Художник судорожно вздохнул и с отчаянием посмотрел на режиссера, но тот упорно избегал его взгляда.
– М-да, – хмыкнул режиссер, постукивая пальцами по листкам. – Напугал я тебя, оказывается. А ведь ты прав оказался, наши это, родимые. Чего ж бояться? Ну, научились людей омолаживать, так это же хорошо. Кто откажется лет на двадцать-тридцать помолодеть? А драки эти и кражи – чепуха, у нас город курортный, мало ли кто приезжает. Ну, побывала у нас проездом гипнотизерша, не стану отрицать – сильная штучка, но ведь забрали её, и с концом. Может, она из психушки сбежала? Так что не бери в голову, все это несерьезно. И вообще, мало ли на свете похожих людей? Вон, даже конкурсы двойников проводят.
– Ты в этом так уверен? – усомнился художник, но режиссер только плечами пожал и руками развел. – Ладно, я пойду.
– Давай, вечером увидимся, – согласился режиссер, небрежно прикрыв листки ладонью.
Когда художник, явно задетый таким прохладным отношением к тому, что принес, и совершенно уверенный в неискренности старого друга покинул кабинет, режиссер устало откинулся на спинку кресла и закрыл глаза ладонями. Если бы на него не свалились обязанности И.О. директора, он бы тоже, наверное, грезил бы о той технике, что так заворожила их с художником, ведь прекрасно представлял, какими красочными и необычными могли стать спектакли. И вполне понимал, что происходило с теми, кто побывал на семинаре. Будь у него другое желание, кто знает, чем бы это обернулось. Бедный директор – так неудачно попасть между своим желанием и желанием жены, словно между молотом и наковальней. И сколько таких случаев за неделю произошло в городе – кто знает…
Всю неделю его мучили сны, в которых он спорил то ли с этой женщиной, то ли с теми хрипунами, что стояли за ней невидимками. Пытался доказать, что нельзя делать из людей бездумных потребителей, превращать их в стадо животных, оставляя за ними только право на выбор кормушки. Человек должен мечтать о несбыточном, стремиться к идеалам и творить возвышенное, говорил он, но его не слушали. Оставьте людям свободу выбора, не делайте их рабами вещей или новоявленных царей, кричал он, но к нему подходила Степанида и, убаюкивая сладкими речами, брала за руку и вела за собой к границе света и тени. Он шел, скованный ее речами, не сопротивляясь, бормоча свои просьбы, пока не оказывался на краю пропасти, и Степанида влекла его за собой, и он послушно делал последний шаг… Или под команды невидимого Хрипуна терял контроль над своим телом и начинал делать несуразные вещи, пытаясь голыми руками разорвать металл и бетон каких-то укреплений; разрывая сухожилия и сдирая кожу, обливаясь кровью, лез в какие-то колодцы, срывался вниз и падал, стараясь закричать, но только крепче сжимая зубы, повинуясь приказу… Он просыпался в холодном поту, с мокрым от слез лицом и молил только об одном – пусть все это окажется сном.
И теперь ему было больно. Только слез не было. Художник доказал то, о чем он догадывался, но во что он не желал поверить. Сколько времени им осталось быть людьми? Десять лет, так кажется обещал Хрипун? Потом станем, скорее всего, солдатиками, хрипуны сейчас снова набирают силу. Но Степанида не хотела ждать, значит осталось меньше десяти лет, гораздо меньше, такие как она тоже чувствуют, что можно при нынешней бесхребтовости и преобладающем пофигизме легко стать кумиром. Только что можно сделать? Кричать о Хрипуне и Степаниде, об угрозе тотального превращения людей в зомби или запрограммированных потребителей? Так ведь сейчас этим никого не испугаешь – столько вокруг зомбирования-программирования наворотили страшилок и безграмотных глупостей, что тебя даже за психа не станут принимать, лишь посмеются. Наверное, это тоже входит в подготовку будущего, которое нам готовят. Так что же остается?
Режиссер сжал голову руками так, что потемнело в глазах, потом ахнул руками по столу, но это не помогло. Вскочив с кресла, подбежал к окну и невидящим взглядом уставился за окно, упершись руками в подоконник. И заставил себя вытащить на свет то, что мучило его последние дни.
Сколько лет потакал он невзыскательным вкусам отдыхающих адаптированной до неузнаваемости классикой. Удовлетворял примитивные инстинкты спектаклями с обнаженкой, стараясь привлечь публику. Засорил репертуар бессмысленными историями о любовных похождениях и домашних склоках. Подсовывал зрителям костыли убогой философии потребительства, послушно следуя модным веяниям, усердно помогал ткать невидимую паутину удовлетворенности и соглашательства, словно кокон окутавшей общество. Неужели ничего хорошего за прошедшую жизнь не сделал, ужаснулся режиссер и понял, кого он оплакивал по ночам.
Несколько минут он стоял так, пока не затрясся всем телом – чудовищное напряжение схлынуло, и каждая мышца тела теперь обессилено трепетала. Взгляд его наткнулся на стоящий перед театром памятник и словно электрический разряд ударил в крестец. С трудом переставляя одеревеневшие ноги режиссер добрался до кресла и свалился на него мешком. На лице его застыла кривая усмешка, сердце бешено прыгало в груди, но теперь он не боялся, он понял, чем будет заниматься оставшееся время. На многих сеанс Степаниды подействовал так, как она рассчитывала. Но ведь не все стали послушными куклами. Ведь на художника подействовало не так, как было рассчитано, да и на него самого тоже… Значит можно с этим наваждением бороться, можно.
Испокон веков лицедеи только тем и занимались, что пробуждали в людях то, чего их могли лишить в ближайшем будущем – мечты и желания, любовь и ненависть. Пусть в театре начнутся другие спектакли, в этом ему помогут друзья и коллеги, служащие не Тельцу, но Музам. Кому, как не им вновь заняться своим делом? Надо дать людям крылья, и пусть они сами выбирают, куда им лететь! Тех, у кого есть крылья никакие хрипуны и степаниды не достанут.
Режиссер схватился за телефон и яростно начал нажимать кнопки, набирая номер художника.
Так вот и поехали мы в Африку, в одну маленькую страну, где собирались проводить выборы президента. По-ихнему порядку там король должен править, но тогда как раз так получилось, что в разборках между кланами перестреляли всю королевскую семейку. Прямых наследников не осталось, кланы между собой договариваться не хотели, каждый хотел занять трон, залитый еще не высохшей кровью. Назревала вполне обычная гражданская война, которую не могли сдержать миротворческие силы дряхлой ООН. Вот тогда СОЧ и предложила свою помощь в проведении выборов.
Ну да, Свободная Организация Человечества, помогающая решать проблемы людей всем миром. Авторитет во многих областях культуры у нее уже был, но в глобальную политику она не лезла, это не соответствовало ее принципам. А здесь представился случай помочь населению страны избежать той петли, которую на них собирались накинуть местные кланы, готовые распродать страну по дешевке, лишь бы ухватить власть. Кому продавать? Желающих было немного. Французы, которых в стране еще помнили, хотя больше полувека прошло после деколонизации, да везде сующие свой нос американцы, считающие себя способными командовать всем миром и постоянно наступающие на одни и те же грабли национального сопротивления.
Особого интереса ни для кого эта страна не представляла, поэтому никто туда особенно и не лез. Нефти или газа геологи не обнаружили, алмазов тоже не копали. Нищая аграрная страна, в которой половину территории занимает пустыня. Единственное достояние – огромный национальный парк, где туристы могли посмотреть на диких животных или, если есть деньги – поохотиться. Вкладывать деньги в развитие туризма никто не хотел без твердых гарантий законного руководства, а дать такие гарантии было некому. Но вопрос должен был решиться без драки, демократическим путем и СОЧ получила поддержку всяких там международных ассамблей и комиссий. Поддержка эта выразилась в том, что «голубые каски» ООН, которые уже полгода как торчали в этой стране, прикрывая караваны с продовольственной помощью, идущие с побережья Атлантики в столицу получили приказ содействовать проведению выборов. Приказ-то приказом, да пятьсот человек с двумя танками и десятком бронетранспортеров едва справлялись с конвоирование караванов и вряд ли могли контролировать даже столицу. А уж про остальную территорию и говорить нечего. Поэтому СОЧ решила справиться своими силами, которые состояли из жителей страны и тех, кто был готов оказать этой стране помощь. Об этом мы узнали одними из первых.
В марте закончили в нашем Институте испытания системы голосования для области, но до наших выборов еще полгода оставалось, тут директор и предложил использовать такую надежную систему на практике пораньше. Во многих работах СОЧ наши специалисты уже принимали участие, хотя бы в исследованиях демографического взрыва на побережье Черного моря.
Ну, там ситуация была вполне понятной: за последние пять лет экономика во многих регионах поднялась, у людей появилось больше свободного времени, да и зарабатывать стали побольше. Экология улучшилась после того, как за побережье взялась группа СОЧ и поставила на все стоки очистные комплексы, которые начали собирать всю грязь, а выдавать столько добра, что пришлось увеличить пропускную способность железных дорог – эшелоны с чистыми металлами, удобрениями и органическим сырьем неделями стояли в очереди на отправку. Вот и начал народ тогда на чистое Черное море ездить, обустраиваться да размножаться…
Директор собрал нашу команду, что систему «Глас народа» разрабатывала, и объявил: ребята, кто хочет в полевых испытаниях принять участие, шаг вперед. Ну, тут только женщины, у которых малые ребятишки, вперед не шагнули, но и среди них были колеблющиеся. Посмотрел директор на добровольцев, улыбнулся, словно иного и не ожидал и взял в руки распечатку. Зачитал рекомендации СОЧ по отбору рабочей группы, там все по полочкам было разложено: кто требуется и для чего. Нет, никаких анкетных данных для отбора не использовалось, только профессиональные навыки и уровень физической подготовки, все-таки Африка. Многие заворчали, когда поняли, что поедут не все, но это быстро закончилось, народ у нас сознательный. Зачем, скажем, дизайнеру туда ехать, если продукт уже в серию запущен, или программистам там делать нечего, все уже проверено и работает. Остающиеся без работы не останутся, твердо заявил директор. Все данные испытаний через спутник попадут в Институт, обработкой можно и дома заниматься, зачем мотаться по жаре да по пескам, верно?
Вот и зачитал нам список рабочей группы директор. Там и я оказался. Как пояснил директор, мол, без такого важного специалиста группе никак не обойтись. Ну, я и так шаг вперед уже сделал, так что остальные трое избранных только обрадовались, все-таки я среди них самый опытный и старый. Так вот, вчетвером и пошли собираться. Через три дня погрузили нас вместе с нашей системой в челнок, и началась наша эпопея с суборбитального полета Восточная Сибирь – Северная Африка.
Сели мы не в столичном аэропорту, где царил бардак из-за забастовки диспетчеров, а километрах в пяти от города, на ВПП заброшенной лет сорок назад военной базы и решили разгружаться своими силами. Пришлось выгружать оборудование прямо на землю, так как грузовики, что для нас должны были подогнать, застряли где-то по дороге из аэропорта вместе с грузчиками. А челнок ждать не будет, у него время по минутам расписано. Вот и давай мы вчетвером тягать пластиковые контейнера по грузовому отсеку, а в каждом контейнере не меньше ста килограмм. Хорошо, штурман и второй пилот помогли, хоть и не наши ребята, из Австралии они оказались, но сознательные. За двадцать минут вытаскали мы все наружу, проводили взглядом челнок, после короткой разбежки по потрескавшемуся бетону растаявший в блеклом голубом небе и, усевшись в тени от контейнеров, составленных в два ряда, принялись пот утирать.
Старшим в нашей команде Василий был назначен, как ведущий конструктор системы. Выпил он стаканчик минералки, которой нам две бутылки добрая душа – стюардесса сунула, когда мы, словно загнанные лошади у финиша свои личные вещи забирали, и вытащил телефон. А вокруг автоматчики стоят, таможня и полиция, прибывшие через минуту после посадки челнока. Только они и пальцем не шевельнули, чтобы нам помочь. Ждали указаний от начальства.
Грузовики подошли через два часа, и орда грузчиков набросилась на контейнеры, словно это были сокровища Али-Бабы. Водители грузовиков презрительно поплевывали в окна, глядя на своих соплеменников, громко кричащих и бестолково суетящихся. Поражало то, что одеты они были так, будто с одного на троих одежду делили: один только в рубашке, под которой только повязка набедренная; другой в штанах, но без рубашки; а третий обут в кроссовки и в панаме, из остального на нем только повязка. И потом они обливались не меньше нашего, пока таскали контейнеры. А ведь должны бы привыкнуть к своему климату.
Нас, оттиснутых от контейнеров возмущенными попыткой помочь грузчиками, обнял как братьев загоревший дочерна кучерявый и бородатый представитель СОЧ, подъехавший первым на минивэне. Соскучился, видать, по бледнолицым братьям поляк Станислав, сразу же предложивший называть его Стасем, и радушно пригласил нас в кондиционированное нутро своей машины. С таможней он все оформил быстро, но наши личные вещи таможенники осматривали придирчиво и долго. Видно преисполнились долгом, после долгого ожидания на солнцепеке.
Пока мы плелись за грузовиками по старой бетонке в облаке пыли, он сообщил, что машины задержались на выезде из столицы, где устроили сидячую забастовку голодные жители окраин, решившие, что челнок привез очередную продовольственную помощь и настроенные не пропускать в город машины, пока с ними не поделятся. Подъехавшая полиция, долго освобождала проезд для грузовиков и особенно не спешила. Кто-то из местных политиков не хочет нашего присутствия здесь, пояснил с хмурой усмешкой Стась. Вот и начинают палки в колеса вставлять.
Стась оказался парнем хорошим, компанейским. Разместил нас на вилле, которую арендовал под представительство СОЧ. Там же, в бетонный гараж в подвале дома, разгрузили наш груз и гомонящая толпа грузчиков, получив расчет, залезла в грузовики и отправилась восвояси. С непривычки воспринимать такой гомон и жару было тяжело, и остаток дня мы провели в блаженной тишине и прохладе холла, помывшись и немного перекусив тем, что было в холодильнике. Кормить нас он собирался в небольшом ресторанчике, расположенном в центре города и где неплохо готовили, по его мнению.
Конечно, после наших мартовских оттепелей и заморозков оказаться среди пальм, в тени которых термометр показывал все 30 градусов Цельсия, было непривычно. Есть в России любители зиму проводить на курортах в тропиках, но среди нашей команды таких не оказалось. Все предпочитали размеренную жизнь, когда зимой – холода, а летом – как получится, лишь бы не каждый день дожди. Да и долго тут задерживаться мы не собирались, от силы на месяц. Наберем из местных помощников, научим, как с системой работать, поясним, как за оборудованием ухаживать, и – домой, в тайгу, к белым медведям, как нам уже посоветовал какой-то таможенник в черных очках. Правда, там вся банда бездельников была в темных очках, но у того они были еще и зеркальные. Но, оказалось, что старые поговорки еще действуют, наперед зарекаться нельзя, и даже вредно, особенно в таком климате.
Местная кухня, блюдами которой нас потчевал за ужином метр небольшого и уютного ресторанчика, мне особо не показалась. Все равно картошка вкуснее бататов, а солененькие груздочки и квашеную капустку не сравнить с теми салатами из местных овощей и фруктов, что нам подавали. Но некоторое временное разнообразие полезно для здоровья, уверял Стась, закатывая мечтательно глаза, когда кто-нибудь из нас поминал грузди с лучком и сметанкой, или сибирские пельмени с вырви-глазом.
Ночью вырубился в доме свет, обычное дело, как пояснил Стась, протирая глаза и зевая. Пришлось помочь ему запустить аварийный генератор, чтобы не вертеться на кроватях в духоте и продукты в холодильнике не пропали. Без кондиционеров спать невозможно, через закрытые противомоскитной сеткой окна воздух едва проходит.
Утром началась наша работа. Каждый терминал надо было вытащить из контейнера, проверить работоспособность после перевозки и снова упаковать. К вечеру все машины были проверены, ни одной неисправной среди них не обнаружили, все-таки умеют у нас делать технику. Мы опять были похожи на выжатые лимоны: в бетонном гараже кондиционера нет, а вентилятор, что мы поставили на вытяжку у входа, только мух отгонял. В обед мы только слегка перекусили, есть совсем не хотелось, только пить. Отмокая в бассейне перед ужином, и минералкой восполняя потерю жидкости, мы обсуждали наши дальнейшие планы. Вернувшийся из города Стась был жизнерадостен и потащил нас на ужин, где мы снова принялись говорить о делах. Пара местных красоток предложила составить нам компанию, но Стась сделал выговор метру, и нас оставили в покое.
Предстояло продемонстрировать нашу систему комиссии наблюдателей ООН и временному кабинету министров. Это Стась организовал на послезавтра в самом крутом отеле, а завтра мы могли совершить ознакомительную поездку по столице и окрестностям.
Как пояснил Стась, чтобы получить некоторое представление о тех вопросах, которые мы услышим послезавтра. Экзотика здесь, по сравнению с Европой, сетовал он. В стране кланы составляют шесть группировок, которые грызутся между собой хуже собак, не желая делить будущую власть. Временное правительство, состоящее из марионеток кланов, ищет внешней поддержки, но кроме слов и мелких подачек ничего не добилось. Реальной власти оно никакого в стране не имеет. Министры только щеки надувают, да пыль в глаза своим кукловодам стараются пустить…
Мы только посмеивались над его страхами. Видно он не сталкивался с тем, что происходит у нас, в России и в бывших странах Союза вплотную. Такого бардака больше нигде не найдешь и не придумаешь. И, едва удается навести порядок в одном месте, как возникают проблемы в другом. Кто не верит, пусть хотя бы по нашей области поездит, а она размером больше этой страны…
Загрузились мы в минивэн и отправились на экскурсию. Центр столицы оказался вполне обычным для миллионного города – десяток небоскребов, дорогие магазины, банки и заполненные толпами улицы. Правда одежда здесь была легкой, но полицейские в шортах и форменных рубашках следили за тем, чтобы в набедренных повязках на улицах не шастали. Разномастные автомобили и масса мотоциклов, от японских монстров до карликовых китайских. И велосипеды, конечно. Тут мы задерживаться не стали, только заскочили в супермаркет, где проходила распродажа и запаслись провиантом и более подходящими для этого климата нарядами: шорты, рубашки и по два головных убора, но это брали скорее как сувениры. Позднее очень даже порадовались, что взяли плетеные из соломы сомбреро. Естественно, все «сделано в Китае». Стась прихватил четыре упаковки газированной минералки, которую он не употреблял, и мы, забив багажник машины покупками, отправились дальше.
По дороге Василий расспрашивал Стася о том, как здесь с линиями связи и был огорчен тем, что только между тремя городами есть оптоволоконный кабель, а связь с мелкими поселками только по старым телефонным линиям, через допотопное оборудование. А уж в том, что проблемы с электроэнергией здесь явление постоянное, в этом мы сами убедились. Электронщик наш, Федор, беззаботно рассматривал сувениры для своей дочки, выразив надежду, что автономное питание терминалов выдержит местные условия. А социолог Илья легкомысленно разглядывал прохожих, , как я заметил, особенно интересовался местными красотками. Ну, это дело молодое, тем более, что неженатый он еще. Меня же занимала мысль о том, что большая часть населения была неграмотна. А это могло означать некоторые проблемы для нас. Ведь помощников-то надо будет набирать, а вот из кого? Но об этом я пока помалкивал, чего раньше времени беспокоиться, сейчас-то мы на экскурсию поехали.
За городом стало интереснее, поселки располагались далеко друг от друга и представляли собой беспорядочные скопища хижин и глинобитных домов, небольшие поля и плантации возле редких водоемов обрабатывались вручную или с помощью быков. Техники было мало, небольшие тракторы и старые пикапы встречались очень редко. Местные жители не обращали на нас внимания, лишь дети шумною толпою окружали нашу машину и сопровождали нашу команду, пока мы осматривали деревню и беседовали со стариками. Стась, как опытный человек запасся мелкими монетками, но их хватило ненадолго. Мы тоже выскребли карманы и раздали все, что нашли, даже российские монетки. Посетив четыре поселка, мы решили возвращаться.
Впечатлениями о поездке группа, помывшись и намазав обгоревшие участки кожи кремом, делилась во время ужина. Мнения сходились: выборы проводить будет непросто, средства массовой информации здесь практически не действуют, вездесущее телевидение здесь работает только в городах, да и то, не в каждом доме есть приемник. Одна государственная и три частных радиостанции вели предвыборную пропаганду, больше похожую на свару базарных торговок. Распечатки переведенных текстов приводили в ужас обилием нереальных обещаний и массой плохо скрытых угроз в адрес конкурентов.
Решение использовать нашу систему казалось нам скороспелым и неэффективным. Все-таки мы готовили систему в расчете на то, что население нашей области достаточно образованно, постоянно смотрит ТВ, слушает несколько радиостанций и получает информацию из других СМИ, включая Интернет. Здесь большая часть населения практически не имеет доступа к информации о кандидатах и их программах, а значит, не сможет сделать правильного выбора. Все-таки у нас не информационно-справочная система, а техническая система для проведения голосования. Без хорошей информационной подготовки населения и нечего мечтать о всеобщих и легитимных выборах.
Стась подтвердил наши выводы. Он был на удивление спокоен и только посмеивался, когда мы чесали в затылках, недоумевая, зачем надо было приглашать нас сюда. Все решится завтра, утешил он нас перед сном, на встрече с руководством страны и международными наблюдателями. СОЧ собирается предложить кое-что и считает, что за оставшиеся до выборов три месяца все наладится и наша система будет использована с максимальной эффективностью. В раздумьях о дне грядущем мы разошлись по спальням. Что ж, как говорила моя бабушка, утро вечера мудренее.
Встреча с руководством страны и наблюдателями происходила на десятом этаже «Хилтона», где располагался самый крупный конференц-зал. Только здесь охрана отеля могла гарантировать безопасность гостей и уберечь свой фасад от экспансивных жителей столицы, заполнивших прилегающие улицы и азартно скандировавших разные нелицеприятные для своих правителей лозунги. Мы приехали пораньше, за три часа до встречи, чтобы подготовиться к демонстрации системы и уже тогда наша машина с трудом пробилась сквозь толпу. Привезли мы с собой один терминал для непосредственного волеизъявления народа и системный блок, собирающий данные со всех остальных по различным каналам связи. Конференция началась часом позже, часть гостей не могла вовремя пробиться в отель, хотя для министров дорога была расчищена довольно быстро.
Представил нашу группу собравшимся Стась со всеми регалиями, не забыв упомянуть и о ведущей роли СОЧ в технической организации выборов. Василий, как руководитель группы, десять минут объяснял присутствующим общий принцип работы системы, а затем подал нам знак, чтобы мы начали демонстрацию систему в действии. Тут из задних рядов, где располагались журналисты, с криками: «Честная игра! Честная игра!» выскочил какой-то нервный тип в мятом костюме, с пробковым белым шлемом на голове и потребовал, чтобы его, как лицо независимое и беспристрастное, допустили к проверке этой системы.
Стась успокаивающе шепнул нам, что это известный комментатор крупной английской газеты и, с улыбкой, поспешил ему навстречу. Реакция в зале была неоднозначная, среди министров зашептались, премьер скривился, а остальные наблюдатели начали ухмыляться или морщиться, глядя на англичанина. Все телекамеры сосредоточились на нем, и комментатор, победно озирая зал, был также представлен высокому собранию и допущен к проведению демонстрации системы. В качестве независимого и очень авторитетного эксперта, с серьезным видом добавил Стась и был награжден жидкими аплодисментами остальных журналистов, почему-то развеселившихся. Комментатор побагровел, и торжествующая улыбка сползла с его лица. А Василий снова подал нам знак начинать.
Сняв терминала, напоминавшего четырехгранную, узкую пирамидку высотой в рост человека чехол, я нажал кнопку запуска. Снизу выдвинулись четыре лапы опор и, приподнявшись над полом, пирамидка выровнялась по горизонтали и вертикали. Из верхней части вытянулся на телескопической стойке и раскрылся защитный зонт диаметром в три метра. На четырех гранях осветились панели управления. Федор включил системный блок и на его экране появился логотип нашего института. Василий по ходу наших действий давал пояснения.
В системный блок ввели пять выдуманных кандидатур, присвоив им вместо имен номера от 1 до 5, чтобы не отвлекать внимания присутствующих, внимательно следящих за действиями нашей команды на несущественные детали. Тотчас на всех четырех панелях терминала появились пять окон с номерами кандидатов. Можно было вводить еще много информации о кандидатах, но Василий предложил воспользоваться в качестве фотографий одинаковыми профилями человеческой головы, а в качестве информации о кандидатах, просто ввести одинаковый текст, содержащий общие фразы. Зал настороженно наблюдал за всеми нашими действиями, комментатор пристально следил за набором текста через плечо Василия.
После этого он предложил залу рассмотреть работу терминала, имитируя голосование. В качестве избирателей должны были выступить члены нашей команды, Стась и комментатор, начавший ехидно ухмыляться.
Мы подходили к терминалу по очереди и «голосовали» за одного из кандидатов, нажимая на ярко-синее сенсорное пятно, выделяющееся на черном фоне панели рядом с одним из экранов, на котором размещалась фотография и информация о кандидате. Перепробовав все сенсоры на четырех панелях, комментатор с усмешкой обошел вокруг терминала и внезапно ткнул пальцем в сторону системного блока. Ему совсем не понравилось, напыщенно заявил он, что при каждом нажатии сенсора система регистрировала его как нового избирателя. Где гарантии, что один человек не проголосует за нескольких кандидатов, или не возьмется непрерывно нажимать кнопки?..
В зале зашумели, так как на экране системного блока действительно с каждым его нажатием менялись цифры, показывающие число проголосовавших избирателей. Но Василий, пресекая шум, поднял руку и пояснил, что так и должно быть. Сейчас система работала в режиме голосования без регистрации, когда любое нажатие на сенсор воспринимается как выражение воли одного избирателя. Этот демонстрационный режим рассчитан на цивилизованных избирателей, пояснил он, с улыбкой глядя на комментатора. Такой избиратель осознает свою ответственность и нажимает сенсор только один раз, сделав свой выбор по совести. Тут комментатор в очередной раз побагровел, и снова раздались аплодисменты и смех. Среди министров возникли прения, и пришлось подождать несколько минут, пока они не успокоились.
Федор перенастроил систему на второй режим, который, как пояснил уже без улыбки Василий, рассчитан на не очень сознательных избирателей и будет использован во время предстоящих выборов. Перед тем, как проголосовать, избиратель должен зарегистрироваться. Эту процедуру можно делать в различных вариантах, пояснял внимательным слушателям Василий. Можно вводить данные с помощью сенсорной клавиатуры, которая появится на панелях терминала. И самый простой метод, пояснил Василий, после того, как наша команда показала одновременный набор текста и цифр на всех четырех панелях терминала, рассчитан на самого простого избирателя, не умеющего читать и писать. Он знаком попросил газетного комментатора подойти к машине и сделать выбор одной из пяти кандидатур. На экране системного блока все было по нулям, Федор даже привлек к экрану внимание зала, похлопав в ладоши и показав на него рукой.
Комментатор гордо вздернул голову, подошел к терминалу и ткнул пальцем в сенсор, выбрав первого кандидата. Затем отошел на шаг и сделал жест, словно умывает руки. В зале похлопали, но Василий обратил внимание зала на экран системного блока и сделал приглашающий жест нам. Мы по очереди подходили к машине и нажимали один из сенсоров. Зал пристально следил за происходящим, явно ожидая какого-то действия от комментатора, но тот стоял и рассматривал свои ногти. Тогда Василий попросил всех «избирателей» поставить себя на место несознательных избирателей.
Комментатор вернулся к терминалу и небрежно ткнул в сенсор, и сразу отошел к системному блоку. Мы тоже подошли и принялись беспорядочно нажимать сенсоры так, как это несколькими минутами ранее делал комментатор. Но на экране системного блока ничего не менялось, цифры показывали, что проголосовали четверо. Зал загудел, и, с разрешения Василия, к терминалу начали подходить желающие попробовать себя в роли избирателей. Больше одного раза проголосовать никому не удалось. Только через несколько минут зал успокоился и, возбужденно переговариваясь, добровольцы заняли свои места.
Вопросы посыпались на Василия, и он обстоятельно объяснил, что в этом режиме система сканирует отпечаток пальца и после этого второй раз проголосовать невозможно. Данные с терминала поступают в системный блок и там обрабатываются, поэтому, сколько бы ни было терминалов, голосовать избиратель может только один раз.
Тут же комментатор, который успел занять место среди журналистов, видимо, не захотел больше выглядеть дураком перед телекамерами и с ехидной улыбочкой заявил:
–Тогда получается, что любой человек, не являющийся гражданином этой страны, может участвовать в голосовании. Например, сотни тысяч туристов, которые ежедневно посещают национальный парк страны… Или ваша машина будет выяснять гражданство? Каким, интересно, способом?…
Василий спокойно выслушал его и пояснил, что в систему можно ввести контрольные сведения, которые будут отсекать такие попытки. Какие именно сведения, это решит правительство, а для общего развития можно только сообщить, что дактилоскопия на сегодняшний день вполне способна по отпечатку пальца определить не только национальность, но и место проживания, с точностью до района. Снова комментатор был посрамлен и спрятался за спины коллег.