То, что не уничтожит, изменит тебя.
Olivia Wildenstein
CELESTIAL
Copyright © 2021 by Olivia Wildenstein
© Борискина В.А., перевод на русский язык, 2023
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023
Серафим
Также их называют архангелами.
Всего их семеро.
Высшие небесные существа.
Истинные (чистокровные ангелы)
Малахим
Сборщики душ.
Истинные
Ишим
Оценщики. Определяют баллы греховности.
Истинные
Арелим
Стражи небес.
Истинные и гибриды
Офаним
Работники гильдии: профессора и руководители.
В основном гибриды, но ими могут стать и истинные
Неоперенные
Юные ангелы, которые еще не заработали свои крылья.
Истинные и гибриды
Нефилим
Падшие ангелы. Опозоренные. Бескрылые.
Смертные
ama – мама
apa – папа
aheeva – любовь
ayim – вода
habamehot – спрячься
kalkohav – звездный свет
lehatsamehot – покажись
levsheh – милая/дорогая
lev – сердце
leh – мой
mota – кукла
motasheh – милая куколка
naya – рассвет
neshamateh – родственная душа
neshamim – души
neshaleh – моя душа
ni – я
sheh – сладкий
ta – ты
teh – твой
tched – демон
neshahadza – половинка души
yot – быть
zoya – искусительница
4 года назад
Ашер
Еще никогда я не испытывал подобного отвращения к городу, но ни один город не сокрушал меня так, как Париж.
Париж, колыбель любви и греха.
Долгие годы я считал Джареда Адлера самым порочным грешником из всех. Сегодня я удостоился звания и оценки гораздо хуже той, что присваивают Тройке.
Собрав души даже не одного, а двух нефилимов, я скрылся с ними под дождливым небом столицы Франции.
Под цветущим вишневым деревом я протянул ладони и расслабил пальцы вокруг золотых сфер. Что, во имя Абаддона, заставило меня поднять их из тел? Мой безрассудный поступок мог повлечь за собой не только допросы, но и понижение ранга, изгнание из Элизиума и лишение придатков, которые делали меня тем, кто я есть. Всем, чем я являюсь.
Пока капли дождя барабанили по бледно-розовым лепесткам и падали на мои ботинки, точно свежая кровь, я закрыл глаза и запрокинул голову. Если бы существовали боги, я бы обратился к ним за советом, но мы, архангелы, единственные, кто выносит решения между жизнью и смертью, кто взвешивает судьбы и судит души.
Однако сегодня божественности во мне не больше, чем в муравье, который ползет по моему пальцу.
Я разлепил веки, сомкнул пальцы и сбросил ничего не подозревающее существо. Души пульсировали в моих ладонях, я расправил крылья и приготовился вернуться в «Суд Демонов». Но суровые влажные ветра подготовили для меня иной план.
Они проложили новый курс, раздробив мой моральный компас, уничтожив благородного ангела и пробудив в нем порочного человека.
Настоящее время
Селеста
Я прошла через весь бар и втиснулась между крутым чуваком из кампуса и двумя щебечущими несовершеннолетними девушками, на которых было слишком много косметики и слишком мало одежды.
– Осторожнее, – заворчала белокурая старшекурсница, ее короткие волосы развевались вокруг пары сережек в форме колец, которые впору использовать в качестве браслетов.
Не удостоив ее взглядом, я скользнула рукой по липкой деревянной барной стойке и устремила все внимание на парня в бейсболке, надетой задом наперед, и в обтягивающей майке, которая, несомненно, натирала ему соски.
– В горле пересохло, – пробормотала я. – Не возражаешь, если я это выпью?
Он потратил секунду, разглядывая меня с головы до ног.
– Ты совершеннолетняя?
Я притворилась, что сержусь, хотя и не придавала значения своей плоской груди и узким бедрам. А затем облизала губы, стараясь сделать это привлекательно и нарочито медленно.
– Точно старше тех двоих.
Его бледные глаза вспыхнули, когда он подвинул ко мне пиво, купленное продолжавшей ворчать блондинке.
– Все для тебя, красавица.
Мой набор колец на пальцах звякнул по охлажденному стакану.
– Обожаю щедрых парней. – Я притворилась, что подношу пиво к губам, но прежде, чем стеклянный ободок коснулся кожи, я вытянула указательный палец и провела им по щетине парня, затем ниже, вдоль горла. Его кадык дрогнул, выдавая волнение, заметное в расширившихся зрачках. Отвлекая его медленным скольжением костяшек пальцев по грудным мышцам, которые затвердели от долгих часов, что он провел в спортзале колледжа, я выудила бумажник из его низко сидящих джинсов.
Кости моих крыльев задрожали, словно готовясь потерять перо. Вот только воровство – не мой стиль. Чего нельзя сказать о поимке преступников с поличным.
Приподнявшись на носочки, я приблизилась губами к его уху.
– Если еще раз подмешаешь дозу в чей-нибудь напиток, – я раскрыла его бумажник и вытащила водительские права, – Мэтт Бойд из Лафайета из штата Калифорния, я лично вызову полицию. – И затем выплеснула пиво ему на грудь, получив огромное удовольствие от того, как он выругался, когда холодная жидкость попала на его пах.
Оставив пустой стакан и его бумажник на барной стойке, я протянула удостоверение парня Джейсу, моему напарнику в борьбе за справедливость, а также бармену и лучшему другу с многочисленными привилегиями.
– Сумасшедшая сука, – брызжа слюной, прошипел Мэтт Бойд. – Если кого и арестуют, так это тебя.
Я приторно ему улыбнулась. Хотя я и одарена сверхчеловеческой кровью, сверхчеловеческим ростом меня никто не наделил, поэтому пришлось запрокинуть голову.
– И за какое же преступление меня арестуют? За спасение ничего не подозревающей девушки от наркотиков и изнасилования?
Когда Джейс забрал у меня ламинированную карточку, его пальцы слегка коснулись моих.
– Я закрываю ваш счет. С вас двадцать баксов, мистер Бойд. Наличные или кредитка? – Джейс сфотографировал обе стороны удостоверения.
Тонкие губы Мэтта подрагивали в такт сердитому дыханию.
– Гребаное пиво на мне. А не внутри меня! – Схватив бумажник, он бросился прочь от бара, но столкнулся со стеной мускулов.
Леон, владелец «Трэпе» и старший брат Джейса, положил обе руки на плечи беглеца, а затем направил его обратно к бару. В противовес стройному Джейсу, Леон – настоящий здоровяк с бо́льшим количеством татуировок, чем у внесенных в голоранкеры гильдии.
Леон одарил меня улыбкой, в которой не хватало зуба после недавней драки. Хотя его бар в Гарлеме стал модным местом студенческих тусовок, он также пользовался популярностью у местных наркоманов и дилеров.
– Отличный улов, Селеста.
Мэтт начал извергать непристойности, которые стоили бы ему целой кучи перьев, будь он неоперенным.
– Спасибо. – Я начала зависать в «Трэпе» после того, как в прошлом семестре встретила Джейса на занятиях по уголовному праву. А потом продолжила проводить время в баре на цокольном этаже из-за невероятно жирных, но очень вкусных чизбургеров Леона и легкой компании Джейса. А поскольку можно вывести девушку из гильдии, но не гильдию из девушки, в напряженные ночи я следила за преступной деятельностью.
– Наличные или кредитка? – дружелюбно повторил Джейс.
Мэтт вздернул щетинистый подбородок.
– Черта с два я заплачу.
– Ты подмешиваешь что-то в выпивку девчонок в моем баре, – прорычал Леон, – а потом пытаешься меня обокрасть? Джейс, позови Томми.
– Кто такой Томми? – Голос Мэтта потерял нотки дерзости.
– Отставной морской пехотинец, который, как оказалось, еще и очень талантливый сушеф.
Томми – сильный спокойный мужчина с татуировками на лице, которые внушали страх большинству людей. Ко мне он всегда относился совершенно равнодушно, поэтому я не имела к нему претензий.
Когда Джейс направился в сторону кухни, Мэтт достал из бумажника двадцатидолларовую купюру.
– Никаких копов. Я ухожу. И обещаю, что вы меня больше никогда не увидите.
– Прекрасно, но я хочу, чтобы ты пообещал никогда больше не накачивать людей дурью. Думаешь, сможешь это сделать?
– Да. Я никогда… – Мэтт сглотнул. – Никогда больше не буду заниматься подобным дерьмом.
– Хорошо. А теперь отдай заначку таблеток, которую ты принес в мой бар.
Мэтт просунул руку в боксеры, достал маленький пакет и неуверенно поднял его.
Леон откинул руку парня.
– Не нужно пихать мне в лицо свой гребаный пот с яиц. – Он схватил мой пустой бокал из-под пива. – Брось сюда.
Мэтт закинул пакетик, затем развернул кепку, пытаясь скрыть лицо от растущего к нам внимания. Я услышала, как он пробормотал «дерьмо», когда старшая официантка и постоянная подружка Леона Алисия сказала:
– Все записано, Леон.
– Спасибо, детка. – А затем он понизил голос и прошептал что-то на ухо Мэтту, отчего спортивная крыса заерзала и стала такой же белой, как бриллианты, украшающие крест, который висел на шее Леона.
Первые пятнадцать лет жизни меня учили мягко исправлять непослушных людей, предлагая им руку, дабы направить на праведный путь. За последующие четыре года я поняла, что угрозы и грубая сила работают столь же хорошо, если не лучше. И куда быстрее.
Кто-то похлопал меня по руке – блондинка с большими серьгами.
– Мы с подругой хотели тебя поблагодарить.
– Не стоит, но в следующий раз следите за своими напитками. – Когда девушки повернулись к Джейсу, чтобы выразить бесконечную благодарность – клянусь, после слов благодарности они еще долго его не отпускали, – я достала мобильный из кармана моего бирюзового бомбера, чтобы проверить время, и заметила пропущенное сообщение от Мюриэль.
Прочитав его, я улыбнулась. Несмотря на то, что каждую пятницу я уезжала домой на выходные, каждый четверг Мими обязательно спрашивала, нет ли у меня других планов, и напоминала, что ничего страшного, если они появятся. Выходные – священное семейное время, и поскольку Мими теперь моя единственная семья, я посвящала их женщине, которая неизменно заботилась обо мне после того, как я потеряла Лей.
Лей… Мысли о ней все еще причиняют боль. Она была моей лучшей подругой, моей сестрой, моим якорем. Та ночь, когда она покончила с собой, опустошила меня. А потом я разозлилась. Я злилась на Джареда за то, что он побудил ее отказаться от своего долга. Злилась на Лей за то, что она позволила ему это. Злилась на Серафа Ашера за то, что он сжег ее крылья и сбросил обратно на землю с волдырями в форме полумесяцев на спине. Злилась на то, что мне не хватило сил удержать подругу в этом мире.
Я ненавидела Лей несколько недель, а потом возненавидела себя за эти чувства.
А теперь… Теперь я просто по ней скучала. Так же как Мими скучала по Джареду, мальчику, которого она растила как собственного сына.
Мои пальцы порхали по экрану: «Постараюсь приехать к обеду, но мне нужно встретиться с моим консультантом, так что не жди меня, если проголодаешься». А потом добавила: «Кстати, я достала нам билеты на субботний спектакль той пьесы, о которой я тебе рассказывала. Ремейк «Трамвая “Желание”».
Загорелись три точки, пока Мими набирала текст. Разумеется, она не спала. Мюриэль никогда не спала, предпочитая дремать урывками. Я смотрела, как точки танцуют и танцуют, ожидая длинного ответа, но все, что она прислала, это OK, ma chérie[1].
Джейс выкрикнул мое имя сквозь энергичную музыку, доносящуюся из динамиков. Он перегнулся через барную стойку и облокотился разрисованными чернилами предплечьями на липкую древесину. Его нос оказался в дюйме от моего. Он смотрел на меня своими карими глазами, которые были на несколько оттенков темнее и в то же время на столько же мягче моих собственных.
– Хочешь что-нибудь выпить, Си?
Я покачала головой.
– Нет. Я собираюсь вернуться в квартиру.
– Уже?
– Джейс, сейчас два часа ночи.
– Я буду скучать по тебе. – Мешанина неоновых вывесок, прибитых к цементным стенам, от «Быстрого ремонта обуви» до фиолетового контура гигантского баклажана и свиньи с крыльями поменьше – мой личный вклад – окрашивала его уложенные гелем волосы в яркие цвета.
Я закатила глаза.
– Мы увидимся через пять часов. – По пятницам я посещала утренние лекции, поэтому мои завтраки совпадали с окончанием его смены в «Трэпе».
– Я все равно буду скучать по тебе все эти пять часов.
Я рассмеялась. Парень, с которым мы делили двухкомнатные апартаменты в здании, зажатом между кампусом и Риверсайд-драйв, продемонстрировал мне белоснежную улыбку. Она великолепна. И у него замечательный характер. Он осчастливит ту, с кем решит остепениться, и, хотя он шутил, что этой девушкой могу стать я, это не так. Если мое наблюдение за отношениями Лей и Джареда чему-то меня и научили, так это тому, что влюбленность ведет к хаосу и боли.
Мне же хотелось веселья. И легкости. Джейс идеально сочетал в себе и то и другое.
– Спокойной ночи, Си.
– Спокойной ночи, Джейс. – Я целомудренно поцеловала уголок его рта. – Веди себя хорошо.
– А ты еще лучше.
Когда он направился к томимому жаждой клиенту, я бросила взгляд на свою неоновую свинью. Покупая ее, я думала о Серафе Ашере и не сдерживала ухмылки, когда Леон распаковал крылатую свинью и прибил ее к стене. Мой злой умысел лишил меня пера, но, черт возьми, оно того стоило.
Оставив маленькую копию архангела позади, я пробиралась сквозь плотную толпу студентов и завсегдатаев, подошвы моих ботинок прилипали к залитому пивом бетону. Сделав еще несколько шагов, я оказалась в ловушке двух девушек с поджатыми губами.
– Простите. – Я попыталась их обойти, но обе раскрыли крылья.
Боже.
Брюнетка с блестящими кудрями и голубыми перьями с золотистыми кончиками уперлась кулаками в бедра.
– Только что мой грешник с заячьей губой велел мне убираться прочь, и не очень любезно. Ты ведь ничего об этом не знаешь, Селеста?
Я предполагала, что в гильдиях висят мои плакаты, поскольку казалось, что каждый неоперенный, с кем я пересекалась в Нью-Йорке, будь то женщина или мужчина, уже слышали обо мне.
– Почему ты думаешь, что я могу что-то об этом знать? – Я посмотрела мимо них на светящийся знак выхода.
– Потому как он пробормотал, что поквитается с байкерской цыпочкой с черными когтями и плоской задницей по имени Селеста.
Что ж, это было грубо. Задница у меня имелась, просто она маленькая, как и остальные части тела. И мои ногти не подстрижены под корень, но что в этом плохого?
– У меня даже нет байка. – Я сомневалась, что Мими одобрит его покупку.
– Думаю, он говорил о твоем внешнем виде. – Другая неоперенная окинула взглядом мои ботинки в стиле милитари и черные кожаные легинсы.
Я подняла средний палец и притворилась, что чешу им над верхней губой.
– Правда?
Она покраснела до самых корней светлых волос.
– У меня был план для него, – произнесла истинная.
– Прости, Блу[2], но ты ждешь, что я извинюсь за спасение невинной девушки от приема таблетки, благодаря которой ее, скорее всего, изнасиловал бы если не этот мужчина, то кто-то другой?
Девушка нахмурилась.
– Все, что ты сделала, это спровоцировала его.
– Он нападет снова. – Блондинка сложила свои красные крылья.
Как и у меня, на ее крыльях нет позолоты. Ее статус гибрида умерил мой язвительный тон, поскольку, как бы ни был ослеплен весь небесный мир, повязка с ее глаз в конце концов спадет и она поймет, что отсутствие блеска на перьях обречет ее на низшие ступени Элизиума. Лучшее, на что могли рассчитывать гибриды, – это должности в гильдиях в качестве офанимов – учителей – или в Элизиуме и Абаддоне в качестве Арелимов – небесных стражей. Веселье же доставалось только истинным: они могли стать Малахимами – сборщиками душ, Ишимами – оценщиками или Серафимами – crème de la crème[3] среди ангелов, или, скорее, crème de la shit[4].
– Селеста! – потрясенно воскликнула Блу.
Мой взгляд мгновенно заметался по комнате в поисках неприятностей. Не обнаружив никого, кто бы мчался на меня, я вернула свое внимание к девушке.
– Что?
– Ты потеряла перо.
Ах.
Это.
Я опустила взгляд на пушистое фиолетовое перышко, гадая, почему лишилась его. За ужасные мысли об архангелах или потому, что увела еще одного грешника у другой неоперенной? Честно говоря, удивительно, что сегодня упало только одно и что я не заметила резкого укола, который обычно сопровождает потерю пера.
Когда качающееся перо исчезло под парой туфель с ремешками на шпильках, я оглянулась на ангелов с широко распахнутыми глазами.
– Не первое. И не последнее.
Я уже давно перестала считать, но подозревала, что потеряла столько же, сколько и заработала, учитывая, что мои крылья – вернее крылышки – были почти такой же плотности, как и до Парижа.
Истинная скрестила руки на груди, обтянутой белым топом с бретельками, который придавал ей совершенно ангельский вид.
– Почему ты сдалась?
– С чего ты взяла, что я сдалась?
Мой юмор не приглянулся двум неоперенным, которые обменялись взглядами, а затем заговорили друг с другом.
Гибрид произнесла:
– У тебя всего триста двадцать пять… Ну, теперь уже четыре.
А истинная добавила:
– И осталось три месяца.
Несмотря на то, что меня разозлило, что они просматривали меня на голоранкере, я приятно удивилась этой цифре. Поскольку я сбрасывала перья, как линяющая курица, и не подписывалась ни на какие небесные миссии после Парижа, то полагала, что количество опустилось ниже сотни, но, очевидно, я ненароком совершила тонну добрых дел. Хотя мы не зарабатывали столько перьев на грешниках, когда не были на них подписаны, если нам удавалось помочь им измениться, даже в самой малой степени, мы получали перо за свою доброту.
– Ты не собираешься его поднять? – спросила гибрид.
– И вспомнить дни моей славы? Нет. Я из тех, кто живет в моменте.
Она удивленно уставилась на меня.
– Скажите мне вот что. Стала ли я предметом изучения в гильдии или же поучительной историей?
Истинная поморщилась, будто выпила фирменную текилу с кислым мармеладом от Джейса.
– Офанимы беспокоятся о тебе, Селеста. Особенно Офан Мира.
– Офан Мира? – Их слова вызвали у меня улыбку. Я очень сомневалась, что старейшину гильдии волнует судьба ее невзрачной ученицы. – Уверена, она опустошена моим отсутствием. Передайте ей мои наилучшие пожелания, ладно? – Когда я наконец прошла мимо девушек и поднялась по лестнице к выходу на улицу, в голове пронеслось число, которое они мне назвали.
Триста двадцать четыре. Не то чтобы у меня имелись намерения завершить крылья, но количество, необходимое для достижения тысячи, было настолько абсурдным, что я усмехнулась.
На выходе я послала Леону воздушный поцелуй, и он сделал вид, что поймал его и спрятал в карман, хотя был занят болтовней с симпатичной блондинкой – полагаю, сейчас они с Алисией в размолвке. Затем я подняла взгляд к черному, словно сталь, небу. Хотя оно и не было усыпано звездами, как в гильдии, я подумала, что это самое прекрасное зрелище.
Несовершенное и настоящее.
Приглушенное смогом и огнями вместо кварца и жимолости.
И шум. Вокруг так много шума. Никакой гармонии. Здесь нет ни радужнокрылых воробьев, щебечущих арии, ни кварцевых фонтанов, что льют кристально чистую воду на цветущие по ночам лилии. Только старые добрые гудящие желтые такси, болтающие студенты и оживленные пьяницы.
Я любила этот город за его несовершенство, потому что он отражал жизнь, которую выбрала я, а не ту, которую выбрали за меня.
На следующее утро я встретилась с консультантом для обсуждения задания по уголовному праву, а после села в метро и отправилась в центр города, в пентхаус, который Мюриэль купила после того, как меня приняли в Колумбийский университет.
Хотя я ненавидела факт появления в моей жизни опекуна Джареда, я уже не могла представить своей жизни без нее.
Проснувшись в одиночестве в гостиничном номере в Париже, я помчалась в «Суд Демонов», где пробилась сквозь фургоны журналистов и полицейские заслоны. Я изо всех сил выкрикивала имя Лей и требовала поговорить с ней. Именно телохранитель Джареда, Амир, наконец услышал мои мольбы. Хотя он предупредил, чтобы я шла домой, я настаивала на встрече с Лей, и он впустил меня внутрь.
Прошло четыре с половиной года, а я все еще содрогалась от этих воспоминаний. Сколько еще должно миновать лет, чтобы я сумела вспоминать о Лей, не чувствуя при этом, как мое сердце вспарывают ножом для писем, которым она перерезала себе вены?
Я отмахнулась от мрачных воспоминаний и сосредоточилась на отдирании черного лака с ногтей, периодически поглядывая на пассажиров, которые казались бледными и болезненными из-за неудачного освещения в метро.
Мими ненавидела, что я пользуюсь общественным транспортом, но в час пик лучшего способа передвижения по городу просто не было.
Я вновь подумала о том, чтобы купить мотоцикл. Но сначала нужно получить права. Приостановив удаление лака с ногтей, я вытащила мобильный из матерчатой сумки и принялась изучать информацию о том, как получить права на мотоцикл, пока не вышла на залитый солнцем тротуар Пятой авеню.
Я медленно вдохнула воздух ранней осени. Бабье лето в Новой Англии всегда было моим любимым временем года – прохладный воздух, полный крошечных живых существ, полог листьев и трава, которая окрашивала Центральный парк в сочные зеленые оттенки. Именно этого сезона мне больше всего не хватало те два года, что я жила за границей.
Когда я подошла к подъезду жилого комплекса «Плаза», швейцары поприветствовали меня по имени. Я спросила одного из них о его дочери-подростке, а другого – о новорожденном внуке. Мими нечасто покидала стены квартиры – я следила за тем, чтобы все необходимое было у нее под рукой, – но когда она все-таки выходила, то задерживалась в холле и расспрашивала каждого о семьях. Хотя в ее жилах не течет ангельская кровь, Мими достойна крыльев больше, чем большинство жителей Элизиума.
Определенно достойнее, чем моя биологическая мать, которая бросила меня в нью-йоркской гильдии, как только я покинула ее утробу, а затем переехала в другую резиденцию неоперенных. Будучи офанимом, она могла путешествовать между гильдиями, но так ни разу и не посетила меня, не воспользовалась голографическими телефонами, чтобы связаться со мной. И не присутствовала на церемонии вручения костей крыльев – ключевом моменте в жизни ангела, едва ли не более значимом, чем наше вознесение, поскольку в этот день мы наконец-то можем выйти из гильдий и начать накапливать наши драгоценные перышки. Однако к тому моменту я уже не заботилась о знакомстве с матерью, потому что у меня была Лей, и она восполняла мою потребность в привязанности.
А теперь у меня есть Мими.
Поднимаясь на лифте в пентхаус на двадцать первом этаже, который Мюриэль купила на деньги, оставленные Джаредом на ее имя, я вспоминала тот день, когда согласилась остаться с ней. Мне некуда было идти, я решила, что больше никогда не переступлю порог гильдии, но не хотела обременять Мими. Цвет ее лица мог соперничать с белым мраморным надгробием, мимо которого мы проезжали по дороге с кладбища Монпарнас, где похоронили тела Лей и Джареда.
«Ждет ли тебя семья, Селеста?»
«Лей была моей единственной семьей».
«А Джаред — моей».
Так что я осталась, и мы стали друг для друга семьей. И наша выкованная горем связь превратилась в связь, порожденную любовью. Я обрела в лице Мюриэль мать, которая, как я думала, мне больше не нужна. В конце концов, мне уже исполнилось пятнадцать, и пять лет я ориентировалась в мире людей без особой помощи офанимов, которые считали нас самостоятельными с того дня, как у нас сформировались кости крыльев.
Мюриэль взяла на себя мое образование и наполнила мой разум знаниями, которым не учили в гильдиях. Больше всего, как ни странно, меня восхищала человеческая система правосудия. Я поглощала книги о ней, изучала лазейки, проглатывала истории о незаконном способе взыскания Адлерами, которыми делилась Мими, пока готовила на нашей просторной кухне. Когда мне исполнилось восемнадцать, я призналась, что мечтаю стать адвокатом или судьей, но для этого требовалось высшее образование, а у меня нет ни одного школьного аттестата.
Через неделю я получила три приглашения в колледжи.
«Я даже не знала, что колледжи высылают приглашения на учебу!»
Мими подарила мне мягкую улыбку, за которой скрывалось так много всего.
«Они этого не делают, да? Обычно, я имею в виду. Это все ты. Ты меня записала».
«Важно не то, как ты туда попадешь, а то, что ты сделаешь, когда окажешься там. – Она разрезала теплый бисквит, который я помогла ей испечь. – Так какой из колледжей вызывает у тебя симпатию?»
Пока она выкладывала два кусочка, я смотрела на все три бланка, мой взгляд задержался на приглашении Колумбийского университета. В итоге я решила, что Нью-Йорк слишком далек от Мими, и указала на письмо Сорбонны.
На следующий день Мюриэль вошла в мою спальню и протянула мне паспорт. Не имея ранее ничего подобного, я разглядывала его и долго водила пальцами по ее фамилии, напечатанной рядом с моим именем, – Моро.
Раньше я принадлежала расе, теперь я принадлежала семье.
Выудив из сумки ключ, я вошла в святилище из дымчато-серого дерева, черного гранита и бордового бархата, которое Мюриэль купила в тот же день, когда приобрела нам билеты на самолет. Мы могли бы жить в одноподъездном доме без лифта, и я была бы счастлива, потому что роскошь никогда не имела для меня значения. Тем не менее я оценила безопасность, которая сопутствовала шикарному адресу. Хотя мало кто знал о связи Мими с семьей Адлеров, и одного человека достаточно, чтобы разрушить жизнь.
– Мими, я дома, – крикнула я, проходя через вестибюль и направляясь на кухню, ее обычное местопребывание. Я бросила куртку и сумку на один из высоких стульев, вымыла руки, схватила сэндвич с тарелки на плите и застонала, когда липкий сыр воспламенил мои вкусовые рецепторы. – Мими?
– Я здесь, Селеста.
Следуя за голосом, я прошла в гостиную, где в полуденном свете стояла она. Мими смотрела на раскинувшийся зеленый прямоугольник парка, что простирался почти до самой квартиры, которую я делила с Джейсом. Я закинула в рот остатки теплого сэндвича с ветчиной и сыром, а затем прижалась поцелуем к ее щеке. Ее кожа была ледяной, но я представила, как она провела утро за чтением на узком балконе – ее любимым занятием после готовки.
– Ça va, ma chérie?[5] – Наедине мы всегда говорили по-французски, хотя английский она знала безупречно.
– Oui[6].
Я частенько задавалась вопросом, не потеряю ли свою ангельскую способность говорить и понимать любой язык, когда утрачу крылья, но отбрасывала эти размышления, в основном потому, что мне некого было спросить. Кроме того, я узнаю об этом через три месяца.
Пока я болтала о своем новом задании и советах консультанта, Мими слушала меня с восторженным вниманием и подкрепляла мой стремительный поток предложений своей привычной теплой улыбкой. Теплой улыбкой, как я заметила, без следа пунцовой помады.
Сэндвич в моем желудке резко стал чем-то тяжелым.
– Что-то не так.
– Не так? – Ее тон казался неправильным, как и внешний вид.
Мое сердце на удивление сохраняло спокойствие.
– В чем дело? Тебе нужно вернуться в Париж? Что-то случилось с Амиром?
Телохранитель Джареда – единственный человек, с кем Мими поддерживала связь. Он остался во Франции – уехал в Ниццу после того, как «Суд Демонов» закрыли и превратили в приют для обездоленных детей.
– Амир в порядке, Селеста.
– Тогда что не так? – Я отчеканивала каждое слово, чтобы не дать голосу дрогнуть. – Мими, что…
– Рак.
– Рак? – тупо повторила я.
– Ужасная вещь, рак.
Сыр и ветчина застряли у меня в горле.
– Ужасная, но излечимая. – Я тяжело сглотнула, проталкивая комок дальше. – Правда?
– Селеста…
– Правда? – Когда она не ответила, я ощутила давление в висках. – Мими? – Ее имя дрожало на моих устах.
– Я боролась. Боролась изо всех сил, но рак оказался сильнее.
Я замерла. Нет. Нет. Нет. Этого не может быть.
– Весь этот сон урывками. Твой сниженный аппетит. Ты сказала, что просто… – Что она говорила? О, ангелы, я не могла вспомнить, но у нее всегда имелось оправдание. – Как давно… Как давно ты, – я откинула с лица прядь волос, – знаешь? – Я моргнула несколько раз, но контуры ее лица продолжали подрагивать.
– Шесть месяцев.
– Шесть месяцев! – Я задохнулась. Казалось, Мими взбивает мое сердце одним из своих венчиков. – Почему ты… Почему ты не сказала мне?
– Потому что надеялась одержать победу, прежде чем обременять тебя этим.
– Обременять меня? – Слова просочились сквозь огромный комок в моем горле. – Ох, Мими.
Ее изящный палец, вечно пахнущий маслом и средством для мытья посуды, погладил мою скулу.
– Должно быть… ты делала химиотерапию? Химиотерапия помогает. Или операция. Кто твой врач? – Я достала телефон и попыталась набрать в поисковике «Лучшие онкологи», но телефон выскользнул у меня из рук и упал на плотный ковер.
Она обхватила мои щеки обеими ладонями.
– Метастазы уже поразили печень, Селеста.
– Что это значит?
– Что скоро мне придется тебя покинуть.
– Неужели нет ничего… Никакого лечения… нет?.. – Слезы хлынули из меня и собрались вокруг мозолистых пальцев, которые сжимали мое лицо так, будто я сделана из стекла.
Она покачала головой.
– Но ты уже выросла и…
– Ты все еще нужна мне! Ты всегда будешь мне нужна!
– Ma chérie.
– Пожалуйста. Должно быть что-то, Мюриэль… Пожалуйста. – Я даже не была уверена, кого умоляю – эту женщину или ангелов наверху? Я уставилась на безоблачный голубой простор за окном эркера, гадая, наблюдает ли за мной ангел. – Пожалуйста. – Рыдания вырвались из моего горла, всколыхнув каштановые с серебристыми прожилками локоны, обрамлявшие лицо Мими. Ее волосы всегда так аккуратно уложены, но не сегодня.
– Мне пора отправиться к моему Джареду. Он, наверное, натворил на небесах столько бед, что даже Лей не в состоянии с ними справиться.
Джаред не на небесах. Его нет даже в аду. Ему и Лей отказано и в той, и в другой обители. И скоро Мими узнает об этом, потому что эта женщина, эта невероятная и самоотверженная сила природы, несомненно, окажется в Элизиуме.
Впервые с тех пор, как потеряла Лей, я пожалела, что моя душа обречена на забвение. Но уже слишком поздно. Я никак не сумею заработать более шестисот перьев за три месяца.
– Как скоро?.. – прошептала я, хотя мне хотелось реветь от душевной боли и скепсиса по поводу медицинской квалификации специалистов, которых она посетила. Они не могли принести никакой пользы, раз не нашли лекарство.
– Неделя, возможно, две. Врачи – отвратительно пессимистичные люди.
Дни? У меня оставались считаные дни рядом с ней?
Мои слезы полились быстрее.
Мое сердце разрывалось.
Чем я заслужила такую участь? Неужели это из-за того, что я проявила неуважение к серафимам? Или потому, что подняла голос против архаичных законов моего народа? Или же по той причине, что я от них отвернулась?
Мои легкие будто упаковали в вакуум, теперь они не в силах расшириться и принять воздух. Я задыхалась между рыданиями.
– Я все устроила, Селеста. Ты никогда ни в чем не будешь нуждаться. И хотя мне бы хотелось, чтобы мой прах покоился рядом с прахом Джареда, забери его, когда будешь готова.