Джордж вздохнул, снял очки, машинально протер их, обдумывая ответ.
– Стоит ли? Не знаю, Летти. Всегда казалось, что да. Ради кратких минут, во время которых ты обретаешь смысл жизни, не жалко отдавать и многих лет. А я отдавал не так уж и много, правда? Так мне всегда казалось… Ты помнишь меня до моего первого отъезда из дома, Летти? Кем я был? Закомплексованным худосочным мальчишкой в толстых очках на пол лица, над которым вечно подтрунивали. Правда, в те моменты, когда вообще давали себе труд его заметить… Я засыпал каждую ночь, мечтая о том, как однажды я твердо встану на ноги, займу достойную меня ячейку в обществе, добьюсь успеха, добьюсь уважения.
Вдруг его глаза как-то подозрительно блеснули, но он упрямо не отводил от меня взгляд. Исчезла вся наигранность, церемонность, высокомерность – передо мной сидел обиженный, запутавшийся мальчишка.
– Если бы ты знала, как я мечтал тогда, чтоб мной гордились! – сказал он с таким надрывом, что у меня сжалось сердце. – На это была направлена вся моя жизнь. Я поклялся приложить все усилия, сделать все что угодно, чтоб добиться весомого положения в обществе. И… У меня получилось. Каждый мой выигрыш поднимал меня в собственных глазах все выше и выше, оставляя далеко внизу образ неуверенного закомплексованного подростка, от которого я с отвращением старался избавиться. Все изменилось. Уже никто не смотрел на меня с насмешкой. Я стал уважаемым, статусным, довольно известным в своих кругах человеком. Со мной считались. Родители стали мной гордиться. Я сам ужасно гордился тем человеком, которого вылепил собственными руками. Я носил эту маску, облачившись в нее, как в броню. А сейчас… сейчас я задумался, не свел ли я всю свою жизнь к пустой погоне за самоутверждением, упустив все важные вещи, ради которых вообще стоит жить?
– Что же заставило тебя задуматься, Джордж? – тихо спросила я.
Он вдруг запустил руку в задний карман, вытащил смятую пачку сигарет и вытащил две штуки. Одну протянул мне. Я ошеломленно покачала головой.
– Ты что же, куришь, Джордж?
– Бывает. Когда работаю над особо сложным дело, выхожу из кабинета и выкуриваю чертову пачку за раз. Говорю же – всегда до чертиков боялся проиграть. И каждый раз думаю – какая же дрянь… Не возражаешь?
– Нет. Только открой форточку.
Джордж приоткрыл окно, чиркнул зажигалкой и медленно затянулся, явно оттягивая время перед следующей своей фразой. Выдохнув едкий дым, он отвернулся от окна и посмотрел прямо мне в глаза.
– Я проиграл дело, Летиция. Впервые с самого начала своей карьеры.
Мне показалось, что подо мной содрогнулась земля, настолько поразилась я тому, что услышала. Невозможно было даже представить, какой непоправимый удар это нанесло моему брату.
– Дело то было плевое, на самом деле, – между тем продолжил он, и взгляд его затуманился, словно он говорил с самим собой. – Ничего сверхъестественного. До сих пор не понимаю, как так вышло, что меня обошли. Я был уверен, что победа у меня в кармане. Даже не напрягался. Но вся соль даже не в этом чертовом проигрыше, хоть он и больно ударил по моему самолюбию. Знала бы ты, как больно!.. Но я впервые за долгое время снова почувствовал себя тем мальчиком, который боялся смеха за спиной. Столько лет прошло, а я опять испытал это, представляешь? И тогда я впервые понял, в какой зависимости оказался у собственноручно построенной жизни. Я был уверен, что подчинил себе свою судьбу, самодовольно взяв в руки рычаги управления. А оказалось, что это она все время удерживает меня… И не преминула насмешливо указать мне на это несчастным проигрышем, который одним махом отшвырнул меня в самое начало! И я понял, что, если рухнет моя карьера – у меня не останется ничего, понимаешь, ничего!
Он еще раз глубоко затянулся, рассеянно покрутив сигарету между пальцами.
– А ведь, если задуматься, все это дерьмо, Летиция. Деньги, должность, положение… Они все решают, но ничего не определяют. Все мы, от уважаемых бизнесменов до закомплексованных подростков, носим глубоко внутри себя страх быть осмеянными, осужденными, презираемыми. Поэтому мы лихорадочно стремимся поскорее выбить себе место в социальной иерархии, выдохнув и оказавшись в мнимой безопасности. Мы окружаем себя иллюзорными признаками мнимого благополучия: дорогой машиной, брендовой одеждой, стабильной работой, – и цепляемся за них отчаянной хваткой. Становимся ли мы от этого счастливее? Кто знает, ведь разве у нас есть время задуматься? Нам нужно работать дальше, еще лучше и еще усерднее, чтоб удержать все, что было достигнуто ранее. Так мы и гонимся за созданными общим воображением идеалами, чтоб прочно утвердиться в жизни, законы которой написаны не нами…
– Боже мой, да ты философствуешь, Джорджи! – пораженно сказала я.
– Нужно ведь вносить какое-то разнообразие, – усмехнулся он. – К тому же, ты единственный человек в мире, которому я могу это сказать. Больше никто от меня ничего подобного не услышит, так что ты ничего не докажешь, даже если захочешь. Но мне нужно было выговориться. А я знал, что ты поймешь меня так, как никто.
– Поэтому ты здесь?
– Да. Наверно, меня обуревало то же чувство, которое заставило тебя уехать из Нью Йорка.
– Вряд ли то же самое, Джорджи. Не у одного тебя скелеты в шкафу.
Он замялся, явно чувствуя себя не в своей тарелке.
– Дело в том мужчине? Мама упоминала что-то, но…
– Нет, Джорджи. Дело во мне. Всегда было во мне. Как жаль, что я только сейчас это поняла.
Джордж задумчиво смотрел на меня. Кончик сигареты медленно тлел, роняя пепел, словно отсчитывая секунды нашей уплывающей жизни, проведенной в погоне за иллюзорным счастьем… Я достала пепельницу и молча поставила рядом с братом.
– Ты всегда была фантазеркой, Летти, – неожиданно сказал он, стряхнув пепел. – Я смотрел на тебя и не понимал. И все же… А знаешь … ведь я тебе завидовал. Сам пытался убедить себя, что до добра тебя твои фантазии не доведут, но все же завидовал. Потому что знал: у меня никогда не получится так же. Наверное, со стороны тебе казалось, что я совсем тебя не знаю и не стремлюсь узнать. Но, на самом деле, я частенько пристально наблюдал за тобой. Не стану отрицать, что всегда считал, что ты несерьезно смотришь на жизнь и совершаешь абсолютно глупые поступки…
– Ну спасибочки, – фыркнула я.
– Ты стремилась к чему-то, мне совершенно непонятному, – не обращая на меня внимания, продолжал он. – Ты бросалась в омут с головой, разочаровывалась, воодушевлялась, влюблялась, мечтала, страдала, металась, ошибалась, злилась, собиралась с силами, искала другой выход… И пусть это было тысячу раз неправильно… Но ты жила. Ты чувствовала. Ты постигала жизнь во всем ее разнообразии, а я же ухватывал лишь бледное ее подобие, погрязнув в досье и докладах.
– Как странно иногда все выглядит со стороны, Джордж, – удивленно сказала я. – Ведь мне всегда казалось, что это ты сделал правильный выбор, а я все время ошибалась. Мне хотелось быть похожей на тебя. Перестать метаться, выбросить из головы свои глупые идеализированные представления, трезво смотреть на жизнь, найти свой путь и следовать ему. Я нигде не могла найти себе места – ты же ясно знал, чего хочешь. Я постоянно бежала за недостижимой целью в каком-то туманном направлении, в то время как ты так надежно стоял на ногах.
– А мне, если честно, всегда хотелось перенять частичку твоего сумасшествия, – усмехнулся он и вдруг совсем по-мальчишески подмигнул мне. – Послать все к черту и убраться оттуда, направившись на поиски приключений, как написано в твоих глупых книжках… Перечеркнуть всю предыдущую жизнь и начать все с чистого листа.
– Боже мой, Джорджи, ты хоть представляешь себе лицо нашей мамы, если бы она услышала, какие разговоры ты тут ведешь? Оба ребенка пошли по наклонной…
Мы захохотали, не в силах представить себе подобное, но смех как-то быстро утих, прозвучав неуместно в стенах моего дома.
– И все-таки ты вернешься, а я останусь, – наконец сказала я.
Он задумчиво посмотрел на меня.
– А ты останешься, Летти? – спросил он, молчаливо подтвердив первую часть моих слов.
– Да, Джордж. Мне нужна более долгая передышка. Я должна понять, куда и как мне двигаться дальше. Знаешь, я очень хорошо понимаю тебя. И то, что заставило тебя уехать. Возможно, так хорошо, как ты и сам этого не понимаешь. Но эта минута смятения… Она пройдет, Джордж. Ты гораздо сильнее меня. Ты стоишь на ногах слишком прочно, чтоб тебя можно было поколебать небольшой неудачей. И слишком многого ты достиг, чтоб это могло быть разрушено. У тебя все будет превосходно. Я знаю это.
Я решительно поднялась.
– А теперь тебе нужно немного поспать. Я постелю тебе в комнате дяди и тети. А после я намерена познакомить тебя с Роджером. Уверяю тебя, ничто так не способствует поднятию боевого духа, как разговор с ним.
***
Вечером следующего дня Джордж уже собирался в дорогу. Я оказалась права. Небольшой переломный момент не затянулся надолго и лишь пошел ему на пользу. Слишком уж деятельным он был человеком, чтоб позволить себе погрузиться в трясину сомнений и раздумий. Все вчерашние слова улетучились у него из головы, как разлетаются утром обрывки воспоминаний о кошмаре. Сейчас он уже был столь же бодрым и энергичным, как прежде. Все утро он своим обычным деловитым голосом разговаривал по телефону, делая пометки в блокноте, и теперь с нетерпением ждал, чтоб вернуться в Нью Йорк и поскорее приступить к новому делу, отвоевав предыдущие позиции. Слегка пошатнувшаяся вчера жизнь сегодня уже возвращалась в привычную колею.
– Уверена, что не хочешь уехать со мной, Летти? Взяла бы самое необходимое, а остальные вещи прислали бы доставкой.
Я отрицательно покачала головой.
– Пока еще нет, Джордж. Сейчас мне нужно остаться здесь.
– И все же я никогда так тебя и не пойму, – недоуменно сказал он. – Добровольно торчать здесь? Ну, разве что, только ради кондитерской твоего приятеля Роджера. Клянусь, я сделаю все, чтоб заставить его перебраться в Нью Йорк.
–Вот уж не советую, – с улыбкой ответила я. – Иначе тебе придётся иметь дело с праведным гневом Джастины.
Джордж обнял меня на прощение и даже поцеловал в лоб, правда, сразу же отстранившись так резко, словно он сам пришел в ужас от таких проявлений чувств. Мне же вдруг стало ужасно тоскливо, но я заставила себя улыбаться.
– Ну… до встречи, Летти.
– Пока, Джордж. И напомни им, кто самый крутой в Нью Йорке. Сделай это за нас обоих.
– Непременно. Как только решишь, что твое добровольное заключение окончено, позвони мне, и я сразу же заберу тебя отсюда.
– Договорились.
Он заводил машину. Мысли его были уже далеко, в бездушном Нью Йорке, куда его, как и тысячи других, тянули призрачные надежды. Но мне нужно было задать ему последний вопрос.
– Джордж?
– Да?
– Скажи, тебе и вправду так хочется вернуться?
Он обернулся ко мне, придержав уже почти закрывшуюся переднюю дверцу машины.
– Да, Летти. Знаешь, я думаю, где бы мы ни были, всегда нас будут одолевать сомнения, все ли мы делаем правильно, не допустили ли мы ошибки, ничего ли не упустили. Такова уж наша суть. Трудные минуты неизбежны. Так стоит ли перечеркивать все ради призрачных поисков правильного пути, чтоб в итоге прийти к тому же самому?
И он уехал, оставив после себя лишь глубокие следы колес на снегу, легкий дымок выхлопного газа и противоречивые мысли, прав он в конечном счете или нет.
Началом моего конца стал прекрасный солнечный денек в самом разгаре весны. Я спешила домой с зоомагазина с собачим печеньем в виде ванильных косточек для Майло, по пути прикидывая, не заказать ли на вечер нашу любимую с Брайаном итальянскую пиццу. Вдруг я случайно зацепилась взглядом за идущую навстречу невысокую темноволосую девушку в изысканном кашемировом пальто цвета пудры. Девушка показалась мне смутно знакомой. Пристальнее вглядевшись, я с удивлением узнала в ней свою давнюю подругу.
– Лесли? – удивленно окликнула ее я, не успев подумать о том, что вообще собираюсь ей сказать.
Лесли недоуменно обернулась, даже не останавливаясь, и только тут заметила меня и замерла. Ее губы немного дрогнули от неожиданности, но она быстро взяла себя в руки. Одного взгляда на нее хватило, чтоб понять, насколько же она изменилась. Нет, ее фигура, черты лица, даже длина волос – все это осталось прежним. Но я обратила внимание на все эти неуловимые изменения – осанка, выражение лица, поворот головы – которые остаются незаметными при постоянном нахождении рядом, но которые сразу же бросаются в глаза, когда видишь хорошо знакомого человека спустя долгое время. В последний раз я видела ее робкой, нескладной девчонкой, старающейся растворить в алкогольном угаре задымленных клубов свои комплексы. Сейчас же передо мной стояла вполне уверенная в себе, раскованная, излучавшая железное спокойствие молодая женщина.
Мы стояли посреди запруженной улицы и смотрели друг на друга, пытаясь с ходу определить, как изменились ставки со времени нашей последней встречи. Нельзя нас за это винить. В конце концов, разве не все мы неосознанно делаем это на протяжении всей жизни?
– Летиция! Какая неожиданность, – сказала Лесли приветливо-нейтральным тоном, подходя ко мне. Таким ровным голосом обычно здороваются с обслуживающим персоналом в заведениях. Ее губы тронула едва уловимая улыбка, но в остальном ее выражение лица никак не изменилось.
Моя мимолетная радость от встречи быстро улетучилась, разбившись о купол этого искусственного дружелюбия. Честно говоря, я уже успела пожалеть, что вообще окликнула ее.
– Сколько времени прошло с нашей последней встречи, – неловко сказала я. – Рада наконец-то тебя видеть.
– Да, да… Уже больше трех лет. Даже удивительно, как это мы ни разу не пересеклись, – в ее голосе послышалась легкая ирония.
– Нууу… Нью Йорк ведь довольной большой, не так ли?..
Закончив этот не самый содержательный диалог, я зашла в тупик, не зная, как себя вести дальше. В словах Лесли мне послышался неприкрытый намек на то, что я практически исчезла после первого курса, безо всякий объяснений сведя нашу дружбу на нет. Не думаю, что она слишком от этого страдала, учитывая, что все время она только и мечтала выйти из моей тени. Что ж, разве я не предоставила ей такую возможность? Но, тем не менее, иногда я испытывала угрызения совести за то, что так свысока относилась к ней и столь небрежно отмахнулась в то время, когда решила порвать со всеми, начав новую жизнь.
Я подумывала о том, как бы повежливее попрощаться с ней, и уже открыла рот, чтоб сказать дежурную фразу вроде «Нужно будет встретиться как-нибудь выпить кофе», или что-то в таком духе, но Лесли неожиданно опередила меня.
– Знаешь, в моем распоряжении как раз есть пол часа обеденного перерыва. Как на счет пообедать в ресторане поблизости? Если, конечно, у тебя есть свободное время.
И она мило улыбнулась мне, уверенная, что я не отвергну предложение, высказанное таким уверенным голосом. Что-то в ее тоне и мимике неуловимо напомнило мне меня саму когда-то давно.
Вообще-то, я немало удивилась такому дружескому порыву, так как Лесли явно не была в восторге от нашей встречи и даже не особо старалась создать такое впечатление. Но отказываться я действительно не стала. Я все еще чувствовала себя немного виноватой перед ней и хотела по возможности загладить вину.
Мы с Лесли прошли чуть дальше по улице и свернули за угол. Я уже собиралась пройти мимо помпезного ресторана французской кухни, когда поняла, что Лесли как раз туда и направляется. Едва переступив порог и оценив роскошную обстановку, я уже поняла, что обед с десертом обойдется мне здесь не менее ста двадцати долларов, и мысленно поздравила себя с тем, что всегда имею при себе банковскую карту – наличных у меня не было ни гроша. Было бы довольно неловко признаваться в этом своей новообретенной подруге.
Лесли изящно опустилась на столик возле окна, застеленный идеально чистой белой скатертью без малейшей складочки. Даже не просмотрев меню, она с видом завсегдатая заказала соте из лосося с помидорами и луком пореем и шоколадный фондан на десерт. Все ее движения невыразимо отдавали какой-то показной вычурностью. Почему-то меня не оставляло ощущение, что ей до ужаса захотелось пошвыряться деньгами.
Я заглянула в меню, кинула беглый взгляд на цены и заказала немного рассыпчатого риса, спаржевую фасоль с сыром и лимонное суфле.
–Ты работаешь здесь неподалеку? – спросила я, чтоб завести хоть какое-то подобие разговора, пока мы ждали заказ.
– В «Максберст», – понятия не имею, как ей удалось сказать это одновременно и небрежно, и самодовольно. – После стажировки меня назначили помощником их креативного дизайнера, представляешь? Он как раз сейчас подумывает над тем, чтоб перейти в другую компанию, а ему никак не могут подыскать замену, так что, может быть… Впрочем, что толку загадывать наперед. А как ты, Летиция? Я вспоминаю, что Джейсон Риверс, наш старый общий знакомый, что-то упоминал по поводу того, что ты проходила стажировку в неплохой редакции. Уверена, ты уже успела выбить там себе теплое местечко, правда, дорогая?
Меня покоробило от того, какое явное удовольствие она находила в том, что разговаривала таким непринужденно-покровительственным тоном. Ну, и что я должна на это ответить?
– Ну да, Джейсон остается верен самому себе и всегда в курсе всего происходящего, – я не придумала ничего лучше, чем одеть на себя маску той прошлой, беззаботной и легкомысленной Летиции, которой так легко было со смехом выкрутиться из любого неловкого разговора. – Это правда. Но я там не задержалась слишком долго. Поняла, что это не мое. До тошноты унылое местечко.
– Что ж, вполне могу тебя понять – ты ведь не любительница скуки, – мило улыбнулась она, ничуть не уступая мне. – По крайней мере, насколько я помню.
Значит, Лесли решила продемонстрировать, что и она научилась выпускать коготки. Я только вздохнула. Мне вдруг ужасно надоел весь этот фарс, эта гнилая комедия неприкрытого притворства. Когда-то мне нравились такие игры, и я с удовольствием принимала в них участие. Но не сейчас. Сейчас у меня было кое-что гораздо более важнее.
– Многое поменялось с тех пор, – ответила я, глядя прямо на нее. – Я уже давно не падка на веселье так, как раньше.
– Может быть, и так. Я ведь ничего не знаю о тебе с тех пор, как мы виделись в последний раз.
События прошлого сгустились над нашими головами, как грозовые тучи, и я решила, что сейчас самое подходящее время, чтоб поговорить на чистоту. По крайней мере, мы разойдемся на хорошей ноте. Так я надеялась.
– Да, на счет этого, Лесли… Я ведь так и не объяснила тебе, почему так резко пропала тогда…
– Да ради Бога, Летиция, – прервала она меня, чуть сморщившись и небрежно махнув рукой. – Это ведь было давным-давно. Если когда-то это и имело значение, то сейчас уже нет. Так зачем говорить об этом? Уверена, у тебя были на то веские причины.
– Да…
Принесли наш заказ, и я смогла по вполне оправданной причине не продолжать этот неловкий разговор. Без особого аппетита я ковырнула вилкой рис, подумав о том, что Майло уже наверняка проголодался.
– А чем ты сейчас занимаешься? – вдруг спросила Лесли, отправляя в аккуратно подведенный рот маленький кусочек красной рыбы.
Черт возьми! Тон Лесли стал откровенно бесцеремонным, как будто она вдруг нащупала слабину и, как акула на запах кровь, ринулась на нее. Кажется, она настойчиво искала возможность получить реванш за прошлые годы. Усилием воли я заставила себя не замечать этого и оставаться непробиваемо-вежливой.
– Честно говоря, я сейчас в поисках. Стараюсь найти место, которое было бы мне по душе. Последнее время все развивалось довольно… непредсказуемо. Поэтому пока что у меня вроде как свободный год.
Я хотела сказать ей о том, насколько перевернулась вся моя жизнь. Хотела сказать, что обрела кое-что несравненно более важное и значительное, чем перспективная работа и амбициозные надежды на более высокую должность. Хотела сказать, что сейчас я так счастлива, что все остальное обязательно со временем приложиться. Но вдруг эти слова застряли у меня в горле – Лесли сейчас вызывала во мне слишком неприятные чувства, чтоб я открывала ей источник моего душевного счастья.
К тому же, я вдруг остро ощутила, как шатко и наивно прозвучало бы это со стороны.
– Ну, я уверена, что ты найдешь то, что ищешь, – сказала Лесли, победно улыбнувшись кончиком губ. Кажется, наша встреча все-таки начала доставлять ей удовольствие. – Вообще-то, я не привыкла особо распространяться о себе, чтоб не сглазить. Но, раз уж у нас зашел такой разговор… Думаю, что я нашла свое место. До сих пор не могу поверить, что мне так повезло! Никто не загоняет меня в строгие рамки, у меня есть возможность проявить себя на полную, мои идеи почти всегда одобряют, да и платят вполне неплохо… Правда, мой босс далеко не подарочек, но он вскоре все равно уйдет, так что…
Впервые с момента нашего разговора я увидела в ее глазах искреннюю воодушевленность и неподкупную радость, словно она и вправду не могла до конца осознать, с чего-бы это ей так повезло в жизни.
– Я рада за тебя. Правда, очень рада, Лесли.
– Спасибо. Уверена, что и ты найдешь свое, – она улыбнулась мне, и на краткий миг между нами вспыхнуло хотя бы блеклое подобие былого доверия. – Да, раз уж мы заговорили о призвании. Мне помниться, ты упоминала, что тебе, на самом деле, не слишком-то интересна журналистика. Ты ведь всегда хотела стать актрисой, разве нет?
Когда я, черт возьми, могла ей это сказать?! А я ведь столько раз предупреждала себя тогда – не стоит слишком раскрывать свою душу нараспашку! Но я быстро взяла себя в руки.
– Да, действительно, в свое время у меня бродили глупые мысли о том, чтоб стать актрисой, – засмеялась я. – Но о чем только мы не мечтали в восемнадцать лет, правда? Сумасшедшее было время…
Она внимательно посмотрела на меня, но не стала развивать эту тему.
– Да, ты права. О чем мы только не мечтали…
Остаток времени мы провели за пустыми, ничего не значащими разговорами.
***
Встреча с Лесли произвела на меня гораздо более сильное впечатление, чем следовало. И дело было не только в неприятном осадке, вызванном ее явными попытками невзначай задеть меня. В конце концов, такое бывало и раньше, когда мы еще назывались подругами. Что уж говорить сейчас, три года спустя, когда успех вскружил ей голову…
Мало меня трогало и то, что Лесли явно почувствовала долгожданное превосходство надо мной, и даже не старалась скрыть затаившегося в глазах торжества. Мне даже стало от этого легче. Если она достаточно утвердилась в собственных глазах, то, что ж, пусть так и остается. Я была только рада, что, взяв воображаемый реванш, она наконец отпустит свою давнюю затаенную обиду на меня за то, что некогда ей поневоле приходилось мириться с второстепенной ролью.
Нет, дело здесь было совсем в другом, хоть на какой-то краткий миг я и понадеялась, что все недопонимания вполне могли бы забыться за это время, и мы даже смогли бы снова дружить. Ведь, полностью погруженная в свою любовь к Брайану, я даже не задумывалась над тем, что у меня не осталось ни одной подруги – он заменил мне все и вся. Но, конечно, наша встреча быстро развенчала эту надежду. Даже врагам порой легче стать друзьями, чем бывшим приятелям – да и прощаешь им гораздо больше.
Некоторое время я не находила себе места, пытаясь понять, что же меня беспокоит. Впервые за последние месяцы мое душевное равновесие поколебалось. Лесли была призраком моей прошлой жизни, который, однако, оказался достаточно материальным, чтоб выдернуть меня из уютного мирка, где я вполне удовлетворялась одним лишь Брайаном. И вместе с ней перед моими глазами пронеслись все наши ночные разговоры, все мои затаенные мысли, все мечты, которые я тогда любовно вынашивала и лелеяла. Словно отрезвляющий поток ледяной воды, она пробудила меня от сладкой дремы, в которой я пребывала.
В ушах то и дело гулко отдавались обрывки наших разговоров: «Чем ты сейчас занимаешься?», «Уверена, ты выбила себе местечко…» «Кажется, ты хотела стать актрисой…». Слова Лесли снова и снова проносились у меня в голове, каждый раз все глубже впиваясь в меня, как раскаленными щипцами. Они ураганом проносились по спокойной глади моей души, вздымая огромные волны. И, из самых затаенных глубин илистого дна, где они дремали в объятиях забвения, на гребне волны вновь вознеслись все мои былые мечты, которым так и не суждено было сбыться. Которые я снова предала. Которые я опять и опять заталкивала внутрь, находя все новые и новые причины и оправдания.
Я снова вспомнила неподдельный энтузиазм в глазах Лесли, когда она говорила о том, что нашла свое место, и впервые в жизни невольно испытала к ней чувство зависти. Мне также представилось одухотворенное лицо Брайана, когда ему удавалось запечатлеть именно тот образ, который ему представлялся… И тем более жалкой себе вдруг показалась я, которая так и металась между мечтой и реальностью, между попытками и оправданием, между отчаянным рывком и отступлением…
Я вдруг посмотрела на себя посторонними глазами. Весь мой жизненный путь простерся передо мной, как на ладони. И, как бы я не вглядывалась, ничего особо утешительного я там не увидела. «Чем ты сейчас занимаешься?» А действительно, чем? Вся моя жизнь сейчас вращается вокруг Брайана. Я провожаю его с работы и жду его с работы, позирую ему, рассматриваю его фотографии, восхищаюсь ими… Но делаю ли я хоть что-то, не связанное с ним?
И передо мной вдруг предстал ужасающий ответ. Я перестала существовать как отдельная личность. я всю себя отдавала ему, его идеям, его чертовым фотографиям, для которых я примеряла всевозможные образы и в результате совсем потеряла себя… Я слишком вжилась в роль музы Брайана Тернера, и совсем забыла о Летиции Дэвис.
А чего желала бы Летиция Дэвис? «Кажется, ты хотела стать актрисой?». Да, вот только актрисой я так и не стала. Я сдалась уже после первой попытки. А затем я убедила себя, что время это еще не пришло, что я могла бы пойти на курсы актерского мастерства только после окончания колледжа. Но для этого нужны деньги. А я бросила работу, бросила мечты, бросила все – и все это ради мыльного пузыря счастья, в радужных стенах которого я пребывала все это время.
Мне вдруг стало все глубоко противно. Как могла я столь сильно забыться? Нет, конечно, я не сомневалась в своей любви к Брайану. Но… любил ли он меня? Что, если все, что привязывает его ко мне – это по-прежнему лишь его восхищение своим искусством в моем лице? Что, если его любовь объясняется лишь тем, что он во мне нуждается? Однако ведь это не может длиться вечно. В конце концов, любая привязанность всегда сменяется другой – всему в мире находится замена, всем однажды пресыщаешься. А я же сейчас стала так сильно от него зависеть, принадлежать ему столь безраздельно, что потеря его интереса ко мне – лишь вопрос времени. Я не находила себе места и бранила себя всеми возможными словами – ну зачем, зачем только я подпустила его так близко?!
Вдруг мне пришла в голову еще одна страшная мысль: что станет со мной, если это произойдет? Ведь все это время, что я находилась рядом с Брайаном, я так и не сдвинулась с места. Он же постоянно устремлялся вперед, гонимый своим призванием. Что, если в этой погоне он оставит меня далеко позади? И, если однажды наши пути разойдутся – с чем я останусь? Куда я пойду? Ведь весь мой устойчивый мир сейчас опирается только на него. И если я его потеряю…
Я гнала от себя эти ужасные мысли, но все было бесполезно – они, словно изворотливые паразиты, пробирались все дальше и дальше ко мне в голову. И с каждым днем я все больше и больше стала уверяться в неизбежности того, что придет день, когда Брайан станет ко мне абсолютно равнодушен.
***
Некоторое время я еще пыталась делать вид, что ничего не изменилось, но пелена счастливого забвения постепенно слетала с моих глаз, неумолимо открывая передо мной картину неприглядной реальности. И в этой реальности я уже не могла спокойно оставаться на месте, безмятежно наслаждаясь жизнью. Во мне кипело жгучее желание действий. Я даже не была уверена в том, что именно собираюсь делать, но нужно было делать хоть что-то. Праздность угнетала меня, в глазах Брайана мне мерещилось скрытое равнодушие, а собственный внутренний голос неутомимо порицал за столь легкое отречение от собственных далеко идущих планов. После встречи с Лесли мной овладела острая потребность наверстать все упущенное, но на этот раз она граничила с паническим отчаянием.
Честно говоря, я даже не знала, в какую сторону бросаться. В голове все смешалось в какой-то спутанный клубок, из которого я бездумно выхватывала обрывки нитей. Может, попробовать вернуться в редакцию? Но эта мысль внушила мне такое отвращение, что я сразу же отбросила эту идею. Наверное, лучше всего будет как следует взяться за свой предыдущий план с модельным бизнесом. Да, действительно, нужно довести хотя бы это дело до конца. И, несмотря на то, что даже мне самой воплощение этой последней надежды казалось маловероятным, я крепко уцепилась за нее, как за спасательную соломинку. И плевать, что Брайану это не нравится. Я и так слишком много думала о том, что ему нравится. И вот к чему меня это привело.
Но, когда уже я с облегчение решила последовать этому плану, меня ждало неприятное открытие. Последние месяцы я совсем перестала строго контролировать все, что ем, как делала это раньше. Брайан часто приносил мне к завтраку круассаны и мои любимые маффины с шоколадно-ореховой начинкой, а по вечерам мы любили выпить пару бокалов вина с кусочками Камамбера, валяясь на атласных простынях и ведя долгие разговоры. Я же пребывала в состоянии такого идиллического умиротворения, что совсем перестала задумываться о таких ничтожных мелочах, как вероятность немного поправиться. И вот, пожалуйста, результат не замедлил последовать. Я померяла свои параметры и пришла в настоящий ужас – я была намного, намного толще, чем предполагали модельные параметры. Ни одно уважающее себя агентство теперь не заинтересуется мной. Да что там, мне даже в голову не пришло бы записать в анкете эти непомерно большие, катастрофически недопустимые цифры.
Я смотрела на себя в зеркало и казалось себе просто устрашающе, кошмарно, отвратительно толстой. Как я могла позволить себе дойти до такого состояния? Неужели я не замечала, что поправляюсь? Я отказывалась верить весам, которые показали прибавку каких-то пяти килограммов с момента моего предыдущего взвешивания. Я была абсолютно уверена, что набрала все пятнадцать. О чем, черт побери, я только думала?!