bannerbannerbanner
полная версияПисьма Филиппа

Павел Юрьевич Фёдоров
Письма Филиппа

– Как может у взрослой книги ничего не быть…?

– А вот так, она именно – ни о чём.

– Писать книгу более сорока лет ни о чём, это же верх бессмысленности!?

– Пожалуй, что да, согласен. Тогда зачем она написана?

– Я думаю, что здесь в основу необходимо закладывать не то, что написано у него в дневнике, или о чём его книга, а сам принцип разделения. Он оказался между двумя мирами, помнишь она сказала – он не мог находиться в пустоте.

– Создатель за миг до создания, ты считаешь, что это тот самый миг перед переходом?

– Помнишь, мы с тобой как-то уже пришли к определённому пониманию физики процесса формирования будущего: через использования человеком определённых инструментов познания, внешнего мира и себя. Человеку кажется, что, применяя все эти инструменты он развивается…, развивается целенаправленно! Вот что важно – он думает, что знает, как, а самое главное куда развиваться – в каком направлении, он считает, что видит свою цель в пространстве и во времени, задав тем самым, вектор своего направления развития – Куда? В будущее? А где оно, как его можно в обобщённом виде сформулировать, какое он вкладывает в это понятие смысл? А есть ли у него он, этот смысл? Нет! Нет у него никакого понимания о том, где он находится и что делает…! Сегодня всё наше знание о мире сведено к взмаху руки, указывающей направление: вперёд…. Это будущее…? Этот путь в никуда – к пропасти, у человека никогда, за всю его историю не было другого пути, как только к пропасти и «Никто» никогда не мешал ему двигаться туда, а наоборот, направлял его именно в эту сторону.

– Ты так говоришь, как будто это и в самом деле пропасть, мол: «…всякий человек созрел для свободы, для того, чтобы умереть за неё! Я тоже ещё зелен для любви, зелен для жизни… Но я свободен, свободен. Проклятье! Прочь с дороги! Где ваша пропасть для свободных людей?»

– Да-да, именно так, разве не все люди каждый в отдельности формируют свою идею будущего, а не ту, которую им навязано кем-то?

– И бестелесный дух, который способен перемещаться между Мирами и наблюдает будущее, то, которое мы сейчас здесь примем! Здесь и сейчас…, оно так провозглашается, а не по—другому.

– Будущего нет, его создают из ничего, из пустоты, методом подстановки Творца, который из пустоты—всего потенциально способен к творению…, вот только чего!?

– Мы тогда пришли к выводу, что Создатель дал Творцу время!

– Человек о Человеке… – вот оно будущее – Человек, которого сейчас ещё нет.

– Он описал время как точный инструмент, механизм…, нет, это даже, наверное, всё-таки не точно, он описал физику времени… в пустоте, в которой оказался…!

– Мир без времени разделён на живых и мёртвых, так сказал Гоголь – разделение на Живые и Мёртвые души.

– Человек о Человеке – вот в этом и состоит основной философский вопрос и для Человека это будет последний, заключительный период в его жизни.

– Подведение итога?

– Нет, это не окончание и не начало чего-то нового. Не потому что начала нет, а потому что нет окончания. То, что мы все когда-то вышли и зачем-то куда-то пришли не означает окончания пути, это даже не говорит о том, что мы вообще в пути. У человека, как мы выяснили, нет пока пути. Он не вписан в единую концепцию мироздания, он пока не создал устойчивых связей, чтобы принадлежать этому миру, так как человек пока не создал образ своего будущего. Именно знание будущего определяет такое тривиальное и замученное значение как путь, но, главное здесь – знание. Человек не обладает знанием. Человек не обладает знанием будущего и не имеет даже опыта познания его.

– Как можно знать будущее, нет, человек не должен знать своего будущего!

Я встал со своего кресла и подошёл к книжному шкафу. Достал книгу с верхней полки, полистав её прочитал: «Протагор: Было некогда время, когда боги—то были, а смертных родов ещё не было. Когда же и для них пришло предназначенное время рождения, стали боги ваять их в глубине Земли из смеси земли и огня, добавив ещё и того, что соединяется с огнём и землёю. … Зевс, испугавшись, как бы не погиб весь наш род (людей), посылает Гермеса ввести среди людей стыд и правду, чтобы они служили украшением городов и дружественной связью. Вот и спрашивает Гермес Зевса, каким же образом дать людям правду и стыд. «Так ли их распределить, как распределены искусства? А распределены они вот как: одного, владеющего искусством врачевания, хватает на многих не сведущих в нем; то же и со всеми прочими мастерами. Значит, правду и стыд мне таким же образом установить среди людей или же уделить их всем?» «Всем, – сказал Зевс, – пусть все будут к ним причастны; не бывать государствам, если только немногие будут этим владеть, как владеют обычно искусствами. И закон положи от меня, чтобы всякого, кто не может быть причастным стыду и правде, убивать как язву общества»».

– Пришло время рождения смертных. Данная фраза само противоречие: пришло время рождения «смерти». Если есть рождение – начало рода человеческого, то должно быть и будущее. Но как понять человека, в чём его идея: «Для чего все это нужно? И, главное, кому?» Человек смертен: он получил право на смерть или право на будущее – жизнь.

– А в чём собственно ты видишь противоречие, где, когда и кем оно установлено?

Я снова прочитал из книги: «Сократ: … в чём состоит обвинение, от которого пошла обо мне дурная молва, полагаясь на которую Мелет и подал на меня жалобу…: Сократ преступает закон, тщетно испытуя то, что под землёю, и то, что в небесах, выдавая ложь за правду и других научая тому же.»

– Ну да, согласен, мудрец называет лжецами обвинителей, а те в свою очередь называют его лжецом. Разделение, то есть можно даже сказать, что именно с этого момента оно стало проявленным и наша эпоха по сути была таким образом провозглашена, как эпоха: «Разделения!». Обвинение признано справедливым и по закону, положенного Зевсом, единственного мудреца казнят. Можно сколько угодно возмущаться, сожалеть, но закон неумолим и справедлив. Судьи взяли себе право Зевса осуждать на Земле человека на смерть. Что ещё можно сказать по этому поводу и зачем, кому это надо, ведь не разверзлась земля под ногами лжецов, не упало небо на головы бесстыдников, ничего такого не произошло и не происходит не до, ни после него, соответственно видимо и никогда не произойдёт. То есть надо признать, что закон справедлив и мудрец, признанный виновным, таковым и является, как бы мы к этому не относились.

– Да, всё это верно, но это только то, что мы видим на первый взгляд, а так ли он верен этот самый первый и он же порою последний, как нам кажется, может всё-таки не всё так очевидно?

– Мудрец ввёл соответствие качеств самого человека с его знаниями, тем самым в принципе сформулировал свойства отдельной личности. Он на сегодня остаётся единственным философом, в прямом смысле слова, так как он обращался к себе самому. В сущности, мы так до сегодняшнего дня и обсуждаем только один вопрос: справедливо ли он был казнён или нет, как некий обобщённый основной вопрос философии человека – «преступление и наказание».

– Сегодня его не обвиняют во лжи и в том, что: «…преступает закон тем, что развращает молодых людей и богов, которых признает город, не признает, а признает другие, новые божественные знамения». Но, тогда получается, что мы сегодня признаем ложь обвинителей. Где же справедливость законов?! Остаётся признать только одно, что законы, по которым приговорили мудреца к смерти не от Зевса, но человеку по данному ему праву дано самостоятельно устанавливать законы справедливости и судить по ним.

– Признали, что произошёл поворот в философии, но на самом деле признали разделение человечества условно на обвинителей и обвиняемых. Для каждого из них оппонент является лжецом, и который по своему закону должен быть казнён. Только для мудреца – по закону Зевса, а для обвинителей – по человеческим законам.

– Законы, установленные человеком, не являются божественными – они не от Зевса!

– Да, они не божественные, но они справедливые и никто не имеет право их ослушаться, «либо переубеди нас» и, ну и так далее.

– Тогда в чём заключён божественный закон справедливости и есть ли он на Земле для человека?

Я снова сделал закладку в книге: «Сократ: … Херефонт…, приехав однажды в Дельфы, дерзнул он обратиться к оракулу с таким вопросом …, есть ли кто-ни будь на свете мудрее меня, и Пифия ему ответила, что никого нет мудрее. Посмотрите теперь, зачем я это говорю; ведь моё намерение – объяснить вам, откуда пошла клевета на меня. Услыхав это, стал я размышлять сам с собою таким образом: что бы такое Бог хотел сказать и что это он подразумевает? Потому что сам я, конечно, нимало не сознаю себя мудрым; что же это он хочет сказать, говоря, что я мудрее всех? Ведь не может же он лгать: не полагается ему это.»

– На что необходимо обратить внимание в первую очередь, точнее на что обращает наше внимание мудрец как самое главное – это на то, что Бог не лжёт! То есть, необходимо принять для себя, что ложь, о которой говорит он, отличается от понятия лжи, о которой говорят обвинители. Бог указал на него, как на человека, который более всех способен отличить правду от лжи – потому человек назван мудрым, он не может лгать и не может быть осуждён на смерть по закону Зевса. И если человека судят за ложь, то эти обвинения противоречат закону Зевса, соответственно ложны, то есть обвинители выдают ложь за правду.

«Сократ: … начали мне давать это название мудреца, потому что присутствующие каждый раз думают, что сам я мудр в том, относительно чего я отрицаю мудрость другого. А на самом деле, о, мужи, мудрым-то оказывается бог, и этим изречением он желает сказать, что человеческая мудрость стоит немногого или вовсе ничего не стоит, и, кажется, при этом он не имеет в виду именно Сократа, а пользуется моим именем для примера, все равно, как если бы он говорил, что из вас, о люди, мудрейший тот, кто, подобно Сократу, знает, что ничего-то по правде не стоит его мудрость. … я отличаюсь от большинства людей только одним: если я кому ни будь и кажусь мудрее других, то разве только тем, что, недостаточно зная об Аиде, так и думаю, что не знаю. А что нарушать закон и не слушаться того, кто лучше меня, будь это бог или человек, нехорошо и постыдно – это вот я знаю. Никогда поэтому не буду я бояться и избегать того, что может оказаться и благом, более, чем того, что, наверное, есть зло».

 

– Мы с тобой уже пришли к тому, здесь речь идёт о знании, как о чём-то настолько важном, о котором при жизни человеку познать не дано, но, подобно мудрецу, исследующим истину, дано будет познать через смерть – как великое благо или зло. Речь напрямую связана с понятием: будущее или переход. Закон Зевса для человека есть то, что за жизнью на Земле – либо смерть и забвение, либо будущее. Разделение в явной форме: на живых и мёртвых, где будущее только для живых! Он не казнит человека по вымышленным законам – он либо оставляет будущее для человека, то есть жизнь, либо нет.

– Так в чём же заключено это великое знание, о котором человек и знает, и одновременно не догадывается, в чём сила его и самое главное – где оно?

– Мудрец рассматривает и анализирует только ключевые вопросы, стоящие перед ним, а значит перед каждым человеком, но самое главное он обозначает скрытую за рассуждениями идею, именно идею: будущее всегда формируется здесь и сейчас.

– Но как!? Ведь в чём в сущности состоит основной вопрос смысла существования перед человеком на Земле – как научить искусству государственного управления и делать людей хорошими гражданами. Кого? – юношу! Молодое поколение, которое только вступает в эту жизнь, ищет своё место в обществе и задаёт вопрос знающим: как стать хорошим гражданином, что делать для того чтобы государство развивалось – на каких принципах?

– Мудрец утверждает! что этому искусству нельзя научиться, более того, тот который им владеет не может передать его и научить других – люди не могут передать его людям: «И не только в общественной жизни города, но и в частной. У нас мудрейшие и лучшие из граждан не в состоянии передать другим ту самую добродетель, которой владеют сами».

– Он говорит о добродетели, как о самом главном качестве для человека и потому обвинители против него в свою защиту всегда призывают на помощь, как наиболее весомый аргумент – образованность, ссылаясь на авторитет известных авторов: «… для человека в совершенстве образованного очень важно знать толк в стихах: это значит понимать сказанное поэтами, судить, что правильно в их творениях, а что нет и уметь разобрать это и дать объяснение, если кто спросит. Так вот и теперь вопрос будет о том самом, о чём мы только что говорили, – о добродетели, но мы перенесём его в область поэзии …» – А он им в ответ заявляет, что: «… мне кажется, разговоры о поэзии всего более похожи на пирушки невзыскательных людей с улицы. Они ведь не способны по своей необразованности общаться за вином друг с другом своими силами, с помощью собственного голоса и своей собственной речи, и потому ценят флейтисток, дорого оплачивая заёмный голос флейт, и общаются друг с другом с помощью их голосов. Но где за вином сойдутся люди достойные и образованные, там не увидишь ни флейтисток, ни танцовщиц, ни арфисток, – там общаются, довольствуясь самими собой, без этих пустяков и ребячеств, беседуя собственным голосом, по очереди говоря и слушая, и все это благопристойно, даже если и очень много пили они вина. И собрания, подобные нашему, когда сходятся такие люди, какими признает себя большинство из нас, ничуть не нуждаются в чужом голосе, ни даже в поэтах, которых к тому же невозможно спросить, что они, собственно, разумеют. Люди из толпы ссылаются на них в своих речах, но одни утверждают, что поэт хотел сказать одно, а другие – совсем другое. Так они рассуждают о предмете, который не в состоянии разъяснить. Люди же, образованные отказываются от таких бесед и общаются друг с другом собственными силами, своими, а не чужими словами испытывают друг друга и подвергаются испытанию. Подобным людям, кажется мне, должны больше подражать, и мы с тобою и, отложивши поэтов в сторону, сами собственными нашими силами вести беседу друг с другом, проверяя истину, да и себя самих.» – Вот так вот просто. Истина не где-то и не у кого-то, а прямо здесь и сейчас перед нами. Если стремишься к мудрости, то достичь её можно только своими силами, своими словами, проверяя её и себя в беседе с достойными – знающими.

– Мудрец поставил человека перед главным вопросом – отношение между человеком и знанием: «Ну—ка, Протагор, открой мне вот какую свою мысль: как относишься ты к знанию? Думаешь ли ты об этом так же, как большинство людей, или иначе? Большинство считает, что знание не обладает силой и не может руководить, и начальствовать, потому—то о нем и не размышляет. Несмотря на то, что человеку нередко присуще знание, они полагают, что не знание им управляет, а что-либо другое: иногда страсть, иногда удовольствие, иногда скорбь, иной раз любовь, а чаще – страх. О знании они думают прямо как о невольнике: каждый тащит его в свою сторону. Таково ли примерно и твоё мнение о знании, или ты полагаешь, что знание прекрасно и способно управлять человеком, так что того, кто познал хорошее и плохое, ничто уже не заставит поступать иначе, чем велит знание, и разум достаточно силен, чтобы помочь человеку?»

– Мудрец собственно ввёл основные правила для человека, некоторые люди даже утверждают, что именно из-за них он и был казнён – в этом и есть сущность разделения. Прежде всего это правило ведения беседы: от себя, не прибегая к чужому голосу. Цель беседы: не отрицание, препирательства и противостояние, а испытание себя и истины. Отношение к знанию: не как к невольнику, а как к разумному руководителю. Разум – это сила в помощь человеку.

– Почему же тогда в конце он всё сводит к опровержению первоначальных утверждений обоих собеседников: «Я – утверждал, что добродетели нельзя научиться, ты же – утверждал, что можно. И мне кажется, что недавний вывод наших рассуждений, словно живой человек, обвиняет и высмеивает нас, и, если бы он владел речью, он бы сказал: «Чудаки вы, Сократ и Протагор! Ты утверждавший прежде, что добродетели нельзя научиться, теперь вопреки себе усердствуешь, пытаясь доказать, что все есть знание: и справедливость, и рассудительность, и мужество. Но таким путём легче всего обнаружится, что добродетели можно научиться. Ведь если бы добродетель была не знанием, а чем—ни будь иным, как пытался утверждать Протагор, тогда она, ясно не поддавалась бы изучению; теперь же, если обнаружится, что вся она —знание (на чём ты так настаиваешь Сократ), странным было бы, если бы ей нельзя было обучаться. С другой стороны, Протагор, видимо полагавший, что ей можно обучиться, теперь, видимо, настаивает на противоположном: она, по его мнению, оказывается, чем угодно, только не знанием, а, следовательно, менее всего поддаётся изучению». Меня же, Протагор, когда я вижу, как все тут перевёрнуто вверх дном, охватывает сильное желание все это выяснить, и хотелось бы мне, после того как мы это разберём, разобраться и в том, что такое добродетель, и снова рассмотреть, можно ей научить или нет»? – А где ответ на вопрос, ведь беседа заканчивается вопросом, с которого и начинали?

– Вот именно! – вопросом. Во всех беседах присутствует незримый собеседник – Гений, который по утверждению мудреца его ни к чему не принуждает и не говорит, что следует делать, а лишь предостерегает от того, чего не следует делать. Вот и здесь гений берёт слово в конце и подводит некий итог беседы, опровергая первоначальные утверждения: вы не пришли к ответу – вы на пути к нему. Но самое главное – вы идёте в правильном направлении, не останавливаясь и не зацикливаясь, вы формируете будущее – это утверждение: как выясню, разберусь, докажу, таким станет будущее, оно таким образом формируется.

Я опять еду вечером в электричке, но теперь в обратную сторону, домой, размышляя в такт колёсам над нашими с ним беседами. Они настораживают. Мы ведь всегда, по большому счёту, не придаём значения философским беседам, как чему-то необратимому, основным в нашей жизни при принятии решений. Считаем, что это просто так, для тренировки ума, не более. Но с Александром это не проходит. Если сказал переход необратим, то для меня всё стало теперь как перед неизбежностью. Эпоха Разделения наступила, и переход начался.

Я представляю мысленно себе: вот некий молодой человек после некоторого глубокого раздумья говорит о том, что несомненно «Et incarnatus est», по его мнению, лучшая музыка, когда—либо написанная человеком. Это всего лишь одно из первых утверждений молодого человека. Он не кажется взволнованным или глубоко потрясённым, только не по возрасту внутренне сосредоточен. Он объявил о своём решении и тем самым он обрёл собеседника. Представляется как Бах работает: вот он слышит и записывает звучание совершенно конкретных голосов, совершенно реальных людей, которые это исполнят в ближайшем его и их будущем. Всё очень буднично, просто, даже обыденно, наравне с семейными, служебными и прочими хлопотами. Надо всё сделать так, чтобы смогли сыграть и спеть те, кто есть в наличие или придётся искать замену, может даже переписывать. Должны строго соблюдаться все каноны, ведь это служба. Прихожане должны чётко слышать и читать текст, недолжно быть никаких искажений и ошибок. Я отчётливо вижу, как в данный момент происходит объединение, квинтэссенция культуры целой эпохи и не одной: знание законов акустики, гармонии, мастерство изготовления инструментов, музыкальное и техническое восприятие и культура, как исполнителей, так и слушателей: в чистом виде обмен мнений знающих. И вот через несколько веков молодой человек высказывает свою мысль внутреннему собеседнику – Утверждает! он присоединился к диалогу. Так и хочется сказать ему, что ты не одинок в своём суждении. Испытание себя и истины.

Дюк Эллингтон утверждал, что он один из самых счастливых композиторов в том, что у него есть инструмент—оркестр, для которого он пишет музыку и которую сможет услышать сегодня же вечером. «Я ищу голоса, и они в моем оркестре, благодаря им я пишу». Опять диалоги – обмен мнений знающих.

Любая музыка и не только, это соавторство, это беседа, даже через эпохи. О четвёртой симфонии Чайковского можно часто услышать, что это не более чем стандартное программное произведение, пресное и формальное – вот это не утверждение. У Баха тоже есть соната по форме и содержанию очень близкая четвёртой симфонии, так вот в этих произведениях порой мне кажется, что нет на земле среди людей силы, способной исполнить с той мощью, которая в них заложена. Этот феномен потрясения от проявления гения и даёт возможность прикоснуться к знанию, которое разумно управляет человеком.

Очень важно подчеркнуть то понятие голоса – гения, о котором говорят мыслители. За каждым действием или утверждением любого человека, основанном на разуме, стоит обращение к человеку, совершенно конкретному из плоти и крови. Это может быть кто угодно, но всегда человек, то есть существует некая среда общения на уровне утверждения – испытания себя и истины. Если это творчество, то всегда есть тот, чьи руки, голос, образ, звук и так далее, являются основой авторской идеи, его вдохновителем – для кого это создавалось. Для мыслителя есть всегда более высокий, некий высший разум – гений, который руководит, но не подсказывает, не отвечает, не даёт поблажек и готовых решений, а только направляет и даст, обязательно, непременно даст возможность самому найти то, к чему человек стремится – к знанию. Каждый без исключения человек гениален, то есть у каждого есть свой гений. Утверждая, каждый человек тем самым выбирает себе собеседника – ту среду, в которой он отныне будет вращаться ради испытания себя и истины. Тогда появляются те голоса, с которыми человек вступает в беседу.

Вопрос мудреца о знании. Но вопрос ли это, а может это утверждение? Какой собеседник на самом деле позвал в путь его, приглашая и всех нас присоединиться: «… того, кто познал хорошее и плохое, ничто уже не заставит поступать иначе, чем велит знание, и разум достаточно силён, чтобы помочь человеку». Уже нельзя сказать, что это утверждение человека, это над человеком, это сказано человеку и обозначено его место и путь в Мироздании: «Познавшего плохое и хорошее ничто не заставит поступать иначе». Как что-то может управлять, управлять может кто-то, но никак не что-то – камень управляет повозкой, но разум достаточно силен, чтобы помочь человеку: «…велит знание», – знание, как управляющая сила, равной которой для человека нет в этом мире. Знание можно использовать как невольника, а сила может стать неконтролируемой и опасной.

Наше время можно по праву считать последним временем. Является ли это утверждением? Мудрец ссылался на то, что гений его всегда предостерегает от неправильных действий, но он его не остановил от суда обвинителей – ложного суда: «… о, мужи судьи, – вас—то я по справедливости могу называть судьями – случилось что-то удивительное. В самом деле, в течение всего прошлого времени обычный для меня вещий голос слышался мне постоянно и останавливал меня в самых неважных случаях, когда я намеревался сделать что—ни будь не так; а вот теперь, как вы сами видите, со мною случилось то, что может показаться величайшим из зол, по крайней мере так принято думать тем не менее божественное знамение не остановило меня ни утром, когда я выходил из дому, ни в то время, когда я входил в суд, ни во время всей речи, что бы я ни хотел сказать. Ведь прежде—то, когда я что—ни будь говорил, оно нередко останавливало меня среди слова, а теперь во всем этом деле ни разу оно не удержало меня от какого—ни будь поступка, от какого—ни будь слова. Как же мне это понимать? А вот я вам скажу: похоже, в самом деле, что все это произошло к моему благу, и быть этого не может, чтобы мы правильно понимали дело, полагая, что смерть есть зло. Этому у меня теперь есть великое доказательство, потому что быть этого не может, чтобы не остановило меня обычное знамение, если бы то, что я намерен был сделать, не было благом». – Более того человеку указано даже время его смерти: «Мне виделось, что подошла ко мне какая-то прекрасная, величественная женщина в белых одеждах, позвала меня и сказала: «Сократ! В третий ты день, без сомнения, Фтии достигнешь холмистой»». – Ему сказано не о смерти, не об окончании, ему указано на то, что ты достиг того к чему шёл. Есть путь – есть будущее – он Утверждает! «… самое главное – это проводить время в том, чтобы распознавать и разбирать тамошних людей точно так же, как здешних, а именно кто из них мудр и, кто из них только думает, что мудр, а на самом деле не мудр; чего не дал бы всякий, о мужи судьи, чтобы узнать доподлинно человека…, которых распознавать, с которыми беседовать и жить вместе было бы несказанным блаженством. Не может быть никакого сомнения, что уж там—то за это не убивают, потому что помимо всего прочего тамошние люди блаженнее здешних ещё и тем, что остаются все время бессмертными, если верно то, что об этом говорят».

 

Сократ с радостью ждёт суда Аида – суда по закону, положенного Зевсом: «…прибудешь в Аид, освободившись вот от этих так называемых судей, и найдёшь там судей настоящих, тех, что, говорят, судят в Аиде, всех тех полубогов, которые в своей жизни отличались справедливостью, – разве это будет плохое переселение?»

Что готов представить он перед судьями Аида о своей жизни на Земле в защиту: «… не старался ни о чем таком, о чём старается большинство: ни о наживе денег, ни о домашнем устроении, ни о том, чтобы попасть в стратеги, ни о том, чтобы руководить народом; вообще не участвовал ни в управлении, ни в заговорах, ни в восстаниях, какие бывают в нашем городе, считая себя, право же, слишком порядочным человеком, чтобы оставаться целым, участвуя во всем этом.»

Человек достиг понимания сути человеческого бытия и дал возможность встретиться с гением. Любому человеку. Там нет времени, нет людей, нет ничего, там есть только гений. Ошеломляет, прежде всего, простота сказанного, всё очень просто, рядом, убийственно просто, как слова брата:

«Соседка есть у них одна…

Как вспомнишь, как давно

Расстались!.. Обо мне она

Не спросит… всё равно,

Ты расскажи всю правду ей,

Пустого сердца не жалей;

Пускай она поплачет…

Ей ничего не значит!»

Так почему же наше время последнее? А потому что Землю покинули последние мыслители. Мудрость покинула Землю. И человеку больше не за кого спрятаться, не на кого больше опереться, кроме как на самого себя. Знание сегодня – это невольник, лишённый силы. Нет утверждения – нет пути – нет будущего. Не может быть собеседником культура людей с мёртвыми душами. Что сегодня человек скажет в свою защиту, представ перед судом Аида? Закон Зевса никто не отменял. Ушли отсюда мудрецы, неинтересен человек, не готов он оказался к испытанию себя и истины. Если придёт на Землю мудрец, с целью дать людям возможность обратиться к разуму, то тогда и среди людей несомненно появятся юноши, задающие вопрос о том, как стать достойным гражданином и как разумно управлять государством? Тогда у человека появится возможность утверждать, что у него есть будущее.

Человек не избежит суда Аида, закон Зевса положен для каждого без исключений. И судить о нём будут не по человеческим законам, а потому какое будущее человек создал, принимая ложь за правду нет его, потому по закону нет у него будущего, а только смерть. Справедлив ли закон …!?

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36 
Рейтинг@Mail.ru