Ангельский факт #6
Хотя слова предпочтительнее, кулаки тоже разрешены.
Когда я подошел к двери Эмми, кровь во мне бурлила не менее интенсивно, чем вода в фонтане.
Мой план на вечер состоял в том, чтобы в последний раз насладиться Эмми и поработать над сострадательной речью о расставании. А не беспокоиться о том, не угрожает ли костям крыльев моих товарищей ангельский огонь, потому как, если мою команду раскроют, пострадают все, включая Дова.
Оценщик всегда вел себя так осторожно, что я не мог понять, почему он рискнул послать ко мне одного из отпрысков Семерки. Неужели по той причине, что Ноа проболтался и Дов почувствовал себя обязанным признаться?
Я провел руками по лицу, рычание застряло у меня в горле. Наконец я схватил телефон и отправил сообщение Ноа: Когда ты планировал рассказать мне о своей компании в Стокгольме?
В тот же момент, когда я нажал кнопку «Отправить», появилось сообщение от него.
НОА: Только что звонила Галина. Она говорит, что мы все переезжаем в Чикаго?
– Малыш? – позвала Эмми.
– Что? – спросил я сквозь стиснутые зубы, мало какое слово раздражало меня больше, чем «малыш». По словам отцов, я не любил, когда меня называли ребенком, даже будучи ребенком.
Она вышла из ванной в одном нижнем белье и нахмурилась. Пока Эмми прохаживалась, покачивая бедрами, я выключил телефон и засунул его в задний карман джинсов.
Одна проблема за раз.
Эмми подошла ко мне и обхватила мой затылок.
– Эй… Что с тобой? Что-то случилось внизу?
А? Ох, точно… Найя. Я уставился на половицы, надеясь, что неоперенная почувствует мое раздражение сквозь старое дерево и крашеную штукатурку, затем перевел взгляд обратно на Эмми, пытаясь изгнать наследницу серафимов из мыслей, но ее образ наложился на лицо моей будущей бывшей. Я закрыл глаза и сжал переносицу, пульс застучал в висках.
Мягкие губы прижались к моим напряженным, пытаясь побудить их раскрыться, но разум продолжал размышлять о том, каким должен стать мой следующий шаг.
Должен ли я вернуться вниз, сказать Найе, что передумал, и дать ей какое-нибудь задание, дабы она поверила, будто в деле, и держала организацию в секрете?
Нет. Ее отец узнает. Он настигнет нас прежде, чем я успею сформулировать достаточно двусмысленную ложь, чтобы не лишиться трехсот шестидесяти трех перьев.
Эмми издала звук, что-то вроде сдавленного воркования, который выдернул меня из мыслей и вернул в ее квартиру. Чем, черт возьми, я занимался? Мне следовало расстаться с ней и уехать, а потом тащиться в Чикаго, чтобы встретиться с остальными. Нужно не только остановить серийного убийцу, но и предупредить их, что Найя знает о нашей «под-голоранкерной» деятельности и что наши шансы быть пойманными сильными мира сего резко взлетели до небес.
Я отстранился от Эмми и отступил.
– Мне жаль, Эм, но я так больше не могу.
Что касается речи о расставании, должен признать, у меня получалось и лучше.
У нее отвисла челюсть.
– Ты бросаешь меня?
Я нахмурился. Моя речь вышла посредственной, но выразительной, разве нет?
– Кое-что произошло, и мне нужно вернуться домой. – Я оглядел гостиную, пытаясь вспомнить, оставлял ли у Эмми что-нибудь, кроме одежды.
Мой взгляд остановился на керамической вазе в форме полена, которую я наполнил желтыми розами в тот день, когда она вернула бриллиантовые шпильки, украденные у мачехи. Моя грешница так и не призналась в краже и не знала, что с помощью букета я поздравлял ее с пробуждением совести.
Тот день совпал с днем, когда у меня появились новые перья, и я отписался от нее. Ровно месяц назад. Я задержался здесь, потому что Дов передал мне утомительное досье на семью предполагаемых филантропов со счетом грехов от сорока семи до ста.
– Когда ты вернешься? – Голос Эмми вывел меня из задумчивости.
– Сюда? Никогда. – Мои пальцы сжались в кулаки, натянув потрескавшуюся на костяшках кожу.
– Не понимаю…
Неужели я снова заговорил на австрийском немецком? Временами я переходил на родной язык. Или французский, хотя и не совсем осознавал, почему он мне так нравится. У меня имелась теория, что моя биологическая мать была француженкой, но apa ее быстро опроверг.
Поскольку он все еще стыдился того, что изменил папе, я перестал копать в этом направлении.
Важно не то, как ты появился в этом мире, а то, что ты делаешь в нем. Мантра моих отцов, а теперь и моя.
Если бы у моей команды хранителей имелся девиз, он бы был таким.
– Знаешь что? К черту мою стажировку. Я поеду с тобой. – Эмми развернулась и направилась в спальню, отделенную от гостиной плотной бежевой шторой. – Что мне собрать?
В течение минуты я ошеломленно таращился на нее, а затем поплелся за ней в спальню.
– Извини, но я не возьму тебя с собой, Эм.
– Почему? Потому что я не королевских кровей, как мой новый арендатор?
Я фыркнул. Неужели она думала, что Найя – настоящая принцесса?
– Я бы не смог привести домой и короля Англии, даже если бы захотел.
У короля нет костей крыльев, поэтому я предположил, что он человек. Если только (и это было бы весьма прискорбно) его родители с ангельской кровью забыли подбросить его в гильдию до полового созревания, того волшебного возраста, когда материализуются наши изогнутые кости.
– Почему? – заныла Эмми.
– Потому что мои родители с особым рвением следят за тем, с кем я дружу и кого привожу домой. – Вот так. И это не ложь.
– И что? Я недостаточно хороша?
– Ты очень милая девушка, и все это – мы – было весело, но мне восемнадцать, и я не ищу ничего долгосрочного или серьезного. Прости, если ввел тебя в заблуждение. – Я заметил свой травянисто-зеленый джемпер на спинке стула, подошел и забрал его, а затем принялся сбрасывать все остальные предметы одежды, которые хранил у нее дома, в одинокую спортивную сумку возле окна.
Застегнув молнию, я повернулся, и бац! – моя щека встретилась с раскрытой ладонью.
За всю жизнь я получал пощечину только от одного человека – парня из студенческого братства, которого оттащил от девушки на домашней вечеринке, а затем избил до полусмерти.
Благодаря закону о самообороне, очевидно принятому Семеркой по инициативе Серафа Ашера, неоперенных больше не наказывали за применение силы в целях самозащиты, если это не приводило к чьей-либо смерти.
Несмотря на то что отец Найи казался мне неприятным и недружелюбным, особенно по отношению ко мне (одним ангелам известно почему, ведь он давно дружил с apa), я ценил серафима за то, что он добился принятия такого закона.
Как бы то ни было, в тот день, когда я получил пощечину, я записался на дополнительные занятия по самообороне в гильдии. А потом, после того как Дов пришел ко мне со своей идеей хранителей, начал искать и преподносить уроки таким грешникам, как тот парень из братства, которые неправильно понимали слово «нет». В общем, та пощечина принесла мне и всему человеческому миру много пользы.
Щеку жгло, я взвалил на плечо свою сумку, гадая, на сколько баллов увеличился счет грешницы Эмми. Причинять боль ангелам было главным запретом.
– Никогда ни на кого не поднимай руку, если только он не пытается причинить тебе боль.
– Ты причиняешь мне боль.
– Нет. Я бросаю тебя. И теперь делаю это без сожалений. Вернее, с одним. О том, что оставался так долго.
Слезы текли по ее лицу.
– Убирайся из моего дома! Пошел вон!
– Уже иду. – Я остановился у входной двери и посмотрел вниз по лестничной клетке, позволив себе перед уходом вновь подумать о дочери серафима.
Вовлекая ее в это дело, мы втянули бы и ее отца, а этого мы себе позволить не могли.
Я проснулась от громкого стука. Проверила время на телефоне и застонала – три часа ночи. Я откинула волосы с лица, мои волнистые пряди вышли из-под контроля. Не то чтобы они когда-либо подчинялись укладке. В отличие от волос большинства неоперенных, мои всегда пребывали в беспорядке, но укладка занимала время и делала меня похожей на взрослую женщину, которой я себя еще не ощущала.
Может, когда попаду в Элизиум, гладкие локоны будут мне к лицу. Там мне больше нечем будет заняться. Еще одна причина, по которой я оттягивала вознесение. Я по-прежнему планировала попасть туда в ближайшие год-два, но, в отличие от надежд apa, скорее всего, до конца лета я туда не доберусь.
Подойдя к двери, я открыла ее, забыв о двух важных вещах: во-первых, я не в гильдии, а во-вторых, на мне только нижнее белье и футболка; одна из старых футболок ama. Я унаследовала всю ее коллекцию в четырнадцать лет, и, хотя я обожала их все, футболка с группой Eagles оставалась моей самой любимой.
Эмми споткнулась, но ухватилась за дверную раму.
– Он, мать твою, бросил меня, – пролепетала она. Ее тушь размазалась, каштановые волосы были распущены, развеваясь вокруг джинсовой куртки, украшенной дюжиной разноцветных булавок. – Сказал, что не может отвезти меня домой. Что я недостаточно хороша для знакомства с его родителями.
Я нахмурилась, пытаясь понять, о ком она говорит. Обычно я сообразительнее, но сейчас середина ночи.
– Адам?
– Кто еще, черт возьми?
Я потерла висок.
– Мне жаль.
– Правда?
Мои пальцы замерли.
– А почему нет?
– Дай подумать. – Она сделала неуверенный шаг вперед и постучала в дверь ванной.
Я поймала Эмми за предплечье, чтобы она не упала лицом на зеленый кафель рядом с пивными бутылками.
– Ты прилетаешь в Лондон, и он бросает меня. Что ты сказала ему, когда вы двое, – икнула она, – болтали?
Я чуть не отпустила ее руку, но офанимы научили меня поддерживать людей. Хотя они имели в виду метафизический смысл, я часто применяла его буквально.
– О тебе мы не говорили.
– Тогда почему он меня бросил? – наполовину спросила, наполовину всхлипнула Эмми.
– Не знаю.
– Ты даже не красивая.
Моя хватка дрогнула. Я прекрасно понимала, что не являюсь образцом красоты, но тем не менее слышать это больно. Да еще и от совершенно незнакомого человека.
Я не осознавала, что расправила крылья, пока перья не коснулись задней поверхности бедер.
Эмми стряхнула мою слабую хватку, затем проскочила мимо меня, держась одной рукой за стену и вглядываясь в темноту спальни.
– Он здесь?
Я скрестила руки на груди.
– Нет.
Наверху хлопнула дверь, а затем мужской голос с глубоким акцентом позвал:
– Эммелин Роджерс? Где ты, черт возьми? Ты не можешь звонить мне посреди ночи, а потом бросать трубку.
Эмми, заплетаясь, прошла мимо меня.
– Внизу! Я внизу. – Она прижала ладонь к горлу и выпустила сильно пахнущую отрыжку, – с новенькой. – Эмми врезалась в стену с такой силой, что я забеспокоилась, не выбила ли она плечо, но потом повернулась, приложила к стене обе ладони и окрасила ее содержимым своего желудка.
Ночь будет долгой…
– Черт. – На лестнице раздались шаги, а затем появился светловолосый парень в спортивной одежде. Он подошел к Эмми и обхватил ее за талию, чтобы она не упала в рвоту. – Сколько ты выпила? – Несмотря на то что я молчала и стояла в тени, его взгляд упал на луч коридорного света, лизнувшего мою ногу. Медленно он проследил по нему до моего лица. – Полагаю, ты новый жилец. – Поскольку это очевидно, я не ответила. – Ты, наверное, не знаешь, что она выпила?
– К сожалению, нет.
Эмми снова дернулась, и рвота брызнула на тонкий плинтус.
Я прошла на кухню.
– Принесу ей стакан воды.
– Думаю, это разумно. – Он улыбнулся, и, хотя большинство его зубов были кривыми, мне понравилась улыбка, потому что она излучала искренность.
Открыв кран, я подождала, пока вода не стала прохладной, затем поискала в деревянном шкафу стакан. Схватила первый попавшийся и наполнила его, потом отнесла обратно в крошечный вестибюль и передала другу Эмми.
Он взял его, быстро поблагодарив, затем поднес пластиковый ободок к ее рту и приподнял. Вода полилась по подбородку и шее Эмми, намочив джинсовую куртку и майку.
– Я не хочу воды, Грей.
– Не повезло, потому что тебе понадобится еще целая пинта.
Она оттолкнула его запястье, и, хотя его рука выгнулась дугой, в ту же секунду, как ее пальцы соскочили, он снова поднес стакан к ее рту. Она неохотно сделала глоток, затем закашлялась. К счастью, ее больше не тошнило.
– Я уложу ее в постель и вернусь, чтобы помочь. – Парень, которого она назвала по цвету его толстовки[4], выжидающе смотрел на меня, хотя я не понимала причины. – У тебя есть имя, новенькая?
– Ой… Меня зовут Найя.
– Найя. – В отличие от Адама он заставил эти два слога звучать красиво.
– Тебе не нужно возвращаться.
Его взгляд переместился на Эмми, затем обратно на меня, слегка скользнул по моей футболке, а затем снова поднялся к лицу.
– Пять минут. – Он протянул пустой стакан. – Кстати, я Грейсон.
Когда я забрала у него емкость, он поднял Эмми на руки и вышел за дверь, направляясь к лестнице, прежде чем я успела сказать, чтобы он не волновался. Я слышала, как она стонала и что-то бормотала и как он тихо ответил. Кем бы ни был этот парень, хорошо, что она его позвала.
Я вздохнула, жалея, что не обладаю ангельским огнем. Тогда бы убраться было проще простого. Поскольку у меня его нет, я отправилась на поиски моющих средств и нашла одинокий мусорный пакет, а также наполовину использованный рулон бумажных полотенец под кухонной раковиной. Я развернула маленький пластиковый пакет, намочила бумажное полотенце и потерла его о спрессованный брусок мыла.
К тому времени, как спустился Грейсон, я вытерла все, что могла, и избавилась от крупных кусков ужина Эмми. Наверное, мне следовало бы надеть штаны, но в три часа ночи я не могла думать о практичности. Не говоря о том, что парень уже видел мои мальчишеские трусы в виде шорт и, как упомянула Эмми, я не представляла собой зрелище, достойное внимания.
Он оторвал несколько листов бумажных полотенец.
– Есть что-нибудь кроме этого мыла?
– Сейчас нет. Планировала утром съездить в Теско. Наверное, стоило отправиться сегодня. – Я выбросила еще один испачканный бумажный шарик в мусорный пакет. – С ней все в порядке?
– Эмми уснула, – присев, ответил он. – А ты, случайно, не знаешь, почему она нырнула с головой в бутылку джина?
– Судя по всему, Адам с ней расстался.
Грейсон пристально смотрел на меня с таким бесстрастным выражением лица, что его невозможно было прочесть, но потом вздохнул.
– Она к нему очень привязалась.
Я свернула две последние салфетки, намочила их, затем натерла мылом.
– А он к ней нет?
– Адам? – Голова Грейсона дернулась назад. – Он явно был с моей сестрой из-за денег. Постоянно пропадал и очень туманно объяснял, почему он в Лондоне и откуда приехал.
Охотник за состоянием? Заключение Грейсона могло бы позабавить, не будь я сейчас обижена на своего товарища неоперенного, который смотрел на меня, как на тлю.
Я стиснула зубы, наклонившись, чтобы вытереть последние разводы от вечеринки с джином Эмми.
– Значит, Эмми – твоя сестра?
– Сводная. Мама вышла замуж за ее отца.
Ох.
– И ты тоже здесь живешь?
– Нет. Я живу в Камдене. Ну, знаешь, возле Примроуз Хилл.
Я понятия не имела, где это.
– Я новенькая в городе, забыл?
– Точно. – Он выпрямился и бросил грязную салфетку в мусорный пакет. Он невысокого роста, но выше моих 5,6 фута[5].
– Думаешь, ей безопасно спать одной сегодня? – спросила я, потому что смотреть на него в тишине становилось немного неловко. Не то чтобы он выглядел обеспокоенным, скорее расслабленным и улыбчивым.
– Я планировал остаться на ночь.
– Ты хороший брат.
– Стараюсь им быть. – Он потер область стриженых волос сбоку головы. – Итак, что привело тебя в Лондон?
Я перевела взгляд на стену, на размокшую краску, пытаясь решить, как объяснить свое путешествие, не солгав.
– Приехала за работой, но не получила ее.
– Работу? Я думал, что ты приехала на летнюю сессию в университет. Сколько тебе лет? Если не возражаешь, что я спрашиваю…
– Восемнадцать. – Я посмотрела на вешалки и джинсы, которые закинула на нее, чувствуя себя недостаточно одетой для длительной беседы.
– Вероятно, мне следует дать тебе немного поспать. И проверить, как там наверху храпящая красавица. – Он закатил глаза прозрачно-голубого оттенка к потолку, затем провел пальцами по челке и попятился, но остановился на пороге. – Увидимся утром, Найя?
Я решительно кивнула.
Наклонившись, он схватил мусорный пакет, завязав его узлом в воздухе.
– Избавлюсь от него.
Пока он шел к другой двери на этаже, которая, как я догадалась, вела в подсобное помещение, я прислонилась к дверному косяку.
– Спасибо.
Возвращаясь ко мне, он вытер руки о штаны.
– Обращайся. – Грейсон поставил ногу на ступеньку, затем повернулся. – Кстати, отличная группа. – Заметив мой хмурый взгляд, он указал на футболку. – The Eagles.
– Ой, – я опустила взгляд, – ага.
– Жаль, что они распались.
Я теребила подол, пытаясь натянуть его за край шорт.
– Трое из них вроде как… умерли. – По словам ama, один из участников группы грелся на элизианском солнце, давая единичные концерты для пролетавших мимо, а двое других искупали земные грехи в Абаддоне.
– Вроде как?
Я застенчиво улыбнулась.
– Ладно… они действительно умерли.
Он ухмыльнулся.
– Спокойной ночи, Найя. Приятно было с тобой познакомиться. Несмотря на обстоятельства.
Я прислонилась виском к торцу двери.
– Спокойной ночи, Грейсон.
Его подбородок залил румянец. Он прикрыл его, одарив меня последней приятной улыбкой, затем повернулся и поднялся по лестнице.
Почему моя встреча с Адамом не могла пройти хотя бы вполовину так же гладко?
Бывали моменты, когда мне хотелось уметь летать.
Прямо сейчас один из них.
Под барабанящим летним дождем, обвив крыльями свое мокрое тело и удерживая руками две промокшие коричневые сумки, полные предметов первой необходимости, я поспешила к девятому дому по Куинс Гейт. Потребовалось около трех минут ковыряния ключом в замке, чтобы открыть дверь, но в конце концов с задачей справился даже не мой ключ, а сводный брат Эмми.
Вода стекала с черных перьев и падала на землю позади меня. Нужно иметь хорошо наметанный глаз, чтобы заметить эти странные брызги дождя, но я все равно спрятала крылья. Тем более что рядом стоял Грейсон. Хотя люди не могли ни видеть, ни касаться наших крыльев, мне не очень нравилось ощущение проходящих сквозь них рук.
– Позволь мне помочь. – Брат Эмми протянул руку, чтобы взять одну из сумок.
– Рада видеть, что рыцарство не умерло.
– Как половина участников The Eagles?
Я рассмеялась.
– Да. Вроде того.
Его голубые глаза сверкнули в водянистых солнечных лучах, падавших ему на лицо.
– Как Эмми себя чувствует? – спросила я, когда Грейсон закрыл за мной дверь.
– Как те товарищи по группе. Мертвецки.
Для нас, ангелов, смерть не являлась чем-то особенным, но для людей все иначе, поэтому я находила нездоровый юмор своеобразным.
Обхватив руками вторую сумку, которая весила столько же, сколько моя пятилетняя сестра Лайла, я спустилась следом за Грейсоном по лестнице, ключи от дома звенели в моих пальцах, отдаваясь эхом в узком пространстве.
– Можно подумать, что с полностью автономным вождением в крупных мегаполисах и сверхскоростным интернетом людям пора отказаться от ключей и замков.
– На ключи не действуют хакерские приемы.
Я поставила сумку перед своей дверью.
– Ох, так ты один из этих…
Он приподнял бровь.
– Один из этих?
– ВРВ. Возрожденцы рубежа веков. – Это всемирная группа, не приемлющая технологии и перемены. Некоторые сопротивлялись во имя какого-либо бога, которого они почитали; другие – из принципа, потому что не доверяли крупным корпорациям или имели этические соображения касаемо того, как технологии влияют на их расу.
Он фыркнул и улыбнулся.
– Я определенно не ВРВ. Я за прогресс и технологии. Что касается ключей, – кивнул он в сторону того, которым я копалась в замке. – Я уговаривал Эмми избавиться от них, но с тех пор, как отец вычеркнул ее из жизни, она пытается экономить, хотя и утверждает, что хранит их, потому что они красивые.
– Вычеркнул ее из жизни?
– Эмми была настоящей тусовщицей. Она привела себя в порядок пару месяцев назад. – Закусив нижнюю губу, Грейсон последовал за мной на кухню и поставил сумку на тесную стойку. – Молюсь, чтобы ее вчерашний эпизод был единичным, а не рецидивом.
Я ненадолго задумалась, не приложил ли к этому руку Адам, но потом выбросила его из головы, не желая позволять портить мне настроение.
– Хочу остаться здесь на несколько дней, чтобы убедиться в этом. – Грейсон вышел в узкий коридор, в котором все еще стоял запах ночного визита Эмми. – Тебе, наверное, стоит проветрить комнату.
– Таким и задумывался следующий шаг. – Пока я рылась в пакетах с продуктами в поисках освежителя воздуха, губки и чистящих средств, брат Эмми подошел к двери во внутренний дворик и открыл ее.
Я присела и распылила спрей, затем помыла стены и половицы, вероятно повредив и то и другое. Но откуда мне было знать? В худшем случае куплю краску. Может, я и не очень разбиралась в человеческих делах, но зато многое понимала в искусстве благодаря ama, которая руководила художественным отделением моей родной гильдии.
И хотя я не обладала ее талантом, все же переняла некоторые ноу-хау. Лайла, с другой стороны, пошла по стопам нашей матери. В пять лет она уже создавала маленькие шедевры. Стена моей спальни в гильдии усеяна ими.
Ноздри покалывало от химического запаха чистящих средств, а глаза слезились. Я сняла перчатки и неоднократно вымыла руки, но все равно не могла избавиться от запаха.
Грейсон прислонился к дверной раме.
– Пообедаешь со мной наверху? Я готовлю неплохой омлет.
Мой желудок заурчал.
Взгляд брата Эмми упал на него, и он улыбнулся.
– Приму это за согласие.
Если бы только все люди могли быть такими приятными, как Грейсон. Но будь они такими, неоперенные лишились бы цели. Я сделала мысленную пометку проверить его счет во время следующего визита в гильдию. Больше из любопытства, чем подозрений, что он скрывает скелеты в шкафу.
– Ты уверен, что Эмми не будет возражать, если я загляну?
– Абсолютно.
Поскольку мне предстояло ее исправить и горячий обед не помешал бы, я подумала: почему бы и нет?
– Разве ты не собирался куда-то утром?
– Вообще-то я хотел принести тебе чистящие средства. – Грейсон потер затылок, пока кожа не покраснела. – Ты меня опередила.
– Очень заботливо с твоей стороны. – Прежде чем закрыть дверь квартиры, я посмотрела в сторону окна. У меня нечего красть, но шел дождь. – Мне закрыть окно?
– В твой внутренний дворик, – даже Грейсон понимал, что это далеко не сад, – можно попасть только через сад жильцов первого этажа, так что все будет в порядке.
Закрывая дверь, не потрудившись запереть ее, я спросила:
– Кто живет наверху?
– Пара пенсионеров. Оба пишут криминальные романы. Очень известные.
Упоминание о криминальных романах разожгло мой интерес. Как удобно иметь под рукой тех, кто хорошо разбирается в криминологии. Конечно, писатели создавали вымысел, но вымысел всегда пропитан реальностью.
– Дама на третьем этаже – арфистка, и у нее много кошек.
– Насколько много?
– Больше дюжины. У нее есть коляска для них и все такое. Прошлой весной, когда она сломала бедро, она пыталась уговорить Эмми вывести ее «гордость-и-радость» на прогулку. Эм не захотела, так что в итоге работа досталась мне.
Этот парень – олицетворение доброты. Удивлюсь, если на его счету грешника есть хотя бы один балл.
Грейсон взглянул на меня, когда мы начали подниматься по второму лестничному пролету.
– Я собрал поразительное количество телефонных номеров во время прогулки с кошками.
С моих губ сорвался смех.
– Моя лучшая подруга обожает животных. Она бы точно дала тебе свой номерок. – Несмотря на то что нам советовали не встречаться, особенно с людьми, большинство неоперенных все равно это делали.
Может, мы и ангелы, но поведение наше ангельским не назовешь.
– А ты? Ты бы дала мне свой?
Я перевела взгляд на его лицо, уловив едва заметный намек на румянец на скулах и носу.
– Чтобы получить возможность поиграть с твоими кошками?
Он провел рукой по челке, румянец стал еще отчетливее.
– Или со мной?
Мое сердце пропустило удар, когда мы достигли площадки Эмми, но не от физической нагрузки.
– Честно? Нет. Я бы не дала тебе свой номер.
Его румянец рассеялся, а блеск в глазах потускнел.
– Но только потому, что я не раздаю номер телефона незнакомцам, даже красавчикам со склонностью к кошачьим прогулкам.
Блеск вернулся.
– Умно.
– Ты позвонил кому-нибудь из тех девушек?
Грейсон открыл дверь Эмми и жестом пригласил меня войти первой.
– У меня тогда была девушка, так что нет. Но я сохранил все номера.
В отличие от тусклой коробки из-под обуви, которую я снимала, квартира Эмми представляла собой светлый прямоугольник с высокими потолками, лепниной, кирпичной стеной, выкрашенной в белый цвет, и со встроенной современной кухней. Все со стеклянной ламинацией и нержавеющей сталью. На одной стороне два больших окна выходили на балкон, на противоположной висела тяжелая кремовая бархатная штора, натянутая от стены до стены.
Я покрутилась, рассматривая встроенные потолочные светильники, ряд маленьких стеклянных люстр над узким, но длинным кухонным островком, телевизор с плоским экраном, на котором транслировались легендарные картины, и бордовый подковообразный диван.
– Потрясающее место.
– Эмми украсила его сама. Она изучает дизайн интерьера. – Грейсон повесил коричневую кожаную куртку на настенную вешалку в форме оленьих рогов.
– У нее талант.
– А что изучаешь ты?
– Это место. – Я снова повернулась к нему. – А теперь тебя.
Он усмехнулся.
– Я имел в виду в университете. – Грей вновь принялся потирать шею, мои темные глаза, очевидно, заставляли его нервничать.
– Всего понемногу, но больше всего мне по душе социология и боевые искусства.
Он окинул меня взглядом, вероятно в поисках накачанных мышц, которых у меня нет. По крайней мере, не настолько.
– Я сильная, хотя и выгляжу обманчиво. – Поставив сумку на островок, я напрягла бицепсы.
Грейсон одарил меня еще одной улыбкой, когда направился к холодильнику из нержавеющей стали.
– Хорошее дело в нашем мире. Особенно для женщины.
Хотя уровень насилия не взлетал, но он и не уменьшался. Именно поэтому я планировала что-нибудь предпринять, пока еще могла. Кто знает, как будет выглядеть мир через сотню лет? Мне оставалось только надеяться, что он станет лучше, безопаснее, но, пока людьми правят жадность и зависть, насилие будет продолжаться.
– Ты когда-нибудь посещал курсы самообороны, Грейсон?
Он поставил на кухонный островок коробку с яйцами и охапку разноцветных овощей.
– Нет, но я часто поднимаю.
Я предположила, что он имеет в виду тяжести, и бегло изучив его бицепсы, решила, что предположение верно.
– Так скучно.
– Нет, если в это время слушать то, что слушаю я.
– И что же ты слушаешь?
– Тру-крайм-подкасты. Некоторые из них просто леденят душу.
Заинтересовавшись, я присела на один из барных стульев.
– Я подумываю заняться этим же. Кто-нибудь рассказывает о местных преступлениях?
– Несколько. Big Ben Bang неплох. – На футболке проступили бугорки его позвонков, когда он рылся в холодильнике в поисках новых ингредиентов. – Еще можешь послушать High Tea Ladies. Веселая компания.
Пока я просматривала оба канала на телефоне и прокручивала эпизоды, Грейсон выбрал поварской нож с магнитной полосы на стене и начал нарезать все овощи на мелкие кусочки, равномерный стук был единственным звуком в квартире. Он скинул овощи в большую металлическую миску, затем бросил на разделочную доску три зубчика чеснока и раздавил их плоской стороной ножа, после чего разбил яйца в другую миску и взбил их, из-за чего мышцы на его руках напряглись, выгодно почеркнув их.
Я поставила локти на островок и подперла подбородок.
– Где ты научился готовить?
– Я самоучка. Мама работала детской медсестрой в онкологическом отделении, пока не встретила отца Эмми. Она трудилась неимоверное количество часов, так что оставалось либо постоянно есть тосты с пастой, либо проявлять изобретательность. Я выбрал второй вариант. – Он зажег конфорку под сковородой и влил оливковое масло, затем положил туда чеснок, а потом и остальные овощи. Когда все обжарилось до золотистой корочки, издавая аппетитный запах, он посыпал овощи молотым перцем и влил взбитые яйца, которые с треском и шипением осели бледной паутиной вокруг разноцветных кубиков. – Не представляешь, как она радовалась, возвращаясь домой к горячей еде.
Мое сердце затрепетало.
– У тебя есть какие-нибудь недостатки?
Деревянная лопатка, которой Грейсон приподнимал края омлета, ударилась о сковороду. Он поймал ее, прежде чем та упала на столешницу.
– Разве не у всех они есть?
– У него все зубы кривые, потому что Грей патологически боится стоматологов. – Эмми уперлась рукой в бедро. – Не хочешь просветить меня, почему устраиваешь моему новому жильцу кулинарное шоу?
Кто-то встал не с той ноги.
– Доброе утро, Эмми.
– Скорее дерьмовое. Серьезно, почему она сидит на моей кухне?
– Будь милой, – пробормотал Грейсон.
– С чего я должна с ней любезничать? Из-за нее он ушел.
Так ли это? Неужели Адам уехал из Лондона, чтобы скрыться от меня и моей просьбы присоединиться к его команде?
Выражение лица Грейсона помрачнело.
– Потому что Найя не виновата в том, что твой бывший-кретин бросил тебя.
– Она приехала. Они поболтали. А спустя две минуты он заявляет мне, что у нас ничего не выйдет, потому что он не может познакомить меня со своей гребаной семьей? – Прищурившись, она устремила взгляд на меня. – Которую она, очевидно, знает.
– Я знаю родителей Адама, потому что один из его отцов – лучший друг моего папы. Вот и все.
– Отцы? У него их несколько?
Адам действительно не откровенничал о своем наследии.
– Всего два.
– А что насчет матери?
– Очевидно, она у него была, но воспитывали его отцы.
Эмми указала в мою сторону.
– Понимаешь, о чем я говорю, Грей?
– Нет. Не понимаю.
– Мы с Адамом встречались два гребаных месяца, и я понятия об этом не имела.
– И что?
– И то, что мы были вместе два месяца. Я должна была это знать.
– Он никогда не представлял собой открытую книгу, Эм.
– Я жила с ним.
– Ты говорила, что он буквально жил на чемоданах.
В глазах Эмми промелькнуло что-то, чему я не могла найти объяснения. Гнев? Или разочарование от напоминания о том, насколько временными были их отношения?
– Кроме того, два месяца не такой уж большой срок, – добавил Грейсон.
Она потерла глаза, задев засохшую тушь и размазывая ее, а затем постучала по своему телефону.
– В стране Грейсона нет, но, в отличие от тебя, я не трачу годы на каждого, с кем встречаюсь.
Воздух наполнился низким гулом и горьким запахом подгоревших бобов.
Пока Эмми подходила к шипящей хромированной кофемашине на столешнице, Грейсон так сосредоточился на сковороде, что между его бровями пролегла бороздка.
– Я не трачу годы на каждую.