Ольга Сергеевна Распутняя
Объятые иллюзиями
Я была поражена.
– А ваши родители? Разве они не были против?
Брайан замялся, словно раздумывал, стоит ли посвящать меня в столь интимные подробности своей жизни. И все-таки он ответил.
– Когда я сообщил об этом родителям, они не стали ни остерегать меня, ни угрожать лишить наследства, ни пророчить будущего в канаве на задворках жизни. Отец сказал, что, если я смогу сам зарабатывать себе на жизнь, то я волен поступать так, как считаю нужным. Это решило дело. Все пути были отрезаны. Я остался один на один со своим выбором. Конечно, сначала я фотографировал бесплатно, преимущественно своих друзей. Выставлял свои работы на разные сайты. Затем начал фотографировать за небольшую оплату. Затем немного больше. Смог снять небольшую квартирку и фотографировал уже там. Несколько лет назад я открыл собственную студию.
– И вы никогда не пожалели о том, что не пошли в колледж, не получили образования?
– А почему я должен об этом жалеть? Зачем мне было заканчивать колледж и только после заниматься тем, что хочу, если я мог уже тогда заниматься тем, что хочу, что, собственно, и сделал?
Улетучившаяся при виде водопада непонятная злость на Брайана вновь всколыхнулась во мне, однако на этот раз мне захотелось понять.
– Знаете, когда вы это представляете таким образом, все кажется настолько просто, что просто непонятно, почему в мире так много неудовлетворенных жизнью людей, которые находятся не на своем месте, занимаются нелюбимым делом, в общем, живут с вечным чувством, что им предназначено совсем другое? Скольким в мире все время кажется, что они растратили в пустую все возможности, данные им судьбой, не использовали посланные им шансы? Сколько людей смотрят на единицы, которые, как вы, Брайан, обретают свой смысл каждый день, и недоумевают, почему же они сами так не смогли. Ведь в этом, по словам этих единиц, нет ничего сложного. И тогда они преисполняются разочарованием и жалостью к себе, как отравляющим ядом, теряют спокойствие и стараются заглушить эти навязчивые чувства в бытовых делах, мелких заботах, токсичных отношениях или алкоголе и наркотиках.
Брайан смотрел на меня очень внимательно. Мне показалось, что, по горечи в моем голосе он догадался, что я говорю отчасти и о себе. Он немного помолчал, затем снова перевел взгляд к равнодушным к человеческим переживаниям водопадам, которые низвергаются вне зависимости от наших желаний.
– Знаете, здесь вот какая штука, – медленно ответил он, подбирая слова. – Я часто задавался вопросом, почему у кого-то получается жить так, как хочется, а другие только делают то, что надо. Это вовсе не значит, что кто-то менее талантлив, умен или общителен. Это даже не зависит от обеспеченности или удачливости. Просто большинство людей даже не знают. Даже не допускают возможности того, что их мечты реальны. Мы с детства воспитываемся с набором стандартов в голове, что нужно делать и как правильно жить. Школа, колледж, работа, женитьба или замужество, дети, финансовая независимость, несколько машин, дом за городом, поездки в Париж летом. Поэтому многие даже и не рассматривают какого-то другого сценария, не допускают даже смены очередности. Нет, разумеется, можно заняться тем, что хочешь. Но только в свободное время от основного распорядка, утвержденного обществом. Вот так и выходит, что большинство людей с недоумением и неодобрением, в глубине которых скрывается зависть, смотрят на тех, кто решил не следовать общим устоям. В одной из моих любимых книг говориться: зачем ждать, чтоб начать делать то, что нравится, если ты можешь начать это делать уже сейчас.
Я молча стояла и обдумывала его слова. Мне не хотелось портить магию этого момента какими-то банальными фразами вроде «Ну да», «Наверное, ты прав» и так далее, а ничего сверх этого я сейчас не могла сформулировать, по крайней мере. вслух. Между нашими душами словно протянулась незримая нить, и, я уверена, он и так все понимал. Все, чего мне сейчас хотелось, это стоять здесь, рядом с Брайаном, слушать его и смотреть на искрящиеся серебристые струи воды, в шуме которых терялись отдаленные переговоры туристов, такие банальные, низменные и не имеющие никакого смысла по сравнению с тем, о чем говорили мы с ним.
– Можем спуститься вниз, ближе к воде, если не боишься, – неожиданно будничным тоном предложил Брайан. – Здесь есть безопасный спуск, по которому мы можем сойти прямиком к озеру.
Чего я могла бояться, когда он рядом. Господи, да предложи он мне сейчас сигануть с моста вниз головой прямо в водные глубины, я и то согласилась бы, не раздумывая. Когда я пребывала в таком настроении, я была готова на любые безумства.
Мы сошли с моста, прошли немного вперед и обнаружили узкую лестницу, спиралью круто уходящую вниз. Я пропустила Брайана вперед, на случай, если от избытка чувств я споткнусь и покачусь по лестнице. С меня вполне станется. Особенно в моем длинном струящемся платье. И в туфлях. И в полном эмоциональном дисбалансе. Для лазанья по ущельям одета я была, мягко говоря, не самым подходящим образом, но впечатление, бесспорно, производила. Я цеплялась за перила такой мертвой хваткой, что дала бы сто очков вперед висящему над пропастью альпинисту. Брайан то и дело повторял мне, чтоб я не волновалась, потому что, если я оступлюсь, дальше мы в любом случае покатимся вместе. Я находила это утешение довольно-таки сомнительным.
Когда мы благополучно спустились к самому тенистому подножию ущелья, Брайан протянул мне руку, чтоб помочь спуститься. Я почувствовала сухое тепло его ладони и шероховатую мозоль на пальце, которым он нажимал на кнопку фотоаппарата. Как только я спрыгнула с последней ступени, его рука немного задержалась в моей, легко проведя по внутренней стороне ладони.
Вода здесь бушевала и пенилась с таким шумом, что мы с Брайаном едва слышали друг друга. Над поверхностью озера клубилась зыбкая водяная пелена, сотканная из миллиардов разлетающихся брызг. Воздух был напитан влагой, свежестью и пьянящим ароматом свободы. Мы начали осторожно подбираться ближе к воде, стараясь не поскользнуться на влажных камнях. Брайан снова осторожно взял меня за руку, но теперь уже не выпускал ее.
– Еще не хватало, чтоб ты упала и утонула здесь по моей вине, и меня до конца жизни по ночам беспокоил твой жаждущий отмщения призрак. И, даже если он будет в этом прекрасном платье, все равно это вряд ли доставит мне удовольствие, – сказал он, обхватывая меня за талию, и спуская на землю с небольшого возвышения у самой кромки воды. При этом он касался меня так мягко, словно я была хрупкой хрустальной куклой, которая разобьется, если сжать ее слишком сильно.
– Не льстите себе, мистер Тернер, – вздернув нос, сказала я. – Я уж точно не стала бы тратить свое время на посещения вашей квартиры. Я бы осталась здесь, в этом прекрасном месте, и развлекалась бы тем, что распугивала назойливых туристов. Как по мне, это гораздо веселее. А затем этот парк оброс мы мрачными легендами, страх изгнал бы из него всех посетителей, и лишь подростки по ночам пробирались бы сюда, чтоб пощекотать себе нервишки. А это место стало бы называться Озером Призрачной Дамы.
– Боже мой, Летиция, – засмеявшись, сказал Брайан. – Вы читали слишком много романов в детстве.
«Вы даже не представляете, насколько много», – подумала я.
Мы стояли у самой кромки воды. Совсем рядом с нами буйствовал и ревел водопад. Однако чуть дальше вода уже успокаивалась, и текла дальше спокойным и размеренным потоком. Здесь никого не было, и лишь где-то наверху, на мосту, смеялись и переговаривались люди.
Мы с Брайаном прошли немного дальше вдоль берега. Вода была настолько хрустально-чистой, что мне не составило труда рассмотреть все камешки на волнообразном дне. Течение здесь было уже совсем слабым. Я присела, осторожно придерживая подол платья, и зачерпнула воду в ладонь. Она оказалась обжигающе ледяной. Я разжала пальцы, и серебристые струйки с едва слышим журчанием присоединились к собратьям.
Рядом со мной раздался едва слышный щелчок фотоаппарата. Я недоуменно обернулась на звук. Брайан, тоже присев, держал наведенную на меня камеру. Я укоризненно посмотрела на него.
– Простите меня, Летиция, однако я не смог бы себе простить, если бы не запечатлел вас здесь. Вы бы знали, какие невероятные кадры порой получаются, когда люди не догадываются, что их снимают. Ни наигранности, ни зажатости, ни доли кокетства. Сейчас, Летиция, вы выглядите самой собой, без приукрашиваний, без обмана, без масок. Оглянитесь вокруг. Ведь это же ваша стихия. Низвергающиеся водопады, которые шумными потоками сносят все на пути к конечной цели, и тихая гавань, где воды успокаиваются, где царит гармония и почти мистический покой. Это сочетание противоречий – это вы. Вот почему я и привез вас сюда. Когда я фотографировал вас в своей студии, я не мог отогнать от себя желание увидеть вас здесь, в этом месте, которое вытолкнуло бы на поверхность все наполнявшие вас страсти, унесло бы с текучей водой все сковывающие вас образы, которые находятся у вас в голове и не позволяют настоящей Летиции прорваться на свободу. Прошу вас. Не откажите мне в этом.
Он смотрел на меня таким умоляющим взглядом, что я не могла более возражать. Да мне и не хотелось. Брайан был прав. Здесь, в этом месте, лишенном порядка и условностей, я отбросила все внутренние страхи, тревоги и смятения. Я забыла все первоначальные причины, приведшие меня сюда. В этой колыбели природы я почувствовала себя так, словно мы были первыми людьми земли, когда еще не придумали глупых правил, приличий, требований и обязательств. Все было предельно просто – у меня был воздух, чтоб дышать, солнце, которое согревало меня, вода, что давала мне жизнь, и леса, в которых можно укрыться от опасностей. А я была созданием всего этого, я была порождением природы, я была ребенком солнца и воды…
И в тот момент, когда Брайан снова поднял свою камеру, я уже напрочь забыла о его существовании. Для меня больше не было ничего, кроме ласкающего меня напоенного влагой ветра, искрящегося в потоках воды солнца и невероятного чувства свободы, которая пьянила, пьянила, пьянила меня… И я кружилась, и простирала руки на встречу небу, и играла развевающимися на ветру волосами, и зачерпывала в ладони воду, и подбрасывала ее верх, подставляя лицо освежающим каплям. Я сидела на берегу, опустив босые ноги в воду и перебирая волосы, словно русалка. Я танцевала в своем развевающемся серебристом платье, как лесная фея. Я стояла на самом краю нависающего над водой утеса, раскинув руки так, словно собиралась взлететь…
Брайан ни разу не сказал ни слова, чтоб не вывести меня из этого удивительного транса, в котором я пребывала. Я видела, как он кружит вокруг меня, жадно, как коршун, но не обращала на него никакого внимания. Все мои фантазии причудливо перемешались у меня в голове, и я не хотела покидать этого воображаемого мира, не хотела возвращаться в реальность, не хотела покидать это место. Здесь мои тело и душа слились в единое целое, и я позволила вере в сказку полностью захватить меня. Я порхала в этом диком царстве, я танцевала со своими мечтами, я кружила в заботливых объятиях своих фантазий…
– Это потрясающе, Летиция, – срывающимся голосом сказал Брайан, порывисто приблизившись ко мне, когда я наконец остановилась. – Просто великолепно. Ты великолепна. Ты бы знала, какие получились кадры! Ты выглядишь такой неземной, что у меня возникло впечатление, будто я снимаю призрачного духа, который решил показаться при свете дня.
Он с сожалением посмотрел вверх.
– Посмотри, Летиция, мы совсем потеряли счет времени. Солнце уже заходит. Мне недостаточно света, чтоб продолжать. Как жаль… Мы бы еще столько всего смогли сделать…
– Думаю, сделано более чем достаточно, – сейчас я была искренне удивлена, что он так переживает о таких мелочных вещах, как фотографии. Я лично не могла даже вспомнить, почему совсем недавно для меня это тоже было таким важным. – Посмотри вокруг. Посмотри, как здесь красиво. Неужели ты не видишь того же, что вижу я? Неужели ты можешь восхищаться только тем, что хорошо выглядит в объективе твоей камеры?
Я перевела восхищенный взгляд на великолепные пейзажи вокруг, которым лучи опускающегося солнца придали новое мистическое очарование.
– Посмотри, послушай, почувствуй. Ведь вокруг целый мир. Огромный мир, полный загадок и несравненной красоты, мир, который мы когда-то покинули по своей воле.
Мы стояли друг напротив друга на берегу лесного озеро. Туристы понемногу расходились, поэтому стало гораздо тише. Теперь единственными звуками, которые доносились до нас, было мелодичное журчание воды и грустное пение птиц в ветвях. Закат окрасил воду в багряно-золотистые тона. Мы с Брайаном молча смотрели друг на друга. Наконец, глубоко вздохнув, он нарушил молчание.
– Ты права, Летиция. Права. Но в одном ты все же ошибаешься. Меня восхищает далеко не все подряд, что хорошо выглядит в объективе моей камеры. Строго говоря, хорошо постаравшись, я мог бы сделать хорошие фотографии чего-угодно. Но я ищу красоту, скрытую порой в мелочах, незаметных обычному глазу. Меня восхищают произведения искусства. Иногда они воплощаются в плодах трудов человеческих рук. Иногда – в творениях природы. Но гораздо чаще я, не зная покоя, ищу их в окружающих меня людях, – он шагнул вперед и слегка дотронулся до моего подбородка, приподнимая голову. – Таких, как ты, Летиция.
Он с таким чувством пожирал глазами мое лицо, что какое-то мгновение я была уверена, что сейчас он прильнет к нему губами. Но не успела волна жара опалить мое сердце, как он уже опустил руку и отступил от меня на шаг. Всего мгновение.
– Но я узнал лишь малую толику тебя, всего одну из многочисленных граней, – продолжил он, уже гораздо спокойнее. – И я не прощу себе, если не узнаю гораздо больше. Я хочу запечатлеть каждую из них. Но что ты скажешь, Летиция? Ты станешь моей музой?
Глава 13
После Рождества минул месяц. Мир вернулся в обычную колею. Гирлянды и блестящую мишуру размотали и поснимали со стен домов, окон, веток елей и фигурок праздничных оленей; самих оленей вместе с рождественскими звездами и остальными елочными игрушками убрали в пыльные коробки и отправили на привычное место в кладовой, все лакричные конфеты были съедены, а узорчатые бумажные снежинки грустно выглядывали из урн. Атмосфера чудес и праздника постепенно развеялась в воздухе вместе с запахами глинтвейна и морковного пирога, а сказочный городок вновь превратился в ряды обычных домишек и магазинчиков. Люди погрузились в привычные трудовые будни.
После Рождества меня вновь одолела скука. Краткая эйфория, навеянная праздничным воодушевлением, скоро исчезла, оставив после себя лишь ненавязчивое послевкусие. Эти ощущения напоминали мне привкус последней съеденной шоколадной конфеты во рту, когда ужасно хочется еще, да больше нет. После испытанного впервые за долгое время проблеска радости мне было еще сложнее вернуться к обычной жизни. Каждый день был унылым продолжением предыдущего. Одни и те же бежевые стены моей комнаты, черные ветви зимнего сада за окном, кажущиеся жалкими и голыми после снятых с них ярких украшений, статьи на повторяющиеся темы, заказы на которые приходили мне регулярно. Одно и то же. Ничего не менялось.
И все-таки кое-что изменилось, хоть я и не сразу поняла, что именно. Неприятные чувства вообще сложно отделить одно от другого, грань между ними порой довольно размыта. И все-же чувства, овладевающие мной, были другого рода. Мной больше не владело ощущение бессмысленности происходящего и отреченности от окружающих. Мне больше не казалось, что я существую обособленно от всего мира, что он не принимает меня, и мне нигде нет места. Совсем медленно, но верно, зажигался во мне трепещущий огонек жизни, который разгонял кровь по застывшим, окоченевшим жилам. Если раньше мне хотелось только спрятаться внутри дома и отгородиться ото всех в его стенах, то теперь эти же стены давили на меня, не давая дышать. Мне вдруг стало тесно внутри, пустота казалась звенящей и пугающей. Мне стало невыносимо оставаться одной, в этой тишине и пустоте. Одиночество, которое поначалу было спасительным, стало непереносимой пыткой. Меня непреодолимо потянуло наружу. К людям.
И вот, одним солнечным деньком в конце января, когда одиночество показалось мне особенно давящим, я не выдержала и решила отправиться на прогулку. До этого я выходила за пределы огражденного участка исключительно по делам, когда нужно было пополнить запасы продуктов, купить лекарств или зайти в зоомагазин за любимыми лакомствами Майло. Я не любила прогуливаться по узким улочкам пригороди, остро ощущая свое одиночество при виде дружных семей и веселых компаний. Однако сейчас я испытывала такую душевную потребность в общении, в том, чтоб хотя бы просто оказаться среди людей, что я больше не могла оставаться внутри.
Это было довольно странно, ведь все время с момента моего приезда все встречающиеся мне соседи казались мне неприязненными и вызывали легкое презрение. Я, вообще-то, никогда не задумывалась, почему питаю к ним такие чувства. Наверное, дело было в том, что подсознательно я понимала: никогда ни с кем из них я не поговорю о том, о чем говорила с Брайаном, никогда они не смогут понять меня без слов, никогда не посмотрят этим спокойным проницательным взглядом, проникающим в самую душу, никогда не заставят меня почувствовать себя так, словно я отрываюсь от земли и возношусь к другому миру, более возвышенному и прекрасному… А все эти люди казались мне примитивными и пустыми.
Но все это осталось в прошлом. Пора мне уже отпустить мысли о нем и научаться жить заново. Без него.
Последние дни радовали теплой и солнечной погодой, так что я накинула короткую, подбитую искусственным мехом парку. Майло радостно подпрыгивал вокруг меня, виляя хвостом и предвкушая прогулку. Я потрепала его по загривку.
– Веди себе прилично, мальчик, – по обыкновению строго сказала я, открывая калитку и выпуская его наружу. Не сказать, чтоб это оказывало на него хоть какое-то впечатление.
Едва притрусивший землю снежок тихо поскрипывал под ногами. Солнце неярким размытым кругом бледно серебрилось в ясном небе. Ветра совсем не было, так что погода выдавалась как нельзя более приятная.
Было воскресенье, и вокруг меня то и дело неторопливо прохаживался кто-то из жителей. Видимо, многие, как и я, решили насладиться прогулкой на свежем воздухе, прельстившись ясным солнцем. С большими бумажными пакетами из магазинов выходили мамы с детишками, норовившими незаметно вытащить только что купленные сладости; подростки весело перекрикивались друг с другом, громко слушали музыку и вынуждали меня то и дело прижиматься к самому краю дороги, чтоб разминуться с ними; мужчины в дутых куртках, с небрежно заправленными в ботинки спортивными штанами выгуливали собак, которые либо сдержанно порыкивали на Майло, либо с интересом принюхивались и виляли хвостами. Последние, вероятно, были особями женского пола.
Майло же пребывал в невыразимом возбуждении. Почти все последнее время он, как и я, не выходил за пределы нашего сада, ограничиваясь лаем из-забора на чужих собак и проезжающие мимо автомобили, выпускающие облака чада. Теперь же он даже немного растерялся от обилия звуков и запахов. Он то с вожделением рассматривал содержимое витрин бакалейных магазинов, высунув язык, то бросался за летящей по ветру оброненной кем-то бумажкой, то с любопытством принюхивался к другим собакам и их хозяевам. Некоторые с умилением улыбались, поглядывая на моего симпатичного пса, не зная о его скверном характере. Я спешила подозвать Майло к себе, чтоб он не путался ни у кого под ногами. Дети, дергая родителей за рукав, показывали на него пальцами и смеялись, и мне тоже становилось тепло и радостно.
По дороге я заглянула в небольшую кофейню и взяла себе стаканчик эспрессо, попросив добавить побольше кокосового сиропа – только так я и могла его пить. Поколебавшись немного, заказала еще и горячий хот-дог. Вообще-то, еда такого рода была для меня когда-то под строжайшим запретом, но на свежем воздухе у меня ужасно разыгрался аппетит. К тому же, все устои, которые были для меня непреложными в прошлой жизни, давно пали, так что и сумасшедшая одержимость худобой понемногу канула в лету.
Жилые дома в дальнем конце улицы все больше редели, понемногу переходя в чахлый лесок довольно жалкого вида, в котором любили прогуливаться местные и где наверняка назначали свидания влюбленные подростки. Туда я и решила отправиться. Мне ужасно не хотелось возвращаться домой, Майло был полностью со мной солидарен, так что мы направились вверх по улице, по направлению к просвету между домами.
Благодаря отсутствию листвы, которая закрывала бы солнце, в леске было светло и уютно. По сверкающей снежной поверхности пролегли пересекающиеся цепочки следов – в этих местах снег был серым и грязным. Пугающей меня тишины здесь не было – казалось, здесь было даже более людно, чем на улицах: многие вышли насладиться последним выходным. Майло то и дело кидался в какие-то кусты, и мне приходилось постоянно ускоряться, чтоб не потерять его из виду.
– Майло…Да чтоб тебя… А ну иди сюда, – задыхаясь, зло крикнула я, когда мне пришлось съехать вслед за ним по скользкому склону в небольшой овражек, при этом едва не переломав себе руки и ноги.
Я уже начала упревать от постоянного бега за несносным псом, а лицо у меня наверняка раскраснелось. В сапожки набился снег, что совсем не поспособствовало улучшению моего настроения. Мой голос не предвещал ничего хорошо, так что Майло с умилительно-виноватым видом тут же подбежал ко мне. В зубах у него шелестела брошенная кем-то бумажка от батончика Твикс.
–Да ты что, издеваешься надо мной! – фыркнула я. – Брось эту гадость немедленно. Ты же даже понятия не имеешь, кто это ел.
От того, чтоб как следует отчитать своего пса, меня отвлек шум в кустах. Я испуганно обернулась, вдруг поняв, что зашла гораздо дальше тех мест, где гуляли люди. Из-за сплетенных черных ветвей показалось какое-то маленькое яркое пятно. Я с недоумением прищурилась. Пятно подошло немного ближе, и только тогда я смогла разглядеть внутри него маленькое остренькое детское личико с огромными голубыми глазами и губками бантиком.
– Привет, – удивленно сказала я.
Девочка улыбнулась и побежала по направлению ко мне, не проявляя ни малейшего испуга. Капюшон теплого красного пуховика, из которого выбивались тонкие золотистые кудряшки, был нахлобучен ей на самые глаза. На вид ей было не больше пяти лет.
– А ну-ка погоди, милая, – сказала я, осторожно подходя поближе к ней. – Что ты здесь делаешь совсем одна? Где же твои родители?
Девочка засмеялась и залопотала что-то, показывая пальчиком назад. Майло подбежал поближе и с любопытством обнюхал ее, приветливо помахивая хвостом. Малышка бесстрашно подняла ручку и погладила его по мягкой шерстке. Он ткнулся в нее влажным носом, и она с визгом отпрыгнула.
– Кэти! А ну-ка отзовись, маленькая негодяйка! – услышала я громкий запыхавшийся женский голос примерно с той стороны, откуда прибежала девочка. В голосе явственно слышались панические нотки. – Кэти! Где же ты?
– Она здесь! – как можно громче крикнула я.
Из-за деревьев, тяжело держась за грудь, выбежала задыхающаяся молодая женщина в довольно-таки элегантном пальто. Рыжеватые волосы выбились у нее из-под шапочки, а щеки разрумянились.
– Кэти, вот ты где! Я едва не умерла со страху, пока гонялась за тобой через половину леса, – женщина подбежала к малышке и крепко обняла ее, а, когда облегчение схлынуло, строго добавила. – Ну и получишь же ты у меня, когда вернемся домой!
Тут она обратила внимание на меня.
– Ох, спасибо вам большое, что задержали ее, – тепло улыбнулась она мне. – Вы бы знали, что за сущее наказание этот ребенок. Только на секунду отвернулась, смотрю – ее уже и след простыл. Вы, наверное, думаете, что я ужасная мать?
– Ну что вы, – торопливо сказала я. – Знаете, когда мне было четыре, моя мама со всей этой суматохой перед Рождеством замоталась настолько, что совершенно не заметила, как я отстала от нее в магазине игрушек в торговом центре, а спохватилась, что она, вообще-то, пришла не одна, только в машине. В итоге она подняла на уши всю охрану, бросила на мои поиски весь персонал в полном составе, а я тем временем преспокойно выбирала себе Барби, удивляясь, в честь чего это весь сыр-бор. А ведь моя мама – самая внимательная женщина на свете. Она, кстати, еще несколько недель после этого нервно смеялась, пила валерьянку и наотрез отказывалась смотреть «Один дома».
– Ну, вы хотя бы не бродили одна по лесу, – засмеялась женщина и протянула мне руку. – Меня зовут Джастина.
– Очень приятно. Летиция. А это Майло.
Мы пожали друг другу руки с чувством одинаковой приязни друг к другу. Мой питомец гордо поднял хвост, как будто то, что его звали Майло, было высочайшим достижением.
– А с моей дочерью Кэти вы уже познакомились, – улыбнулась она.
– Она у вас очень милая. И такая смелая: совсем не испугалась моего Майло.
– Да разве можно испугаться такого симпатичного пса, – Джастина наклонилась и хотела тоже погладить моего питомца, однако он мягко, но непреклонно увернулся. Он не принимал ласку чужих людей, делая исключения только для детей.
– Что ж, Кэти ему понравилась больше, как я вижу, – сказала Джастина, убрав руки.
– Ничего удивительного – он очень любит детей. А, вообще-то, не обманывайтесь его милым видом. Этот пес временами просто несносный.
– Ну надо же, прямо как Кэти, – засмеялась она.
Я не знала, что б еще у нее спросить, поэтому занялась тем, что оттащила Майло, который начал слишком любвеобильно облизывать лицо смеющейся Кэти.
– Вы, наверное, только переехали? – избавила нас от неловкого молчания Джастина.
– Да, вообще-то, нет, – я немного смутилась. – Я живу здесь с лета.
– Правда? – удивилась она. – Странно, что я вас ни разу не видела.
– Дело в том, что я часто уезжаю в город и не так уж много времени провожу здесь, – я понимала, как странно прозвучит то, что я попросту все время прячусь в стенах дома. Сама не знаю, почему, но Джастина производила на меня такое приятное впечатление, что мне захотелось поддержать знакомство, а мои странности могли отпугнуть ее.
– Что ж, тогда все понятно, – она явно была либо не из любопытных, либо очень тактичной, что в любом случае не могло не радовать. – Ну, мы с Кэти должны возвращаться, а не то она может простудиться. Вы с Майло еще не уходите?
Мне ужасно не хотелось снова оставаться одной, поэтому я торопливо ответила:
– Да нет, я тоже как раз собиралась обратно, пока по милости этого пса у меня еще сохранились целые кости.
– Отлично, тогда идемте вместе, – обрадовалась Джастина.
Она взяла Кэти за руку, и мы все вместе неторопливо пошли в сторону домишек. Майло трусил рядом с нами, играя с Кэти. Девочка то и дело принималась убегать, а мой пес в шутку догонял ее. Мы же с Джастиной с улыбкой наблюдали за ними, болтая о всяких пустяках. Я была удивлена, насколько приятно оказалось просто идти по заснеженному снегу, вот так вот обсуждая самые обыкновенные вещи. Я скучала по этому. Удовольствие от прогулки не омрачало даже то, что мне приходилось умалчивать о причинах моего приезда сюда и о том, почему я живу, как затворница.
Мы вышли на улицу и уже несколько минут спустя поравнялись с ухоженным двухэтажным домиком Джастины, возле которого все еще стояла украшенная мишурой фигурка Санты. Из ворот нам навстречу вышел внушительных размеров мужчина со светлыми усами и кустистыми бровями в расстегнутом пуховике. Когда мы подошли, он как раз разгребал снег на ведущей к главному входу дорожке, и сейчас на его раскрасневшемся лице проступили капельки пота.
– Вот вы где! – звучным голосом сказал он, бросая лопату и открывая ворота. – Что-то вы задержались сегодня, дамы. Я уже начинал было волноваться.
– Спроси об этом у своей дочери, – нарочито строгим голосом сказала Джастина, подталкивая Кэти вперед.
Девочка радостно побежала к отцу, и тот легко подхватил ее на руки, словно она была невесомой.
– Ну что, снова напроказничала, не так ли, детка? – спросил он, целуя ее в лобик. Его басовитый голос претерпел поразительные метаморфозы, став очень ласковым и нежным.
– Ты говоришь это таким тоном, словно здесь есть чем гордиться, – рассерженно сказала моя новая знакомая. – Конечно, легко тебе умиляться ее баловству, когда это не ты сбивался с ног, гоняясь за ней по всему лесу. Хорошо хоть, эта молодая леди перехватила ее.
Мужчина, с ласковой укоризной взглянув на дочь, протянул мне руку, второй без усилий удерживая Кэти.
–Брайс Холден. Рад знакомству.
– Очень приятно. Летиция Дэвис. А это Майло.
Моя рука буквально утонула в огромной ладони Брайса. Майло с достоинством гавкнул в знак приветствия. Кэти протянула к нему руки, явно не желая разлучатся с моим псом.
– Нет, Кэти. У тебя еще будет время поиграть с собачкой, если будешь себя хорошо вести. А сейчас тебе пора домой, в тепло, – решительно сказала Джастина. – Не хватало еще, чтоб ты простудилась. Брайс, переодень ее в махровую пижаму и приготовь горячего какао. Какао на верхней полке крайнего шкафчика, рядом с шоколадными шариками
– А ты куда? – опешил он, получив столь неожиданную информацию.
– А я, милый, собираюсь заглянуть к Роджеру. По воскресеньям он готовит свои волшебные профитроли, и я решительно намерена попробовать их. А ты пока что сам справляйся со своей ненаглядной дочкой. Хотелось бы надеяться, ты продержишься хотя бы час.
И, отвернувшись от враз погрустневшего мужа, она обернулась ко мне.
– Летиция, вы сильно спешите домой? Если нет, я была бы рада, если бы вы составили мне компанию. Мой приятель Роджер питает нездоровое обожание к Парижу и готовит невероятно вкусные французские десерты. Если вы еще не пробовали его фирменные профитроли, считайте, что прожили жизнь зря. Он держит здесь небольшую кондитерскую и, клянусь, это единственное место, ради которого здесь стоит жить.
Было время, когда я с очень малой вероятностью пошла бы коротать время с едва знакомой мне женщиной, ведущей мирную и, с моей точки зрения, ужасно скучную семейную жизнь. И уж точно я скорее откусила бы себе язык, чем пошла бы объедаться профитролями, являющими собой вредные углеводы в самом ужасающем своем воплощении. Однако, как ни удивительно, сейчас мне ничего не хотелось так, как посидеть с Джастиной в теплой кондитерской, поболтать о разных пустяках и полакомиться сладостями с чашечкой горячего чая.
