Ольга Сергеевна Распутняя
Объятые иллюзиями
Глава 20
Завтра Роуз с Эриком и Полли собирались возвращаться домой, поэтому все мы собрались у Роджера в «Мечтах о Париже», чтоб как следует отпраздновать последний вечер. И, хоть я и не принадлежала к их семье, но уже почти забыла об этом, настолько дружеские, теплые и доверительные отношения у нас сложились за столь недолгое время. Раньше я и подумать не могла, что можно вот так вот привязаться к совершенно чужим людям, не сходящимся с тобой ни положением, ни возрастом, ни интересами. Я полюбила и веселые подтрунивания Джастины и Брайса, и тяжеловесные шуточки Роуз, и неумолкаемую болтовню детей с их робко-восторженным обращением «тетя Летти». Эти простые, добродушные и приветливые люди открыли мне свой теплый уютный мирок, в котором я больше всего нуждалась, при этом не требуя ничего взамен и не заставляя никому соответствовать. И я всегда буду благодарна им за это.
Вечер прошел прекрасно. Мы, пользуясь дружбой с Роджером, собрались в кондитерской уже после закрытия, так что она была полностью в нашем распоряжении. Что оказалось очень кстати – ведь при другом раскладе нам было бы непросто уместиться там. Сейчас же мы сдвинули вместе парочку столов и с комфортом расположились вокруг них. Дети наперебой просили меня привести Майло, и теперь он послушно лежал на полу и смотрел на нас умилительными блестящими глазками, строя из себя примерного пса. Что ж, посмотрим, насколько его хватит.
Роджер в очередной раз превзошел самого себя, завалив стол самыми разнообразными лакомствами: хрустящим печеньем с шоколадной крошкой, воздушным чизкейком со сладким кленовым сиропом, лаймовыми пирожными, крем-брюле с нежнейшим заварным кремом, пышными панкейками с карамельным соусом и вкуснейшим шоколадным трюфелем с ромом в ореховой крошке. Все это выглядело настолько соблазнительно и источало такие невероятные ароматы, что все мы решили наесться до отвала, даже если потом не сможем унести отсюда ноги. Брайс с заговорщическим видом достал бутылку выдержанного коньяка и немного бренди. Роджер, вообще-то, не приветствовал алкоголя в своем заведении, но оказался совсем не против, когда и ему протянули рюмку.
Вскоре от тепла, обилия сладостей, а, в случае взрослых, еще и превосходного крепкого коньяка, все совсем развеселились. Взрывы смеха не стихали и были слышны, наверное, по всей улице. Майло, как я и предполагала, недолго был послушным мальчиком и, зараженный всеобщей праздничной атмосферой, принялся бегать по кондитерской и совать свой любопытный нос во все углы, к вящему ужасу Роджера. Кэти, Полли и Эрик попытались оттащить его обратно к столу и заставить играть вместе с ними в сыщиков. Майло проявил упорное сопротивление предложению стать поисковой собакой, и в итоге воцарилась несусветная кутерьма.
Нам с трудом удалось восстановить порядок, вернув детей за стол, а Майло под стол, и пир продолжился. Все честно выполнили свои обязательства – набили животы так, что просто не представляли, как встать с места, не говоря уже о том, чтоб доплестись до дома. Мы тяжело развалились в креслах, лениво переговариваясь, а я постаралась как можно незаметнее ослабить ремень своих джинсов. От сытости все впали в меланхоличное настроение и пустились в философские диспуты, которые ни к чему особо не сводились и по итогу возвращались к тому же, с чего и начинались. Никого это особенно не смущало, так как мы были в том состоянии, когда в любой сказанной ерунде каждый открывает для себя глубокий смысл, недоступный другим. В конце концов, когда Роуз залихватски опрокинула в себя уже десятую рюмку, Роджер пустился в рассуждения об относительности свободы мысли человека, а Кэти начала дремать на руках у матери, мы поняли, что пора собираться домой.
Роджер заставил нас забрать с собой остатки чизкейка и лаймовых пирожных, при чем он впихивал их нам с такой настойчивостью, будто мы прямо сейчас отправлялись на необитаемый остров. Брайс взял малышку Кэти на руки, а Джастина и Роуз потеплее укутали двойняшек (Джастина никак не могла взять в толк, почему капюшон Полли закрывает ей лицо, а не затылок, пока Роуз без всяких комментариев не переодела куртку правильной стороной). Мы дружно пообещали Роджеру обязательно доесть на завтрак его выпечку, и дружно вывалились в прохладную темноту. Возле дома Холденов я тепло распрощалась с Роуз, на которую влияние алкоголя сказалось только тем, что она стала еще прямолинейнее и любвеобильнее обычного, если это вообще возможно. Пока она прижимала меня к своей массивной груди, Эрик и Полли обняли Майло и заставили меня торжественно дать слово, что во время их следующего приезда мы с ним обязательно придем в гости. Еще раз помахав всем на прощание, я отправилась домой.
***
Я шла сквозь хрустальную тьму, лишь кое-где разгоняемую блеклым светом фонарей. Несмотря на приподнятое настроение после весело проведенного вечера, все же что-то не давало мне покоя. Какие-то мысли, которым я не могла найти определения, все это время крутились где-то на задворках моего сознания. Они не были неприятны, и все же постоянно мягко и ненавязчиво напоминали о себе, не позволяя сосредоточиться ни на чем другом.
Гулкая тишина ночи была нарушена лишь негромким похрустыванием снега под моими ногами. Майло лениво трусил справа от меня, слишком сытый и уставший, чтоб бросаться по сторонам. Небо сегодня было удивительно безоблачным: на его черном бархате, словно золотистые монетки, были рассыпаны ясные огоньки звезд. Среди них скромно затесался изящный рожок туманного месяца. Все вокруг словно застыло, оставив меня наедине со своими воспоминаниями.
«Твоя проблема в том, что тебе всегда недостаточно. Что бы ты не имела, ты никогда не бываешь удовлетворена!»
Я неожиданно осознала, что давно уже не чувствовала столь безыскусной и неприхотливой радости, как за последнее время, проведенное с моими новыми друзьями. Я в кое-то веки не нуждалась ни в алкоголе, ни в шумихе вечеринки, ни в скоплении сотен людей, ни в безумном фейерверке эмоций, чтоб почувствовать себя почти счастливой. Дружеское расположение, разговоры обо всем и ни о чем, вкусная еда и бокал вина в отличной компании, искренний смех детей – неужели понадобилось так мало, чтоб вернуть меня к жизни? Неужели наше мироощущение определяется не громогласными событиями, а такими незначительными мелочами?
Погруженная в собственные мысли, я и не заметила, как подошла к воротам своего дома. Пройдя по темному саду, залитому призрачным лунным сиянием, я отперла дверь и вошла внутрь. Скинув пальто, я забралась с ногами в кресло и укуталась в мягкий плед. Майло расположился у меня в ногах, тихо опустив голову на лапы и мгновенно заснув. У меня же сна не было ни в одном глазу. От выпитого алкоголя я пребывала в приятном расслабленном состоянии, но голова оставалось кристально ясная. Я застывшим взглядом смотрела перед собой, боясь упустить с таким трудом схваченную нить, которая тянулась далеко назад сквозь все годы моей жизни.
«Постоянно ты стремишься к какой-то идеальной картинке, какой-то невоплощенной мечте».
Эти слова Брайан прокричал мне в лицо в нашу последнюю встречу. А ведь я ни разу не задумывалась над его словами, гоня от себя воспоминания о нашей последней встрече, как чуму.
Я до сих пор содрогаюсь от того, что я пережила после грязного конца нашей казавшейся столь прекрасной истории. Все мое существо тогда представляло собой огромный комок боли. Я не могла ни отстраниться от нее, ни спрятаться, ни убежать. Мне казалось, что даже сам воздух Нью Йорка кричал о моих неисполненных мечтах, о сокрушительном крушении всех моих надежд, и бесславном конце всего, во что я верила, об уничтожении целого мира, в котором я жила до того момента. Масштабность моего поражения настолько сводила меня с ума, что я кричала по ночам, заглушая свои крики подушкой. Думаю, я была предельно близка к тому, чтоб помешаться рассудком. Что бы я не делала и не собиралась делать, все казалось мне загодя бессмысленным. Для чего я живу? Живу ли я вообще? Чего стоит моя никчемная жизнь? Жестокие мысли нанизывались одна на одну, словно черный жемчуг на шелковую нить, чтоб затянуться на моей шее. Я ни на шаг не продвинулась к мечте стать актрисой, я потеряла работу, разочаровала родителей и разрушила отношения. Я не завершила ничего из того, что начала. Я презрела и испортила все, что имела. Я потеряла столько времени, и каждая ошибка служила очередным звеном в цепочке моей глупости, неизбежно ведя к следующей.
И, наконец, истерзанная до крайней степени, я желала лишь одного – сбежать, скрыться от самой себя, от своей исковерканной жизни, запереться, спрятаться, оградиться от всех. Все мои физические и душевные силы были на исходе. Раз я так и не смогла найти своего места в жизни – значит, я не была достойна ее. И тогда я решила навсегда уехать из Нью Йорка, замуровав себя заживо.
Да, я просто сбежала. Сбежала, так и не задумавшись о словах Брайана. А ведь, несмотря на наши общие заблуждения, мы читали друг друга, как открытую книгу. Он прекрасно знал, что послужило причиной моей трагедией, как и я знала, что в конце концов погубит его.
«Постоянно ты стремишься к какой-то идеальной картинке, какой-то невоплощенной мечте» … «Ты никогда не бываешь удовлетворена» …
Поднявшись над извилистой дорогой собственной жизни, я наконец-то увидела ее такой, какой она и была – без прикрас, предвзятости и искажений.
Я выросла на вымышленных образах из фильмов и книг, вылепила свой характер по примеру любимых героинь, сравнивала каждое событие своей жизни с тем, что было соткано чужим воображением. С самого начала я создала себе идеальный мир, в сравнении с которым окружавшая меня реальность была скучной, серой и блеклой. Я отчаянно металась в поисках своего места в жизни. Места, которого… просто не было.
Ведь у меня всегда все было прекрасно. У меня была любящая семья, которая готова ради меня на все. Детство, не омраченное ни болезнями, ни ссорами родителей, ни вообще какими-либо трудностями. Учеба всегда давалась мне безо всяких усилий. Во мне единогласно признавали природные способности к усвоению знаний. Я легко находила контакт с людьми, умела нравится им и при желании могла бы иметь много друзей и знакомых… Я имею ввиду, действительно хороших и достойных людей, с которыми мне было мне интересно, которые подталкивали бы меня вперед, а не тащили бы ко дну. Но на пути у меня стояло собственное высокомерие, превосходство, с которым я смотрела на многих с высоты своей «несхожести с остальными». Я внутренне презирала любые проявления блеклой реальности и даже не желала подумать о том, что же мне на самом деле нравится. Даже моя мечта стать актрисой во многом объяснялась тем, что мне хотелось жить воображаемыми жизнями, а не своей собственной. Я закрывала глаза на все свои успехи и достижения, ведь моя неспокойная душа стремилась совсем к другому, чему-то размытому и недостижимому. А ведь сколько всего я могла бы сделать…
Но что же я делала вместо этого? Почему не использовала все свои природные способности и стремление к познанию? Да потому, что я постоянно жила в ожидании идеального момента, восхищалась вымышленной картинкой, испытывала постоянную тягу к необузданным эмоциям, которые позволили бы мне сбежать от реальности… Отчаянно рвалась к мелькнувшему на горизонте лучезарному свету мечты и разочарованно поворачивала обратно, как только она представлялась уже не такой воздушной и красивой, как мне виделось… Страшно представить, сколько времени я потратила, затерявшись в собственных иллюзиях и страдая от болезненного несоответствия между мечтами и реальностью… А ведь моя реальность…была совсем не плоха.
Безусловно, Брайан прекрасно это видел и понимал. Он с самых первых встреч разгадал всю мою суть. И, не исключено, что именно это его и привлекло во мне. Ведь и ему не нужна была реальность. Он испытывал тягу ко всему, что крылось за ее гранью. Все наша история любви… А была ли эта любовь?
Сейчас, когда боль улеглась, и я наконец смогла окинуть свои отношения с Брайаном беспристрастным взглядом, я вдруг ясно увидела, насколько грандиозный и взаимозависимый обман мы выстроили. Настолько реалистичный, прекрасный и желанный для нас обоих, что оба мы готовы были отстаивать его до последнего вздоха. Брайан долгое время видел во мне венец собственного искусства, торжество своего гения. Он полюбил не что иное, как собственное воображение, вдохновлявшее его на все новое созидание. Он стал зависим от вылепленного своими руками шедевра, который он формировал и изменял по малейшей своей прихоти.
Ведь что такое фотографии? Бездушные клочки бумаги, которые, как в волшебном искаженном зеркале, отображали меня так, как мне того хотелось. Но взамен они медленно разрушали меня, вытягивали из меня энергию, вытягивали жизнь, пока от реальной меня не осталась одна пустая оболочка. Брайан же все же больше и больше напитывался тем, что получал от меня, в конце концов, окончательно перестав различать грань между мной и моим прекрасным, ослепительным, восхищавшим его образом.
А я же… Я остро нуждалась в том, чтоб мой иллюзорный мир воплотился в реальность. Я искала любую дорожку, которая увела бы меня во вселенную золотисто-розовых грез… А кто мог помочь мне в этом лучше, чем Брайан? И я с жадностью ухватилась за него в надежде сбежать от собственной скучной и лишенной смысла жизни, где я могла сиять, подобно звезде. И, что ж, у меня получилось. С Брайаном я жила в волшебном мире, в фантасмагорическом театре фантазий, где оба мы отлично сыграли свои роли. Я была единственной, неповторимой, сказочной принцессой, под ноги которой готовы положить весь мир. Никто не мог сравниться со мной. И я с огромным удовольствием бросила все свои планы, цели и надежды на успешное будущее на алтарь любви. Ах, разве может что-то быть более романтичным, чем забыть обо всем, отдав спутнику жизни свое тело и душу? Вот какими мыслями жила я тогда…
Но нет ничего постоянного под солнцем. Ни одна иллюзия не держится вечно… Рухнула, увы, и наша… Как только я засомневалась в истинности нашей большой и безраздельной любви, которую, как казалось, ничего не могло поколебать, я вновь испытала острое разочарование. Ведь мне этого было недостаточно, совсем недостаточно… Я хотела быть для Брайана средоточием вселенной, я хотела иметь все. Но, поняв, что могу потерять даже ту его часть, которой еще владела, я испытала острый страх. Незаметно для себя я стала зависима от него, создавшего для меня другой, возвышенный и незамаранный мир. Утратить его означало для меня вернуться в ужасавшую меня реальность и встретиться лицом к лицу с собственными проблемами. Но вместо этого я в очередной раз сбежала, отгородившись от всего мира глухими стенами и замкнувшись в жалости к себе.
И вот теперь, незаметно, по крупинке, по маленькому, неуверенному шажку, я наконец-то приблизилась к тому, чтоб посмотреть себе в глаза. Правду сказал тогда Брайан: быть честным перед самим собой гораздо сложнее, чем перед другими. Тяжело выдать медяк за золотую монету, когда она протянута собственной рукой.
Всю жизнь я терзалась тем, что же со мной не так и почему я никогда не удовлетворена тем, что имею. Теперь же я поразилась тому, сколь проста была отгадка. Я искала счастья в чем-то туманном и недосягаемом, в то время как ответ лежал прямо у меня перед носом. Он скрывался в приятных будничных мелочах: в утренней прогулке по переполненной солнечной улице, в круассане с горячим шоколадом за завтраком и бокале токайского вина перед ужином, в хорошей книге, посещении театра, занятиях любимым спортом, уютном вечере за душевными разговорами с друзьями и наслаждении от созерцания звездного неба, наполненного бесконечными тайнами… Он был в любви к себе и заботе о своих близких. Он был в красоте распустившихся цветов, которые я могла видеть, и серебристом журчании водопадов, которое я могла слышать. И не было в счастье ничего величественного и непостижимого. Оно не было наградой за долгие мучительные усилия, оно не заключалось в другом человеке, или определенной сумме денег, или идеальной фигуре… Оно не зависело ни от места, ни от статуса, ни от времени, ни от известности. Оно исходило изнутри. Его сложность заключалась лишь в том, что оно оказалось слишком простым. А мы, по природе своей склонные к подозрительности, всю жизнь норовим отыскать какой-то подвох.
На фоне всего этого меня поразила мысль, которая никогда не была осмыслена мною до конца и которая, как я сейчас ясно понимала, в конце концов и стала моим палачом. Мое проклятье, которое я сама навлекла на себя, состояло в том, что я могла наслаждаться лишь фантастическими образами в своей голове. Не вполне сознательно я всегда понимала, что, даже если мне удастся получить желаемое, то я все равно не смогу быть счастлива, ведь мои воздушные мечты облекутся в свинцовую оболочку реальности, наслаждаться которой я как раз и не умела. Я могла отточить до совершенства свой воображаемый мир, но я приходила в совершенное недоумение, когда сталкивалась с миром насущным и материальным, и пребывала в неизбежном затруднении, что же мне с ним делать. Вот это жгучее стремление к мечтам и одновременный страх неопределенности, которая ждет меня в случае их воплощения, и привели меня к неизбежному финалу.
Все это нахлынуло на меня так неожиданно, что я не успевала упорядочить одни сбивчивые мысли, когда на смену им накатывали другие. Однако самое главное я все же поняла. То навязчивое ощущение, которое не давало мне покоя, было торжественным гимном жизни, которая бурлила, клокотала и призывала меня к себе, милостиво протягивая мне руку.
Я больше не хотела оставаться в доме. Я больше не хотела прятаться. Я стремилась к жизни. Я стремилась к людям. Я сгорала от нетерпения наверстать все, чего не замечала в своей слепоте. Я жаждала познакомиться с новыми людьми, записаться на курсы актерского мастерства, пойти на открытие новой галереи, продегустировать иностранную кухню, прочитать очередной роман Фитцджеральда, приобрести свежий номер Вог, чтоб опять быть в курсе всех модных новинок, купить красивое струящееся платье лавандового цвета, вытащить Джорджа на конную прогулку и махнуть в Париж, чтоб сравнить представления Роджера с настоящим городом любви… Ах, сколько всего нового и неизведанного лежит за этими стенами, ожидая, пока я захочу сделать шаг ему навстречу… И пусть реальность не всегда похожа на лакричный леденец, однако она настолько безгранична и многогранна, что, думаю, в ней найдется местечко и для меня. И на этот раз я готова была без страха отправиться на его поиски.
Я даже засмеялась от нахлынувшего на меня облегчения, словно сковывающие меня железные цепи, которые я сама на себя надела, лопнули и растворились в воздухе, оставив лишь едва заметные отметины на коже. Но я знала, что скоро от них не останется ни следа.
Я боялась идти спать, чтоб с рассветом не развеялось это удивительное озарение. Но все-таки что-то подсказывало мне, что даже с восходом солнца оно останется при мне. Потому что это теперь была моя реальность. Настоящая жизнь Летиции Дэвис.
… Вот так вот, в темной пустой гостиной, озаренной лишь таинственными лунными лучами, пробивающимися сквозь тонкие полупрозрачные занавески, я наконец-то стала взрослой.
***
На следующее утро я проснулась со жгучим желанием сделать то, что следовало бы сделать уже давно. Я протянула руку к лежащему на прикроватном столике телефону и набрала номер, с нетерпением ожидая ответа.
– Летти? – голос мамы прозвучал заспанно и немного настороженно. – Ты видела, сколько времени?
– Прости, мам, я не хотела тебя будить! Я просто не могла дождаться, чтоб сказать… что я очень люблю тебя, мам. И папу. И Джорджа. И я хочу сказать вам спасибо за все, что вы когда-либо для меня сделали. Я всегда принимала это, как должное, но я хочу, чтоб вы знали, что я очень, очень ценю это. Я счастлива, что у меня такая семья, как вы!
– Летти, с тобой точно все в порядке? – испуганно спросила мама.
– Ты даже не представляешь, насколько, – смеясь, ответила я. – Я столько всего поняла в последнее время… А, вообще-то, у нас будет предостаточно времени, чтоб обсудить все. Не по телефону.
– То есть, ты…
– Да, мам. Все кончено. Я возвращаюсь домой.
***
На то, чтоб уладить все дела, не ушло много времени. Чемоданы были упакованы и отправлены, а дом приведен в надлежащий порядок. Мои дядя и тетя договорились с пожилой семейной парой, которые должны были приехать через пару недель осмотреть дом. Я не испытывала никакой жалости по этому поводу. Надеюсь, им там понравится больше, чем мне.
Провожать меня пришли все мои добрые друзья – Брайс, Джастина, маленькая Кэти и Роджер, который принес мне в дорогу целый пакет эклеров и шоколадных маффинов и все сокрушался, кто же теперь будет заботиться о моем завтраке. Такси, которое должно было отвести меня на вокзал, ожидалось с минуты на минуту. Я приняла решение уехать так же спонтанно, как и прибыла сюда, поэтому решила не беспокоить Джорджа. У него и так было предостаточно забот с восстановлением своей пошатнувшейся репутации.
– Эх, как все-таки жаль, что ты уезжаешь, – грустно сказала Джастина. – Ты оживила наши монотонные будни. А теперь наверняка забудешь о нас, как только вернешься в Нью Йорк.
– И правильно делает, что уезжает, – отчеканил Брайс, положа руку мне на плечо. – Разве место такой молодой умной девушке в нашей глубинке? Нет, она принадлежит большому миру, где она сможет как следует размахнуться.
– Полностью согласен, – сказал Роджер, с опаской потеснив Брайса, чтоб тоже попрощаться со мной, – ставлю «Мечты о Париже» на то, у тебя впереди море событий, одно захватывающее другого. И не меньше возможностей. Главное, гляди в оба и не упускай ни одну из них. Вот только не усердствуй слишком сильно – поиски смысла, это, конечно, хорошо, но только до тех пор, пока они не ударяют в голову. А если что-то пойдет не по плану, то ты всегда знаешь, кто тебя и выслушает, и накормит, Летиция.
–Спасибо, – растроганно сказала я, чувствуя, что на глаза невольно наворачиваются слезы, – спасибо вам всем. Я не знаю, что бы я делала, если бы не познакомилась с вами.
– Обещайте, что будете приезжать к нам в гости, тетя Летти, – строго сказала малышка Кэти, когда я опустилась перед ней на корточки.
– Обязательно, милая, – сказала я, целуя ее в нежную, как лепесток розы, щечку, – а лучше, приезжайте-ка вы ко мне. Уверяю вас, Нью Йорк совсем не так плох, как кажется на первый взгляд.
– И все же не идет ни в какое сравнение с Парижем, – мечтательно сказал Роджер.
– Ты ведь, кажется, говорил, что не был в Нью Йорке, разве нет? – недоуменно спросила я.
– Совершенно верно, моя дорогая. Не был ни разу, – ничуть не смутившись, отчеканил он. Я только открыла рот.
Только мы все успели обняться и расцеловаться, а Майло покорно позволил Кэти повиснуть у себя на шее и на прощание лизнул ее в щеку, как подъехало такси с почему-то очень недовольным водителем. Он раздраженно просигналил, привлекая мое внимание. Пора было отправляться.
Я открыла заднюю дверцу, впуская Майло, и в последний раз помахала рукой Холденам и Роджеру. Они улыбались и махали в ответ. Кэти, сидящая на шее у Брайса, послала мне воздушный поцелуй.
Я залезла на переднее сиденье и закрыла дверь, назвав адрес ближайшего вокзала, откуда я поеду прямиком в свой родной город. А Нью Йорк… Он ждал меня достаточно долго, так что подождет и еще несколько недель. Но сначала я должна повидать родителей.
Такси медленно отъехало. Я уже мысленно прикидывала, удастся ли мне добраться целой до места назначения по этой изрытой рытвинами и колдобинами дороге.
На дом я даже не обернулась.
Эпилог
С того времени минуло уже больше года. Сейчас я живу в Нью Йорке, работаю помощником главного редактора в печатной версии модного глянцевого журнала и получаю от этого огромное удовольствие. Кажется, мои былые мечты о работе в индустрии моды все же воплотились, правда, совсем не в той интерпретации, в которой я ожидала. Но, как любил говаривать Роджер:
«Да, пусть не всегда все складывается так, как виделось нам в мечтах, но кого это волнует, если в итоге мы все равно приходим к лучшему исходу.»
Вот и я в конце концов, после долгих и болезненных метаний, блужданий, громких взлетов и сокрушительных падений, озарений и разочарований, все-таки смогла найти свое место. Да уж, могла ли я когда-либо подумать, что самым сложным и непреодолимым препятствием к этому буду я сама и тот непроницаемый барьер, который я собственноручно выстроила между собой и своей жизнью?
Не думайте, я не забыла о своей пламенной мечте стать актрисой, к чему у меня все еще стремились душа и тело. Поэтому я записалась на актерские курсы при Нью Йоркской Академии Киноискусства и начала играть в театре. Конечно, мне нелегко было совмещать это с работой в журнале, но кто сказал, что путь к мечтам легок и усыпан цветами благоухающего жасмина? К тому же, играть на сцене доставляло мне несметное удовольствием, а это было более чем достойной наградой за все часы недосыпа и порой сильную усталость. Я с восторгом пробовала себя в самых разных амплуа, как мне всегда этого и хотелось, увлеченно воплощаясь то в беззаботную Наташу Ростову, то в романтичную и острую на язык Элизабет Беннет, отправляясь в захватывающие путешествия по странам и эпохам. И пусть театры в современном мире стали довольно старомодны, пусть я не купаюсь в ярком свете прожекторов и лучах славы, но каждую минуту на сцене моя душа ликует и блаженствует, находя столь желанную отдушину. Вот только сейчас я проводила отчетливую черту между побегом в царство фантазий и своей настоящей жизнью. Замечательной жизнью, в которой меня поджидало еще столько всего интересного.
Ну а со временем… Кто знает, может, в туманном и непредсказуемом будущем меня все-таки ждет что-то большое? Ведь все знают – счастливый случай любит подкрадываться тогда, когда перестаешь его ждать. Пока же я была всем абсолютно довольна.
После затянувшегося безделья, пока я утопала в апатии на окраине мира, я снова вернулась к активному образу жизни. Но на этот раз я твердо решила заниматься исключительно тем, что мне нравится. Я вспомнила, как в детстве обожала танцевать, поэтому я начала с радостью посещать проходившие в городе танцевальные мастер-классы. А по выходным я любила расслабиться и поплавать в бассейне, растворяясь в безмятежном умиротворении мягко окутывающей меня голубой воды.
И, что самое главное, – больше никаких диет, ограничений и подобных истязаний собственного тела, которые когда-то помогали мне маскировать душевный упадок и разрушительную потерю контроля над своей жизнью. Теперь я понимала, что невозможно получать удовлетворение от своей пусть даже самой роскошной «модельной» фигуры с узенькой талией и щуплыми бедрами, относясь к собственному телу без должной любви и уважения – тебе всегда будет недостаточно, и всегда найдется пара лишних килограммов, от которых не помешало бы избавиться.
А что касается моей семьи, то у нас никогда еще не было таких теплых и доверительных отношений. Как оказалось, они меня все-таки хорошо понимали, порой даже лучше, чем я сама, хоть всю свою жизнь я и была абсолютно уверена в обратном. Не так давно меня ожидал приятный сюрприз – мама и папа решили перебраться в Нью Йорк, чтоб быть поближе ко мне с братом. Конечно, я очень обрадовалось этой новости, ведь возможность в любой момент увидеть родителей – это порой ни с чем не сравненная ценность. К нашему общему удивлению, Джордж стал проводить с нами гораздо больше времени. Несмотря на то, что он по-прежнему уделял колоссальное количество времени работе, кажется, его нервическое помешательство на ней все же немного ослабло, что было уже немалым достижением. Он даже перестал с заносчивым видом вворачивать через каждое слово юридические термины, так что начал понемногу претендовать на роль вполне себе приятного собеседника.
Остальное же свободное время я проводила с новыми знакомыми с работы и театра. Конечно, было бы откровенным враньем сказать, что со всеми у меня складывались прекрасные отношения, и я пребывала в полной гармонии с окружающим миром. Разумеется, случились и недопонимая, и ссоры, и личная неприязнь, да и еще много чего малоприятного. Но, знаете, когда вы смотрите на людей, загодя стараясь разглядеть их хорошую, а не плохую сторону, вы поразитесь, как приятно удивить может этот мир.
А однажды мои старые друзья, о которых, я, конечно же, не забывала, не стали дожидаться, пока у меня появиться время навестить их, и заявились в Нью Йорк самолично. Даже старина Роджер решился ради меня на время покинуть свой уютный мирок, заключенный в тесных стенах «В мечтах о Париже», а это уже было настолько героическим поступком с его стороны, что я тут же значительно возвысилась в собственных глазах. Я успела очень соскучиться за ними, и тут же пригласила их отпраздновать приезд вместе со своей семьей. Всем им было очень приятно общество друг друга, а Кэти, покраснев, шепотом призналась мне, что, когда вырастет, хочет выйти замуж за Джорджа. Правда, я так и не поняла, почему.
Наслушавшись моих восторженных рассказов о кулинарном мастерстве Роджера, мама с папой были, конечно, очень заинтригованы. Так что он не преминул расширить аудиторию своих поклонников до самого Нью Йорка, приготовив настоящее произведение искусства – роскошный воздушный торт безе со сливочным кремом и клубникой. Мама, которая была неумеренной сладкоежкой, безапелляционно заявила, что Роджер должен немедленно открыть свою кондитерскую в Нью Йорке, а мы с Джорджем горячо поддержали ее. Роджер, признаться, и сам начал задумываться об этом, заявив, что Нью Йорк совершенно очевидно нуждается в спасении, даже в большей степени, чем Париж, с которым еще не все так потеряно. Что ж, не знаю, смириться ли Джастина с таким поворотом событий, но, кажется, Холдены будут у нас частыми гостями.
А я же… А я, несмотря на недостаток свободного времени, частую усталость и одновременное совмещение множества дел, все же чувствовала себя живой и полной сил и энергии, как никогда раньше. Как ни странно, чем больше я делала, тем больше понимала, сколько еще неизведанного и заманчивого окружает меня со всех сторон. Мне хотелось предпринять еще больше, наверстать все упущенное время, познать все грани жизни во всем ее разнообразии. Я хотела попробовать ее на вкус и взять от нее все, что только можно. Конечно, невозможно было изведать и ощутить все на свете, однако я старалась изо всех сил – я полностью погружалась в то, чем занималась, и наслаждалась каждой секундой, смаковала каждый момент, чувствовала его всем своим существом. Кто бы подумал, что жизнь может быть так приветлива к тем, кто открывается ей навстречу, а не упрямо сопротивляется ее дарам?
