Олег Шовкуненко
Оружейник. Книга первая. Тест на выживание
– Вперед! – скомандовал Леший.
Вся остальная группа быстро и бесшумно выскочила из подземного укрытия. Люди Загребельного определенно знали куда им следует двигаться. Ни секунды не раздумывая, они цепочкой кинулись к территории рынка.
Я оказался в середине этой колонны. Тащить меня отрядили Блюмера и одного рослого бойца, которого как ни странно тоже звали Сергеем. Если аспирант ХАИ попал в мои опекуны из-за своей ненадежности и мало полезности, то бывший морпех Сергей превратился в няньку как раз по противоположной причине. Он был здоров как бык. По сути именно он и тащил меня. Причем довольно быстро тащил.
Перебежав улицу, мы буквально вломились в стальные заросли сплошь состоящие из уголка, толстого прута, листовой стали и металлопластиковых профилей. На счет общего направления нашего марш-броска я был не уверен, но что касается идеи пройти сквозь рынок, то она мне очень даже понравилась. Для шестилапых, которые вздумают нас преследовать, все это нагромождение старого железа станет настоящей проблемой.
Только я об этом подумал, как у нас за спиной послышался злобный рев. Довольно большая группа кентавров, состоявшая не менее чем из дюжины тварей, кинулась в погоню. Идущие в хвосте колонны бойцы не открывали огонь до тех пор, пока наши враги не налетели на заградительный редут, которые воздвигнули российские коммерсанты много лет назад.
Пытаясь прорваться в узкие проходы меж прилавков, кентавры сбились в несколько плотных групп. Вот именно тогда и грянули выстрелы. Редко какая пуля не находила свою цель. Возможно спецназовцы даже положили бы половину преследователей, но именно в этот момент в людей полетели самодельные копья.
Я видел как отточенный кусок арматуры ударил в одного из бойцов. Сталь не пробила бронежилет, зато переломала у парня все в груди. Изо рта у того тут же хлынула кровь, и он ей буквально захлебнулся. Первый, – подумал я, глядя на то, как оседает бьющееся в конвульсиях тело.
К нашему счастью кентавры находились лишь в самом начале овладения метательным оружием и пока не очень в этом преуспели. Все остальные копья и дротики, выпущенные ими, пролетели мимо.
Смерть товарища привела бойцов в ярость. Они прямо-таки превратили в дуршлаг трех ближайших монстров и непременно удвоили бы или даже утроили этот счет, не прозвучи громкая, не терпящая возражений команда Загребельного.
– Уходим! Заберите у Осокина боезапас.
Ах вот кто это был. Вот кому не повезло. Осокин. Улыбающееся лицо молодого бойца вмиг встало перед глазами. Что ж, браток, пусть душа твоя упокоится с миром. А тело… Я полагаю лучше не знать, что произойдет с твоим телом… со всеми нашими телами.
Когда спасительные джунгли рынка остались позади и мы выскочили на широкую дорогу, я почувствовал себя комаром на голой заднице. Вокруг исконно русское раздолье. Это вам не заграница, не западноевропейские населенные пункты, где здания жмутся и цепляются друг за друга. Это Россия, одна изба на три гектара. А что, жалко? Землицы хоть жопой ешь. Есть где разгуляться, размять ноженьки поутру. Вот именно этим нам сейчас и предстояло заняться. Других вариантов просто не было.
В какой-то сотне метров на север двигалась большая группа кентавров. Но мы, как бы не замечая, игнорируя их, кинулись в просвет между стоящими на противоположной стороне улицы длинными, будто железнодорожные составы, девятиэтажками. Как ни странно нас не заметили или сделали вид, что не заметили. Чем лучше я узнавал кентавров, тем все больше приходил к выводу, что это чертовски коварные и хитрые бестии. От них можно ожидать чего угодно.
Хотя тревога и закралась в мою душу, но по настоящему паниковать было еще рано. Опасность сейчас везде, она поджидает на каждом шагу. Чем именно те кентавры отличались от сотен других, которые нам непременно встретятся впереди?
Однако вперед мы пока не спешили. Прижавшись к стене одной из домов, группа слушала новую задачу, которую ставил командир:
– Наша цель девятиэтажка на Можайском. До нее примерно сотня метров. Преодолеваем их одним рывком. Во время броска ни в коем случае не останавливаться. При появлении противника огонь вести с ходу. Подъезды на противоположной стороне, поэтому о них забудьте. Обходить здание не будем. Проникаем внутрь через окна первого этажа.
– Почему мы идем именно к Можайскому шоссе? – не самый лучший момент для вопросов, но тем не менее я задал тот, который мучил меня.
– Потому что другой дороги у них нет, – бросил Леший. – Кашалоты пройдут сквозь здания и не заметят, зато для кентавров, которые их сопровождают, этот трюк будет явно затруднителен. Значит выход один – двинуть по самой широкой улице, по той, где сможет поместиться вся их развеселая компания.
Все правильно и логично. Мне даже стало стыдно, что сам до этого не допер. Наверняка не о том думаю. Лиза, всякие там нежные чувства, жизнь, смерть… Вся эта лирика серьезно затуманила мне мозги. Это совсем не то, о чем размышляют в разгар жестокого боя. Слава богу голова подполковника ФСБ остается холодной, рассудительной, работает так, как и полагается. Именно продуктом этой работы и стала следующая команда:
– Никонов, Зверев, Казарян, пойдете первыми. Проверить здание. Остальные тридцать шагов позади. Все, бродяги. Рысью бегом марш!
Три человека тут же юркнули за угол здания. Мы выждали полминуты и рванули вслед за ними.
То, что я увидел за поворотом, было обычным двором обычного жилого микрорайона. Навечно припаркованные автомобили, все как один с битыми стеклами, спущенными, а то и подозрительно разорванными шинам. Облезшие скамейки, часть которых когда-то явно пошла на топливо. Раскуроченная детская площадка в которой будто резвился выводок африканских слонов. Тонкие почерневшие стволы молодых кленов, так и не ставших раскидистыми исполинами. Справа невысокое полуразрушенное здание в форме буквы «Ш», сейчас уже не поймешь то ли жилое, то ли принадлежавшее какому-то учреждению. Весь этот пейзаж припудривался слоем полусгнившего мусора, разукрашивался тянувшимися по стенам домов известковыми потеками. Короче, двор как двор, других сейчас, пожалуй, и не встретишь. Правда, имелась в нем одна замечательная довольно редкая особенность. Он был абсолютно пустынным. Нам пока везло. Вопрос, надолго ли?
От созерцания местных красот меня отвлекла заминка впереди. Лиза не выдержала ритма этого сумасшедшего спурта и упала. Ее ноги пока были еще слишком слабы. Подняться девушке помог постоянно находившийся подле нее Пашка и один из бойцов, невысокий черноволосый парень с азиатскими чертами лица. Притормозивший рядом с ними Леший, ободряюще крикнул:
– Держитесь. Уже почти все. Наши вошли…
Загребельный не договорил. Именно в этот момент и рубанули автоматные очереди.
Авангард группы проник внутрь той самой многоэтажки, которая была намечена для засады и неожиданно открыл огонь. По кому именно? Что там внутри и как? Этого мы даже не могли представить. Зверье обычно не лазит внутри зданий. Но тогда с кем сцепились трое наших бойцов? Причем, судя по всему, сцепились насмерть.
Все мы тоже оказались бы втянутыми в смертельную круговерть, не упади Лиза. Так что вроде как она спасла нам жизнь… или по-другому – подписала смертный приговор тем парням, что оказались внутри. Ведь их всего трое, и поддержки не будет. Мы просто не успеем.
Так и вышло. Когда мы вплотную приблизились к зданию, стрельба почти стихла. Последним звуком, прозвучавшим внутри, был грохот. Взрыв гранаты выбил окно на втором этаже, и оттуда выпал человек в камуфляже. Когда мы подбежали, он был еще жив.
– Кентавры… много… – простонал Казарян. Затем неестественно выгнулся и замер.
Салютом ему послужили залпы девяти стволов. Мы били по окнам, в которых как по волшебству замелькали многолапые силуэты. Страха на было, о своей безопасности никто даже не помышлял. Единственное чего мы страстно желали, так это мстить.
Нам очень повезло, что большая часть окон первого этажа была забрана прочными решетками. Это дало нам возможность опомниться. Разум возобладал над эмоциями до того, как кентаврам удалось их вышибить.
– Отходим! – прокричал Леший. – Все назад!
Какой там назад! Когда я оглянулся, то увидел, что из того самого прохода меж домов, через который только что прошла наша группа, во двор вливается целая армия вооруженных копьями и дубинами бестий. Это был конец. Остановить мы их не могли, укрыться негде… Бежать? Куда ж тут убежишь! Догонят через пять минут. Так что остается только смерть. Мы погибнем впустую, совсем не так, как хотели. Наша жертва никому не поможет, никого не спасет. Цирк-зоопарк, как глупо, безалаберно и бездарно!
Именно в этот момент я и заметил. Справа от нас просвет между домов затопила гигантская серая масса. Сперва показалось, что здания срослись между собой, превратились в новую Великую Китайскую стену. Однако было несколько явлений, упрямо свидетельствующих, что это не совсем так. Во-первых, аномальная неожиданно возникшая смычка заметно колебалась. Во-вторых, по ее усеянной крупными буграми поверхности то и дело проскакивали яркие голубые молнии. Они! – мелькнуло у меня в голове.
– Они! – выдохнул Загребельный.
Да это действительно были кашалоты. И появились они до того, как мы успели занять огневые позиции. Ну а теперь, исходя из сложившейся ситуации, уже и не успеем это сделать. Да нам и не позволят. Кентавры ведь нарочно набились во все здания по пути следования этого кортежа смерти. Додумались, гады, что люди могут укрыться именно там и нанести неожиданный удар по их главному оружию. А без засады как же их достать? Не атаковать же поднявшись в полный рост, да с криками «Ура, за Родину!».
Я подумал об этом как об утопии, и тут же понял, что обнаружил тот самый единственный выход, который поможет, который сделает нашу гибель не напрасной. Прямая атака кентавров это безумие, самоубийство, но только для тех, кто желает уцелеть. Нам же это не светило при любых раскладах. Так что…
Я оттолкнул Блюмера, покрепче ухватил автомат и заорал во всю глотку:
– В атаку, ребята! Покажем этим сукам кто есть кто!
В порыве ярости я даже сделал несколько самостоятельных шагов, и морпех Сергей, желая поддержать меня, инстинктивно рванулся вслед. Третьим в атаку кинулся Леший. Он тут же все понял и осознал.
– В атаку, бродяги! Клюев, гранатомет к бою! – завопил он и одной очередью срезал выпрыгнувшего из окна кентавра.
Истребление сыплющихся из девятиэтажки тварей являлось нашим основным занятием лишь до тех пор, пока мы бежали вдоль задней стены здания. Но как только отряд свернул за угол и впереди нарисовалась широченная автомобильная магистраль… Вот тогда-то мы и перестали замечать тех многоногих чудовищ, которые гнались за нами по пятам.
Все взгляды, все внимание, все мысли мигом прикипели к четырем живым горам медленно ползущим мимо нас. Они были совсем близко. Два, может три десятка шагов. И это делало картину совсем уж нереальной. Шеренга кашалотов, плотное каре не менее чем из сотни кентавров. Мимо ползли чудовища, которые явились, чтобы убивать. И что же? Они словно не замечали нас, даже не смотрели в нашу сторону, будто нас и вовсе не существовало. Отрывистое дыхание огромных глоток, размеренное тяжелое шарканье сотен лап, гипнотизирующее покачивание чешуйчатых тел… Ко всему этому не хватало лишь задающего ритм барабанного боя.
На мгновение мы замерли. Пальцы на спусковых крючках, взгляды сквозь прорезь прицела. Казалось дело за малым. Вот же он, враг! Не защищается и не прячется. Следует только нажать. Однако нажимать никто не смел. Каждый прекрасно понимал – один выстрел и здесь начнется ад.
Я мельком взглянул назад. Преследовавшие нас кентавры остановились. Они даже начали отступать. Твари словно говорили: «Уйдите, и мы вас не тронем». На какой-то миг в мозгу возникло затмение. Подумалось, а может и вправду уйти? Может эти твари даже и не обманут, не будут преследовать. Сразу очень захотелось жить. Не важно какой жизнью, бедной, голодной, убогой… любой, лишь бы жить, а не превратиться в груду радиоактивного дерьма или мумию, насаженную на острый кол.
Но это видение сменилось новым. Лица людей. Все те, кто остался в Одинцово. Ведь свою жизнь я мог купить только в обмен на их. И совсем не я, а они должны будут утолять голод прожорливых тварей, украшать их жуткие храмы. Нет уж, такая торговля не по мне, вернее, не по нам. Я метнул взгляд на суровые лица верных товарищей, на побелевшую, но непреклонную Лизу и понял, что прав. Мы останемся людьми, настоящими людьми, и это наше решение, наше последнее слово. Не оттягивая более ни секунды, я надавил на спуск.
Очередь автомата словно разбудила весь окружающий мир. И он взорвался, загрохотал, пришел в неистовство. Мы расстреливали кентавров практически в упор. В первые мгновения они словно не замечали этого, продолжая тупо и упрямо ползти по прямой как стела взлетке Можайского шоссе. Однако это только в первые мгновения. Визг, рев раненных и умирающих собратьев, запах дыма и крови не оставил и следа от их непреклонности и чувства долга. А вообще-то нет… точку поставил взрыв термобарического заряда, полыхнувший в самой гуще колышущегося грязно-зеленого моря. Именно после него твари и дрогнули… Вернее, не так. Именно после него они и кинулись в атаку на своих обидчиков.
Наблюдая как живая стена резко изменила направление своего движения и теперь несется на нас, я не испытал страха. Нет смысла бояться, когда прекрасно знаешь что выбор сделан и жизни пришел конец. Разве самоубийца, спрыгнувший с высотного здания и наблюдающий как прямо на него с бешенной скоростью несется серый асфальт мостовой, боится? Нет. Страх, он остался там, на крыше высотки, вместе с правом выбора. Ну, а когда этот выбор сделан, когда уже ничего нельзя изменить человек тонет в море адреналина, он со спертым дыханием, с замиранием сердца ожидает того самого последнего мига. Именно это, должно быть, испытывают все люди в последние мгновения своей жизни. Все, но только не я. Мне было не суждено испытать эту роскошь. И это потому, что я ни какой-то там безмозглый самоубийца. Я умираю совсем не по своей прихоти, а потому что так надо для дела, очень важного дела, которое, кстати, следует довести до конца.
– Валите отсюда, сволочи! Убирайтесь в свой гребаный мир! – с таким криком я вновь надавил на спуск автомата.
Не знаю, что сработало, мой вопль, вылетевший из ствола свинец, а может очередной взрыв реактивного снаряда. Как бы там ни было, в следующую секунду весь мир впереди утонул в ослепительно-белой вспышке, а затем к ней добавились еще, и еще, и еще одна. Казалось, что в и без того гигантский костер несколько раз подряд сбрасывали цистерны авиационного бензина. Опьянев от восторга, неистовое пламя взметнулось ввысь. Оно словно почувствовало в себе силы пожрать не только землю с бессильно барахтающимися на ней фигурками живых существ, но и целое небо, дотянуться до самих звезд.
Нас тут же швырнуло на землю и покатило. Только вот странное дело, мне почему-то показалось, что катимся мы не от эпицентра взрыва, а к нему. Нас будто засасывало в недра исполинского сияющего водоворота, черной… вернее белой дыры, неожиданно возникшей на поверхности нашей планеты. И мы бы непременно в нее провалились, если бы вдруг…
Все закончилось в один-единственный миг. Свет исчез, притяжение огненной бездны спало. Наступила полная оглушающая тишина. Вместе с ней пришло какое-то странное умиротворение и спокойствие. Я лежал на грязном растрескавшемся асфальте и равнодушно наблюдал как на мои руки падают хлопья крупного серого пепла.
Казалось я мог лежать здесь целую вечность. Я не желал ничего большего. Я так устал. Я перешагнул через грань полного изнеможения. Поэтому теперь будь, что будет. Я буду просто лежать и ждать. Чего угодно, беспамятства, сумасшествия, смерти. В этой жизни я выполнил свое предназначение, а стало быть теперь можно и уйти.
Неожиданно что-то в окружающем мире изменилось. Да, точно, появились звуки, вернее один-единственный отдаленный звук. Я ожидал, что им окажется столь «родной» рев кентавра, но, прислушавшись, понял, что ошибаюсь. Звук походил на шаги человека, и этот человек медленно, можно даже сказать неспеша приближался.
Цирк-зоопарк, что же это происходит? Где все? Друзья, враги, хоть кто-нибудь. Почему вокруг так тихо? И кто это пришел по мою душу? Как ни слаб я был, но сил чтобы повернуть голову у меня все же хватило. То, что я увидел, показалось нереальным. Все пространство вплоть до стоящих на противоположной стороне шоссе многоэтажек было усеяно кентаврами. Они словно застыли, повисли в воздухе. Кто-то неведомый нажал кнопку стоп-кадра и свирепая армия замерла на полушаге. И судя по всему, именно с этим неведомым повелителем времени и пространства мне и предстояло сейчас встретиться.
Я лежал и смотрел как, огибая застывших в рывке бестий, ко мне приближается одинокая фигура. Высокий худощавый мужчина, длинный, ниже колен серый плащ, сбитые нечищеные берцы. Лицо пока плохо видно. Вот что сразу бросилось в глаза, так это плотно обтягивающая череп старая зеленая бандана. От одного взгляда на все это меня прошиб нервный озноб. Мать божья, да это же Одноглазый!
Стон невдалеке показал, что заклятье недвижимости спасовало перед кем-то еще. Человеком, точно человеком. Кентавры так не стонут и уж точно не матерятся. Рассказав все что он думает о прародительнице всех многолапых, Леший на карачках подполз ко мне. Сел рядом.
– Максим, ты живой? – он заглянул мне в лицо.
– Ты видишь его? – вместо ответа простонал я и указал глазами в сторону приближающегося человека. – Или я спятил?
– Вижу, – Загребельный подтянул меня поближе и положил мою голову себе на колени. – Вот сейчас, кажись, мы и узнаем кое-что по-настоящему любопытное. – На всякий случай подполковник ФСБ подвинул автомат к самой своей руке.
Я не ответил. Поздно было что-либо говорить. Одноглазый уже возвышался над нами как высокий скалистый утес. Несколько секунд мы просто смотрели друг на друга. И, как мне показалось, лесник изучал нас с неподдельным любопытством, так как будто нежданно-негаданно обнаружил в старых знакомых что-то новое, очень даже примечательное.
– Что ж, продолжим прерванный разговор? – вместо приветствия поинтересовался Леший.
– Самое время, – улыбнулся Олесь.
– Кто ты на самом деле? – Загребельный буравил Одноглазого пристальным взглядом.
– Не человек, если ты спрашиваешь именно об этом.
– Кто же тогда?
– За мою долгую жизнь меня именовали по-разному.
– Попробую угадать последнее из этих имен, – Леший молниеносным рывком вскинул автомат. – Тебя зовут ханх.
Вид направленного на него оружия абсолютно не испугал лесника. Даже наоборот, он кивнул, отдавая должное скорости реакции, а главное сообразительности подполковника.
– Почему-то человечество понравилось именно это название.
– Это слово звучало на всех радиочастотах, – напомнил я. – Это ваш позывной, боевой клич.
– Это была помеха, обычная помеха, производимая молекулярными коллапторами, – Одноглазый грустно и немного виновато улыбнулся. – Смешно получилось, правда?
Видя, что мы по-прежнему напряжены, а палец Лешего нервно поглаживает спусковой крючок, Олесь или как там его на самом деле предложил:
– Подполковник, может, опустите свой АКС? Это оружие не в состоянии причинить мне вреда. Даже дырок на плаще не останется.
– Опусти, – попросил я Лешего. – Он ведь помогал нам.
– Вот именно, – подтвердил ханх.
Словно член нашей компании, Одноглазый уселся на асфальт неподалеку от нас. После этого он протер тыльной стороной ладони свой выбитый глаз, и изуродованное веко открылось. Ханх немного поморгал, и с этого момента уже смотрел на нас обоими глазами.
– Так гораздо удобней воспринимать оптические сигналы, – объяснил он свой поступок.
– Ты прикидывался одноглазым? – Леший не внял здравому смыслу и продолжал держать нашего приятеля на мушке.
– Нет, – тот отрицательно покачал головой. – Я вырастил второй глаз прямо сейчас.
– Ты так свободно регенерируешь свои ткани? – с завистью спросил я.
– То, что вы сейчас видите, это не мое настоящее тело. Это лишь матрица, которую я создаю для удобства общения с людьми. Мой истинный облик… – ханх улыбнулся. – Не думаю, что вы готовы его увидеть. Так что пока остановимся на этой трансформации, тем более, что мы все к ней уже привыкли.
– «Мы» это ты, Максим и я? – уточнил Леший.
– «Мы» это мы, те, кто создал этот мир и вас в том числе.
– «Вас», это Максима и меня? – с наигранной тупостью уточнил Загребельный.
– «Вас», это очумелых гомосапиенсов, которые готовы уничтожить плоды всех наших трудов, а заодно и самих себя, – тоном терпеливого школьного учителя, поясняющего двоечникам их ошибки, произнес наш собеседник.
Не знаю как Леший, но я точно не был готов услышать подобную новость. О происхождении человека я знал немного, всего две вещи. По одной версии в прародители нам сватали неожиданно поумневших шимпанзе, по другой же у истоков всего сущего стояла некая высшая сила. Бог…? Боги…? Подумав о них, я внимательно поглядел на ханха. Вероятно ли, возможно ли, чтобы этот мужик в тертой бандане и являлся одним из них? Не-е-е-т. Не может быть, невероятно, немыслимо! Бог он другой. Он такой…
Тут я поймал себя на мысли, что я цивилизованный человек, законченный атеист, в прошлом член компартии, на полном серьезе рассуждаю о самых что ни на есть лженаучных материях. Нет, это меня определенно долбануло об асфальт. Да, но тогда кто же сейчас находится перед нами? Самозванец, который рискнул величать себя ни кем-нибудь, а самим богом? И как прикажете это проверить?
Короткая автоматная очередь разорвала тишину. Загребельный стрелял с двух шагов и поэтому не мог промахнуться. Пули кучно вошли в район сердца. Грудь ханха тут же превратилась в расплывчатое пятно серебристой слегка фосфоресцирующей жидкости. Пулевые отверстия в ней походили на неглубокие воронки, от которых тут же побежали расходящиеся круги. Один к одному как если бы в воду бросили пригоршню мелких камней. Однако уже через несколько секунд ртутеподобная поверхность успокоилась, стала ровной и гладкой, а еще через мгновение вновь превратилась в серую ткань все того же уже хорошо знакомого нам непромокаемого плаща.
Лесник даже не пошелохнулся, не посмотрел на место, куда только что вошли пули. Зато он метнул на Лешего взгляд полный гнева и презрения. Он протянул в сторону Загребельного руку со скрюченными пальцами, но вдруг замер, так и не осуществив задуманное. Гнев на его лице уступил место задумчивости.
– Ты смелый человек, – произнес ханх в конце концов. – Поднять руку на меня…
– Я должен был проверить, – ответил подполковник ФСБ и только теперь отбросил в сторону автомат.
– Ну, и как тебе результат?
– Ты действительно не человек, – тон Лешего вдруг стал ледяным. – Но почему ты здесь? Что тебе нужно от нас?
Ханх ответил не задумываясь, и этот ответ поставил нас в тупик:
– Я пришел сюда потому, что Одинцово отличается от всех других человеческих поселений. Отличается в лучшую сторону. Именно здесь я и надеялся отыскать избранных.
– Кого? Избранных? – нам с Андрюхой показалось, что мы ослышались.
– Вас, – без тени улыбки продолжил ханх. – Тех кто должен спасти человеческую цивилизацию, доказать, что люди достойны распоряжаться этим миром. В противном случае… – Тут он тяжело вздохнул. – В противном случае планета будет передана другим.
– Кому?! Этим, что ли? – Загребельный ткнул в сторону оцепеневших многолапых изваяний.
– Одни из претендентов, – кивнул ханх. – Их мир погибает, а подготовить новый мы не успеваем.
– Но Земля наш мир! – с яростью взревел Леший.
– Не ваш, а тех, кто его создал, – спокойно напомнил ханх. – Только нам принадлежит право решать его судьбу.
– И вы решили… – тихо произнес я. – Вы похоронили миллиарды людей. – В бессильной злобе я сжал кулаки.
– Человечество само подписало себе смертный приговор.
Мы с Лешим промолчали. Мы ждали продолжения. Сказав «А», наш собеседник не мог не сказать «Б».
– Да, это именно так, – невесело продолжил ханх. – Очумев от алчности, неистово желая мирового господства, вы начали Третью Мировую войну.
– Третью? – мы с приятелем переглянулись.
– Вся эта шумиха вокруг глобального потепления, изменения климата и прочих предвестников неминуемого конца света, все это было ни что иное как попытка скрыть применение климатического оружия. Его нельзя обнаружить или даже доказать существование, а значит удары будут наноситься вновь и вновь, пока экологическая система планеты не рухнет. Тогда жизни на Земле все равно придет конец. Но будет утрачено время, и мы не сумеем спасти другие более перспективные расы.
Ханх замолчал, давая нам время прийти в себя. Это было ей богу не просто. Узнать правду всегда непросто, тем более такую.
– Что ты имел в виду, когда говорил, что мы можем спасти свой мир? – Леший первым оправился от шока.
– Вы должны доказать, что род человеческий совсем небезнадежен. Что вы другие, что прошлое не повторится.
– Кому доказать?
– Им, – ханх многозначительно поднял глаза к небу.
– Почему именно мы?
– Потому, что вам не нужна власть и богатство, потому, что вы решили пожертвовать собой ради других людей, отдать самое ценное что имели – свою собственную жизнь. Это я вам скажу поступок!
– Он может убедить их? – следую примеру ханха, я тоже поглядел на небо.
– Не уверен, – лесник скривил кислую мину.
– Но ведь тебя же убедил?
– Я другое дело. Я совсем другое дело.
Наш собеседник печально улыбнулся. В этой улыбке было что-то неуловимо знакомое. Но только что? Я попытался вспомнить, да так и не смог. И это наверное потому, что сейчас наступило время действий, а совсем не воспоминаний.
– Как это сделать? – на удивление вечно недоверчивый, скептично настроенный Леший первым принял предложение ханха. А может здесь как раз и сработало то самое чутье старого контрразведчика?
– Все очень просто, – наш знакомый удовлетворенно кивнул. – Разум, человечность, любовь, доброта. Покажите, что это не просто слова.
– И все?
– А это немало, – усмехнулся ханх.
– Почему ты нам помогаешь? Людям, я имею в виду.
Мой вопрос не обескуражил лесника, скорее заставил его что-то вспомнить. После секундной паузы тот ответил:
– Братья всегда обвиняли меня в излишней заботе о человечестве. Может это и так. Однако предоставить вам самим себе… – ханх сокрушенно покачал головой. – Это значило рискнуть всем процессом творения.
– Мы в ответе за тех, кого приручили, – подытожил я.
– Вот именно, – согласился мнимый белорус.
– Может хватит говорить загадками?! – взорвался Загребельный. – Разум, человечность… Что там еще? Любовь, доброта. Что все это значит? Что конкретно мы должны сделать?
– Есть вопросы, на которые каждый должен ответить сам, – наставительно произнес ханх. – Я могу лишь ненавязчиво подсказать.
– И какова будет твоя подсказка? – мы внимательно уставились на собеседника.
– Дорога… – медленно произнес тот. – В дальней дороге человек как нигде проявляет свои черные и белые стороны. Уж поверьте мне. Я знаю о чем говорю.
– Дорога? – Леший непонимающе замотал головой. – О какой дороге ты говоришь?
– Дороги бывают разными, – усмехнулся ханх. – Порой не важно куда идти, главное для чего.
Произнеся эти слова, он поднялся на ноги. Отряхнул плащ. Поправил сползшую на затылок бандану.
– Что ж, мне пора. Прощайте.
– А что дальше? – Леший обвел взглядом застывшую вокруг нас битву.
– Ах это… – ханх как будто только теперь вспомнил о действительности. – Ваши люди очнутся через десять минут. Забирайте их и уходите. Что касается кентавров… Для них время возобновит свой бег через час, но даже и тогда вам не стоит опасаться. Мой брат пообещал, что сегодня они не доставят вам хлопот.
При этих словах бывший одноглазый обернулся и посмотрел куда-то влево. Проследив за его взглядом, я заметил одинокую фигуру в черном балахоне, которая как тень блуждала меж многолапых созданий, по очереди гладила, похлопывала их неподвижные тела. Еще один из истинных властителей мира. У него, кажется, как и у лесника имеются свои фавориты.
– Что будет с колонией Крайчека, с Истрой, со Звенигородом, со всеми остальными нашими поселениями? – я задал вопрос уже в спину уходящему ханху.
– Два месяца. У них есть всего два месяца, – тот не обернулся, а лишь показал нам поднятые кверху два пальца.
– Ну, два месяца это уже кое-что, – пробурчал Леший.
Последующие несколько минут мы сидели молча. Просто сидели и глядели вслед двум медленно исчезающим фигурам. В душе творилось такое… что и не описать. Горечь от постигнутой правды, злоба как на виновников всего этого кошмара, так и на его исполнителей, сладкая надежда на то, что все это может когда-нибудь закончиться. Но самое дикое и неправдоподобное заключалось в том, что это зависело именно от нас. Судьба всего мира… и только от нас! С ума сойти! Невероятно! Правда это сказал тот, кто знает что говорит, тот, чьи слова вот уже тысячелетия толкуются как непреложная высшая истина. Да, я узнал его, узнал, хотя никогда раньше не видел.
– Эх, ну и денек сегодня, – Леший кряхтя стал подниматься на ноги. – Давай, Максим… Будем помаленьку двигать.
– Андрюха, ты знаешь кто это был?
– Знаю, – Загребельный еще раз поглядел в ту сторону, куда направился наш знакомый.
– Как догадался?
– Профессия у меня такая, – подполковник нагнулся и подхватил меня подмышки.
Когда он потянул, я уже привычно застонал от боли.
– Терпи, – Леший лукаво улыбнулся. – Он терпел и нам велел.
– Он нам велел еще и кое-что другое.
– Ага, – Загребельный поддел ногой свой автомат и, подбросив его словно футбольный мяч, ловко схватил. – Пойдем. Попробуем спасти этот грешный мир.
– Придется, раз больше некому.
Наш уговор мы скрепили крепким мужским рукопожатием.
Сарагоса, 2010 г.
