Олег Борисович Антонов
Осознанный выбор

Полная версия

Еще один шанс

Дворик для прогулок был зажат между зданиями и больше походил на кирпичный колодец, глубиной в три этажа. Сверху его закрывала металлическая сетка, через которую даже воробей не смог бы пролезть. На потемневших стенах, будто плесень белел солевой налет от дождей, асфальт под ногами был неровный и покрыт сетью трещин, через которые весной может и пробьется несколько травинок. Небо вверху было бледно-синим, осеннее солнце освещало верхнюю часть восточной стены, и тень от сетки была нечеткой, ломаясь на неровной кладке.

– Шестнадцатый, прогулка закончена, – раздался голос конвоира. Человек в сером поношенном костюме бросил последний взгляд вверх, по диагонали квадратного дворика, позвякивая цепью, отсчитал последние двенадцать шагов до двери, и усмехнулся своим мыслям. За дверью его привычно осмотрели, охлопали по бокам, и повели домой, в камеру. Но в длинном коридоре не повернули к лестнице на второй этаж, где находилась его камера, а повели дальше. Охранник у двери в соседнее здание сделал запись в журнале, придирчиво осмотрел подпись старшего конвоира и только после этого открыл крепкую металлическую дверь. Шестнадцатый только плечами повел, когда понял, что его ведут не в камеру, а в лазарет.

Обычно медицинская проверка проводилась по средам, а сегодня была пятница, но это даже хорошо, решил Шестнадцатый. Хоть какое-то разнообразие. Конвоиры еще дважды расписывались в журналах и когда его ввели в знакомый кабинет, с обычным больничным запахом, он уже настроился на то, что сможет переброситься несколькими словами с дежурным врачом. Разговаривать с заключенными не разрешалось, но врач должен задавать обычные вопросы, касающиеся состояния заключенного, поэтому можно было отвечать на эти вопросы коротко, а можно было и поболтать, не ограничиваясь прямыми ответами, спросить совета по поводу насморка или бурчания в животе. Врач ведь обязан следить за их здоровьем, поэтому Шестнадцатый всегда старался растянуть посещение лазарета. Там можно было увидеть что-то новое, пусть даже это было мелкой деталью, например новые пузырьки с лекарствами в шкафу. Врачи на его болтовню внимания не обращали, разговоров на посторонние темы не поддерживали, ведь старший конвоир присутствовал при осмотре и мог потом доложить о нарушении режима начальству.

– А вот и номер шестнадцатый, – как обычно сказал молодой, но уже лысеющий врач в халате и шапочке, Шестнадцатый про себя называл его Занудой. Заключенным не полагалось знать имена охранников и врачей, поэтому каждый придумывал для них какие-то клички, но обращаться к ним можно было только обезличенно: конвоир, охранник или доктор.

Нарушение этих правил влекло за собой ужесточение режима, могли и прогулки запретить. Во время осмотра Зануда всегда задавал одни и те же вопросы, а если ему жаловались на головную боль или ломоту в суставах, то всегда начинал досконально выспрашивать о том, что было за день до этого или раньше. На вопросы, не относящиеся к медицине, не отвечал и на шутливые замечания не реагировал, лениво стуча по клавиатуре. Иногда, если было что-то серьезное, давал лекарства и потом проверял результат, чаще просто говорил: «Чепуха» и отправлял заключенного в камеру, не обращая внимания на слабые протесты. Второй врач, которого Шестнадцатый называл Козликом, за то, что тот носил очки и имел редкую неухоженную бородку, был более щедрым на таблетки и любил рассказывать анекдоты на бытовые темы во время осмотра. Конвоиры на это не жаловались, им самим было скучно.

– Здравствуйте, доктор! – Шестнадцатый улыбнулся сидящему за столом врачу. – Как ваше здоровьице, как семья? – Он спросил это по привычке, зная, что ответа не будет.

– Здравствуйте, – буркнул Зануда и кивнул конвоиру, тот защелкнул цепь, сковывающую наручники и ножную связку в фиксаторе смотрового кресла и отошел к двери, где ему полагалось ожидать завершения осмотра.

– Состояние пациента хорошее, никаких отклонений от возрастных изменений не обнаружено. Сейчас проведем стандартную процедуру осмотра, режим «А».

Врач обращался не к нему и заключенный только сейчас заметил, что в кабинете находится еще один человек, тоже в белом халате, белой шапочке и темных очках, сидящий в углу, рядом с застекленным шкафом. Перед ним на столике-каталке стоял раскрытый компьютер в металлическом корпусе. Шестнадцатый сразу определил, что это армейская модель, титановый корпус, мощная машинка для среднего командного звена. Ему не понравилось, что он сразу не заметил постороннего при входе. Незнакомец кивнул врачу, будто давая разрешение начать осмотр.

– Извините, что не поздоровался, – сказал заключенный, приветливо улыбаясь незнакомцу. – Здравствуйте!

В ответ он увидел только отражение ламп в стеклах очков. Зануда пощелкал клавишами, встал из-за стола, подошел к заключенному и привычно закрепил датчики на теле. Надев белый пластиковый шлем с торчащим рожком антенны, так, что видно было только обеспокоенное лицо Шестнадцатого, он вернулся за стол и снова принялся щелкать клавишами, вглядываясь в экран. Заключенный громко вздохнул и повозился, устраиваясь поудобнее в смотровом кресле. Не нравилось ему это, особенно тревожило его присутствие незнакомца, который молча сидел в своем углу. Раньше никаких посторонних на осмотрах не было.

– Знаете, доктор, что-то у меня вечером горло заболело… Может, посмотрите?

Зануда поднял голову, посмотрел на него с раздражением, потом нехотя кивнул. Надев обруч с зеркалом, подошел к креслу и приказал открыть рот. Осмотрев горло, он укоризненно покачал головой, будто Шестнадцатый его обманул.

– Чепуха. Обычная ангина. – Смазав небо и язык ватным тампоном, пропитанным какой- то едкой жидкостью из темного пузырька, Зануда вернулся за стол и, посмотрев на экран, удовлетворенно кивнул головой.

– Все в норме, хотя общий тонус и низковат. Думаю, что витамины не помешают. Как вы считаете, коллега?

Заключенный повернул голову и посмотрел на незнакомца в углу. Тот поднял голову и согласно кивнул врачу, затем снова уткнулся в свой компьютер, будто происходящее его вовсе не интересовало.

– Значит, все в порядке, доктор? – кривясь от горечи во рту, спросил заключенный и сглотнул. – Это что-то с йодом, да?

– Да. Теперь займемся витаминами, – негромко ответил Зануда, подошел к столику у стены, надел тонкие резиновые перчатки и вытащил из стерилизатора шприц. Осмотрел его на просвет, проверил, как ходит поршень и надел иглу. Из плоской картонной коробочки без этикетки достал ампулу с прозрачной жидкостью и, сломав наконечник, набрал жидкость в шприц. Когда брызнул фонтанчик из иглы, заключенный, наблюдавший за действиями врача затаив дыхание, встревожено шевельнулся.

– Это что такое, доктор? Что за гадость вы собираетесь мне вколоть?

– Витамины. Внутривенная инъекция, – флегматично ответил Зануда и подошел к креслу, держа шприц в руке иглой вверх. Заключенный вжался в кресло, потом, что-то почувствовав, глянул в угол. Незнакомец теперь внимательно смотрел на него, откинувшись на спинку стула. Конвоира заключенный видеть не мог, тот стоял у двери, но он знал, что стоит только врачу сказать слово, как тот в два шага окажется возле кресла и поможет сделать укол. Сопротивляться было бессмысленно.

– Не волнуйтесь, это только вам на пользу, – сказал незнакомец, внезапно оказавшийся справа от заключенного, В стеклах очков Шестнадцатый видел только свое искаженное отражение и это его раздражало, здесь ведь не пляж, даже окон нет, чего ж такие очки носить? Зануда уже протер ему кожу тампоном и пальцами пережал левую руку выше локтя, запахло спиртом. Почувствовав укол, Шестнадцатый вздрогнул, но промолчал. Доктор сделал укол умело, а незнакомец все говорил, будто отвлекая внимание.

– Витаминная инъекция, заключенный. Вас ведь не балуют фруктами, а впереди зима. Организм должен иметь высокую сопротивляемость, вот Минздрав и побеспокоился о вашем здоровье.

Заключенный проводил недоверчивым взглядом незнакомца, вернувшегося в свой угол и снова уткнувшегося в компьютер. Зануда оставил тампон на месте укола и отошел.

– Что-то раньше государство такой заботы не проявляло, – едко заметил Шестнадцатый, глядя в спину врача, снимающего перчатки. За него снова ответил незнакомец.

– А теперь проявило, цените эту заботу, заключенный. Вам ведь еще долго здесь жить. Шестнадцатый бросил быстрый взгляд на него и сразу отвел глаза, было что-то пугающее в бледном лице с темными стеклами, закрывающими глаза. И непонятно было, с издевкой он сказал это, или просто так.

– Спасибочки, благодетели…, – заключенный под внимательным взглядом врача бросил тампон в урну, застегнул манжету рубашки и опустил рукав костюма. Ничего необычного после укола он не чувствовал и теперь ждал, когда с него снимут датчики и шлем.

– Вот и все, Шестнадцатый. Завтра посмотрим на общий тонус организма, а пока можете отправляться. И не мочите место укола. – Врач кивнул конвоиру и тот подошел к креслу, чтобы отстегнуть заключенного. Шестнадцатый выходил из лазарета обеспокоенный и раздраженный. Надо узнать, что это за незнакомец и что ему вколол Зануда. Это может сильно повлиять на его планы, тщательно разработанные и близкие к осуществлению.

– И что это даст, господин полковник – спросил раздраженно врач, когда ампулы закончились. – Это что, действительно витамины?

Полковник снял очки и посмотрел на него, слегка приподняв брови. Врач смотрел на него с вызовом. Не нравилось ему все это, но приказы начальства не обсуждаются. Только вот спрашивать потом будут с него, если что случится, поэтому хотелось услышать хоть какое-то объяснение тому, что происходило в их тихом омуте последние три дня. Свалились, как снег на голову, привезли какие-то препараты, заставили делать одним инъекции, другим давать какие-то драже… Треть заключенных оставили в покое, обозвав контрольной группой. Ох уж эти эксперименты, они до добра не доводят. В этом он был убежден.

Главным в этой суматохе был полковник, которому без всяких проволочек разрешили здесь хозяйничать, а остальным даже не соизволили сообщить, кто он такой. Полковник Иванов и точка, да только знаем мы таких Ивановых. Приказали оказывать содействие и выполнять все распоряжения. Черт знает, что такое… Хотя догадаться, что он из какого-то секретного института труда не составляло, да только кроме начальства никто его документов не видел. Все это мышиная возня, когда-то врач и сам работал в такой конторе, пока не понял, что совершил самую большую ошибку в своей жизни… Но об этом уже пора бы забыть.

– Мы проводим испытание нового средства, господин врач. Не беспокойтесь, это никак не отразится на здоровье ваших … пациентов. Я думаю, что вы не испытываете к ним симпатии, это ведь даже не люди… Просто жуть берет, когда читаешь справки. Этот, например, шестнадцатый номер… Сколотил целую армию, объявил себя новым Адольфом, целый регион терроризировал, сколько людей погибло… А с виду и не скажешь, на дядю моего похож, тот был мирным обывателем, бухгалтером работал. Или третий номер, это же серийный убийца, куда там Джеку-потрошителю.

Врач пожал плечами и хотел сказать, что да, симпатии он к заключенным не испытывает, но отвечает за их здоровье как врач. Зарплату за это получает. Но этот молчаливый тип с серыми глазами и сам был врачом, по крайней мере, он так заявил при знакомстве. Полковник поднялся и, пройдясь вокруг смотрового кресла, остановился перед столом врача. Без очков он выглядел вполне обыденно, никакой таинственности и внушительности, которые появлялись, стоило ему только надеть темные очки. Светлые редкие ресницы и брови, мешки под глазами, лет ему под сорок. На улице на него и внимания бы никто не обратил.

– Это новое средство не является лекарством в привычном понимании, это… как бы сказать, средство контроля… Да, мы создали средство, позволяющее контролировать поведение преступников. В любое время, в любом месте и при любых обстоятельствах они теперь будут находиться под контролем, не внешним, что обычно невыполнимо, а под внутренним… Это совершенно новая область медицины, на стыке наук… Так сказать, в авангарде науки и техники.

– Так значит, в ампулах были не витамины? – уточнил врач, испытывая желание взять полковника за лацканы халата и вытрясти информацию. Но полковник с улыбкой покачал головой.

– Почему же нет, там были витамины. Причем полный комплект, весьма полезно для ослабленных организмов…

– Тогда что же там было еще? – врач покосился на столик, где лежали пустые ампулы в картонной коробочке без каких-либо надписей.

– Кое-что еще в них, несомненно, было, – самодовольно покивал полковник, глядя на ампулы. – Только не лекарство, а продукт высоких технологий. В подробности вдаваться не буду, но это что-то вроде искусственных микроорганизмов, весьма сложных в устройстве и очень дорогостоящих… – Полковник поднял вверх указательный палец и снисходительно улыбнулся врачу. Тот поморщился, такой пафос был не для него, его больше интересовало, чем это обернется для заключенных. Видимо, полковник прочитал этот вопрос в его глазах.

– Вы ведь знаете, где работаете, коллега, – недовольно, будто непонятливому ребенку, пояснил полковник. – Здесь содержат преступников осужденных на пожизненное заключение, тридцать лет назад их просто уничтожали, как и полагается, но теперь общество стало гуманным, и убийц просто держат в камерах, пока они не вымрут сами. Пожизненное заключение!… Ах, этот гуманизм… Как глупо это слово применительно к вашим пациентам, доктор!

– Тем не менее, они остаются именно пациентами. Никто не освобождал меня от моих обязанностей и как врач я хотел бы знать, чего следует ожидать… Что они могут, эти ваши микробы? Как они действуют? Какие-то проявления их деятельности будут видны, или вы решили выступить в роли карающего меча? – Врач понял, что говорит лишнее и, чтобы скрыть охватившее его возбуждение, встал и подошел к столику, принялся укладывать инструменты в стерилизатор.

– Ну зачем же так… Мы не звери, мы тоже медики и не собираемся причинять вред этим … заключенным, – развел руками полковник. Он почувствовал себя виноватым после слов врача, но быстро оправился от смущения и с раздражением заговорил, постепенно повышая голос, будто старался убедить не только врача, но и себя.

– Наши микроорганизмы, вернее кибернетические механизмы, кстати, мы дали им название «нанокиб» за их малый размер, будут выполнять функцию регулятора поведения. Я не могу говорить о механизме действия, это информация секретная, но в общем… Могу рассказать о том, как это будет работать в принципе.

– Это интересно, – врач включил стерилизатор и вернулся к столу. На мониторе еще оставались данные последнего осмотра и, криво усмехнувшись, врач выключил компьютер. Что-то теперь будет, подумал он с беспокойством. Не дай бог, если об этом узнают за пределами тюрьмы.

Полковник, не обращая на его озабоченный вид внимания, присел на смотровое кресло боком и, мечтательно поднял глаза на нависающий колпак осветителя с выключенными лампами.

– Представьте себе ситуацию: преступник готовит план преступления, он обдумывает детали, расписывает по шагам свои действия, учитывает каждую мелочь… Наконец, наступает время действовать, и тут… тут его ждет сюрприз! Как только дело доходит до действия, оказывается, что он не может ничего сделать! А, каково? Он не сможет нажать на курок пистолета, не сможет ударить ножом, не сможет даже дать пощечину… Вот где проявится наша работа, здесь в действие вступают наши «нанокибы», они отслеживают работу отдельных частей мозга, потом блокируют выделение ферментов агрессии и… преступника можно брать голыми руками, на месте преступления, так сказать. В момент, когда надо действовать, преступник оказывается связан собственным организмом, мозгом, который, с нашей помощью, надевает на него, как говорится, смирительную рубашку!

Врач недоверчиво покачал головой: – Я читал о «наномашинах», но пока они использовалось только в тех областях медицины, где требовалось тонкое хирургическое вмешательство, где скальпель или даже лазерный луч невозможно использовать… А вы утверждаете, что теперь эти механизмы могут действовать на психику… Каким образом они смогут определить, когда надо действовать и каким именно образом? Мозг настолько еще мало изучен, а вы беретесь управлять его работой… Это больше похоже на… разновидность лоботомии, но ведь такие опыты опасны и, насколько я знаю, запрещены.

– Нет, нет. Никакого физического воздействия, никакого вреда, все гораздо тоньше. Нанокибы работают на молекулярном уровне, это очень сложные системы, которые учитывают такое количество факторов работы мозга, что для обработки информации требуется компьютер, который как раз в них и содержится… А что касается запрещений, то мне кажется, что вы слишком беспокоитесь об этих…, – полковник пренебрежительно махнул рукой. – Это уже не люди, доктор, только расходный материал. Ваш коллега, Паршин, относится к этому совсем по-другому, как положено относиться к преступникам. А вас что, совесть мучает? Или эти пациенты вызывают симпатии? Уж не после того ли случая? Лет восемь назад, кажется, вы работали в группе Артюхова…

– Какое отношение мое прошлое имеет к сегодняшнему дню? Вы что, собираетесь начать широкомасштабную акцию по обработке всех преступников? – Врач сжал кулаки, сдерживаясь, чтобы не кричать.

– Если опыты пройдут успешно, то благодарное человечество не будет вспоминать о нескольких заключенных-смертниках, которым дали шанс хоть один раз, да принести пользу обществу. Или вы считаете, что лишить их возможности проявить благородство, подвергшись незначительному риску, будет лучше? Они ведь потом смогут даже гордиться тем, что были первыми. Если, конечно им расскажут… – Полковник покосился на врача и усмехнулся, заметив недоумевающий взгляд.

– Не беспокойтесь о заключенных, это безопасно, вы уж поверьте. Странный вы какой-то, – потерев лицо ладонями, он встал с кресла. Врач молча следил за ним взглядом, ожидая продолжения, но полковник подошел к своему компьютеру и закрыл его, мягко щелкнув фиксаторами. Надел очки, посмотрелся в стекло шкафа, поправил сбившуюся набок белую шапочку и, сунув серебристый компьютер в коричневую сумку, подошел к столу и сухо отдал распоряжения.

– Завтра начнем осмотр после обеда. И не забудьте, что вы подписали определенное обязательство. Это в ваших же интересах, доктор Измайлов, вам тоже дается еще один шанс принести пользу науке. И не пейте вечером, завтра вы должны быть в форме.

– Хорошо, – устало отозвался врач и посмотрел на глазок видеокамеры, укрепленной под потолком. Дверь за полковником закрылась, а он еще долго сидел, раздумывая о том, что еще известно о нем полковнику. Вполне возможно, что он многое знает о его прошлом. Второй шанс, а как же, шел бы ты с ним…

Активация нанокибов, выполнивших первую часть программы и добравшихся до определенных частей мозга, прошла успешно, все восемь заключенных теперь содержали в своем мозгу микроскопические механизмы, призванные изменить их жизнь. Полковник был очень доволен и после того, как последнего заключенного отправили в камеру, разговорился с врачом. Ему, видимо, не с кем было поговорить на равных, два сержанта-техника, которых он привез с собой, к таким разговорам не располагали. Они сворачивали аппаратуру сканирования, тоже компактную и умещавшуюся в двух чемоданчиках и уносили в соседнюю комнату-палату, где стояли койки для редких пациентов, и где теперь обитала команда полковника. Кроме них и полковника входить туда никому не разрешалось, хотя врачу очень хотелось посмотреть, что они еще с собой привезли. Такого оборудования он давно не видел, но его никто не приглашал. А напрашиваться не хотелось. Полковник не обращал внимания на неприязнь врача, или делал вид, что не замечает подчеркнуто обезличенного обращения. Хотя что ему, приехал на неделю-другую, оказал честь… А на брудершафт они не пили, да с таким вряд ли получится. Но вот с ним, так сказать, коллегой, пусть лишь частично посвященным в суть эксперимента, он мог соизволить пообщаться, причем, только по своей инициативе, без оглядки на секретность.

А может, он считает, что его полномочия дают ему защиту от наблюдающих камер? Или во время его присутствия в лазарете их отключают? Этого доктор Измайлов так и не смог решить для себя, голова была тяжелой с похмелья, но внешне это не проявлялось. Да и две таблетки анальгина, принятые с утра, немного помогли.

– … Все очень просто и надежно. Во время лабораторных испытаний у нас не было возможности проверить работу нанокибов в реальных условиях, хотя один из сотрудников и вызвался добровольцем, но это было совсем не то… Нужен настоящий преступник, а не тот, кто пытается его изображать. Да, конечно, можно было найти добровольцев и среди той уголовной швали, что переполняет обычные тюрьмы, но… Тут возникает проблема с последствиями, понимаете, доктор?

– Да, вполне представляю себе, – хмуро ответил врач и посмотрел на часы, осталось полчаса до шести. Потом полковник уйдет и можно будет выпить граммов сто спиртику, прежде чем отправляться в казенную квартиру при этом проклятом заведении, где его никто не ждет.

– Нет, доктор, – потирая руки, ходил по кабинету полковник. – Ничего вы не представляете, сидите тут, в глуши и спиваетесь. Найти добровольцев не проблема, посули скостить срок и очередь выстроится… А попробуй-ка потом остановить болтливого уголовника, который по-пьяни зарезал подружку, а за деньги готов продать мать родную… Он ведь болтать начнет, что над ним опыты ставили, газетчики тут же пронюхают и начнется карусель. Нет, нам нужен был первоклассный материал, когда ясно и доказано: вот он, убийца, хладнокровный и расчетливый, убивающий не по случайности, а убежденно. Который верит в свою избранность и вседозволенность. Вот это для нас годится, а такие подонки только в таких конторах, как ваша тюрьма, и водятся. Наконец-то дали нам зеленый свет, теперь дело пойдет. Недельку мы за ними понаблюдаем, посмотрим на поведение, а потом и ко второй фазе перейдем…

Врач заметил, что полковник остановился в углу и начал растирать лицо, словно пытаясь содрать с него недовольное выражение. Наверное, спохватился, что болтает лишнее. Да только наплевать, что он там болтает, этот залетный полковник. Его ведь одно только волнует – доказать, что эксперимент удался, машинки действуют, можно начинать поголовную вакцинацию. Такое ведь уже было в нашей истории…

Повесит потом себе орденок на грудь, получит повышение, если эксперимент удастся. А не удастся, так он найдет себе оправдание, а козлами отпущения нас сделает. А про подопытных и не вспомнит никто, даже если все они загнутся. Видали мы таких благодетелей мирового масштаба… Вот ведь незадача, хотел спрятаться в глуши, так ведь и тут достали. Опять на мою совесть ответственность повесили, куда теперь бежать? От себя не убежишь, не получается…

Полковник снова быстро собрался и, предупредив, что в любом важном случае немедленно ставили его в известность, ушел. Врач хотел, было спросить язвительно, какие случаи надо считать важными, а какие нет, но, посмотрев в темные стекла очков, передумал. Разберемся сами, не впервой. Да, оборудование у полковника первоклассное, видно на хорошем счету у начальства. Только в работе с людьми не оно важно.

На четвертый день, а вернее, в ночь на четвертый день, заключенный под номером семь пытался покончить с собой: разбил в камере унитаз и острым осколком перерезал себе вены. Пока охранники открывали камеру, он, будто торопясь умереть, полоснул осколком себе по шее. Охранники вызвали дежурного врача и тот, наскоро остановив кровотечение, отправил Седьмого в военный госпиталь, благо тот был недалеко. Лазарет ведь занят, где его держать?

Полковник тут же примчался, охранников заменили и взяли в оборот, администрация безропотно подчинялась его указаниям, видно хорошо нажали сверху. После допроса охранников, ничего не давшего, полковник с одним из своих сержантов, захватив оборудование, выехал в госпиталь, потребовав усилить наблюдение за поведением заключенных в камерах. Вернулся он только к обеду и тут же вызвал второго врача.

– Что произошло? – спрашивал полковник врачей, но те только плечами пожимали. Дежуривший ночью Паршин никаких сигналов тревоги от охранников не получал до самого происшествия, а днем Седьмой выглядел как обычно.

– Почему он сделал это? Сделайте сравнительный анализ, данные из госпиталя уже закачаны в вашу базу. Важно любое отклонение… Начинайте, – полковник махнул рукой на компьютер врачей, возле которого сидел угрюмый сержант, при этих словах тут же освободившего место. Врачи переглянулись и пошли к столу, второй стул им принес из угла сержант, которого полковник тут же отправил дежурить в блок наблюдения, на пару с дежурным оператором. Сам полковник занял смотровое кресло, боком привалившись к спинке.

– А как там Седьмой? – поинтересовался Измайлов. Полковник раздраженно махнул рукой: – Выживет, не таких спасали. Не отвлекайтесь. Найдите причину, коллеги. Работайте, работайте… Я немного подумаю, – пробормотал он, стянул очки и сжал их в руке. Через пять минут раздался храп. Врачи недоуменно переглядывались: какие отклонения они должны искать и как это может быть связано с попыткой самоубийства Седьмого?

Очки выпали, ударились о кафель пола, но стекла остались целы. Полковник сразу проснулся, резко сел, сморщившись, принялся растирать затекшую шею. Помаргивая, он осмотрелся, не вставая с кресла, потянулся за очками. Сунув их в нагрудный карман халата, полковник встал и подошел к врачам, сидевшим за столом уже третий час.

– Хватит спать, Паршин! Измайлов, что выяснили?

– Ничего, – зевнул, прикрывая рот ладонью, врач и толкнул в бок дремлющего с поникшей головой коллегу. Тот дернулся, покрасневшими глазами угрюмо уставился на полковника, который оперся на стол костяшками пальцев и переводил взгляд с одного врача на другого.

– Это мне не нравится, – протянул полковник и, оттолкнувшись от стола, принялся расхаживать перед столом, всем своим видом показывая недовольство врачами.

– А что вы хотели, чтобы мы в физиологических данных нашли следы психологического воздействия? Так что ли? Или увидели с помощью своих датчиков химические процессы, происходящие тут? – Измайлов постучал согнутым пальцем по лбу. Паршин угрюмо кивал, глаза его перескакивали с одного предмета на другой, будто он не в силах был сосредоточиться на чем-то одном.

– Вы же снимаете показания мозговой деятельности, у вас есть шлем ЭГ, – ткнул в застекленный шкаф полковник. Врач посмотрел на него и усмехнулся, вот же медик, шлемведь только во время осмотра заключенным надевают. Чтобы заметить изменения надо этот шлем постоянно носить.

– Конечно есть, только данные мы снимаем в лучшем случае два раза в неделю, несколько минут во время осмотра… Это дает возможность выявить только общие изменения за большой промежуток времени, а здесь… По двум-трем замерам ничего не заметишь. Так можно обнаружить какую-то патологию, на что и нацелены наши осмотры. Чтобы видеть динамику, надо носить шлем постоянно, или использовать ваш сканер.

– Да это я и сам знаю, – резко ответил полковник, будто понял, что его обвинили в несостоятельности. Подошел к столу и, постукивая пальцем по корпусу монитора, приказал:– Всех наших подопытных с завтрашнего дня обследовать дважды в сутки: утром и вечером. Я дам команду администрации, чтобы в случае любого отклонения в поведении зэков охрана сразу вызывала вас. А еще лучше, устроить круглосуточное дежурство. Не уходите, я сейчас…

Полковник стремительно развернулся и, едва ли не бегом, выскочил из лазарета. Врачи растерянно переглянулись: что еще придумал полковник? Паршин с ухмылкой покрутил пальцем у виска и снова опустил голову, хоть подремать можно, пока полковник суетится.

Дежурство в блоке наблюдения было утомительным, но полковник настоял, чтобы врачи тоже дежурили, поочередно с его сержантами. Врач в последний раз пробежал взглядом по мониторам и, ссутулившись, отправился к кушетке, чтобы забыться в беспокойном сне на четыре часа. На его место сел техник-сержант из команды полковника и невозмутимо шевеля челюстями, принялся рассматривать картинки на мониторах. Сидевший рядом оператор снял наушники, из которых позвякивала музыка и, потянувшись, так, что суставы захрустели, налил себе чая из термоса. Ему то что, подумал врач, отсидит восемь часов у мониторов и пойдет домой, помоется, ляжет в чистую постель… А может перед сном и водочки выпьет, как белый человек.

Измайлов укрылся серым одеялом, пахнущим какой-то дезинфицирующей гадостью, закрыл глаза и тоскливо вздохнул. Сколько теперь еще придется провести здесь времени? Этот болван полковник хочет выслужиться, а сидеть на казарменном положении и пялиться на экраны приходится им. И непонятно, чего надо ждать, то ли когда все подопытные себе глотки перережут, то ли впадут в прострацию, как Двенадцатый, которого приходилось теперь кормить чуть ли не с ложечки. Шесть дней уже прошло, а толку нет. Скорей бы уж полковник переходил ко второму этапу, да убирался со своим экспериментом. Заключенные уже что-то почуяли, забеспокоились, вопросы задают… Наверняка ведь кто-то из охраны болтает, да только что они знают? Только я да Паршин знают о том, что происходит, а команда полковника не в счет, им болтать – только себе вредить. Конвоиры – но они знают не больше других, при них ведь разговоров никаких не велось. Витамины, полковник, витаминчики… Вот объявят голодовку или начнут на охрану кидаться, тогда тебя и клюнет петух жареный… Выкинут отсюда, останешься ты на бобах. Хотя такие обычно не тонут…

В длинном зале с мраморными колоннами, уходящими ввысь метров на шесть над зеркальным полом из коричневого гранита, в котором отражались громадные разлапистые хрустальные люстры с множеством горящих лампочек перед группой толстых людей в расшитых золотом мундирах стоял полковник, по бокам – две рослые фигуры в черных костюмах и черных очках. Полковник бледен и сутулится, глаз не поднимает, губы сжаты полоской. К нему из группы выдвигается квадратный человек со щеками, спадающими на воротник и в фуражке, надвинутой на глаза. Этот человек с большой звездой на золотых погонах рычит на полковника, который еще больше сутулится.

– … Ишь ты, благодетель какой выискался, решил преступность искоренить? А как ты собрался среди людей преступников выявлять? Или мы должны ждать, пока они кого-нибудь не убьют, сначала? Тогда ты им своих нанокибов воткнешь в мозги, и они станут тихими и спокойными, да? Или ты предложишь всем поголовно этих кибов вводить, чтобы не рисковать? Так не пойдет… Не позволим!