Оливия Вильденштейн
Звёздный свет
Она подняла руку и согнула палец.
– Вэл – два года. Сюзанна – полтора. – Еще один палец опустился. – С той исландской студенткой по обмену, как там ее звали, ты встречался три полных семестра. Ох, и девушка из Польши, которая мне совсем не нравилась, ты был с ней более трех лет.
– Во сколько ты начал встречаться? В десять? – не удержавшись, спросила я.
Эмми посмотрела на меня.
– Ты все еще здесь?
Я вдруг пожалела, что не подписалась на Грейсона вместо его враждебной сводной сестры. «Она не настоящая миссия; просто прикрытие», – напомнила я себе. На самом деле мне не нужно проводить с ней время.
– Перестань вести себя как стерва, Эм.
– Ты принимаешь ее сторону?
– Сейчас – да, потому что ты ведешь себя нелепо. Найя не виновата в вашем разрыве. – Он вдруг искоса взглянул на меня. – Верно?
Я подняла ладони.
– Клянусь, я не встречала Адама до прошлой ночи.
– Видишь? – прошипел Грейсон.
– Единственное, что я вижу, – это то, что она все еще сидит на моей чертовой кухне.
Я встала.
– Не уходи. Эммелин Роджерс, извинись за то, что ведешь себя как идиотка.
Она сердито взглянула на брата, потом на меня, затем снова на него.
– Это мой дом, – проворчала она.
– А это мой омлет. – Грейсон перевел взгляд голубых глаз на меня. – Найя, пожалуйста, останься.
Я уже подходила к входной двери.
– Серьезно, никаких проблем. Что бы ни жарили ранее в пабе, пахло очень вкусно.
Эмми процедила сквозь стиснутые зубы:
– Здесь еда будет лучше, так что, черт бы тебя побрал, оставайся.
Звучало столь же заманчиво, как путешествие по потоку в Абаддон.
– Если ты уйдешь, Грей лишит меня обеда, а мне нужно поесть.
Я сомневалась, что он так поступит.
– Верно. – Будь он ангелом, это стоило бы ему пера, потому что ребенок, который готовил, чтобы заставить маму улыбаться, слишком тактичен, дабы позволить своему настроению диктовать действия.
– Клянусь, все в порядке.
– Пожалуйста, – повторил он, заставив Эмми сменить хмурый взгляд на вопросительно вздернутую бровь.
Не желая устраивать сцену, я вернулась и села, тогда напряжение в его челюсти и плечах ослабло.
Он снял омлет с плиты и выложил его на тарелку.
– После второй чашки она становится более дружелюбной.
– Ой, отвали.
Рот Грейсона изогнулся, обнажив все его кривые зубы. Не то чтобы я осуждала его за это раньше, но теперь, когда знала причину, по которой он никогда не выпрямлял их, я обнаружила, что это добавляет брату Эмми еще больше очарования. Заметив, что я смотрю на его рот, он закрыл его и потер губы.
– И отвечая на твой предыдущий вопрос: Грей начал действовать в двенадцатилетнем возрасте. – Эмми пихнула его плечом.
Это очень рано. В таком возрасте я даже не видела мальчиков, разве что в одном из одобренных офанимом фильмов, которые мы смотрели на вечерах кино в гильдии. Кости моих крыльев задрожали, и я поняла, что нечаянно – слава Элизиуму, иначе я бы потеряла перо – забыла, где еще я видела мальчика.
На голоранкере.
Рейвен протащила меня в Зал Оценки после того, как получила кости крыльев, и мы бок о бок просматривали систему, попеременно подавляя хихиканье пальцами или краснея до корней волос, когда натыкались на изображения красивых мужчин-грешников.
Конечно, Мира поймала нас и отчитала беднягу Рейвен за то, что та показала мне материалы, не предназначенные для детей. Мира и по сей день опекает меня, что удивляет многих, ведь глава гильдии ни с кем не нянчится.
Я не жаловалась. В то время как большинство неоперенных почти не встречали родителей за два десятилетия жизни в земных общежитиях, я регулярно видела не только их, но и Миру, мою своего рода бабушку.
Грейсон достал из шкафа тарелки, и я встала, чтобы помочь.
– Я справлюсь, Найя.
Я села обратно.
– Еще один недостаток Грея в том, что он слишком милый. – Эмми встряхнула салфетку, заняв место во главе стола, уставленного столовыми приборами, бокалами и тарелками.
Я опустилась на стул рядом с ней.
– Это не недостаток.
– Недостаток, особенно когда превращает тебя в тюфяка, которым пользуется каждая девушка и ее мать.
Мое желание пообедать в пабе вспыхнуло с новой силой, но один взгляд на понурое лицо и опущенный взгляд Грейсона заставил меня остаться.
Он устроился на стуле напротив меня и сосредоточился на своем золотистом шедевре, разделяя его деревянной лопаткой.
– Хорошо, что я тюфяк, а то бы ты провела конец своего загула, лежа лицом в собственной блевотине.
Эмми сморщила нос, получив достаточно наказания.
– Я не это имела в виду, Грей. Просто хотела сказать…
– Знаю, что ты хотела сказать.
Она смотрела, как брат наполняет ее тарелку.
– С другой стороны, скоро я на целый месяц перестану тебе надоедать. Представь себе.
Он нахмурился, положил золотистый кусочек на мою тарелку, а затем подал себе.
– Куда ты едешь?
– В Венесуэлу.
Он немного резко опустил блюдо.
– Ты шутишь?
– Нет. – Эмми отправила в рот кусочек омлета. – Некоторое время назад меня пригласили принять участие в гуманитарной миссии. Я отказалась из-за стажировки. И Адама.
– Пригласили… Кого приглашают в гуманитарную миссию? Ты подписались на это? И что именно ты будешь делать в Венесуэле?
– Кормить обездоленных. Строить дома для бедняков.
– В Венесуэле? Президентской республике, ставшей королевством? – Грейсон схватил вилку, но так и держал ее над омлетом, слишком потрясенный, чтобы копаться в еде.
– Англия тоже королевство.
– Нашей страной не правит кровожадный тиран, Эм, – прорычал он. – Твой отец в курсе?
– Пока нет, но представь, как он будет горд, когда узнает, что его жалкая дочь получила приглашение от прославленного фонда «Круг»?
Он отложил вилку, и она звякнула.
– Ты надо мной прикалываешься?
– Нет.
Грейсон откинулся на спинку стула.
– Фонд «Круг» случайно написал тебе по электронной почте, чтобы отправить в Венесуэлу?
Она передала свой телефон сводному брату.
– Не случайно. Меня порекомендовали.
Пока он читал, его брови сдвинулись к центру переносицы.
– Кто? Здесь ничего не сказано.
– Какое вообще имеет значение, кто меня порекомендовал, Грей? Ты думаешь, я недостаточно хороша, чтобы оказывать помощь?
– Я никогда этого не говорил. Просто считаю, что это странно, когда тебя приглашают на гуманитарную миссию. Люди обычно сам подписываются на них.
Эмми распиливала омлет.
– А ты находишь это странным, Найя?
– Немного. Особенно если ты не проявляла заинтересованность. Как они узнали адрес твоей электронной почты?
– Через профиль в социальных сетях. Судя по всему, я подхожу под критерии миссии.
– Какие? – спросила я.
– Девушка, не замужем, детей нет, студенческий возраст.
– Откажи им, – потребовал Грейсон.
– Я уже согласилась.
– Эммелин… – зарычал он. – Я звоню твоему отцу. – Он начал пролистывать список ее контактов.
Она выхватила свой телефон.
– Я хочу поехать! Мне нужно выбраться из Лондона и сделать что-то полезное.
– Ты делаешь много полезных вещей здесь.
– Например? – спросила она, стиснув зубы.
– Например… Я не знаю, – он поднял одну руку вверх, – твоя стажировка по декору интерьера.
– Я не изучаю там ничего такого, чего бы еще не знала.
– Эм, Венесуэла коррумпирована и является одной из самых жестоких стран в Южной Америке. А фонд «Круг»… Ну тебе известно, что я о них думаю. – Грейсон толкнул небольшую кучку блестящих овощей.
– Знаю, и я с тобой не согласна. Не думаю, что их благотворительные фонды служат прикрытием для гнусных дел.
Взгляд Грейсона стал такими же мрачными, как небо за окном.
– Ты ведешь себя невероятно эгоистично.
– Мне кажется, Грей, ты перепутал понятия бескорыстия и эгоизма.
Он пошевелил челюстью из стороны в сторону.
– Когда ты уезжаешь?
– В понедельник.
– Поне… – пробормотал Грейсон. – Завтра?
– Нет. На следующей неделе.
Напряжение сводных брата и сестры витало в воздухе так же отчетливо, как и их хмурые взгляды.
Чтобы разрядить обстановку, я спросила:
– Итак, Грейсон, откуда у тебя страх перед стоматологами?
Он вздохнул, вопрос медленно сдул тень с его лица, а затем и с лица Эмми. Пока он рассказывал мне историю о том, как дантист по ошибке удалил один из его коренных зубов, я думала о преждевременном отъезде Эмми и о том, что это означает для моей миссии.
Она служила мне прикрытием. Если я хотела действовать из Лондона, мне понадобится новое.
Грейсон… Я могла бы подписаться на него.
Но потом на эту мысль наложилась другая: я приехала сюда, чтобы стать хранителем. Если теневая организация отправляет Эмми в опасную монархию, разве не должна я следовать за ней, чтобы обеспечить ее безопасность?
Глава 6
Найя
– Они причудливые, – сказала я маме, сидя со скрещенными ногами на кровати и вытирая полотенцем волосы, которые все еще были влажными после обжигающего душа, – его я приняла сразу, как вернулась домой из гильдии.
Я погрузилась под горячую струю, пытаясь унять беспокойство, зародившееся во мне после изучения голоранкера, но, подобно чайному пакетику, оставленному завариваться слишком долго, горячая вода только углубила мои выводы и ухудшила настроение.
– Покажешь мне? – Голос матери вырвал меня из кипящих мыслей.
Несмотря на то что она настаивала, будто apa – самый беспокойный человек, она тревожилась больше него. Возможно, потому, что ей не разрешалось выходить из гильдии, чтобы навестить меня, в отличие от отца, который мог приходить и уходить, когда ему заблагорассудится. И не потому, что он один из Семи, а по той причине, что он уже провел необходимое столетие вдали от мира людей.
Я записала видео студии, обязательно убедившись, что засняла серо-зеленую точку, которую Эмми называла садом, и загрузила его в наш чат.
– Думаю, «причудливость» – не лучшее слово, чтобы описать твою новую берлогу, Звездный Свет.
– Мою новую берлогу? – фыркнула я. – Из какого ты века, ama?
– Из того же, что и ты.
– Думаешь, отец знает это слово?
Мама рассмеялась.
– Я спрошу. А еще лучше, спроси у него сама. Он планирует пригласить тебя сегодня на ужин, только тсс. Это сюрприз.
Я села так быстро, что закружилась голова.
– Он планирует забрать меня от Эмми?
– Думаю, да. У тебя были другие планы?
– Нет. Никаких планов.
– Притворись удивленной, хорошо? – С ее стороны раздался легкий шелест, затем ворчание. – Да, да, иду, Мира. Мне пора, levsheh. Мира хочет обсудить картину Арден. Она считает, что рисунок слишком мрачный и темный для шестилетнего ребенка и указывает на скрытую травму.
Я попыталась представить себе щербатую дочь Евы, размазывающую черную краску по холсту. Хотя Арден обладала довольно сильным характером, как и ее мать и бабушка-архангел, она была удивительно отзывчивым ребенком.
Когда этого хотела.
Хотя, возможно, это просто мое субъективное мнение. Арден яростно защищала мою младшую сестру, поэтому она автоматически мне нравилась. Мне также по душе ее мать, которая привозила мне подарки из Элизиума на каждый день рождения – как правило, замысловатые платья, которые сложно носить вне гильдий, потому что они формальные и прозрачные. Ева заверила меня, что я смогу пронести их через поток, поскольку они сделаны в Элизиуме, и у меня будет много поводов надеть их там. Ангелы обожают наряжаться, и чем больше блеска, тем лучше.
В отличие от Евы Сераф Клэр никогда не присутствовала ни на одном моем дне рождения – впрочем, с чего бы? – или на дне рождения своей внучки – что расстраивало малышку. Но, опять же, большинство ангелов не благословлены дружной семьей.
Поговорив с мамой, я изучила сайт фонда «Круг», затем нашла семью, которая им управляла – Данморов, – и пролистала все статьи, когда-либо опубликованные об этом заботливом, прославленном роде. Учитывая количество денег, которые они, очевидно, тратили на благотворительность, их показатели грехов должны были быть однозначными, но вся семья – Сьюзен, Джеймс и двое взрослых сыновей – была, как и подозревал Грейсон, коррумпирована до мозга костей.
Показатель матери – 62, а ее грех: основательница фонда «Круг».
У отца 47 баллов. Его грех: поставщик фонда «Круг».
Старший сын, Генри, заработал 53 балла, грех: финансист фонда «Круг».
Но именно младший сын, Робби, имел самый тревожный рейтинг: 100. Его грех: сборщик фонда «Круг».
Так двусмысленно…
Однажды ama рассказала мне, что попала в лапы мясника, чей грех был обозначен как «адвокат». Я спросила apa, почему оценщики не могут просто четко описать проступки. Вздохнув, он ответил, что это сделано для того, чтобы защитить нас от ужасов, совершаемых некоторыми людьми, а затем поцеловал меня в лоб и ушел, держа на руках мою непоседливую маленькую сестренку.
Я не понимала, как это нас защищает. Если уж на то пошло, так мы только становились более уязвимыми. Незнание порождало разочарование, а не блаженство. Лично я предпочитала знать дьявола в лицо, чем представлять его во всех вокруг. И да, дьявола не существует, но это лучше всего доносило мою мысль, когда я жаловалась маме на вводящую в заблуждение терминологию.
Она разделяла мое мнение и сказала, что, как только я вознесусь, мы с ней сможем отправиться на миссию по изменению законодательной базы ишимов, или, как она выразилась, перетряхнуть все в старом добром ангельском логове, но только когда я вознесусь.
Мне было интересно, как она отреагирует, узнав, что Иш Дов уже пытается это сделать. Я обещала ему не упоминать его в разговорах с родителями, не произносить его имени и даже не спрашивать, знают ли они его, но я не могла представить, чтобы родные не испытали сочувствия к его судьбе. Если уж на то пошло, я готова поспорить, что они предложат ему поддержку со стороны Элизиума, в которой он так нуждался, ведь их идеалы совпадают.
Но опять же я дала ему обещание, а я верна своему слову.
Вновь сосредоточившись на своем расследовании, я пыталась понять, что такого ужасного в этом фонде. Какие темные и жуткие вещи совершал за кулисами двадцатисемилетний Тройка? Нанимал киллеров? Отмывал деньги? Торговал наркотиками? Управлял проституцией?
Перечисляя обычные преступления, за которые люди получали столь высокие баллы, я запнулась на последнем.
Фонд «Круг» недавно стал обращаться к молодым и незамужним женщинам. Может ли это быть причиной?
Нет… это не имело смысла.
Обычно крали тех девушек, о пропаже которых никто не заявлял, или тех, чьи поиски прекращали из-за отсутствия средств. Забирать таких, как Эмми, бессмысленно. Особенно вывозить их из богатой страны и отправлять в бедную.
Что заставило меня задуматься: мог ли этот фонд действительно заниматься благотворительностью? Даже будучи ребенком, я верила, что не все Тройки – монстры. Точно так же как верила, что нефилимы, паршивые овцы нашего вида и бескрылые обладатели ангельской крови, не являются злом по своей сути.
Я достала радужный дневник и блестящую ручку, которую Лайла подарила мне на день рождения, и записала список благотворительных организаций, которые финансировали Данморы. Когда я дошла до пункта о программе помощи Венесуэле, отложила ручку и кликнула, чтобы открыть сайт. Появилась шикарная страничка со ссылкой на онлайн-анкету, где написано «ЗАКРЫТО – 50/50».
50 из 50. Это то количество девушек, которое они принимали? И если все места заняты, как мне тогда попасть к ним?
Глупенькая.
Я не могла записаться без удостоверения личности или паспорта. Мне придется отправиться в тот город или поселок, куда они улетят, и, встретившись с Эмми, рассказать ей правду: что я волновалась и следила за ней. Если только не буду охранять ее издалека. Могу ли я стать настолько незаметной?
Я вернулась к подборке информации, изучая людей, стоящих за фондом.
Сьюзен и Джеймс жили в поместье на окраине города с пятью кокер-спаниелями, старшим сыном и его женой. Младший сын, Тройка, обосновался в квартире в Лондоне со своими фаворитками дня – все модели, судя по виду.
Просматривая фотографии Робби, я заметила, что его часто фотографировали в одном и том же частном клубе, который назывался Jardin Japonais. Причина, по которой он часто там бывал, выяснилась на следующей странице результатов: он совладелец этого заведения.
Я грызла кончик ручки, взвешивая все «за» и «против» того, чтобы отправиться туда и допросить его о поездке в Венесуэлу. Как именно мне это сделать? Сомневаюсь, что его порадует вопрос: «Здравствуйте, мистер Данмор, ваша поездка законна или вы планируете совершить ужасные вещи с этими бедными девушками?» Скорее всего, меня вышвырнут или похитят и подвергнут перекрестному допросу.
Но…
Но я могла бы задать вопросы персоналу. Быть может, кто-нибудь просветил бы меня, что происходит в этой семье. Люди всегда охотно делятся сплетнями.
Или я могла бы просто спросить маму. Сказать ей, что мой грешник связался с этой семьей. Но это бы сразу дошло до отца, и он немедленно отозвал бы меня с миссии, не желая видеть дочь рядом с преступниками.
Apa!
Я отбросила телефон и журнал в сторону и оделась для ужина-сюрприза. Натянув поношенные джинсы и красный свитер макового оттенка, вытерла влажные волосы полотенцем. Рейвен бы расстроилась, потому что, по словам моей лучшей подруги, у которой по иронии судьбы самые гладкие и прямые волосы в истории кератина, волнистые локоны нужно сушить на воздухе с тоннами сыворотки и без растирания.
В окне мелькнула тень, и я подпрыгнула, полотенце выскользнуло из пальцев и упало возле ног. Приложив ладонь к груди, я наблюдала, как огромные бирюзовые крылья складываются за спиной, настолько массивной, что она занимала всю ширину моего внутреннего дворика.
Я уже собиралась открыть стеклянную дверь, чтобы впустить его, когда увидела свой лежащий на виду дневник. Я схватила полотенце с пола и бросила его на листы бумаги, а затем впустила своего «огромнее-чем-вся-жизнь» отца в крошечный дом.
– Apa!
Он окинул взглядом помещение, затем снова огляделся, словно надеясь, что что-то пропустил – возможно, дополнительную спальню.
– Твоя мама упоминала, что место, где ты остановилась, довольно уютное. – Он нахмурился. – Уютное, как тюремная камера, вот как это называется.
Я ухмыльнулась.
– Не знала, что ты знаком с размерами тюремных камер.
Взгляд отца наконец-то остановился на мне, и легкая улыбка стерла его хмурый вид.
– Возможно, я провел несколько ночей в одной из них, когда был неоперенным.
– Что? А я-то считала тебя вечно добродетельным и законопослушным.
Когда тень омрачила его взгляд, я подумала, не обидели ли его мои слова.
Я наклонила голову, и мои полусухие кудри разметались по лицу.
– Ты расскажешь мне об этом за ужином?
Отец сделал глубокий выдох, который развеял тень.
– Откуда ты знаешь, что я приглашаю тебя на ужин?
– Мама могла проболтаться.
Его улыбка вернулась, сверкнув лучезарным отмщением.
– Ах, твоя мать и хранение секретов…
Она в этом ужасна. Практически так же, как и Рейвен.
– Итак, куда мы идем? – Я почти предложила Jardin Japonais, чтобы осмотреться, но подумала, что было бы не очень разумно появляться там с мужчиной под два метра ростом, который выглядел так, будто мог сделать жим лежа Биг-Беном.
– Пойдем. Это сюрприз.
– Мы полетим или пойдем пешком?
Apa бросил взгляд через плечо на унылую погоду.
– Определенно не пешком. Почему ты снова выбрала Лондон?
– Ради нового опыта. – Мой пульс участился, а крылья затрепетали, словно собираясь выпустить перо. – Ama говорит, что я должна насладиться всем, что может предложить мир людей, прежде чем меня загонят в Элизиум.
– Только давай не будем перебарщивать с человеческим опытом, хорошо, kalkohav? Когда завершишь крылья, у тебя будет бессчетное количество времени для знакомства с миром.
Я вздохнула.
– Ты имеешь в виду с Элизиумом.
– Поначалу да, но ты вернешься сюда скорее, чем успеешь осознать.
– Сто лет – совсем не скоро, apa. Если только ты не работаешь над изменением закона, чтобы мы могли вернуться на Землю раньше, и…
– Когда ты получишь свои крылья.
– Ох, ангелы, вы с мамой твердите это как заезженная пластинка, – закатила глаза я. – Какая разница, внизу я или наверху?
Он сглотнул.
– Когда я перестану беспокоиться о тебе, то смогу сосредоточиться на нашем законодательстве.
– Когда перестанешь беспокоиться обо мне, тебе придется беспокоиться о Лайле.
Он уставился на меня, но его взгляд был расфокусирован, будто он смотрел сквозь меня. Однако потом отец моргнул, и его взгляд вновь прояснился.
– Ты забываешь, что у меня будет несколько лет передышки между твоим вознесением и ее отправлением в большой мир.
В животе у меня заурчало, отчего выражение его лица смягчилось.
– Давай покормим тебя, Звездный Свет. Есть пожелания?
– Я слышала, что эта страна славится своими пудингами.
Apa разразился звонким смехом, от которого мир становился лучше.
– Какая же ты сладкоежка.
– Эй… Ты сам сотворил меня такой.
Его смех затих.
– Верно, я.
– Да. Именно. Теперь о тех пудингах… – Я схватила куртку мамы, которая наконец-то высохла после моего похода в продуктовый магазин. – Знаешь подходящее место или мне поискать?
Apa обнял меня за плечи.
– Я знаю идеальное место.
