Павел Сергеевич Иевлев
Дело молодых
Меня веселило, что Йози как будто стеснялся своего диагностического гения, или из какой-то странной деликатности давал мне шанс найти неисправность самому. Компрессию померить, провода со свечей посдёргивать, оценить искру и прикинуть фазу. Выкрутить свечи и посмотреть на нагар. Вытянуть щуп и понюхать масло. Сунуть ладошкой в выхлоп и растереть по руке копоть. Сдёрнуть сапун и посмотреть на дымок… В общем, все те маленькие хитрости, которые использовали механики до появления диагностических разъёмов. Надо сказать, чаще всего я оказывался на уровне, опыта хоть жопой ешь, но если не попадал, то Йози начинал забавно мяться и ёрзать. Начинал издалека наводящие вопросы задавать.
– А вот, не может ли быть, коллега, что это не датчик Холла дурит? Ведь аналогичный симптом может в некоторых редких случаях давать проворот шестерни распредвала?
Я поначалу ещё пытался с ним спорить:
– Но, коллега, тогда бы у нас угол опережения убегал бы!
Йози вежливо настаивал:
– Но, если, скажем, штифт срезало не до конца, а только с одной стороны, и угол убегает только на больших оборотах?
– Йози, ты теоретически прав, – горячился я, – действительно, симптомы были бы такими же, но датчик Холла куда более вероятен! Опять же, датчик-то вот он, а до шестерни ещё разбирать и разбирать…
Как настоящий индеец, я не наступаю на одни грабли больше двух-трёх раз. Поэтому, когда Йози в очередной раз начал мяться и стесняться, то я так и сказал ему со всей пролетарской прямотой:
– Йози, какого чёрта? Чего ты жмёшься, как пионер в борделе? Видишь, в чём засада, – говори прямо, меня это не напрягает вообще ни разу.
Йози долго о чём-то размышлял, после чего спросил у меня, кто такой «пионер» и почему он в борделе жмётся. А я сделал вид, что это вообще нормально, – не знать, кто такие пионеры. Подумаешь.
Что такое «бордель», он, что характерно, не спросил.
***
Вскоре у нашего микросервиса появилась репутация – к нам стали отправлять «сложные случаи»: когда щупальщики-нюхальщики не сумели понять, в чём беда, и решили не связываться.
Мне пришлось даже арендовать за символические деньги у соседа-пенсионера смежный бокс, чтобы загнать туда УАЗик, с которым всё внезапно стало плохо. В один прекрасный день в моторе отчётливо проявился тот самый подозрительный призвук, который меня напрягал с самого начала. Я было подумал, что цепляет крыльчатка: звук был лёгкий и жестяной, с частотой коленвала. Открыл капот – нормально всё с крыльчаткой, но звук никуда не делся, вроде даже нарастает. Звук моторный, но не «нутряной». То есть не поршневая, не колено и не прочие тяжёлые внутренние потроха. Близко к поверхности. Первая мысль, естественно – коромысло расконтрилось и клацает. Снял крышку клапанной коробки – всё в идеале, зазоры прекрасные.
Вскоре двигатель отчётливо затроил и стал терять мощность. Не зря говорится: хороший стук наружу выйдет. Мотор умирал, но не сдавался: три цилиндра, два, один, последние вспышки… В ворота гаража я въехал на стартере. Расследование показало, что рассыпалось седло выпускного клапана второго цилиндра. И, рассыпавшись, эта твёрдосплавная железяка прожевала голову, поршень и стенку гильзы, сделав неслабый задир. Некоторые кусочки ухитрились через впускной коллектор залететь и в другие цилиндры, наделав там бед. В общем, причина поломки ясна, но последствия не радуют: поршневая под замену, голова под замену. Самое обидное в том, что мне это лопнувшее седло Йози предсказал ещё месяц назад, а я, дурак, не послушал. Что б мне тогда головку не снять? А теперь мотор так хорошо и качественно убит, что, ей-богу, хоть выбрасывай.
Я, признаться, загрустил. Вот так возишься-возишься, силы, время и деньги тратишь – а тебе Мироздание раз за разом в ответ бяку. И что вот мне теперь со всем этим делать? У меня бюджета на капиталку двигателя не предусмотрено. И так прикидывал, и этак – и всё выходила жопа. Головку блока уж точно на выброс, она зажёвана. Поршневую группу всем комплектом – в помойку по той же причине. Два цилиндра задраны – значит, нужен новый комплект гильз. Ну, а коленвал – это только тронь, как минимум шейки точить под ремонтный размер, а значит, и комплект вкладышей. Ого-го какой бюджет выходит.
Я расстроился.
Я впал в уныние.
Я начал жалеть себя.
Я надрался.
Всё возвращалось на круги своя: я опять сидел на крыше гаража с бутылкой, пялился на Луну и предавался мрачной медитации. И опять не заметил, как у меня появилась компания. На этот раз сразу двое – Сандер и Йози. В какой-то момент понял, что они сидят рядом со мной – Йози на проволочном ящике для бутылок, валяющемся тут со времён соцреализма и обменной тары, а Сандер просто так, на крыше, обхватив руками поджатые к груди колени.
Я протянул Йози бутылку, он молча взял и, отхлебнув из горлышка, отдал обратно. Сандер помотал головой в отрицательном смысле. Мы сидели, мы молчали, и это было неплохо. Мне стало легче. Я пришёл в достаточную гармонию с миром, чтобы понять, что сломавшаяся железяка – это просто сломавшаяся железяка, а не крушение чего-то там. Мне не потребовалось это обсуждать с Йози или искать сочувствия у Сандера – само прошло.
Когда я выпиваю единовременно большое количество алкоголя, я:
а) становлюсь заметно глупее,
б) начинаю гораздо лучше относиться к людям.
Является ли Б следствием А, я установить не могу, потому что см. пункт А.
Глава 3. Мудак, макдак и просто так
На следующий день Йози умотал с утра по своим загадочным делам, в которые я не вникал. У нас сложился очень комфортный паритет – я не задаю неудобных вопросов ему, он не задаёт их мне. Как по мне, это лучшая основа для дружбы.
Пользуясь затишьем, бродил вокруг УАЗика, откручивая с мотора навесуху: генератор, стартер, трамблёр и прочее. Снял для удобства морду, радиатор, а потом, чтоб два раза не вставать, и крылья – всё равно движок скидывать, чего уж мелочиться-то.
Йози, как это с ним водится, возник. Вот секунду назад ты брал с этого табурета пассатижи шплинт разжать, поворачиваешься обратно – а на нём уже Йози сидит. Я поначалу подпрыгивал, потом привык, конечно. Может, его развлекает вот так подкрадываться, а может, иначе не умеет. Люди всякие бывают.
– Привет! Насчёт мотора есть вариант, – с ходу обрадовал он.
– Погоди, дай-ка угадаю… Дед Валидол? Ну, то есть, Старый? – я ждал чего-то в этом роде.
– Ну да… – Йози, кажется, немного растерялся.
– И у него, как раз, совершенно случайно, есть новый мотор? И крайне задёшево?
– Ну, откуда у него прям новый? – пожал плечами Йози. – Но вполне живой, с рабочей машины. И действительно, недорого.
Я вылез из ямы и уселся на краю, обтирая с рук ветошью антикор и смазку. Сказать или нет? Поймёт или отморозится? Или поймёт, но отморозится всё равно? А, к чёрту, не умею я в политес.
– Что-то не так? – Йози типа удивился, но не очень убедительно.
Сижу, тру руки ветошью. Аккуратно, палец за пальцем оттираю. Молчу – пусть сам скажет.
– Слушай, это тебя ни к чему не обязывает.
– А можно всё же узнать, – осведомился я не без ехидства, – к чему именно оно меня не обязывает?
– В смысле?
– Йози, я ж не дурак, так-то. Тебе от меня чего-то надо, и это не те тухлые гроши, что мы тут зарабатываем. Ты в железе просто чёрт, я против тебя так, в носу ковыряюсь, ты бы без меня гораздо больше зарабатывал, если бы захотел. Но ты зачем-то вокруг меня хороводы водишь. Ты, и Старый твой. Давай считать, что предварительные ласки окончены, и переходить к делу.
Йози долго молчал, а я ждал – то ли он сейчас развернётся и уйдёт, то ли, наконец, что-то расскажет. Он как-то сразу изменился, словно внезапно разоблачённый разведчик в тылу врага. Только что он с тобой шутил, балагурил, обнимался и предлагал выпить, а теперь – то ли вербовать начнёт, то ли пристрелит.
– Ладно, ты прав.
– И что теперь? Тебе придётся меня убить?
– С какой стати? – удивился не включённый в культурный контекст Йози. – Давно бы тебе всё рассказал, но не я решаю. Скоро вернусь, ладно?
Он вышел из гаража, доставая из кармана мобильник.
Через несколько минут обнаружил его сидящим как ни в чём не бывало на табуреточке, с лицом настолько безмятежным, будто всего предшествующего разговора не было. Когда я примерился к открученному мотору, он так же молча взялся за второй конец трубы, вдвоём на раз-два-три, сдёрнули, вытащили. Отпёрли в угол, поставили, выдохнули. Он сильный, Йози, хоть и мелкий.
– Спасибо.
– Не вопрос, – ответил Йози, – обращайся. Да, кстати, Старый хочет с тобой поговорить. Подходи через час в макдачечную. С него картошка фри.
– В макдак? – удивился я.
– Ну, да. Старый его любит почему-то. Сам удивляюсь, – корректно перевёл стрелки Йози.
***
Макдак рядом с Гаражищем открыли, разумеется, не ради самого Гаражища – здешняя аудитория дальше разливочной не ходит. Просто невдалеке появился первый, ещё такой с виду робкий Торговый Центр. Глядя на него, сложно было представить, что вскоре они захватят мир, подмяв под себя все свободные площади и начав активно отжимать занятые.
Это был, наверное, самый медленный в мире Макдональдс. Приезжающие из столиц люди ходили это смотреть, как кино из жизни моллюсков… Отпустив очередного клиента, дебелая девица со штампом Центрторга на челе чешет репу, ковыряется в носу, собирается с силами, набирает в обширную грудь воздуха и испускает басовитый протяжный вой: «Сво-о-о-обо-о-одна-а-ая ка-а-а-а… (зевок, прикрытый пухлой ладошкой) …с-с-са-а-а-а…» На суетливых столичных жителей это оказывало необычайно умиротворяющее действие. Они сразу понимали, как хорошо, спокойно и неторопливо живётся в провинции.
Я настолько одичал в гаражах, что даже поход в Макдональдс казался потугой на социализацию. Пришлось переодеться в чистые джинсы и рубашку, приобретя вид если не светский, то хотя бы не пугающий. На улице ко мне, радостно улыбаясь, направилось Чудо. Молодой человек наружности столь идеальной, что я даже на секунду пожалел, что я не девочка – высокий спортивный голубоглазый блондин ростом меня на полголовы выше, прекрасно, хотя и немного строго для этой погоды одетый, с чертами лица, совершенными до нелепости: ровно в меру мужественными, чтобы не быть смазливыми при идеальной правильности. Уверен, даже его прикус и зубная формула хранятся в Палате мер и весов. Лицо его светилось таким позитивом и дружелюбием, что оставался только один вопрос: «Кредиты или секта?»
Он подошёл ко мне широким пружинистым шагом, неся несколько наотлёт изящную кожаную папку-планшет с латунными уголками, и, улыбнувшись во все 32 идеальных зуба, сказал бархатным баритоном: «Здравствуйте! Не хотите ли…»
– Нет! Не хочу! – хрипло отрёкся я, не вынеся этого сияния запредельной доброжелательности в его голосе, и позорно сбежал, так и не узнав – мормоны или гербалайф? А может, всё-таки адвентисты? Или страхование жизни?
Пока ждал Старого, давился мерзостной пародией на кофе и думал: а что, если это был ангел, посланец света, исполняющий желания? Подходит и спрашивает заветное, а все только шарахаются, в ужасе размышляя – свидетели Иеговы или кредит? Как-то неправильно это, а что поделаешь?
И вот, пока я предавался этим абстрактным размышлениям, впорхнула в макдак девушка. Пыриться на незнакомых девушек не очень прилично, но эта была прям так хороша, что я всё же украдкой пырился. Чистое сияние юности прекрасной, такими бывают только лет до двадцати, потом яркая пыльца с крылышек обычно осыпается. От постоянного бяк-бяк-бяканья.
Девушка присела за столик и смотрит на дверь – ждёт кого-то. А я смотрю на неё – любуюсь, значит. Без всяких лишних мыслей, как на цветок, закат или котёнка. Где я – и где юные девушки? Потом двери отверзлись, и в макдак вошёл Мудак. Быдловатый, не по-хорошему нахальный толстенький типчик, одетый натуральным гопником, с одутловатым неприятным лицом – нетрезвый, да ещё и с подбитым глазом. И, что характерно, прямо к девушке – шасть! А она вся такая осветилась, навстречу ему подалась, захлопотала личиком – дождалась, значит.
Не раз и не два в своей жизни я наблюдал, что лучшие из женщин – умные, прекрасные, утончённые и неземные – выбирали себе в спутники жизни омерзительнейших типов. Настолько омерзительных, насколько были прекрасны сами. И мучились, и страдали, и находили в себе силы порвать с ними – для того, чтобы немедленно найти себе типа ещё гаже. А безнадёжно влюблённых в них отличных мужиков – спортсменов, джентльменов, умников и красавцев – лишь сочувственно гладили по голове и предлагали «остаться друзьями». Не то мать-природа генотип так усредняет, не то просто издевается.
А мудак, меж тем, методично доводил девушку до слёз. Ума в таких типочках не больше, чем в аппарате для чистки ботинок, но в умении делать больно слабым равных им нет. Попасть в эмоциональную зависимость к такому – хреновая идея. До моего столика доносилось: «Та ты шо, совсем дура? Я те шо говорил, а? А ты шо? Овца тупорылая!» Девочка тихо лепетала что-то оправдательное, роняя слёзки и шмыгая носиком, а мудак заходился от удовольствия так, что вот-вот кончит. Знакомая картина – сейчас он об неё ноги вытрет, до истерики доведёт, а потом «простит», потреплет за ушком снисходительно, и побежит она за ним щеночком дальше. Ну, вот так это работает, не спрашивайте меня почему.
Дела мне до этой парочки созависимых не было ровно никакого до того момента, пока этот мудак, вставая, не толкнул меня, разлив мой кофе. Не то случайно, не то намеренно – демонстрируя какой он тут альфа. Буркнул через губу: «Расселся тут, ка-а-зёл», – и потащил свою девочку за плечо к выходу.
И тут меня что-то триггернуло. Я так-то спокойный по жизни, меня довести – суметь надо. Видел, как говорят в американских фильмах, «некоторое говно» и давно уже ему не удивляюсь. А тут раз – и мудачки кровавые в глазах. Накатило. Накипело. Прорвалось.
В общем, дал я ему с разворота в ухо, да так, что он только копытцами взбрыкнул и в угол улетел, собирая тупой башкой стулья. И тут в дальнюю дверь вошли Дед Валидол и Сандер, а в ближнюю, как назло, лихо ввалился наряд ППС-ников. Уж не знаю, чего там себе подумали Валидол с Сандером, но пепсы расшифровали мизансцену однозначно не в мою пользу. Так что светила мне как минимум приятная ночь в обезьяннике «до выяснения», у меня ведь с собой даже документов не было, в гараже остались, в куртке. А как бы там дальше обернулось – это вообще непредсказуемо. Ведь, как ни крути, а вдарил-то я первым.
И тут произошло странное. Только что Валидол и Сандер были у дальней двери, а ППС-ники, сопя, азартно ломились меня вязать, и тут щёлк – Сандер стоит рядом, держит за руки меня и Старого, а менты как будто застыли. Мир вокруг поблёк, звуки потухли, и двигались в картинке только мы трое. Кассирша, распяливши ярко накрашенный рот, на полузвуке зависла со своим «свобо-о-о-о…», менты, как на фото, отпечатались застывшим предвкушением того, как они сейчас будут меня пинать, а юная прелестница приморозилась в позе гарпии, готовой броситься на меня со спины – спасать своего мудака драгоценного. Потом эта картина подёрнулась чёрной угольной пылью, из неё соткался серый глухой туман, на секунду стало очень холодно, а потом мы вдруг оказались в каких-то кустах, а бледный Сандер, закатив глазки, начал оседать на землю.
Офигеть, так-то.
– Вот это, блин, что сейчас было? – спросил я растерянно, держа почти невесомого Сандера на руках, как ребёнка.
– А я смотрю, ты решительный парень! – усмехнулся Дед Валидол. – Раз, и в морду!
– Так, мне что-то не смешно сейчас.
– Всё-всё! – он, смеясь, задрал руки с видом сдающегося в плен. – Дяденька, только не бейте! Всё расскажу! Но сначала давай отнесём его куда-нибудь.
Старый пошёл вперёд, а я за ним, переместив Сандера на плечо, где тот и повис бесчувственной тушкой. Хорошо, что мелкий и худой.
Оказалось, что мы находимся на окраине Гаражища, откуда до моего гаража было буквально три проезда – если знать, в каких заборах дырки. Старый определённо знал. Я слегка нервничал, потому что со стороны наша процессия выглядела так, словно мы ищем, где труп прикопать. Впрочем, дело было к вечеру, темнело, и никто нам не встретился. В гараже сгрузил Сандера на топчанчик, проверил пульс – жить будет.
Обернувшись, обнаружил сидящего на табуреточке Йози. Он имел такой вид, как будто находится там уже давно, возможно, с начала времён. Если вы когда-нибудь видели кота, занявшего ваше кресло, пока вы ходили наливать чай, – примерно так это и выглядит.
– И ты тут, – констатировал я. – Угу. Разумеется.
Йози улыбнулся и молча пожал плечами, показав глазами на Старого. Я повернулся к тому и сказал:
– Отличный момент рассказать что-нибудь.
– Можно чайку?
– Не вопрос, – я щёлкнул чайником, – есть даже печеньки, в которые мыши почти не насрали. Но с вас история. Правдивая или хотя бы интересная.
– Мы себя называем «грёмлёнг», «люди грём». Так интересно?
– Для начала неплохо, жги дальше, – одобрил я, доставая пакетики чая из жестянки.
– Мы своего рода беженцы и находимся в вашем мире не вполне легально.
– Про «ваш мир» особенно интересно сейчас было.
– Концепция множественности миров не вызывает в тебе отторжения?
– Не самое странное, что я слышал в жизни. Дофига людей вообще в бога верят.
– Миров действительно множество, они образуют фрактальную структуру, которую принято называть Мультиверсумом, и между ними можно иногда перемещаться.
– И каким же образом? – тут же задал самый главный вопрос я.
– Разными, – уклончиво ответил Старый. – В основном для этого нужен специальный талант, как, вот, у него.
Все посмотрели на Сандера, который лежит на моём топчанчике. Он не выглядит сейчас очень одарённым и талантливым, а вот почти дохлым – ещё как.
– Он очень слабый глойти, но других у нас нет.
– Как ты его назвал?
– «Глойти». Так называют тех, кто проводит людей из одного мира в другой. Не знаю, что значит само слово, оно не из нашего языка. Ты как будто и не удивился?
– Ну, то, что этот шибзд учинил в макдаке, было не только своевременно, но и наглядно. Спасибо, кстати.
– Сё аашо? – тихо спросил с топчана очнувшийся Сандер.
– Да, всё хорошо, ты молодец, отлично справился, – ответил ему Дед Валидол таким тоном, которым разговаривают с детьми. – Как себя чувствуешь?
– Утал.
– Конечно, устал, отдыхай.
Сандер откинулся на подушку и закрыл глаза.
– Ладно, множественность миров, допустим. Беженцы – верю. Но от меня-то вам что нужно?
– Чтобы ты кое-куда сбегал и кое-что передал.
– Вы тут, вроде, давно обретаетесь, наверняка слышали про курьеров. Это такие специальные люди, которые за небольшую денежку…
– Да-да, разумеется, – перебил меня Старый. – Но нам нужен курьер в другой мир. Тот, из которого мы пришли. Там… кое-кто остался, и мы никак не можем выйти с ним на связь.
– А почему это должен быть именно я? А не, например, Йози? Зачем втягивать посторонних? Вы, похоже, не слишком компанейские ребята.
– Сандер сказал, что ты правильный и грём у тебя правильный.
– Аильный, – подтвердил голос с топчана.
– Что-то он в тебе увидел, – вздохнул Старый, – а он, какой бы ни был малахольный, а всё же глойти. Ты согласен?
– Прогуляться в другой мир? Не такое предложение, на которое просто ответить «да» или «нет», не уточняя детали. Вы небось не зря оттуда свалили?
– Для тебя там не опасно. Нас… Ну, скажем так, могут не захотеть отпустить, но ты никому не интересен. Мы, со своей стороны, постараемся компенсировать беспокойство.
– Даже так?
– Ты наверняка заметил, что мы тут не процветаем, но что-нибудь интересное найдём. Вот, например, в качестве жеста извинения, что не рассказали сразу, я готов предложить тебе мотор. Обычный УМЗ, но почти новый, перебранный, бери и ставь. Это не обяжет тебя согласиться, и если ты, узнав детали, откажешься – он всё равно твой. Как тебе предложение?
– Звучит заманчиво, – признал я. – Уболтал. Давай мотор.
***
Утром меня разбудил хриплый сигнал и удары чем-то тупым и тяжёлым в дверь гаража. Надеюсь, что головой, которую я вот сейчас кому-то нахрен отшибу. Однако, когда я выскочил за ворота помятым, невыспавшимся и с трубой в руке, меня встретили искренние улыбки – малорослые и чумазые работники Деда Валидола чуть ли не кланялись, выгружая из багажника ржавой «двойки» уазовский мотор. Как он их назвал? Грёмлёнг? Мне сразу вспомнились сказочные «гремлины», которые, якобы, живут внутри всякой сложной техники.
Они, наулыбавшись, отбыли восвояси, а я начал монтировать в воротном проёме лебёдку. И когда появился Йози – своим обычным образом, просто обнаружившись в какой-то момент на любимом пенёчке, – я уже её закрепил, обвязал мотор тросом и зацепил обвязку за крюк. Дальше дело муторное, но несложное – лебёдкой подняли мотор, закатили под него УАЗик, приопустили, насадили первичным валом в сцепление и прихватили картер к коробке.
Дособирали навесуху, воткнули радиатор, сбегали до колонки, налили воды… Завёлся и поехал, как миленький! Неплохой мотор подогнал мне Старый. Что, разумеется, меня ни к чему не обязывает, ага. Осталось накинуть морду и крылья, закрутив при этом стопятьсот мелких болтиков в самых неудобных местах, и машина, в принципе, готова к эксплуатации.
– Слушай, – спросил вдруг Йози, – а у тебя есть какая-то цель в жизни?
– Нету, Йози, ни хрена нету. Живу, как кузнечик, прыг да прыг. Пока не придёт лягушка.
– Какая лягушка? – удивился Йози.
– Полная и окончательная. Представьте себе.
– А в судьбу веришь?
– А должен?
– Сандер считает, что у тебя предназначение.
– Слышал анекдот про солонку?
– Нет, – ответил Йози, – а при чём тут солонка?
– Ну вот, представь себе: помер некий человек, попал на тот свет, увидел Бога. И спрашивает его: «Господи, вот прожил я семьдесят четыре года. Прошёл войну, голод, учёбу, работу, вырастил детей, похоронил родителей, трудился, боролся, болел, страдал и радовался… Но в чём же именно был смысл моей жизни?» Посмотрел на него Бог, вздохнул и говорит: «Помнишь, семьдесят второй год, поезд “Москва – Армавир”?» – «Помню, Господи». «Помнишь, ты ещё выпил тогда в купе с попутчицей и в вагон-ресторан её повёл, думая развести на секс?» – «Велики грехи мои, Господи…» – «Да что вы всё про грехи… Помнишь, там за соседним столиком мужичок такой сидел, в пиджачишке тёртом? Солонку попросил тебя передать?» – «Помню, Господи». «И ты ему солонку передал». «Ну, и что, Господи?» – «Ну, и вот».
Йози задумался. Некоторое время он молча орудовал маленькой трещоткой на десять, прикручивая правое крыло, потом сказал:
– Это очень жестокая история. И совсем не смешная.
– Так вот и я о том же. Оглядевшись вокруг, можно с лёгкостью увидеть, что вселенная устроена сложно, но чрезвычайно рационально. Планетные системы и электроны летят по своим орбитам, Е равняется эмцэквадрат и фотосинтез связывает СО в углерод, закладывая в почву будущие уголь и нефть. Предполагать на этом фоне, что некая сила, которая создала вращение Галактик, энергию вакуума и радиоактивный распад, имеет про тебя личный замысел, – это эпических масштабов самомнение, которое внутрь меня не вмещается. Пупок у меня развяжется вообразить такую свою важность в Мироздании. Так что забей, Йози, нет никаких предназначений, всё происходит просто так.
На этой философической ноте мы и расстались. Йози ушёл туда, куда он обычно уходит, а я выпил припасённую в холодильнике бутылочку пива и лёг спать.
