход к съёмкам фильма в тебе. Ты находился как будто бы в зале и смотрел на экран как снимается этот фильм. Более того, мы вместе с тобой сидели рядом и обсуждали этот процесс.
То есть мы обсуждали самих себя, получается.
– Не в фильме дело, как видишь. И даже не в творчестве, как таковом.
Буду точнее, скорее всего это похоже на открытие мира, или ещё более смело – его создание.
– Вот! что я хотел от тебя услышать, вот именно – создание. Мир именно таков, каким ты его создал. Мы вместе сейчас наблюдали с тобой непосредственно за процессом. Какая разница, в сущности, между фильмом и жизнью?
Да почти никакой. Видимо ты являешься не только собеседником, а непосредственным участником всех поступков и дел человека.
– И не только человека, разумеется.
Творение присуще чувству проникновения или постижения. Только через творение есть возможность соприкоснуться непосредственно с душой.
– Собственно проявление души в мире человека и является творчеством. И всё же, общечеловеческая сущность человека не до конца принята вами.
Фильм относится, скорее к технологическому творчеству – искусственному. На всё смотреть через объектив камеры. Или выделять отдельные фрагменты жизни на экране через проектор. Это искусство вызвано явным противоречием технических и духовных потребностей или необходимостей.
– Мне неважно всё это. Почему тебя так беспокоит вопрос о том: через что человек обращается ко мне? Какая мне разница, честно говоря, чем я являюсь для тебя? Но для тебя почему-то есть разница. Просто так поговорить со мной у тебя не получается, а вот через, в том числе и творчество, это пожалуйста.
Может мне хочется что-то сказать людям через общение с тобой, а что я смогу без искусства сказать?
– Несомненно. В этом ты абсолютно прав. Но я не об этом. Я хотел тебе показать то, что вы отделили творчество от повседневной жизни. В вашем понимании каждое мгновение вашей жизни не может являться произведением искусства. Потому собственно и настоящее искусство для вас имеет очень маленькое значение, настолько незначительное, что вы о нём даже не подозреваете.
Какое же это?
– А вы сами. Ведь ты посмотри – каждый человек создан абсолютно индивидуальным, уникальным и ничем не ограниченным по своим возможностям живым существом. Общаясь с вами, я каждый раз встречаюсь с гением и просто прошу его оставаться самим собой.
Ты хочешь сказать, что каждый человек, без исключения, гениален?!
– Конечно, гениальность – это для каждого просто быть самим собой. Но я вижу, что для вас это практически невозможно.
На самом деле у людей считается, что гениальность среди людей чрезвычайно редкое явление. Более того, за всю историю мы знаем не очень много гениальных людей или произведений.
– Я бы даже сказал точнее, пусть это вас не обижает, вы никогда не знали гениальных людей, во всяком случае, подавляющее большинство из вас.
Как же так?
– Видишь ли, тех, кого вы называете гениальными, выдающимися, божественными и прочими, являются лишь отражением вашего общепринятого представления о гениальности. А гениальность не может быть общепринятым представлением. На самом деле гениальность самое реальное из всего реального, что вам доступно.
Так что же тогда гениальность, по-твоему?
– А ты спроси о ней у неё самой, чего ты боишься, думаешь она не ответит? Ответит, она с великим терпением ожидает каждого из вас, она всегда с вами, потому что она, в сущности, является вами. Дело в том, что гениальный человек никогда не создавал и не создаёт гениальных произведений, и даже не создаст.
Почему?
– Потому, что тогда могло бы существовать что-то, что не является гениальным. Гениальность – ваше естественное состояние, только вы не пользуетесь этим.
Суть фильма за кадром – это встреча. В процессе творчества обращаемся к непостижимому, несущему отпечаток таинства, как лицо, которое на тебя смотрит из небытия, но лица не видно, а есть только ощущение взгляда.
– Или как нечто осознанное, которое присутствует рядом с тобой.
Раньше я говорил – тот взгляд. Теперь мне кажется, что это сам человек отражается в собственном зеркале происходящего.
– Это время через пространство отражается в сознании, создавая бытие.
Сам факт всего появляющегося на свет из ничего поражает своей глубиной, совершенством и законченностью. Путь к неизведанному – в этом суть творчества – в этом жизнь. Всем доступно это движение.
– Главная особенность лишь в том, что путь у каждого свой, но не каждый это понимает, хотя в этом смысл происходящего.
Безбрежный океан стремится ввысь. Бежать, пока есть силы у воды, струящейся и крики чаек. Пролетят, что может быть печальней потерять. Для человека и для чаек. Кто помнит здесь. Кому идти к тому, чем ты являешься для чаек. Всё может быть печально или славно. Не может быть, лишь, между. Так почему не быть тому, что кажется загадочным, отсутствует! Но, всё-таки, что сказано здесь человеком человеку или самому себе, не важно, зачем вообще говорить?
– Мир устроен так, как ты этого пожелаешь, однако, ориентация на достижение желаемого не совершает поступка, а без него никак.
Наша Логика подчинена зависимости от желания. И получив, или не получив желаемое мы не поступаем, а ждём в бездействии.
– Ожидание, само по себе, тоже поступок. Но это осознанное ожидание в пути у особо сильных личностей. Природа человека в его присутствии. Но, не олицетворяй себя со всем сущим и происходящим. Лишь часть природы доступна тебе изначально, остальное постигай сам.
Но это не может быть целью.
– Цели вообще не может быть видимой и, даже, интуитивной. Цель – это когда есть понимание её или нет. Это открытие себя, как автора и, одновременно, соавтора.
В нашем мире существуют лишь общечеловеческие ценности, а скорее дары. И одни из главных – способность понимать и творить.
22 .
Встретишь ли ты его так, что откроется природа в своём бескорыстии
Кому – не тебе ли улыбается солнце человеческое существо
То, что ты называешь судьбой, ни есть лишь то, что случилось уже с тобой когда-то
И не ты ли сам обречён идти вперёд за прошлым своим.
В саду перед фонтаном на скамье в одиночестве сидел старик. По нему видно было, или скорее ощущалось, что он кого-то ожидает. Наконец в конце аллеи появились среднего возраста мужчина и женщина. Они шли вместе, и она держала его под руку. Старик неотрывно смотрел на них. Вот они не спеша прошли мимо него. Старик встал неотрывно гляди им вслед, сделал несколько шагов за ними.
– Михаил! – окликнул их старик. – Михаил!
Услышав позади себя возглас, мужчина мимолётно обернулся, и заметив, что старик обращается именно к нему, остановился, они с женщиной повернулись к нему лицом.
– Вы ко мне?
– Михаил…, ты помнишь меня?!
– Я не Михаил…, но так звали моего деда.
– Деда? – старик был явно в замешательстве.
– Да, мне уже говорили, что я очень похож на него, когда он был в этом возрасте. А вы знали его?
– Да, хорошо, очень хорошо знал. А где он сейчас?
– А он и бабушка уже умерли.
– Как умерли!? – казалось, что старик поражён этим известием.
– Они очень любили друг друга, и, можно сказать, умерли одновременно. Так бывает иногда…, редко, но бывает.
– Да, наверное, – старик о чём-то своём задумался и казался растерянным.
– Когда я был маленьким, то застал ещё в живых и прабабушку Киру, и прадедушку Филиппа.
– Так Михаил был женат на дочери Киры?!
– Да…, а что-то не так?
– Это удивительно, он ведь так любил её, я знаю…, я знал….
Старик, улыбаясь своим мыслям, повернулся и медленно пошёл по аллее из сада, опираясь на свою палку.
Мужчина и женщина стояли и с удивлением смотрели ему вслед.
– Он, наверное, очень стар.
– Да, очень, очень старый.
– Ты знаешь, если раньше у людей не был активирован ген бессмертия, и они мало жили, то, невероятно, но может он один из них, тех, ещё живых, последних?
– Наверное да, он тот …, последний Человек.
Послесловие
Роман «Письма Филиппа» является второй частью единой книги под общим названием: «Город Под Облаками». Книга в целом по своей сути и замыслу представлена как некая условная «фантазия и фуга до-минор». Хотя сразу надо признаться, что эта часть последняя, заключительная из цикла размышлений о человеке. Придерживаясь, в какой-то степени, структуры общего замысла произведения как «трёхчастной формы», необходима реприза, но её не будет. Почему? На это вопрос можно было бы ответить просто – Потому что незачем! Но очевидно, что это не так, не в этом дело!
В целом весь цикл, как книга, состоит из трёх частей, составленных в определённой последовательности.
Первая часть включает данные произведения:
«Город Под Облаками»
«Встреча»
«Совет Миров»
«О Музыке»
«Формальность»
Вторая часть:
«Письма Филиппа»
Третья часть:
…
Для чего вообще пишется книга? Может быть для того, чтобы её причитали или для сохранения некоей важной информации на чём-то…? Можно сколько угодно себя спрашивать об этом и любой ответ будет правильным. И эта книга тоже, наверное, найдёт свой правильный ответ – раз она есть, значит для чего-то же её написали. По своему внутреннему содержанию её можно охарактеризовать как уже достаточно взрослую, ведь ей больше сорока лет. Это ещё незрелый возраст, но уже достаточно самостоятельный, чтобы иметь своё мнение в какой-то степени, или голос (кому как нравится), которому уже есть что сказать. Что точно могу сообщить о самой книге, так это то, что её читать совершенно невозможно. Я склонен считать, даже уверен в том, что этот цикл не будет никем и никогда прочитан. Эти «записки», вошедшие в книгу, нельзя считать художественными или околонаучными произведениями, философскими абстрактными размышлениями, или ещё чем-то…, чем угодно…, нет, они ими не являются и никогда ими не станут. Они просто ни о чём и, соответственно, являются по содержанию своему – «Ничем". Открыв Книгу, и пробежав глазами первые пару страниц, любой читатель навсегда закроет для себя её и уже никогда больше не обратится к ней, просто потому, что она не интересна. Она скучна, пассивна и туманна…, в конце концов в ней же нет ничего! Как может у взрослой книги ничего не быть…? А вот так, она именно – ни о чём. Писать книгу более сорока лет ни о чём, это же верх бессмысленности! Пожалуй, что да, согласен. Тогда зачем она написана? Вот, наверное, именно для того, чтобы иметь мужество попытаться ответить на этот вопрос…, и хватит ли времени для этого? Но она написана, потому безусловно, хотим мы этого или нет, но Книга проживёт свою жизнь: как сможет, как ей будет позволено, как, в конце концов, сама захочет!
