Ольга Сергеевна Распутняя
Объятые иллюзиями
– Ну да. Мне прислали приглашение по почте и написали, что моя кандидатура их заинтересовала. Вот только мне не дали ни слов, ни вообще каких-либо указаний, что делать. Поэтому мне, наверное, нужно спросить у мистера Миллера…
– Ах, ради Бога, не нужно беспокоить мистера Миллера такими пустяками. Он сегодня ужасно злой из-за очередных капризов Вирджинии. Но, что поделать, ее типаж идеально подходит на эту роль, так что приходится мириться с ее характером, – женщина бросила неодобрительный взгляд в сторону черноволосой девушки. – А тебе не о чем беспокоиться, милая. Никаких слов разучивать не понадобиться. В этой сцене говорят только главные актеры, Вирджиния и Пол. А массовка просто сидит за столиками или прогуливается по тротуару, говоря по телефону или друг с другом, как в обычной жизни. Если Вирджиния будет открывать рот только тогда, когда ее попросят, то это займет не более получаса. Затем заберешь свое вознаграждение и можешь отправляться по делам. Что же ты не берешь свой чай? Я бы на твоем месте поторопилась, съемки вот-вот начнутся. Смотри, Джессика уже распределяет, кому за какие столики садиться.
Стаканчик с чаем оказался обжигающе горячим, однако я этого даже не почувствовала, потому что все внутри сковало холодом. Не поблагодарив женщину, я молча отошла в сторону, освободив место следующему в очереди. Ничего не видящим взглядом я заметила, что люди вокруг устремились куда-то, начались активные действия и громкие команды. Ничего не соображая, я побрела вслед за всеми.
Да, теперь все встало на свои места: и автоматическая рассылка приглашений, и отсутствие инструкций, и то, что никто даже не обратил на меня внимания. Все объяснилось очень просто – мне нужно было отыграть массовку в небольшой сцене. Странно, что мне вообще написали. Обычно массовку отбирают прям на улицах. В конце концов, кому какая разница, кто там находится где-то на десятом плане за спиной главных актеров?
А в чем заключалась главная жестокая ирония всего происходящего – я даже не была удивлена. Сейчас, когда мой приговор был озвучен вслух, я поняла, что подсознательно предчувствовала именно такой поворот событий. Ведь все обстоятельства указывали на то, что ни на какую значительную роль меня, девушку без личного агента, без связей и без опыта, позвать, разумеется, не могли. Однако я настойчиво усыпляла трезвый голос рассудка, отмахивалась от настойчивых доводов реальности и позволяла себе погрузиться в сладкие мечты, где чудеса существует, если ты очень сильно в них веришь. И это привело… Вот к чему, собственно, и привело.
Сама не знаю, почему, однако я осталась там. Я мужественно перенесла все от первой и до последней секунды. Я послушно направилась на указанное место, находящееся за три столика от Пола и Вирджинии. Я молча пересела еще дальше, когда громоздкая женщина по имени Джессика, расставляющая актеров в кадре, посчитала, что массовка слишком перетягивает внимание от главных героев. Мне даже удалось посмеяться над какой-то глупой шуткой прыщавого паренька в кепке, которого усадили за мой столик. Я сидела там и пол часа делала вид, что спокойно пью кофе и болтаю со своим партнером, пока Вирджиния и Пол отыгрывали свою сцену. Съемки затянулись немного дольше, чем предполагалось, так как девушка постоянно возмущалась, что ветер портит ее прическу. Так что совсем короткую сцену пришлось переснимать по нескольку раз, пока Джессика не закричала, что ее чертовы волосы выглядят точно так же, как и двадцать минут назад. На этом мы отсняли последний дубль, и всех коротко поблагодарили за участие. Режиссеры, актеры и сценаристы тут же занялись своими делами, а массовка потянулась за небольшим вознаграждением в виде ста долларов.
Я, не взяв деньги, развернулась и быстрым шагом направилась прочь от места съемок. Только сейчас, когда все закончилось, я почувствовала, что сковавшее меня оцепенение позволило мне уйти отсюда. Мне хотелось до последней капли прочувствовать крушение своих надежд, во всей полноте ощутить гигантскую пропасть между своими мечтами и реальным миром. Я испытала какое-то садистское удовольствие от своего унижения, от того, как жестоко меня спустили с небес на землю. Да, это именно то, что было мне нужно. Кем ты, Летиция Дэвис, девочка, едва выбравшаяся в большой город, себя возомнила? Неужели ты думала, что здесь, в месте с тысячами таких же, как ты, тебя примут с распростертыми объятиями и будут падать к твоим ногам? Неужели ты, маленькая наивная дурочка, считала, что стоит тебе захотеть, и все перепишут существующие правила так, чтоб они тебя не касались?
Теперь, сбросив свои детские очки, представляющие все в иллюзорном свете, я смогла взглянуть на себя со стороны. Для режиссеров я была лишь девочкой с улицы, без агентства, без опыта, без достижений. Я была мелькнувшим на долю секунды бликом, незначительным, ничем не примечательным, не выделяющимся из тысяч других. Нет, моя мечта не была невозможной. Но к ней вел длинный и тернистый путь – посещение актерских курсов, получение опыта, игра сначала в массовке, затем незначительные роли, тысячи кастингов… И однажды, возможно, я привлеку внимание. Но сколько времени на это уйдет: пять, десять, пятнадцать лет? И то, это при огромных стараниях, жгучем желании, труде и изрядной доле везения… Да уж, Летиция, тебе давным-давно нужно было взглянуть в лицо реальности. Тогда, возможно, тебе было бы не так больно.
И здесь, на Роквэй стрит, в этот ничем не примечательный безоблачный январский денек, я пережила один из наиболее переломных моментов в своей жизни, когда мой прекрасный вымышленный мир разбился вдребезги.
В первый, но, увы, не в последний раз.
Глава 10
Как ни странно, но после краткого периода потерянности от потери жизненного ориентира, неожиданно для самой себя я испытала облегчение. В холодном свете трезвого рассудка я обозрела весь свой жизненный путь до того переломного дня на Роквэй стрит, ничего не приукрашивая и ничего не надумывая.
Я никогда не жила полноценной жизнью, а лишь ожиданием того момента, когда я осуществлю свою мечту и заживу так, как рисовало воображение. Мое существование вплоть до того переломного дня, показавшего мне истинную картину действительности, было для меня словно подготовительным этапом. Все предпринимаемые мною усилия, все жертвы, все физические и душевные ресурсы – переезд, работа, диеты, недосып, бесконечные изматывающие тренировки в тренажерном зале – все это воспринималось мною, как препятствия на тернистом пути, в конце которого меня обязательно будет ждать заслуженная награда. Я жила и дышала ожиданием того часа, когда наконец добьюсь успеха и смогу жить по-настоящему. Главную цель своего существования я усматривала в том, чтоб стать знаменитой актрисой, узнаваемой, успешной и признанной, которая оставит яркий след в этом мире и увековечит себя в нем.
Теперь же, когда я осознала, какой нелегкий и почти безнадежный путь мне предстоит пройти, чтоб хоть немного приблизиться к своей цели, и насколько мизерны шансы на успех, я пережила новое переосмысление. Мне больше не нужно было испытывать постоянное болезненное несоответствие между миром, которому я хотела принадлежать, и тем, в котором жила. Сейчас, когда моя жизнь перестала быть чередой ожиданий и переходов к основному этапу, я поняла, что мне не остается ничего другого, кроме как приспособиться к этой новой реальности, к своей настоящей жизни. Мне предстояло жить уже сейчас, ничего не ожидая и ни на что более не надеясь.
Поначалу я чувствовала себя опустошенной. Все столь долго вынашиваемые и лелеемые планы увенчались крахом, и теперь мне нужно было полностью переконструировать себе. Мне предстояла колоссальная работа: привыкнуть к своей новой действительности, найти новую цель, выстроить жизненные ориентиры и обрести смысл. Вся моя вселенная рассыпалась на кусочки, и теперь мне нужно было по крупинкам отстроить ее заново. Воздушный замок разлетелся облачками эфемерного пуха, а на его месте требовалось соорудить устойчивое каменное здание. Однако теперь уже – в реальном мире, а не мире своих прежних иллюзий.
Судьба преподала мне жесткий, однако отрезвляющий урок. Вторично за столь короткий срок я поняла, что двигаюсь не в том направлении, по ошибочному пути, не с теми и не так. И как мне теперь поступить правильно, в какую сторону двинуться – я не имела ни малейшего понятия. Будущее представлялось размытым и неопределенным, как никогда ранее.
Отказалась ли я от своей мечты стать актрисой? Я убежденно говорила себе, что нет. Однако, как за несколько дней до съемок на Роквэй стрит мир представлялся мне полным возможностей, так после них я не видела в обозримом будущем ни единой. Поразмыслив, я твердо решила, что, лучшим решением для меня будет закончить колледж и, как только я буду зарабатывать сама, а не зависеть от родителей, поступить на факультет актерского мастерства, получить профессиональное образование и опыт. Я все сделаю правильно. Конечно, поначалу я буду играть лишь второстепенные роли, зато смогу проверить, а нравится ли мне вообще это занятие. Ведь только сейчас я поняла, что всю жизнь мечтала о карьере актрисы, но, со скудным опытом небольших театральных и школьных постановок, я даже не была уверена, что хочу связать с этим делом всю свою жизнь.
Но, чем больше я представляла себе все те незначительные роли в театрах, массовках и низкосортных фильмах, которые мне придется отыграть до предложения чего-то стоящего, чем больше сопоставляла это с блистательной карьерой, о которой мечтала, тем больше и больше я теряла энтузиазм и впадала в сомнения, а стоит ли игра свеч. Однако на этом месте я обычно вспоминала, как во время сьемок я завистливо смотрела на Вирджинию, такую уверенную в себе и упивающуюся направленными на нее объективами камер, как все крутились вокруг нее, терпели ее несносный характер и выполняли все ее прихоти… Ах, как бы мне хотелось быть главной героиней!.. В общем и целом, меня раздирали противоречия, и я уже сама не понимала, чего хочу.
Как бы там ни было, карьера актрисы была отложена до лучших времен, а я честно исполнила свое слово, перестала «витать в облаках» и начала жить настоящей, реальной жизнью. Меня не в чем было бы упрекнуть. Я не отрывалась целыми ночами на вечеринках и не напивалась в переполненных клубах Нью Йорка. Я не стремилась собрать вокруг себя огромную компанию и стать ее лидером, только чтоб почувствовать собственную значимость. Я не строила мечты о том отдаленном моменте, когда моя жизнь в корне изменится, а я буду счастливой, знаменитой и самодостаточной, купаясь в славе и роскоши. Теперь я решила, что буду все делать, как следует.
И я делала все, что было предписано каким-то негласным законом о том, как нужно себя вести, чтоб не вызывать нареканий. Я прилежно училась в колледже. Я снова получала лучшие оценки. Я каждый раз возвращалась домой на каникулы и радовала родителей разговорами о том, куда планирую устроиться на работу после окончания колледжа. Я читала литературу по саморазвитию, смотрела французское кино и даже начала заниматься йогой. У меня появилось несколько подруг, с которыми я раз в несколько недель выбиралась в ближайшую кофейню, на выставку или в кино. После окончания второго курса я даже приняла участие в волонтерской программе и несколько месяцев довольно плодотворно провела в Риме. Прошла курсы по медиа-менеджменту, предложенные колледжем всем, у кого не совсем уж провальный средний бал. Завела пару коротких, незначительных, быстро сошедших на нет романов, не затронувших мою душу – один со студентом на год старше меня, попытавшимся буквально через пару недель после знакомства представить меня всем своим родственникам, второй – с довольно глуповатым итальянцем во время моего волонтерства в Риме, который начал увиваться за мной тогда, когда мне было особенно скучно. Честно говоря, сейчас я даже с трудом могу вспомнить его лицо. У него было ужасно раздражающее меня имя Пеллегрино, и он еще долгие месяцы присылал мне открытки.
Оглядываясь назад, я понимаю, что все время от того январского дня на Роквэй стрит и до самого окончания колледжа было занято ничем, на мой взгляд, не примечательными и даже не стоящими упоминаниями событиями, которые не сыграли для меня никакой роли. Они не заслуживают не пристального интереса, ни развернутого описания. Если бы меня попросили назвать самый запоминающийся момент последней пары лет, я бы порядком стала в тупик. Тот период моей жизни был гладким, ровным и… абсолютно бессмысленным. Не то чтобы я считала свою жизнь бесцельной…. Нет, напротив, меня даже можно было поставить кому-то в пример: я снова завоевала себе пошатнувшийся было статус одной из лучших студенток, принимала активное участие в социальной жизни, занималась, совершенствовалась, ну и еще много чего, что принято писать в своем резюме в графе «Достижения».
Собственно, я делала все те вещи, что делают остальные молодые люди: училась, подрабатывала, стажировалась, строила планы на будущее. Не сказать, чтоб меня одолевали грустные мысли, я чувствовала опустошенность и проваливалась в омут депрессии, разочаровавшись во всем вокруг. Но при этом я и не испытывала ни душевного подъема, ни жгучих желаний, ни какого-либо импульса, заставлявшего меня с энтузиазмом устремляться вперед. Меня больше не одолевали амбиции и не мучили несбыточные мечты. Все переживания в тот период не отличались сильными скачками, не вызывали сильных душевных встрясок и душевного беспокойства. Я делала то, что от меня требовалось, и делала это очень даже хорошо, не теряя контроля и не бросаясь в омут с головой.
Время от времени я ловила себя на мимолетной мысли, что чего-то мне не хватает, какая-то внутренняя пустота внутри навязчиво требовала заполнения, однако я не знала, как и чем ее заполнить. Это чувство тревожило и выбивала из колеи, однако все эти переживания довольно было вытеснялись потоком рутинных дел: лекциями, проектами, стипендиальными программами, подработкой, короткими посиделками с кем-то из однокурсников за чашечкой капучино и поездками к родителям. Таким образом, мысли не успевали даже закрасться в мою голову, чтоб внести туда смуту. Временами мне казалось, что все идет правильно, и я наконец избавилась от болезненного стремления к недостижимому, а временами – что моя жизнь скучна, посредственна, однообразна, без какого-либо яркого проблеска. В такие моменты я с ужасом понимала, что все моя жизнь являет собой картину, которая с таким отвращением рисовалась мне, когда я была еще ребенком. Эта была именно та «обыкновенная» жизнь, которой, я была уверена, я никогда жить не буду.
Я боялась, что если позволю этим мыслям оформиться в полноценное чувство – обиду, боль, разочарование – то просто не смогу с ним справиться. Оно захлестнет меня с головой, и я захлебнусь в нем. Поэтому я предпочитала заглушать его своеобразным способом: я занималась изматывающими тренировками, считая это лучшим лекарством от всех душевных недугов. Я экспериментировала все с новыми диетами, не допуская у себя ни грамма лишнего веса. Кстати, я так ни разу и не задумалась, почему, даже после того, как я перестала заниматься поиском кастингов, я так и не расслабилась и не прекратила держать свою фигуру в столь строгих рамках. Это укоренилось как-то само собой и стало моим незыблемым правилом: я ни в коем случае не должна была поправиться. Я даже начала испытывать своеобразное удовольствие от того, чтоб ограничивать себя в целом ряде продуктов. Наградой было то, что моя фигура выглядела прекрасно, и я могла с наслаждением лицезреть плоды своих усилий. И пусть не все в моей жизни шло так, как бы мне хотелось, однако тело свое я держала под полным контролем, и уж здесь то все точно зависело только от меня.
И вот, как-то незаметно, без резких взлетов и падений, пролетело оставшееся время до окончания колледжа, ничем мне особенно не запомнившееся. Во время последнего курса мой преподаватель, курировавший мою курсовую работу, порекомендовал меня во вполне приличную редакцию частной газеты. Не сказать, чтоб я хотела эту работу, но она сама шла ко мне в руки, а других идей, что делать после окончания колледжа, у меня не нашлось.
После того, как я провела там месяц стажировки, меня одобрили на постоянную и полностью оплачиваемую должность. Несколько месяцев спустя я переехала из столь осточертевшей мне квартирки в немного более респектабельное место ближе к работе. И пусть квартира не блистала роскошью, как мне представлялось, однако она была только после ремонта. Интерьер был выполнен в изящном, лаконичном стиле, в пастельных оттенках, что так мне нравились, а кровать в спальне оказалась просто огромной, что стало для меня решающим моментом.
В общем, я успешно защитила диплом, перебралась на новое место, у меня появилась перспективная работа и я довольно прочно обосновалась в Нью Йорке. Родители ужасно мною гордились, а Джордж даже пару раз при встрече представил меня парочке свои коллег, которые оказались рядом. Все было прекрасно и замечательно. Так я говорила себе каждый день. И даже практически поверила.
***
Я встала, чтоб немного размять ноги и открыть окно. Было только начало осени, и духота все еще сводила меня с ума. Слабый поток воздуха ворвался в тесный кабинет, однако не принес облегчения. Я вздохнула, вернулась на свое место и опустилась в потертое черное кресло на крутящихся ножках.
Этот крошечный кабинетик на третьем этаже нашей редакции с видом на задний двор и пыльную трассу мне выделили около месяца назад, так что я уже вполне освоилась в нем. Впрочем, осваиваться-то было особенно и негде, так как обилием пространства это место не радовало. Честно сказать, эти тесные чисто выбеленные стены иногда нагоняли на меня приступы клаустрофобии. Все, что умещалось здесь, это был занимающий почти половину всего пространства прямоугольный стол со стандартными ящичками, упомянутое мною крутящееся кресло, небольшой шкафчик с множеством одинаковых папок, вешалка, на которой висело мое новое пальто изумрудного цвета, и… Ах, ну это, собственно, и все.
Я уныло перевела взгляд на стол, полностью заваленный бумагами, ручками, файлами, вырезками из газет и журналов, листами с собственными пометками, скрепками, маркерами и корректорами. Поверх всего этого стоял ноутбук, из-под которого я то и дело выуживала нужные мне бумаги. Я систематически, с периодичностью раз в пол часа, приводила весь этот бумажный хаос в относительный порядок, однако уже через пару минут написания заметок, поисков предыдущих выпусков газет, проверкой соответствия написанных мною строчек с присланной мне информацией, редактуры, корректуры и подготовки вымученного сырого черновика все снова приходило в изначальный вид, то есть в состояние полнейшей неразберихи.
Нужно сказать, что меня вся эта рутина уже нисколько не раздражала, не злила и не выводила из равновесия. Я вообще перестала испытывать какие-либо эмоции по поводу работы. Даже беспробудное уныние, которое поначалу вызывало во мне все это скопище бумаг, ровные, напечатанные мелкими буквами строчки, запах краски и монотонная работа, и то пропало. Осталась только тупая, всепоглощающая скука. Каждый день одинаковых, повторяющихся действий, душный офис, работники, говорящие только о том, как бы успеть уложиться в сроки, написание новостей, которые все равно никого не интересовали – все это словно закупорило во мне рецепторы, ответственные за вызов какой-либо реакции. Сейчас я была бы рада любому чувству – пусть даже разрушительному. Мне хотелось разозлиться, закричать, разрыдаться, даже разразиться бранью – что угодно, только бы хоть что-то ощутить. Только чтоб перестать чувствовать себя офисным планктоном, вся жизнь которого сосредоточилась на печатании текста и перебирании бумажек.
Изо дня в день повторялось одно и то же, как в фантастических фильмах, где главный герой вынужден всю жизнь возвращаться в определенный момент: я просыпалась под противный звон будильника, заливала мюсли обезжиренным молоком, быстро делала упражнения, так как в тренажерный зал теперь удавалось заглядывать гораздо реже, бежала в офис, ознакамливалась с планом работы на сегодня и приступала к его выполнению. Затем, ровно в 13.00, шла на обед в небольшую забегаловку возле редакции, и покупала там диетическую шаурму с овощами или немного необработанного риса с фасолью. Подкрепившись, я возвращалась в кабинет и оставалась там еще до 18.00.
Время от времени я пересекалась с коллегами, серьезными, погруженными в работу мужчинами и женщинами в среднем лет сорока, втиснутыми в строгие костюмы, снисходительно посматривающими на меня с высоты своего опыта. Мы перебрасывались несколькими стандартными фразами о работе, отчитывались, насколько успеваем уложиться в сроки, интересовались, не идет ли кто перекусить или выкурить сигарету, а затем с чувством выполненного долга расходились по кабинетам, захлопнув за спиной дверь. Примерно в такой последовательности проходил каждый божий день.
Через несколько месяцев работы здесь я, заразившись общим настроением, погрузилась в ленивую апатию. Время от времени я встряхивалась, словно очнувшись от глубокого оцепенения, и недоуменно оглядывалась вокруг, не понимая, что я здесь делаю. В такие моменты, где-то глубоко-глубоко, на задворках сознания, во мне трепыхались мысли, что нужно бросить это место, уйти, найти какой-то другой путь. Ведь все это не для меня, все это неправильно, так не должно было быть. Однако их быстро заглушали другие, столь же вялые вопросы: «А зачем? Что от этого измениться? Куда я пойду? Что я буду делать, когда уйду?».
Я чувствовала, что утратила жизненный ориентир, и сейчас медленно, послушно плыву по течению, изредка барахтаясь, но все же неуклонно приближаясь к обрыву, где воды обрушиваются бушующим потоком с крутого утеса. Ледяные черные волны увлекают меня на дно, где нет ни света, ни радости, ни надежды. Сосущая пустота распространяется по всему моему телу, охватывает все мое существо, умертвляет каждый живой участок, до которого может дотянуться. Реальная жизнь оказалась для меня гораздо более тяжелым испытанием, чем я ожидала. Я так и не смогла приспособиться к этому миру и найти свое место в нем.
***
Я в очередной раз усилием воли заставила себя встряхнуться и вернуться к действительности. Ситуация не стала более воодушевляющей. Кипы бумаг лежали на том же месте. Курсор мигал на экране ноутбука, который язвительно и укоризненно смотрел на меня пустой страницей. Я все еще не написала ни строчки.
Как же мне это надоело! Я открыла файл с набросками исходного материала о повседневных, не вызывающих никакого интереса событиях из жизни Нью Йорка. Удивительно, неужели кто-то действительно читает о том, что на Пятой авеню открыли еще одну точку Булгари или что где-то в глухом райончике Бруклина ограбили булочную. Мои глаза бегло пробегали по строчкам, однако смысл их так не доходил до моего сознания. В голове словно разлили вязкий кисель, в котором погрязала любая мысль.
Неожиданно в дверь постучали. Я удивленно подняла голову. За целый день меня редко кто удостаивал своим посещением.
– Да-да, входите, – мой голос прозвучал хрипловато из-за долгого молчания.
Дверь открылась и, слегка пригнувшись, в комнату вошел рослый парень лет двадцати пяти. Как раз тот возраст, когда на мужчину уже робко ложится отпечаток некой серьезности, однако бесшабашность юности все еще находится в своих правах. Впрочем, в этом случае серьезность подвергалась очень большому сомнению. Я мысленно застонала.
Ко мне, улыбаясь во весь рот, приближался Кевин. Это был наш новый стажер, которого наняли пару недель назад. Какие функции он исполнял, я так до сих пор и не поняла. В большинстве случаев он занимался тем, что неспешно сновал туда-сюда со стопочкой бумаг в руке. Он еще не проникся строгой деловитостью всех сотрудников редакции, и его задорно-приветливая улыбка смотрелась здесь неестественно, как в лечебнице для тяжело больных.
– Здорово, Летти, – напыщенно растягивая слова, жизнерадостно сказал он.
Меня передернуло. Почему-то в последнее время любое проявление довольства жизнью задевало и даже почти оскорбляло меня.
– Привет, Кевин, – ровным голосом поздоровалась я.
Он начал так внимательно оглядывать обстановку моего кабинета, словно его пригласили на ревизию.
– Да уж, не самая веселая у тебя здесь атмосфера, ничего не скажешь, – жалостливо озвучил он свой вердикт.
– А у тебя что, лучше? – хмуро буркнула я. Его самодовольный вид не вызывал во мне абсолютно никакого желания поддерживать диалог
– А, да у меня вообще нет кабинета, – ничуть не смутившись, ответил Кевин. – Меня так, посылают из отдела в отдел с поручениями, так что я вроде как на побегушках. И, если хочешь знать мое мнение, то я очень этому рад, а не то я с ума бы сошел в этой кладовой.
Я, вообще-то, не хотела, но его это, судя по всему, не очень волновало. Он продолжал задорно улыбаться, словно ничего не могло его огорчить. Мое чувство неприязни поднялось еще на пару градусов. Не то чтобы к нему лично. К его веселой беззаботности. Мне тоже хотелось бы снова научиться веселиться.
Я терпеливо ждала, пока Кевин соблаговолит сказать, зачем он сюда пришел.
– Ах, ну да, – спохватился он. – Меня же, собственно, для чего отправили…
Ну Слава Богу.
– Вот, – он кинул передо мной несколько бумаг с напечатанным текстом. Я бегло пробежала его взглядом. – Это сырой доклад с места событий. На Мэдисон сквер произошла какая-то заварушка. Пьяные разборки в каком-то разваливающемся джаз клубе, в котором тусуется одно отрепье. Пришлось вызвать копов. Ничего интересного, но вполне можно слепить кричащий заголовок. Нужно написать сегодня к вечеру.
Кажется, я была в этом клубе несколько раз во время первого курса, но после фразы Кевина об отрепье не посчитала нужным об этом упомянуть.
– Прекрасно, – с каменным лицом я механическим движением добавила бумаги к груде остальных, с описанием происшествий той же степени интересности.
– Эх, зря ты здесь прозябаешь, Летти, – беззаботно сказал Кевин, тем временем оценивающе поглядывая на меня. – Безрадостное местечко. Не для таких, как ты.
– А что, по-твоему, для таких, как я? – раздраженно спросила я, отчаявшись спровадить его.
– Хм. Даже не знаю. Но, если хочешь знать мое мнение, то с твоими данными тебе бы работать бы моделью. Это ведь настоящее преступление скрывать тебя в этих стенах, как в консервной банке. Например, моя двоюродная сестра еще в восемнадцать заключила контракт с Белла Эдженси. И с тех пор постоянно летает по всей Европе на всякие там показы. Сейчас вот опять махнула в Милан. А ты, между нами говоря, гораздо привлекательнее, – и он заговорщически подмигнул мне. – Кстати, чем ты занимаешься сегодня вечером?
– Эээ…– я лихорадочно думала, как бы получше отделаться. – Придется, наверное, взять работу на дом. Я и предыдущие то статьи еще не успела написать, а в довесок еще и это. Совсем ничего не успеваю.
– Ну, что ж, желаю удачи. Как освободишься, ты знаешь, где меня найти.
–Ага…
Он, ничуть не расстроившись, еще раз подмигнул мне и вышел из кабинета, громко хлопнув дверью. Его размашистые шаги быстро отдалялись по коридору.
Я вздохнула с облегчением, радуясь, что он наконец оставил меня в покое. Работы было невпроворот, и откладывать больше было некуда. Но мысли мои улетучились еще дальше обычного, и я все никак не могла сконцентрироваться. Меня охватило несвойственное мне оживление, которого я уже давно не испытывала, погрязнув в болоте вялости и скуки. И я знала, чем это было вызвано.
Я никак не могла выбросить из головы брошенные невзначай слова Кевина, заставившие все внутри меня перевернуться. Они неожиданно зацепили какие-то глубинные струны в моей душе, которые, как мне казалось, давно уже окаменели и покрылись ржавчиной. Но сейчас они робко дрогнули, и пока еще едва ощутимый, но все больше набирающий силу гул волной прокатился по моему телу, словно сигнал к пробуждению.
Словив себя на том, что я уже минут десять остекленевшим взглядом смотрю в монитор, я резко откинулась на спинку кресла и оттолкнула его от стола, отъехав поближе к окну и спасительному потоку воздуха. Нет, эта мысль решительно не даст мне покоя, пока я не обдумаю ее.
«С твоими данными тебе бы работать моделью», – сказал Кевин. Что ж, а ведь это было отличным решением. Странно, что мне самой это ни разу не пришло в голову. Я была высокого роста, подходящих параметров, с длинными белокурыми волосами и милыми чертами. У меня были все данные, чтоб стать моделью. Нет, серьезно, а почему бы и нет? Разве я хуже, чем множество девушек, чьи лица я мельком замечала на вывесках магазинов, страницах глянцевых журналов и билбордах на улицах Манхэттена? Я всегда довольно критично себя оценивала, но здесь я могла ответить вполне определенно, что нет, я ничем не уступала большинству из них, кроме того обстоятельства, что им подвернулся счастливый случай.
Передо мной одна за другой вставали все открывшиеся передо мной перспективы. Ведь модельный бизнес – это огромная индустрия, которая постоянно находится в поиске новых лиц. В современном мире там найдется ниша абсолютно для любого типажа, пусть даже самого экзотического и неординарного. А уж я-то, с моими правильными чертами, точно не должна испытывать недостатка в заинтересованности.
Размышляя так, я приходила во все большее возбуждение. И как же я раньше об этом не подумала? Ведь эта дорога может привести меня прямиком к моей мечте. Все обстоятельства говорили в ее пользу. Во-первых, в модельной индустрии далеко не так необходим профессиональный опыт, как в актерстве, а, следовательно, у меня больше шансов. Во-вторых, это интересная, творческая деятельность, которая позволит мне перевоплощаться в самые разные образы, как я того и хотела! Кроме того, я смогу путешествовать, постоянно менять обстановку, что было мне сейчас просто необходимо. Я ясно видела, насколько работа в редакции постепенно уничтожала во мне все живое. Нет, это точно не для меня. Такая, как я, должна постоянно познавать все новое, посещать новые места, видеть новые лица, дышать полной грудью. Вот, что такое жизнь!
И, наконец, самым весомым доводом было то, что многие модели, научившись работать в кадре, уходили в актрисы и прославляли свое имя. Что, если и я поступлю так же? Когда у меня за плечами будет опыт успешных фотосессий, я больше не буду никем. Возможно, я даже смогу познакомиться с кем-то, кто введет меня в нужный круг. И тогда у меня появится шанс. Ооо, тогда от меня будет уже не так-то просто отмахнуться! Пусть не прямым, но окольным путем я приду к своей цели.
