Павел Сергеевич Иевлев
Дело молодых
Глава 20. Вестник Апокалипсиса
С утра проснулся с тяжёлой головой и насморком. Температуру померить нечем, хоть из мотора датчик выкручивай. Ощущение мерзостное, тушку крутит и ломает, слабость такая, как будто на вечеринке вампиров бесплатным баром работал. Ненавижу болеть, раскисаю сразу. Всей медицины в гараже – бинт, пластырь, йод и полбутылки водки. Даже чай кончился.
Надеюсь, это меня продуло вчера, пока взмокший без форточек катался. А что, если иномировой вирус подхватил? Может, на меня кто-то из тех гламурных метросексуалов в белых комбезах местным супергриппом незаметно чихнул, и теперь меня надо немедленно сжечь в печи для токсичных отходов, пока человечество от меня не вымерло?
Я уже практически простился с жизнью и человечеством, когда приехал Йози. Ввалился такой, как ни в чём не бывало, улыбается загадочной улыбкой бронзового Будды. Хотел было у него спросить: «Какого хрена вообще?» – потому что вопросов к нему накопилось, но решил, что выйдет гнусаво и неубедительно. Тем более что я тут последние часы доживаю, неизвестным вирусом заражённый, и меня надо срочно утилизовать в скотомогильник, залив для надёжности тонной бетона.
Йози, однако, отказался принять сценарий пандемического апокалипсиса всерьёз. Презрев опасность, он смело прошёл в гараж, пощупал мой лоб и сказал, что у меня обычная простуда. Не стать мне нулевым пациентом смертельного вируса, не судьба. Поживёт ещё человечество. Ну, и я заодно. Однако надо бы принять лечебные меры – ну, кроме водки. Чем простуду лечат? Я редко болею, не сформировал определённых предпочтений. Но, помнится, в квартире у меня была аптечка, со всеми этими противокашлевыми, жаропонижающими, противовоспалительными и так далее. Даже, кажется, баночка малинового варенья одиноко засахаривается в кладовке. Если не сожрала арендаторша… Как там её? Лена, да. Женщины странные создания, от них всего можно ожидать, в том числе и одинокого спонтанного пожирания в ночи при свете голодных глаз банки варенья. Но парацетамол-то наверняка уцелел, он горький.
– Йози, можно тебя попросить… – сказал я слабым голосом умирающего.
– Да-да, конечно, – радостно закивал Йози, довольный, что вопрос «Какого хрена вообще?» так и не прозвучал.
– Можешь сгонять по одному адресу? Закинешь туда походный рюкзак, чтобы тут место не занимал, и привезёшь коробку с лекарствами.
– Конечно.
– Сейчас, позвоню только…
Я набрал мобильный Лены, уточнил, что она сейчас дома и ещё некоторое время будет, попросил отдать аптечку предъявителю рюкзака и откинулся на топчан – героически страдать в гордом одиночестве. Благо, Йози немедля отбыл, воспользовавшись поводом избежать серьёзного разговора.
Проснулся от удивления, услышав женский голос. В Гаражищах женщины нечасто встречаются. Между УАЗиком и стеной просочился Йози, виновато разведя руками:
– Она очень настаивала!
В гараж прошла бледная, смущённая, но очень решительная Лена. Мне стало адски неловко, потому что ситуация неромантичная до предела. Ладно бы ещё раненый в бою герой тут лежал, а не сопля, растёкшаяся по топчану от банальной простуды. Я даже в чистое не переоделся, так и рухнул вчера с устатку, в чём был, благоухая костром, бензином и носками, да ещё и пропотел от температуры, весь мокрый, как обоссанная мышь.
– Привет, – выдавил я из себя и спасительно закашлялся, избежав унизительного: «…А я тут, это, в общем, так…»
Лена оглядела моё месторасположение между задним бампером и верстаком, острым женским взглядом оценив вопиющую негигиеничность среды обитания. Единственно подходящее слово – «срач». Ну, или «жуткий срач», ладно. На полу узкая тропинка, вьющаяся среди разбросанного инструмента, а на топчане с краю скромно примостилась хорошо промасленная ветошь. И отродясь немытая кружка из-под кофе на табурете – а чего её мыть? Я ж туда снова кофе налью, не компот. Выплеснул гущу – и наливай по новой. И немытая из тех же соображений джезва. И просто так немытая железная миска с присохшими остатками доширака – за водой идти к колонке было недосуг. И скомканный в неопрятную кучку рабочий комбез, брошенный на пол поверх рабочих же ботинок. В общем, непреодолимой силы красота вокруг. Всепобеждающий фэншуй.
– Так, собирайтесь, – твёрдо сказала Лена. – Тут болеть нельзя. Тут и здоровому-то не выжить.
А глаза голубые-голубые. Аж небо просвечивает.
– Поедем ко мне, ой, то есть к тебе. Ой, то есть к вам…
– Да не стоит… – начал я, но снова закашлялся. Первый день простуды – самый мерзкий. Горло распухло и зверски зудело.
– Йози, ну вы же видите! – зыркнула глазищами на друга моего, так называемого. А он, зараза, нет бы поддержать товарища в тяжёлый момент, наоборот, подпевает:
– Да ладно тебе, поболеешь по-человечески, в кровати. А я тут пока «Ниву» на яму загоню, раскидаю. Под сварку подготовлю. У нас заказ лонжерон лопнутый восстановить, и второй заодно усилить…
– Тогда скидывай подрамник весь… – не удержался я, и снова зашёлся в кашле. Да что за напасть, поди ж ты!
– Разберусь, не переживай, – закивал Йози. – Видите, Лена, весь в трудах, не оттащишь! Работящий мужик!
Не знаю, кто из нас больше покраснел, но на рыжих тонкокожих девицах заметнее. Ну, Йози, ну скотина! Нашёл повод поиздеваться над напарником…
В общем, я был слишком слаб, чтобы всерьёз сопротивляться. И даже когда увидел эту «Ниву», не нашёл в себе сил удивиться в должной степени. А ведь два дня назад именно ей я диагностировал перелом лонжерона… Что такого? Дело житейское…
– И грязное бельё забирайте, я постираю!
Ну, снявши голову… Запихал в рюкзак и барахло. С тем и отбыли.
Выгружая меня с вещами, Йози сказал:
– Не знал, что у тебя квартира есть…
– Я тоже про тебя многого не знал, – ответил я с намёком на дальнейший разговор, который откладывался, но не отменялся.
В общем, получил я свой чай с малиной, парацетамол и прочие процедуры, включая горячую ванну и чистую постель. Лена очень мило смущалась, но действовала решительно. Не слушая моё «Может, ну их?» впихнула полный набор таблеток, набрызгала какой-то полезной гадостью в горло, растёрла грудь и спину чём-то настолько вонючим, что целебный эффект просто подразумевался, попыталась даже накрутить на шею шерстяной шарф, но от этого я всё же отбился. Такого количества пользы за раз мне не вынести. Ещё пытался робко проблеять: «Не надо, я сам», – насчёт стирки белья, но меня даже слушать не стали. Ладно, не руками же, стиралка есть. Оставалось только лежать под одеялом и выздоравливать.
Этим я следующие несколько дней и занимался. Утром Лена убегала на работу, разбудив меня для утренней порции таблеток, процедур и завтрака (готовый обед ждал меня в холодильнике), вечером прибегала и готовила ужин. Днём я читал и валялся, вечером тоже валялся и болтал с Леной. Объедать тонкую звонкую барышню было неловко, потому я вызвонил Йози и попросил его привезти всякой еды с рынка. Напарник прибыл вечером, приволок два сумаря продуктов, светски раскланялся с девушкой, весело потрындел ни о чём, отказался взять деньги, сказав, что «заказчик выдал аванс», и велел побыстрее выздоравливать, потому что «дельце есть».
А потом настала пора возвращаться в холодный жестокий Большой Мир, где не было чистого постельного белья и вкусных завтраков, а был жёсткий топчан, «Нива» с лопнутым лонжероном и куча нерешённых проблем. А то расслабился тут, понимаешь… Между нами ничего не случилось. Лена стелила себе на диванчике, и мы болтали обо всём на свете, прежде чем пожелать друг другу спокойной ночи и выключить свет. Но, знаете, есть вещи даже более интимные, чем сам секс – например, растирать спину вонючей гадостью. Нет, определённо пора в реальность, а то в такие глаза и такие ноги можно втрескаться насовсем.
Так что в один прекрасный день я постановил себе считать остаточные респираторные явления пренебрежимыми, а проблемы достаточно назревшими, чтобы покинуть сей приют благодати. Лена, кажется, искренне расстроилась и уговаривала не торопиться, но нельзя же вечно пребывать в комфорте, этак и привыкнуть можно. Позвонил Йози, который прибыл на моём же УАЗике, закинул в багажник рюкзак с чистым барахлом, обещал не пропадать и заходить, выразил глубокую благодарность за спасение непутёвого себя от демонов простуды. Раскланялся. Удалился.
– Хорошая женщина, – сказал Йози серьёзно.
– Ты думаешь? – спросил я рассеянно (мы в этот момент проезжали перекрёсток).
– Уверен, – подтвердил Йози, – и ты ей нравишься.
Я не стал это комментировать. Не его дело.
***
В гараже нас ждала «Нива», стоящая передом на чурбаках. Передний подрамник вместе со всей подвеской Йози добросовестно разобрал, очистил от грязи и сложил кучкой. На верстаке лежали новые сайлентблоки, болты рычагов, шаровые, ступицы, подшипники и прочий мелкий расходный хлам. Я переоделся – в чистый! – комбинезон и закрепил на болгарке обдирную щётку – лонжерон пора готовить к сварке. Йози, тоже переодевшись (кстати, и у него чистый комбинезон, видать, личная жизнь удалась), обмерил тщательно место вокруг лопины и вырезал из картона шаблоны. Пока я, вибрируя верхней частью туловища (обдиравшие сложного профиля металлическую поверхность мощной болгаркой меня поймут) и матерясь сквозь прозрачный щиток-намордник, тщательно зачищал до металла слои краски, антикора и успевшей зацепиться за трещину коррозии, он разметил и раскроил латки-усилители из стального листа-двойки и даже насверлил в них дырок. В общем, в гараже стоял истошный вой электроинструмента, и разговаривать было невозможно. Однако, когда мы перешли к подгонке-подгибке, а затем и к выравниванию геометрии (тянули резьбовой стяжкой передок к корме, закрывая трещину) отмолчаться у Йози уже не получилось.
– Йози, и что теперь? – спросил я.
Йози помолчал, собираясь с мыслями, но всё же нехотя ответил:
– Что именно тебя интересует?
– Вы могли бы рассказать мне побольше, особенно в том, что касается открывания межмировых проходов за мой счёт. Ты мог бы, на остальных мне плевать. Почему я узнаю это от Андрея, а не от тебя? Если это не подстава, то что вообще подстава?
– Я был за то, чтобы всё рассказать, если тебе это важно, но остальные были против. У меня есть обязательства.
– Друзья так не поступают.
– Извини, мне очень стыдно, но я не мог.
– Ладно, проехали.
Я обнаружил, что сижу с держаком в руке, откинув забрало маски на затылок, а сварка гудит вентилятором вхолостую. Поняв, что это не работа, щёлкнул выключателем, снял маску и пошёл заваривать чай.
– Йози, а чего вашим тут не сидится? Андрей говорит, вы неплохо зарабатываете на железках. Вон, рейдеры на ваших машинках катаются. Небось не задаром?
– Рейдеры? Какие, нафиг, рейдеры? – удивился Йози.
Я рассказал о встрече, подробно описав ту хренотень на колёсах.
– Да, собирали у нас такую… – растерянно подтвердил Йози, – там большой заказ… А что, ты говоришь, Андираос им отдал?
– Без понятия, – признался я, – я видел только контейнер. Оранжевый пластиковый тулбокс, небольшой такой, со скруглёнными углами. В стиле американский винтаж, но только из пластмассы.
– Загадочная ситуация, – он задумчиво почесал нос, оставив на нём чёрный след. – Что-то у меня не стыкуется. Слушай, я возьму ненадолго УАЗик? Сгоняю до Старого, выясню, что за фигня творится.
– Бери, конечно, не вопрос.
Йози умчался, даже не переодевшись, а я принялся варить лонжерон. С железками всегда проще, чем с людьми.
Не было его довольно долго. Я успел всё проварить, зачистить набело и даже обработать химическим цинкованием, нанеся специальную пасту. Этот процесс требует выдержки после нанесения, так что я перешёл на другую сторону – там лонжерон ещё не лопнул, но уже готовился, надо было усилить заранее. Это (и ещё крепление продольных тяг заднего моста) слабое место «Нивы», которая своей проходимостью часто провоцирует владельцев на внедорожные подвиги, чрезмерные для несущего кузова. Поскольку картонная «выкройка» от левой стороны осталась, то разметить зеркальный ей усилитель было недолго. Вырезал, засверлил отверстия, согнул, зачистил место работы – дело уже шло к ночи, а Йози всё ещё не объявлялся. Решил, что варить вторую сторону буду завтра, потому что сегодня уже устал. Смыл цинковочную пасту с латки. Можно было бы уже пройтись праймером, но нюхать его потом всю ночь… В общем, тоже оставил на завтра. Переоделся из комбеза в джинсы, заварил себе растворимой лапши, отрезал колбаски, навёл чаю… И вот только тогда услышал за воротами родной мотор. Кстати, прокладка выпуска подсекает, надо бы поменять…
Йози вошёл неожиданно мрачный и решительный, не видел его таким.
– Чаю хочешь? – спросил я его.
Он молча помотал головой и быстро переоделся из рабочей одежды.
– Я правую сторону подготовил, завтра варить собираюсь. Придёшь?
Он задумался на секунду, потом тряхнул головой и сказал:
– Да, в любом случае появлюсь.
– Не хочешь рассказать, что случилось?
Йози опять подумал, помолчал и ответил нехотя:
– Наверное, нет. Не хочу тебя втягивать.
– Да ладно, с чего вдруг? Я и так уже по уши.
Йози подумал ещё, а потом махнул рукой:
– Ладно, давай свой чай. Один чёрт, никто там меня не слушает.
Я налил чаю и выдал печенье. Кажется, ему не помешают сейчас быстрые углеводы.
– Ты спрашивал, чего нашим тут не сидится? Так вот, Старые уверены, что тут скоро будет коллапс, – сказал он мрачно.
– Будет что?
– Коллапс. Ну, это как бы… Слово у вас такое есть, по телеку слышал… Апокапсилин?
– Апокалипсис, наверное. Но с чего бы?
– Не знаю, – Йози вздохнул, – вообще без понятия. Они жопой чуют, или что-то типа того. На то и Старые. Лично я не чувствую ничего, но надо сказать, что насчёт среза Йири они в своё время угадали.
– Да там дурак бы понял, к чему дело идёт.
– Вот и я думаю, что они гонят, потому что как ты их проверишь?
– Никак?
– Именно! Им тут сразу не понравилось, но сдаётся мне, всякие «клипсисы» тут ни при чём. Просто в нашем мире они были самыми главными, и вокруг них всё вертелось. А тут главный Петротчи, то есть наш Старый. Он тут давно, на нём все подвязки, это его место, без него они тупо пропадут. Вот и ищут куда свалить, чтобы ни с кем не делиться.
– А тебе, значит, норм?
– Да мне вообще отлично. И мир тут неплохой, и Петротчи, на мой взгляд, внятный Старый, получше этих. А главное… Знаешь, у меня скоро будет ребёнок. Я не хочу уходить, пусть сами валят!
– Поздравляю. Это круто.
– Спасибо, – Йози мрачно кивнул.
– Слушай, а если эти ваши старые правы, насчёт Апокалипсиса… Это когда будет?
– Точно не завтра, – рассмеялся он нервно. – Иначе они б драпали впереди своего визга, а не торговались.
– Ладно, езжай, удачи.
Йози кивнул и вышел. Скрежетнув бендиксом, зажужжал стартер, заработал мотор – и УАЗик укатил в ночь. А я допил чай и лёг спать. Подумаешь, Апокалипсис… У нас это дело вообще обычное.
Глава 21. Криспи. Просто пойдём на шум
– Да простит она тебя, – не очень уверенно сказал Пётр, – баба же. Позлится, поругается и простит…
– Твоё мнение по этому вопросу мне не интересно, – сухо ответил Андрей.
– Всё, шеф, понял, осознал, заткнулся.
Криспи принесла чай в уличную беседку и встала рядом, привычно глядя на подъездную дорожку. Ей снова давали гель, время перестало структурироваться на дни, и было невозможно понять, давно ли не едет зелёный автомобиль. Злая женщина, которая на неё кричала, куда-то делась; больше девушка её не видела и практически сразу забыла. А вот человека на зелёной машине почему-то помнила.
– И всё-таки, шеф…
– Ну, чего тебе ещё?
– А может, ну его нафиг, а? – вкрадчиво спросил Пётр.
– Что именно? – вздохнул Андрей.
– Ну, все эти гнилые расклады? Нет, ты послушай, правда, ну, чёрта нам во всём этом? Недурно же всё шло! Имели свой процент с Севы, имели свой процент с контрабанды, имели очень недурной приварок с Вещества. С Коммуной вполне можно работать, если не наглеть. Чего тебе ровно-то не сиделось?
Андрей мрачно молчал.
– Не, правда, шеф. Что мы имеем на выходе? – не унимался Пётр. – Рекурсор провтыкали. Это раз.
Он загнул корявый палец с обкусанным ногтем.
– Альтери рано или поздно прознают, что мы тут учинили, и предъявят нам по полной. Это два.
Он загнул второй палец.
– С местными как-то нехорошо вышло, это три. Они, конечно, придурки были полные, но всё равно неловко получилось. Непонятно, что дальше делать, – это четыре. Ну, и жена от тебя ушла, это…
– Заткнись.
– Всё-всё, шеф, молчу. Но всё-таки – как же хорошо было без всей этой херни… – пригорюнился Пётр.
***
Мерит больше не бралась за нож, но Карлос продолжал упорно следить. Однажды Криспи увидела, как он расстегнул на ней комбинезон и ущипнул за сосок, но девушка только вяло отмахнулась, а Андрей его отругал.
– Я не трахать! – возражал горец. – Я проверять!
– Что там проверять? – удивился Пётр. – По размеру видно, что не силикон…
– Проверять, что она делать!
– Достал ты свой паранойей, сколько ещё за ней таскаться будешь?
– Пусть следит! – поддержал Карлоса Кройчек. – Я ей тоже не доверяю!
– Отстаньте от неё, – отрезал Андрей, – средство проверенное. Сева на нём весь свой контингент держит, и даже двери в загон не запирает. Идеальная кормёжка – клиенты не бузят, не гадят, сидят тихо, даже почти не стареют, потому что метаболизм снижен.
– Не люблю работорговцев, – поморщился Кройчек.
– Они вас, грёмлёнг, тоже не любят, – засмеялся Пётр, – жрёте много, работники никакие и выпивку прятать приходится. Хреновый из вас товар!
***
Время для Криспи шло неощутимо, и выходить на дорожку, глядя вдаль, стало даже не привычкой, а каким-то рефлексом, смысл которого почти утерян. Зелёный автомобиль не ехал и уже начал понемногу забываться.
– Так и пялится, гляди-ка, – сказал Кройчек, – каждый день таскается на дорогу смотреть.
– «Что-то миленький не едет, и дорожка не пылит»,– процитировал Пётр, – надо же, мозгов меньше, чем у курицы, а туда же, чувства. Бабы, что с них возьмёшь…
– Эй, бестолковая! – грёмлёнг подошёл и сильно дёрнул девушку за локоть. – Чего смотришь?
После происшествия на кухне он проникся к Криспи странной неприязнью и часто зло толкал её, проходя мимо, или норовил больно, с вывертом, ущипнуть за мягкое. Тиранил по мелочи, когда никто не видит. Криспи от случая к случаю успевала об этом забыть, но начала инстинктивно отстраняться при его приближении.
– Не приедет он! Поняла, ты, тупенда́? Не-при-е-дет! Вали, давай, отсюда, раздражаешь!
У Криспи внезапно как будто что-то оборвалось внутри. Какая-то ниточка, не дававшая ей окончательно утонуть в толще серого геля. Она запрокинула нечёсаную голову, некрасиво и широко раскрыла рот и истошно, горестно на одной ноте заголосила:
– А-а-а-а-а!
В этом крике не было ничего осмысленного, никакого протеста или осознания. Это была животная боль существа, которое само не понимает, почему ему так плохо.
– Вот же ты мудак, Кройчек! – укоризненно сказал Пётр.
– Ой, подумаешь! – отмахнулся тот. – Тоже мне цаца!
Криспи кричала и кричала, не останавливаясь и не замолкая, пока Пётр не сходил за серой тубой и не запихал ей в рот полную порцию геля. Девушка замолчала, подавившись, а прокашлявшись и проглотив гель, молча ушла в дом. С тех пор она больше не выходила на дорожку, потому что не помнила, зачем, куда и кто выходил. Лицо внутренней Криспи окончательно потерялось на дне серо-зелёной жижи, и даже смутного силуэта было не разглядеть.
***
– Шеф, ну, где моя «Нива»? – нудел Кройчек. – И когда мы уже свалим отсюда? Чего мы высиживаем в этом срезе? Тут адски скучно, а без машины я даже к Севе сгонять не могу…
– Ты же не любишь работорговцев, – напомнил Пётр.
– Когда у них единственный во всём срезе бар с борделем, я готов сдержать свои чувства.
– На днях заберу «Ниву», – отмахнулся бородач, – не надо было на ней в овраг прыгать, не сломал бы лонжерон, каскадёр хулев… Отогнал твоим соплеменникам, обещали сделать быстро.
– Ой, я вас умоляю! «Соплеменники»… Это совсем другой клан, мы вообще не родственники.
– А как по мне, все вы на одно лицо… Хотя я тоже не понимаю, что мы тут делаем. Я даже не понимаю, что мы вообще делаем, шеф…
– Вижу, что не понимаешь, – внезапно снизошёл до объяснений Андрей, – ты заметил, что я рейдерам рекурсор без ковчега отдал?
– Ещё бы не заметить. Из «Патра» ящик был. Вожу теперь ключи кучкой в пакете…
– Так вот, мы ждём.
– Чего?
– Ковчег экранировал рекурсор, без него он фонит на весь Мультиверсум. И кто бы ни был заказчик, мы скоро о нём узнаем.
– Как?
– Просто пойдём на шум. Поверь, шума будет много.
