Павел Сергеевич Иевлев
Дело молодых
Глава 15. Криспи. Внутренний плен
***
Срез Йири, настоящее время
***
Криспи не могла сказать, сколько прошло времени. Годы. Или минуты. Или вечность. Между ней и миром стояла полупрозрачная упругая стена, за которой медленно – или быстро – прокручивались события, от которых она кричала внутри, но сама себя не слышала. Или ей казалось, что она кричала, потому что должна была кричать, но забыла как. Она с трудом помнила даже своё имя. Наверное, забыла бы и его, если бы Андираос не окликал её иногда. Часто. Или редко. Казалось, что зеленоватый гель из серых туб заполнил её череп, вяло колыхаясь утонувшими в нём мыслями и чувствами.
Ей давали половинную дозу. И иногда удавалось съесть не всё, особенно если кормил Пётр. Ему было наплевать. Вспомнить о том, что надо съесть не всё. Вспомнить о том, что надо вспомнить. Голоса вокруг отдавались бессмысленным эхом, вязнущим в геле, заполнившем голову.
– Пусть по хозяйству шуршит, – предложил Андираос, – толку от неё немного, но хоть что-то. Не самим же нам их обслуживать?
– И как долго мы их собираемся содержать? – спросил Пётр.
– Пока у нас дела в этом срезе.
– Может, их Севе сплавить, пусть продаст куда подальше со своим товаром?
– Не возьмёт. Сева не дурак, ему с альтери ссориться не с руки. Если всплывёт эта история, у него будут неприятности, а зачем ему неприятности? Товара у него и так хватает.
– Как скажешь. Корма в городе завались, в расход не введут.
– А ты предпочёл бы их… утилизовать?
– Вот веришь, Андрюх, не знаю… Мы и так наворотили, что в жизни не отмыться. Не знаю только, это лучше, чем смерть, или хуже – вот так-то жить?
На Туори было жалко смотреть – без проблеска разума она потеряла своё неотразимое обаяние и превратилась в никчёмную секс-куклу, которую вовсю пользовали Карлос и Джон. Криспи плакала бы каждый раз, видя её – если бы могла плакать. И плакала бы от невозможности плакать, но вместо слёз всё равно тёк бы серо-зелёный гель.
«Ну, должны же они кого-то драть? – равнодушно говорил Андрей Петру. – Карлосу всё равно, по-моему».
Саму Криспи не насиловали. Негр иногда хватал её то за задницу, то за грудь, и говорил Андрею с намёком: «Факабли бич! Найс баблс!» – но тот только смотрел мрачно, и Джон отставал на какое-то время.
Пеглен не вызывал у неё даже того сочувствия, которое позволял заполненный отупляющим гелем разум. На йири гель действовал сильнее, и юноша превратился в овощ, который приходилось кормить с ложечки. Гелем, разумеется, чем же ещё. Криспи кормила, терпеливо вытирая кривящийся рот и стараясь не заглядывать в пустые, как мутные стаканы, глаза. Но его не было жалко. Где-то там, внутри, где медленно растворялась в толще геля настоящая живая Криспи, она помнила, что этот блёклый никчёмный парень был одной из причин катастрофы. Хотя вряд ли понимала, почему именно.
Криспи казалось, что она управляет внешней собой, как будто неисправным мобилем, на который надо кричать, чтобы он понимал команды. И всё равно – доходят только самые простые. А внутренняя она тонет глубже и глубже, погружаясь куда-то на дно зеленоватого геля. Она смотрела на медленно уходящее во внутреннюю глубину грустное лицо самой себя и почти уже не горевала об этой утонувшей в ней Криспи. И только разговоры вокруг будили иногда в ней что-то прежнее, как будто она вот-вот вспомнит, о чём они.
***
– И что это за поц, который должен приехать? – спросил Пётр.
– Дурацкая история, – пожал плечами Андрей, – помнишь грёмлёнг, которых мы отсюда выкинули, чтобы под ногами не путались?
– А то! Они были так уверены, что надули нас на этой сделке! До сих пор смешно.
– Похоже, до них, наконец, дошло. Прислали, вишь, парламентёра, по обыкновению наврав ему с три короба. Говённый народец.
– Это точно. Бензин через раз буторят, суки. Но как им удалось-то? У них же проводников нет.
– Нашли местного с потенциалом и заморочили голову. Шаманчик слабенький приблудный, помнишь? Сам по себе он фуфел полный, но инициировать потенциального проводника сумел как-то. Ну, я и велел коротышкам слать его сюда. Что-то они мутят, мне не нравится.
– А нам он на кой чёрт?
– Потенциальный проводник всегда пригодится, особенно если он не в системе. Консигнаторы про него не знают, он нас никому не сольёт. Обойдётся дёшево, а польза может быть большая. Нам ещё заложницу освобождать!
– А, да! Я, шеф, уже, грешным делом, думал, что ты забил.
– Она моя жена!
– Ну, так-то да… Сколько она уже ждёт выкупа? Третью неделю? Надеюсь, её там хорошо кормят…
– Заткнись! Ты не хуже меня знаешь, что мы не могли отдать рекурсор, пока…
– Молчу-молчу. Муж и жена – две сатаны. Полторы минимум.
***
Криспи не понимала Мерит раньше и ещё меньше понимала сейчас. Девушка впала в оцепенение, сидя часами неподвижно, спрятав лицо за гривой спутанных волос, но иногда казалось, что она просто ждёт. Как связанный ждёт, пока верёвки ослабнут. Карлос нарезал вокруг неё круги, смотря с пристальным и нехорошим интересом, но Андрей запретил её трогать.
– Вон, блондинку дери, козёл горный, – говорил он раздражённо, – она всё равно безмозглая.
Но Карлос не отставал. Иногда он усаживался на корточках напротив скорчившейся в углу девушки и долго-долго на неё смотрел, пытаясь поймать взгляд завешенных волосами глаз. Внимательно и пристально смотрел, как хищник, ждущий в засаде добычу.
– Чего он к ней привязался? – спрашивал Пётр. – Ни жопы, ни сисек…
– По их сложным горским понятиям она его обломала. Кинула, поимела и так далее. Он не распознал в ней подсадную, она поломала наши планы, его честь задета. Он должен отомстить.
– Экая коллизия! Я-то думал, он её просто трахнуть хочет…
– Трахнуть. Но не потому, что баба, а чтобы победить.
– Это как? – озадачился Пётр. – Поза какая-то специальная? Из ихней горной камасутры?
– Это так, чтобы она понимала, что с ней делают, и была унижена насилием.
– Так она же под препаратом, её хоть палкой бей…
– Он ей не верит, думает, что она притворяется. Следит, вишь…
Карлос опять устроился напротив девушки и сверлил её взглядом, как бы соревнуясь, кто дольше просидит неподвижно.
– Дикий он, – вздохнул Пётр, – я его сам иногда побаиваюсь. Чёрт его разберёт, что у него в башке.
***
Сегодня слой геля в голове как будто тоньше. К завтраку Криспи даже осознала, что о ней забыли: все бегали, суетились, к чему-то готовились. С утра она торопливо погрызла каких-то сухарей – не потому, что проголодалась, а чтобы уменьшить действие блокирующего препарата. На полный желудок он всасывался медленнее. Но никто не пришёл и не всучил серую тубу, пристально (если это Джон) или небрежно (Пётр) следя, чтобы она съела свою порцию. Забыли, забыли! А она, наоборот, вспомнила. Немного, чуть-чуть – краешек себя.
Покормила Туори, печально вспомнила, какой живой и яркой та была так недавно… Или давно? Или не была, и это просто снилось кому-то, кто был (или не был?) Криспи? Пустые глаза на красивом безжизненном лице. Поникшие плечи, опущенная голова, обветренные руки с обломанными грязными ногтями… Криспи, вздыхая, расчесала ей свалявшиеся белые волосы, перевязала их шнурком в хвост. Блондинка медленно и равнодушно ела гель из тубы, глядя сквозь окружающий мир в своё пустое никуда. Наверное, никакой Туори уже не было, она умерла когда-то давно или когда-то недавно. Можно было бы попробовать не давать ей гель, или дать поменьше, но эта мысль скользила по поверхности заполненного серо-зелёной субстанцией сознания, не проникая внутрь. Руки механически делали свою работу – вытерла измазанный рот, протёрла салфеткой лицо и ладони. Гель усваивается организмом полностью, возмещая калории и жидкость, выделительная система не работает, что сильно упрощает уход. Когда-то это было придумано для удобства подключённых йири – им не нужно было даже ходить в туалет. Очень практично. Но Пеглен всё равно ухитрился где-то изгваздаться так, что пришлось отмывать лицо в тазике. Безмозглый йири вполне мог упасть лицом в лужу и так лежать, пуская пузыри, или засунуть руки в ведро с отработанным маслом от генератора. Если бы он гадил, то, наверное, намазывал бы говно себе на голову, как младенец. С ним у Криспи было больше всего хлопот, он даже ел с трудом, подолгу зависая с ложкой в руке. Быстрее было кормить его самой.
Проще всего с Мерит – она протягивала руку, брала тубу и быстро ела, решительно работая ложкой. Больше она не делала ничего, часами сидя неподвижно. Глаз её было не разглядеть за падающими на лицо длинными волосами, которые она категорически не давала расчёсывать. Она вообще избегала чужих прикосновений, вставая и отходя в сторону. Это единственное, что могло заставить её двигаться. Вскоре пришёл Карлос и по обыкновению уселся напротив девушки. Криспи сразу ушла – от горца исходило неприятное ощущение опасности. Она бы боялась его, если бы не забыла, как бояться.
К обеду что-то изменилось – появился тревожащий фактор. Что-то новое. Голос. Незнакомый голос неизвестного человека. Криспи день за днём была поглощена рутиной: мыла посуду, убирала, кормила товарищей по несчастью, заваривала чай Андрею – ничего более сложного ей не поручали, но даже эти простые действия занимали то немногое, что от неё осталось, полностью. Новый голос вдруг отозвался внутри надеждой. Может быть, теперь что-то изменится?
– Creaspy! Tupa katika jikoni, kuleta sisi chai, na kwa haraka!1 – Андрей потребовал чай.
1 Криспи! Метнись на кухню, принеси нам чаю и побыстрее! (альтери)
Незнакомый бородатый мужчина смотрел на неё с недоумением, но она недостаточно осознавала себя, чтобы понять его причину. Просто новое лицо. Это что-то значит? Или нет? Её смутно тянуло к нему – то ли просить о помощи, то ли просто… Что? Что-то. Или ничего. Или это ещё один сон поверх сна. Но почему-то снова хотелось плакать. Жаль, что она забыла как.
Андрей говорил про неё – что-то глупое и обидное, что-то неправильное и злое. Жаль, что этот новый человек не узнает правды и не поймёт. И не поможет. Если существует какая-то помощь, если существует этот человек и если существует какая-то Криспи, которой надо (или не надо?) помочь. Если существует что-то, кроме этого дурманного тяжёлого сна наяву.
Бездумно убирая со стола, она снова погрузилась в тупое ничто отсутствия мыслей. Вышедший из комнаты новый человек был не то чтобы забыт, но его образ утонул там же, где уже плавало у дна множество других мыслей и воспоминаний. Канул в гель. Но вечером, когда на площадке горел костёр, и мужчины жарили мясо, она не вернулась в дом, а встала в сторонке, слушая разговоры. Днём она поела паштет и допила остывший чай, потом сходила в туалет. Криспи не помнила, что такое почки, но это не мешало им потихоньку выводить из организма нейроблокатор йири. К вечеру слой геля в голове стал тоньше, чем когда-либо. Ей впервые за долгое (какое?) время было почти интересно.
Андрей рассказывал новому человеку историю йири. Криспи внимательно слушала. Рассказ Андрея напомнил, что она её изучала. Изучала, чтобы прийти и спасти их заблудившийся в виртуале социум. Но не смогла и только сделала хуже… Или не сделала? Или не она? Всё как будто в серо-зелёном тумане…
Криспи решила, что этот новый человек – её шанс. Вдруг у неё получится что-то ему сказать?
Не получилось. Говорить – это как? Что такое слова? Откуда они берутся? Девушка опустилась на пол и горько зарыдала.
Глава 16. Внезапное предложение
– Ну, хватит, хватит! – я гладил девицу, стараясь успокоить её, если не словами, то хотя бы интонацией. – Ну что ты так убиваешься? У меня были знакомые дамы, которые с рождения без мозгов, и ничего, даже замуж выходили.
Постепенно она успокоилась, рыдания перешли во всхлипывания и затихли. Спать больше не хотелось, так что я оставил её в комнате и вышел на улицу. Решив не ждать милости от хозяев, достал из багажника примус, поставил на откинутый задний борт и сварил кофе. Пока тот закипал, нарезал колбаски, хлебушка, облупил варёное яичко, присолил помидорчик, сполоснул зелёный лучок – в общем, накрыл себе стол. Классический походный завтрак. Налил кофе в любимую кружку – из нержавейки, с двойными стенками, – обернулся – да мать вашу! Опять эта малахольная. Стоит за спиной, бесшумная, как привидение, пялится на меня. Жрать, что ли, хочет?
– Чего тебе надо, бедолага? Покормить? А худо не станет?
– Немножко можно! – успокоил меня подошедший Пётр.
Застиранный камуфляж посконной расцветки «берёза» он сменил на заляпанный маслом полукомбез механика и растянутую футболку, из которой торчали волосатые руки.
– Дай ей пожевать, не боись. Андрей её нормальной едой прикармливает почуть.
Я предложил девушке очищенное яйцо. Она робко протянула худую руку с тонкими длинными пальцами, ногти на которых были не то обгрызены, не то обрезаны чем-то тупым и страшным, но хотя бы не грязные. Схватив яйцо, Криспи сделала пару шагов назад и стала его жевать, роняя крошки на комбинезон. При этом она по-прежнему не спускала с меня тревожно блестящих глаз.
– Эка она на тебя пялится! – заметил Пётр. – В первый раз такое вижу!
– Да припёрлась в комнату, стоит, такая, смотрит…
– Не иначе влюбилась! – заржал Пётр и хлопнул меня по плечу так, что я чуть не кувыркнулся с откидного борта на траву. – Ты не теряйся, она на фоне других почти вменяемая. Не то, что те две. Одна вообще овощ полный, да и блондинка ненамного лучше. Но сиськи у блонды, конечно, знатные. Я безмозглыми брезгую, но абизьян наш её пялит. Да и горец тоже – но тому я б даже овцу не доверил.
– Горец? Это Карлос, что ли?
– Да какой он, нахрен, Карлос… Это Андрюха его так назвал, потому что он на мекса похож. Горец он из Закава, это срез такой, специфический. Настоящее имя никто не знает, кроме Андрюхи, может быть. Боги не велят, или кто там у них… да мне пох, Карлос и Карлос. Но ты с ним аккуратнее, у него в башке жирные тараканы пасутся. Зарежет, и не поймёшь за что.
– Да мне с ним общаться как-то незачем…
– Это ещё кто знает, – туманно ответил Пётр и сменил тему. – Не поможешь «Ниву» глянуть? Андрюха говорит, ты по механике волочёшь? Я-то так – свечи проверить и колёса поменять, а тут какая-то нездоровая фигня по передку: вправо тащит и звук какой-то… Кройчек, как назло, накидался вчера, теперь два дня болеть будет, придурок. Нежные они, грёмоёбы эти.
– Да не вопрос, давай глянем.
Я тоже достал ремонтный комбез и переоделся, чувствуя себя неловко оттого, как пристально Криспи меня разглядывала. Она так и не ушла, сверлила меня странным взглядом. Вот привязалась же, пялится и пялится!
Завели «Ниве» под порог хайджек, подпёрли колёса другого борта башмаками и вывесили передок. Я присел на корточки и покачал колесо. В вертикальной плоскости обнаружил ожидаемый люфтец. А что вы хотите, такой вылет дисков ставить? Подшипники ступицы работают «на излом», изнашиваются быстро, сама ступица протачивается… Попросил Петра нажать тормоз, чтобы исключить ступичный люфт, и покачал в горизонтальной плоскости – ну, тут более-менее терпимо, чуть-чуть кулаки рулевые свободноваты, но поездит ещё. Отпустил тормоз, воткнул передачу – покрутил колесо туда-сюда. Ага, тут тоже нехорошо, пожалуй. Не распрягая привод, определённо не скажешь, но, похоже, что ШРУС уезжен.
– Трещит, – спрашиваю, – на поворотах?
– Ага, есть такое! – отвечает Пётр.
Но почему в сторону-то тащит? От ступичного люфта не должно… Скинул, матерясь, колесо – ну вот к чему этот половой гигантизм-то? Болотоход из Нивы всё равно никакой, тяги не хватает…
Ну да, ну да. Проставки тут, проставки сям, разнеможные амортизаторы с длинным ходом… А вот и последствия: лонжерон треснул над гнездом пружины и хорошо так разошёлся – палец ещё не всунешь, но отвёртка уже влезет. Жёсткость потеряна, передок сам себя рулит отдельно от машины, вот её и тащит с курса. Перестарался кто-то с лифтом и аксессуарами. Тут одна лебёдка с таранным бампером килограммов пятьдесят весит, плюс защита моста – всё это повисло на передке, подвеска лифтованная жёсткая, скакнёшь на такой с трамплинчика – и опаньки, лонжерону конец. Не стоит из «Нивы» сверхпроходимца городить, не на что в ней опереться. Тут рама настоящая нужна.
– Что, совсем жопа? – расстроился Пётр.
– Ну, в принципе, излечимо… – задумался я. – Раскидать передок до кузова, проварить лонжерон с накладками, обварить, усилить… Но всё равно, экстремальные подвиги уже не для неё, слабое место будет. Только это кусок работы – дня на три, если упереться.
– Да, блин, не ко времени… Нам же надо… – он осёкся. – Ладно, пусть Андрюха думает, на то он и начальник.
Поставил колесо назад, ещё раз помянув добрым словом мегаломанию тюнингаторов, прикрутил. Опустив, затянул гайки.
– Своим ходом-то пойдёт? – спросил Пётр.
– Пойдёт, если не быстро и аккуратно. Слушай, а где бы тут руки помыть? И вообще помыться? Я санузла обыскался сегодня…
– А, – засмеялся Пётр, – ты просто приколов местных не знаешь! Пошли, покажу!
Я взял из рюкзака свежее бельё и полотенце, прихватил шампунь и отправился за Петром в дом. За нами тенью тащилась Криспи, которая всё это время так и простояла, глядя, вероятно, на мой торчащий из-под переднего крыла Нивы зад. Тьфу на неё.
Пётр отвёл меня обратно в комнату и там торжественно, несколько рисуясь, дёрнул вверх незаправленную кровать. Та неожиданно поднялась вертикально, а бельё на ней стремительно смоталось вниз в компактный рулон и исчезло где-то в полу. Сама кровать втянулась в стену в углу, а на её место выехал прозрачный стеклянный сектор, где гордо стоял унитаз, а вверху красовался душевой распылитель.
– Это, получается, захотел ночью встать поссать – кровать собирай?
– Ага, – подтвердил Пётр, – так у них тут устроено. Хрен его знает почему. Потом задвинешь это вот так, – он показал жестом куда нажимать, – и кровать появится снова, уже заправленная чистым. Да, душ включать – на стене пластина. Ведёшь влево – холоднее, вправо – теплее. Со сральником сам разберёшься, дело нехитрое. Спускайся потом вниз, как раз все на завтрак соберутся.
Пётр ушёл, а вот Криспи – нет. Так и торчала посередине комнаты, сверля меня взглядом. Я не то чтобы очень стеснительный, но сидеть на унитазе под пристальным взглядом девушки, какой бы странной она ни была, это как-то не по мне. Стеклянный санузел, знаете ли, не для компаний.
– Иди отсюда, а? – попросил я её без особой надежды. – Дай погадить по-человечески? Без зрителей?
Нет, стоит, глазищами зыркает. И что с ней делать? Нашла себе цирк. Показал жестами, уж как мог: «Вали отсюда, вон там дверь», – не реагирует. Да что ж такое? Взял её осторожно за плечи, повлёк к двери – взвыла дурниной и, рванувшись, вылетела из комнаты.
Топот и подвывания удалились куда-то вглубь дома, дверь закрылась и я, убедившись, что всё успокоилось, перешёл, наконец, к гигиеническим процедурам. Нет, никогда мне не понять женщин – даже если у них вместо мозгов подгорелая манная каша.
Спустившись вниз, обнаружил всю компанию за столом. Я-то уже позавтракал, а они только начинали наворачивать – остатки вчерашнего мяса, сухие хлебцы, сыр… В общем, сухомятка. Я, пожалуй, только выиграл, обойдясь своими запасами. Все были одеты по-походному, даже Пётр переоделся в военные штаны, берцы и разгрузку поверх майки цвета хаки. Только горец по-прежнему был в чёрной клёпаной коже, но, может, у них так принято. У всех пистолеты, все деловиты и собраны, едят быстро – чувствуется, что вот-вот пора выступать.
– А что это Криспи там завывала? – поинтересовался Андрей, не прекращая жевать. – Обидел чем?
– Это любовь! – заржал в ответ Пётр. – Она в него втрескалась! Ходит по пятам и глаз не сводит!
Я только плечами пожал.
– Не знаю, что это с ней. С утра проходу не даёт, а как попробовал из комнаты выставить, завыла, как сирена и удрала куда-то…
– А, ну это, наверное, потому, что она раньше в этой комнате спала, где тебя положили. Решила, небось, что тебя ей подарили, – Андрей тоже веселился вовсю, – а ты её выпроваживать… Конечно, барышня расстроилась, а кто бы не расстроился?
Теперь уже ржали все. Развлекались, за мой-то счёт.
– А хочешь, я её тебе отдам? – неожиданно предложил Андрей, да так серьёзно, что я прям испугался.
– Чего? Ты офигел? Что я с ней делать буду?
Негр выпучил глаза, толкнул горца локтем и сказал преувеличенным шёпотом:
– Карлос, он не знать, что делать с девушка!
Горец с тем же каменным лицом индейского вождя ответил ему громко:
– Где девушка? Я показать!
Не обращая внимания на этих пещерных юмористов, я ответил Андрею:
– Безмозглая тушка человеческой самки? Да офигеть какой подарок. Её даже в дурдом не возьмут, у неё документов нет. Куда я её дену? В гараж под топчан? И вообще, сумасшедшие девицы на нервах – не мой типаж.
– Ну, хочешь, другую забирай? Блондинку? Надо ж их девать куда-то…
– Нет-нет, спасибо, не надо мне такого счастья! – ответил я как можно твёрже. – Я лучше кота заведу, он жрёт меньше.
– Так, ладно! – Андрей хлопнул ладонью по столу. – Пошутили, посмеялись, но время не ждёт. Идите, собирайте всё, а у нас тут пара вопросов осталось.
Команда, дожёвывая на ходу, поднялась и двинулась наружу, а меня Андрей жестом попросил присесть.
– Теперь о наших делах, – сказал он серьёзно.
Я покивал, показывая, что внимательно слушаю.
– Есть предложение.
– Излагай.
– У нас, как ты сам видел, вышел из строя автомобиль. Кроме того, наш механик… В общем, сачкует. Между нами говоря, грёмлёнг – народец трусоватый. Одна машина, тем более без человека, который сможет, если что, её починить – это большой риск. Между тем, некие чрезвычайные обстоятельства требуют поездки, причём немедленно. Поэтому я предлагаю тебе съездить с нами на твоём УАЗе. Один выезд, это займёт пару дней, не более.
– И в чём моя заинтересованность?
– Ты, кажется, хотел собственный мир?
– Ого, так щедро?
– Пустых срезов больше, чем заселённых, – равнодушно пожал плечами Андрей, – открыть постоянный доступ в один из них – дело техники. Не такая большая услуга, как тебе сейчас кажется, но, согласись, уникальная. Я даже поищу такой, где уже есть дом. Берег моря? Берег реки? Тропический остров? Лесная поляна? Я мог бы тебе оставить даже вот этот особняк, было бы проще всего – но ты же не удержишься и влезешь в местные напряги. Ну, или местные напряги влезут к тебе.
Чёрт, от таких предложений не отказываются!
– Берег моря, если можно. Но откуда дом в пустом мире?
– Ты удивишься, но очень многие срезы пустеют по самым разным причинам, этот отнюдь не уникален. Да и ваш я бы, если честно, в залог по кредиту не взял. Так что советую соглашаться. Свой мир – это не квартира в ипотеку.
Разумеется, он купил меня с потрохами. А кто бы не купился?
Мне долили доверху бак, и Пётр кинул на заднюю лавку длинный армейский баул. Бородач оказался моим пассажиром на эту поездку, так что расположился на переднем сидении, пристроив между колен автомат. Меня несколько напрягло, что сопровождающий меня человек считает оружие необходимым в поездке. Я ничего не имею против оружия как такового, но я очень не приветствую ситуации, которые требуют его применения. Потому что пуля-дура и всё такое.
Андрей и остальные быстро перегружали что-то из «Нивы» в «Патр», а я прошёлся вокруг УАЗа, попинал колёса, пока мотор греется. Из дома вышла Криспи и побрела в нашу сторону. Я было занервничал, но она просто встала в сторонке, глядя на меня пристально и странно. Со стороны сада подтянулись и остальные «выгоревшие» – секси-блондинка-с-сиськами, сутулый паренёк и даже третья девица, которая по-прежнему имела вид совершенно отсутствующий, – её парень притащил за руку, уж не знаю зачем. Они встали неподалёку и тоже молча смотрели – к счастью, не на меня, а просто так, на суету.
Тем временем остальная часть группы закончила погрузку, и Андрей скомандовал «по машинам». Я уселся за руль, и тут у Петра из кармана заскворчала рация:
– Зелёный УАЗ, ответь Патрику! Зелёный – Патрику! Как слышно, приём?
УАЗ зелёный, я Зелёный… Обречён я на этот позывной. Пётр вытащил рацию из кармана и протянул мне.
– Здесь Зелёный, на связи, приём!
– Следуй за нами, гнать не будем, дистанция метров десять, рацию держи включённой.
– Принято.
– Тогда поехали!
И мы поехали. Криспи неожиданно побежала за УАЗом, с непонятным выражением лица заглядывая в окно, но быстро отстала и остановилась.
– Ишь, как её разобрало-то! – удивился Пётр.
Посмотрел в боковое зеркало – четверо скорбных разумом «выгоревших» так и стояли, как собаки, которых бросает на даче уезжающий в город хозяин. Криспи держалась чуть в стороне, и, казалось, смотрела только на меня – хотя в изогнутом зеркале заднего вида такие детали, конечно же, не различались.
