Olivia Wildenstein
HOUSE OF STRIKING OATHS
Copyright © 2023 by Olivia Wildenstein
© Сухляева В., перевод на русский язык, 2024
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024
Во внутреннем оформлении использованы иллюстрации: c Siwakorn1933, KHIUS, AcantStudio, umiko, Anton Dzyna, DeShoff / Shutterstock.com
Корону надо заслужить
Altezza (Альтецца) – Ваше Высочество
basta (баста) – хватит
bibbina/o (бабина/о) – малышка/малыш
buondia (бондиа) – добрый день/доброе утро
buonotte (боноте) – доброй ночи
buonsera (бонсера) – добрый вечер
Caldrone (Калдроне) – Котел
carina (карина) – милая
castagnole (кастальоле) – пончик
corvo (корво) – ворон
cuggo (куго) – двоюродный брат
cuori (куори) – сердце
dolcca (дольча) – дорогая
dolto/a (дольто/а) – дурак/дура
dottore (дотторе) – врач
furia (фурия) – гнев
generali (дженерале) – генерал
Goccolina (Гокколина) – Дождинка
grazi (граци) – спасибо
– ina/o – ласкательный суффикс
Maezza (Маэцца) – Ваше Величество
mamma (мамма) – мама
mare (маре) – море
mareserpens (маресерпенс) – морской змей
терда (мерда) – проклятие
micaro/a (микаро/а) – мой дорогой/моя дорогая
mi cuori (микуори) – мой родной/моя родная
moyo/a (мойо/йа) – муж/жена
nipota (нипота) – внучка
nonna (нонна) – бабушка
nonno (нонно) – дедушка
pappa (паппа) – папа
pefavare (пефаваре) – прошу
perdone (пердоне) – прости(те)
picolino/a (пиколино/а) – малыш
piccolo (пикколо) – маленький
princci(sa) (принчи(за)) – принц/принцесса
santo/a (санто/а) – святой/ая
scazzo/a (скаццо/а) – оборванец/оборванка
scusa (скуза) – прости
sergente (сердженте) – сержант
serpens (серпенс) – змей
strega (стрега) – ведьма
soldato/i (солдато/и) – солдат(ы)
tare (таре) – земля
tiuamo (тиуамо) – я тебя люблю
tiudevo (тиудево) – я перед тобой в долгу
zia (зия) – тетя
atsa (атса) – отец
korol (короол) – король
Vizosh (визош) – Ваше Величество
ya tabim ty (йа табим ти) – я клянусь тебе
abi Djhara (аби Джхара) – дорогое сокровище
imTaytah (имТайта) – мать бабушки
ab’waile (оувалииа) – дом
adh (а) – небо
ah’khar (акав) – возлюбленный/ая
ag (аг) – и
álo (а́ло) – привет
annos dòfain (онос дуффеен) – испражнение ануса
bahdéach (бадо́к) – красивый/ая
bántata (бантата) – картофель
beinnfrhal (бенфрол) – горная ягода
behach (биок) – маленький/ая
bilbh (билб) – глупый/ая
bìdh (бай) – еда
chréach (крейок) – ворон
cúoco (кувоко) – кокос
dachrich (докрии) – невероятный
Dádhi (дайи) – отец
dalich (дали) – извини
dréasich (дрисси) – платье
dihna (диина) – не
éan (ин) – птица
fallon (фэллон) – капля дождя
fás (фас) – нет еще
fihladh (фило) – уйди
fìn (фион) – вино
fios (фиос) – знать
focá (фока́) – проклятие
guhlaèr (гулаир) – хорошо/ладно
ha (ха) – я
ha’rovh béhya an ha théach’thu, ha’raì béih (харофф бейя ан ха сок зу, харэй би) – до встречи с тобой я не жил, а лишь существовал
Ionnh (йон) – мисс
Ínon (инон) – дочь
khrá (крау) – любовь
khroí (крии) – сердце
leath’cinn (ликен) – полуворон
Mádhi (майи) – мама
mars’adh (марсо) – прошу
moannan (минан) – пара
mo bahdéach moannan (мо бадок минан) – моя прекрасная пара
Mórrgaht (Морргот) – Ваше Величество
mo (мо) – мой/моя/мое
moath (моф) – север
murgadh (муррго) – рынок
né (ни) – нет
ríkhda gos m’hádr og matáeich lé (рихда гос м’хадр ог матток ле) – еще немного, и я его убью
rí (ри) – король
rahnach (раунок) – королевство
rih bi’adh (рибио) – Король Небес
sí (си) – она
siorkahd (Шуркау) – Круг
siér (сиур) – сестра
sífair (сифаир) – змей
sé’bhédha (шехвеха) – пожалуйста, на здоровье
tà (тау) – да
tàin (тохн) – козел
tach (ток) – этот/эта/ это
tapath (тапофф) – спасибо
thábhain (хаобен) – таверна
thu (ту) – ты
thu leámsa (ту леавмса) – ты моя/мой
tuiladh (тволо) – больше
Thu thòrt mo focèn ánach (ту фёрт мо фокен анок)
uhlbheist (олбиихейст) – монстр
Tach ahd a’feithahm thu, mo Chréach (ток эд фэйтам ту, мо крейок) – Небо ждет вас, мои Вороны
МАГНАБЕЛЛУМ
Великая война началась 522 года назад между Королевствами Люче и Шаббе.
Побеждает Коста Реджио и становится первым королем-фейри Люче.
ПРИМАНИВИ
Битва, произошедшая 22 года назад между во́ронами и фейри.
Сын Косты, Андреа, правивший Люче последнее столетие, убит. Ответственность за это возлагают на воронов, однако он убит собственным сыном Марко. Угрожая уничтожить людей, Марко вынуждает Лора сдаться и таким образом побеждает в битве и становится королем Люче.
Кахол бросает стеклянный флакон на пожелтевшую карту Люче, развернутую на столе.
– Маттиа нашел среди обломков.
Подцепив кожаный шнурок, обвязанный вокруг склянки, я ее поднимаю. Она не больше моего пальца и раскачивается, окутанная серым светом. Второй рассвет без моей пары.
– Там почти не осталось крови, но, может, Бронвен хватит, чтобы нарисовать печать? – Кахол запускает пальцы в спутанные черные космы.
– Печать? Кахол, она не способна управлять кровной магией.
У моего генерала алые белки глаз, что придает гиганту демонический вид, соответствующий его настрою.
– Почему бы, на хрен, не попытаться-то?!
Я потерял свою пару, но он потерял и пару, и дочь.
Нет! Не потерял.
Я мысленно разрываю это слово в клочья.
У нас отняли наших женщин.
Приговорили к жизни без них.
Я поднимаю взгляд от флакона.
– Верно. Стоит попытаться. Ты помнишь форму печати, которую использовала Дея, чтобы проникнуть за барьер?
Даже сквозь бороду заметно, как при упоминании его пары каменеет его челюсть.
– Нет, но Бронвен может помнить. Давным-давно ее учила Мериам.
Подумать только, когда-то Бронвен считала колдунью Шаббе матерью.
– Были ли у нее еще… – я так пристально смотрю на карту, что чернила расплываются перед глазами, – …видения?
– Она не рассказывала. – Кахол трет переносицу и закрывает глаза. – Если Данте не превратил Ифе в вечно-ворона, то превращу я.
Коннор предположил, что Фэллон прилетела в долину на вороне, потому что из таверны она ушла где-то после обеда и ей потребовалось бы гораздо больше времени, чтобы спуститься с горы верхом на лошади. Мы заключили, что тем вороном была Ифе, поскольку недосчитались только ее, ну и пропавшей Имоджен, разумеется.
Киэн убежден: Ифе отнесла Фэллон в долину по ее же просьбе, однако, по мнению Кахола, Ифе поступила эгоистично. Я же так и не определился. Ифе привязана к сестре и могла попытаться ее вернуть, но она также всецело предана воронам и Фэллон.
И как бы я ни любил Фэллон, все же она – натура порывистая и страстная, которая в первую очередь слушает сердце. Нетрудно представить, что именно она подбила Ифе отнести ее к Данте.
Я стискиваю шнурок, затем опускаю флакон обратно на стол, пока не швырнул в стену и не уничтожил единственный шанс проникнуть в обсидиановые тоннели.
– Габриэле все еще отрицает, что рассказал Фэллон о местонахождении Реджио?
Кахол кивает.
– Увеличьте дозу соли. И пусть хоть подавится ею, но вытяните из него гребаную правду!
Подумать только, ведь я сам пустил фейри за стены своего королевства… Может, Бронвен и видела его смерть от рук Таво, но я готов убить его сам.
Пока я не превратился в тени и не навестил друга Данте в тюрьме, подхожу к окну с видом на Шаббе.
– Что насчет Лазаруса?
– Он клянется, что не подсыпал Фэллон обсидиановый порошок.
– Обыщите его комнаты.
– Уже обыскали.
– Еще раз. Обыщите снова! – Я поворачиваю голову и ловлю взгляд Кахола. – Мы оба знаем, что парную связь можно заглушить только порошком.
– У нее в комнате есть книги. Ты уверен, что ни в одной не упоминается обсидиановый порошок?
Я резко поворачиваюсь. Кахол меньше всего заслуживает моего гнева, тем не менее я срываюсь именно на него.
– И где, скажи на милость, она бы его раздобыла?
Его ноздри раздуваются от моего резкого тона.
– Возможно, на землях фейри, где ты позволил ей разгуливать!
Воздух вокруг искрится… атмосфера накалена. Я уже собираюсь рявкнуть, чтобы он допросил каждого ворона в стенах королевства, когда между нами появляется тень – и принимает форму Киэна.
Он выглядит в еще большем раздрае, чем мы с Кахолом, хотя его-то пара в целости и сохранности.
– Лор? – Его темные глаза устремлены на заляпанные грязью ботинки. Он переминается с ноги на ногу.
– Пришел сообщить очередную ерунду, Киэн?
Он закрывает глаза, и по моей коже бегут мурашки.
– С тобой хочет поговорить Бронвен.
– Она что-то видела? – спрашивает его брат.
Киэн трет затылок и прикусывает губу, по-прежнему избегая моего взгляда. Мороз пробирает до самых костей.
– Великая Морриган, это она! – рычит Кахол. – Это она дала моей дочери обсидиановый порошок!
– Прости, Лор, – хрипит Киэн. – Я только сейчас узнал.
Обратившись в дым, я мчусь по темным коридорам своего замка к покоям женщины, которую я вот-вот сотру с лица земли. Она сидит у потрескивающего камина, раскачиваясь в кресле, которое Киэн некогда на собственной спине вытащил из хибарки в лесу, что была ее домом пять столетий.
Хотя Бронвен весьма хрупкого телосложения, деревянное кресло под ней скрипит.
– Прежде чем вонзишь в меня когти, Морргот, тебе следует меня выслушать.
Терпеть не могу, когда она называет меня «Ваше Величество»: официальное обращение возвращает меня в то время, когда ее отец был моим генералом, а мы с ней еще не были друзьями. Впрочем, друзья ли мы? Друг бы не стал травить мою пару обсидианом и отводить ее к моему врагу.
Сердце каменеет, и я рычу:
– Говори!
Она смотрит белесыми глазами в мою сторону. Я стою, скрестив руки на пропитанном кровью нагруднике, который не потрудился снять с самой бойни в долине. С другой стороны, в этом не было необходимости, поскольку я не спал, не мылся, не ел, даже, черт возьми, не присел ни разу. Только и делал, что метался по каменным коридорам и бороздил охваченное бурей небо.
Распахивается дверь спальни.
– Лор! Прошу!.. – На руках Киэна поблескивают перья, когда он кидается к своей паре, чтобы защитить ее от моего гнева.
Хотя все вороны способны превращаться в дым, никто, кроме меня, не может сохранять форму надолго.
Вслед за братом влетает Кахол, лицо искажает та же ярость, что бурлит в моих венах.
– Как ты смеешь принимать решения за нашими спинами, Бронвен!
– Помнишь, как я говорила, что шаббины «смотрят», Лор? – Ее ладони опускаются на колени, к завернутому в ткань квадратному свертку, спрятанному в складках ее красного платья. Покачиваясь в кресле, она начинает его разворачивать. – В тот день, когда Энтони и его друзья покинули Небесный замок.
– Я ничего не забываю, – цежу я сквозь стиснутые зубы.
Киэн сжимает ее плечо. Чтобы поощрить к продолжению или чтобы напомнить о своем присутствии? Впрочем, чего это я? В отличие от нас, горемычных, их ментальная связь в порядке.
– Я сказала Фэллон, что не чувствую, кто использует мои глаза.
Веки Киэна закрываются, уголки сморщиваются – от стыда или же беспокойства, сложно сказать.
– Имя? – Звуки рассеиваются, подобно дыму, но слово опаляет прохладный воздух, подобно молнии.
Она снимает со свертка один лоскут ткани, затем другой.
– Мериам.
При звуке омерзительного имени мой взгляд взлетает к ее лицу.
Наступает тишина.
– Она уже давно наблюдает. С тех пор как Фэллон была малышкой. Меня начало беспокоить ее внимание, хотя я знала, что она заточена в подземелье Реджио. Особенно после того, как Зендея… – ее глаза блестят, как лед, покрывающий Монтелюче глубокой зимой, – …после того, как Дея перестала смотреть.
Она продолжает разворачивать ткань, мой пристальный взгляд возвращается к ее коленям. Во имя подземного мира, что у нее там?
– За эти годы я много раз взывала к Котлу и спрашивала, не помешает ли Мериам судьбе Фэллон, однако судьба Фэллон никогда не менялась. Я оставалась настороже, тем не менее перестала терзаться мыслями о будущем, в котором вороны не отвоюют Люче.
Легкие ноют от того, что я задерживаю каждый выдох, прежде чем снова вдохнуть.
– Котел ошибается!
– Возможно, о пути, который предстоит пройти, но он никогда не ошибается насчет конечной цели. Нельзя не прислушиваться к его наставлениям.
– Хочешь сказать, это Котел велел тебе толкнуть моего ребенка в руки Данте? – Кахол так сильно сжимает кулаки, что побелели костяшки пальцев.
– Нет, Кахол. – Наконец она убирает последние клочки ткани, обнажая кусок серого камня, словно бы отсеченный от моей горы. – Это была Мериам.
Глаза Кахола настолько огромны, что радужки становятся маленькими пятнышками в розоватых омутах белков.
– Мериам нуждалась в Фэллон. – Смуглые пальцы Бронвен скользят по шероховатым краям потрепанного погодой камня с таким благоговением, будто Котел наконец окончательно свел ее с ума. – И Фэллон нуждалась в ней.
Я не птица – по крайней мере, пока нет, – и все же Данте запер меня в гребаной клетке!
Вцепившись в золотую решетку моей новой обители – винного погреба высотой выше моего двухэтажного дома в Тарелексо, – я выкрикиваю непристойности так громко, что горло саднит. Непристойности слетают с языка на удивление легко. А ведь Сибилла и Феб считают меня чуть ли не чопорной. У моих друзей уши бы в трубочку свернулись от того, сколько гадких слов я обрушила на своих тюремщиков, пробудившись от магического сна.
А Лор… ох, как бы он зарычал!
Чего бы я только не отдала, чтобы услышать его возмущения!
Чего бы я только не отдала, чтобы услышать его дыхание!
Прижимаю руку к груди – внутри всё ноет. Боль меж ребер настолько острая, что заглушает тупую пульсацию в затылке – там, где голова ударилась о камень, а затем о кость.
Как только удается преобразовать горе в гнев, я обхватываю прутья решетки и возвращаюсь к буйству; крики эхом отражаются от стеклянных донышек пыльных бутылок, спиралью поднимающихся по обсидиановым стенам погреба.
Я пытаюсь прикинуть, как долго уже сижу взаперти, но в памяти удается воскресить лишь то, как Данте толкает меня вперед по темному туннелю к очередной обсидиановой стене, а по другую сторону нас ждет Юстус – без солдат и без Ифе.
Помню, как вонзила зубы в руку Данте, что исторгло рычание из его горла, но, к несчастью, заставило еще крепче сжать мою шею.
Помню, как Юстус провел большим пальцем по моим векам, а в потемневшем воздухе запахло железом. Меня замутило, когда в мутнеющей картинке перед глазами мелькнула алая струйка крови на подушечке пальца генерала.
За мгновение до того, как меня покинуло сознание, я успела подумать: как это фейри, да к тому же мужчине, удается творить кровную магию, на которую вроде как способны только шаббинские женщины.
– Эй, фейри! – кричу я солдатам, стоящим у моей клетки, подобно каменным изваяниям. – Скажите на милость, куда подевался заносчивый суслик и его верный крот? Продолжают рыть туннели, чтобы спрятаться от воронов?
Четыре лопуха в униформе продолжают притворяться мебелью. Да, аж четыре. Очевидно, пусть я под замком и подвешена в воздухе, меня непременно должен сторожить отряд из четырех чистокровных фейри. Полагаю, это должно было мне польстить, но нет: я в ярости. Особенно если учесть, что за столько часов – даже дней – ни Юстус, ни Данте так и не почтили меня визитом.
Я вытягиваю шею, оглядывая мощную цепь, которая удерживает мою клетку над полом. Достаточно ли она длинная, чтобы можно было на ней раскачаться и пробить стену? Способен ли металл расколоть обсидиан?
Ну, по крайней мере, получится привлечь чье-нибудь внимание. Возможно, от удара даже откроется дверь.
Попытка бесплатна – разве что потрачу энергию, которой у меня с лихвой. Я приседаю и переношу весь вес на ступни. Цепь скрипит, и клетка начинает раскачиваться. Я выпрямляюсь и вновь сгибаю колени, повторяя движение до тех пор, пока золотая тюрьма не начинает качаться, как маятник часов с кукушкой.
Койка с шерстяным одеялом – единственные предметы в моей тюрьме – скользят по полу, ударяются о мои лодыжки, а затем откатываются, подобно волне, и отскакивают от противоположной стены. Если закрыть глаза, можно представить, будто я сижу на деревянной качели, привязанной к ветке массивного дуба в школьном саду. Однако глаза мои широко раскрыты и нацелены на солдат внизу. Все четверо пялятся на меня. Хотя нет, трое. Один, должно быть, отправился доложить начальству о моем неадекватном поведении.
К тому времени, когда клетка наконец задевает камень, я вспотела, высокий воротник рубашки прилип к коже. Удар вызывает вибрацию в ногах, которые я затем сгибаю и выпрямляю с еще большим рвением.
– Немедленно прекрати это безумие, скацца! – рявкает солдат с янтарными глазами, выставив перед собой ладони.
– Не стесняйся, – бурчу я, – расплавь клетку!
Стена подвала летит на меня быстрее, чем ожидалось, металлический пол клетки разбивает вдребезги целый ряд винных бутылок. Мне приходится повернуть голову и зажмуриться, чтобы спастись от осколков. От чего спастись не удается, так это от виного душа.
– Ластра, свяжи клетку! – кричит тот же фейри зеленоглазому солдату.
Я распахиваю глаза как раз в тот момент, когда клетка сбивает еще один ряд несомненно ценных напитков. Прутья гнутся, дверные петли скрипят. Полагаю, еще парочка ударов, и мне все-таки удастся взломать чертову клетку.
Из ладони солдата вырывается изумрудная лоза и обвивает прутья. Вероятно, чистокровка плохо знает физику и не учел силу инерции, которая теперь отрывает его от пола. Не распирай меня гнев, возможно, я рассмеялась бы.
Воздух в подземелье сотрясается от удивленного вскрика, который резко обрывается, когда горе-солдат врезается в стену, сбивая с полок очередные старые бутылки. Пару мгновений его обмякшее, пропитанное вином тело раскачивается на волшебной лозе, как те чернозубые дикари, напавшие на меня в дебрях Тареспагии. Затем его магия рассеивается, лиана исчезает, сверкая, и он шлепается на пол.
К нему бросается солдат с янтарными глазами, в то время как воздушный фейри обдувает мою клетку потоком воздуха. Однако вместо того, чтобы остановить безумное раскачивание, порывы магии вращают клетку. Желудок подскакивает к горлу от сумасшедшего водоворота, а затем резко падает в пятки, когда скрипит потолок.
Вцепившись в прутья решетки, я поднимаю взгляд. На широко распахнутые глаза лезут волосы, однако мне удается разглядеть трещины на потолке.
Моя клетка вот-вот рухнет.
И поскольку у меня заблокированная магия и круглые уши, падение с такой высоты может меня просто убить. Выражаясь словами Лора, фока!
Потолок прорезает еще одна более глубокая трещина, осыпая мое лицо песком. Возникает порыв крикнуть воздушным фейри, чтобы перестали крутить мою клетку, вот только… Если обрушится потолок, возможно, и земля над ним тоже. Если только туннели не вырыты на глубине нескольких километров… Остается надеяться, что фейри не слишком усердствовали во время своих великих раскопок.
Развернувшись, прижимаюсь спиной к прутьям и окидываю взглядом койку. Когда она приближается, падаю в нее. Тонкий матрас одновременно выбивает из меня дух и позволяет в него завернуться.
Оказавшись в нем, как в коконе, набираю полные легкие воздуха и жду неминуемого падения. Когда потолок наконец не выдерживает, я с писком выдыхаю.
Клетка опускается так резко, что мое завернутое в матрас тело зависает в воздухе, как подхваченный ветерком лепесток, прежде чем полететь вниз. Зажмурившись, прячусь в своей мягкой ракушке.
Вокруг раздаются крики. Грохот переносит меня обратно в пещеру, в которую меня заманили обманом. Почему же я не додумалась найти Лоркана, прежде чем умчаться из его высокогорной крепости? Почему не разглядела злой умысел Бронвен в ее белесых глазах? Почему не проткнула мечом Данте вместо Дардженто?
Я ничего этого не сделала, потому что была доверчивой дурехой.
Клетка падает на землю, но каким-то чудом… каким-то чудом не я. Я зависла в воздухе так, будто меня держит крылатое существо.
Лор? – хрипло вопрошаю через связь.
Ни бархатистого голоса, ни карканья в ответ. Приходится признать, что мой спаситель – вовсе не ворон, а воздушный фейри, который боится навредить драгоценной пленнице короля.
На долгое мгновение закрываю глаза и глубоко дышу, пытаясь унять тоску в сердце. Ненавижу тебя, Бронвен! От всей души ненавижу! Надеюсь, Лор узнал о твоем предательстве, и надеюсь, что он разлучил тебя с твоей парой, как ты разлучила нас.
– Какого гребаного Котла здесь происходит?!
О, как раз тот, кого я жаждала увидеть. И убить. Голос Данте ускоряет вялый пульс и поднимает боевой дух.
– Опусти ее, Катон!
Катон?
Сердце вздрагивает и замирает, вздрагивает и замирает. Меня медленно опускают на твердую землю.
Мой Катон? Ну то есть Катон нонны?
От потрясения хватка на матрасе ослабевает, и он разворачивается, как плохо скрепленный свиток. Я сажусь так резко, что в висках гудит кровь.
Там, перед торчащими в стороны прутьями клетки, с заплетенными в косу длинными белыми волосами стоит мужчина, которого я представляла рядом с нонной.
Вот только Катон Брамбилла выбрал не ее: он выбрал Реджио.