Олег Александрович Сабанов
Бежит к рассвету река
Глава III
– Зря ты не хочешь приходить к нам, – говорил Розенбом, оказавшийся на поверку двадцатилетним Денисом. – Группе позарез нужен человек со свежим, незамутнённым взглядом, способный дать новый импульс нашему общению.
– Мне при всём желании не удастся сообщить вам ничего нового, – отвечал я уклончиво. – Бывают, конечно, моменты озарения, но они не подчиняются расписанию. Уж извини.
– И всё равно пользу регулярных встреч людей с похожими взглядами трудно переоценить. Кто подбодрит, кто советом поможет. – Денис провёл рукой по своей густой рыжей шевелюре. – Они нужны хотя бы для того, чтобы не чувствовать себя сумасшедшим. Только когда своими глазами видишь совершенно разных личностей, думающих с тобой в одном направлении, убеждаешься в том, что у тебя не едет крыша.
– Или в том, что она поехала сразу у всех. Шучу. На счёт взаимной поддержки не поспоришь. Но для этого существует масса профессиональных психологов со своими группами.
– Кстати, обратиться к тебе за советом мне рекомендовали тоже в нашей тёплой компании.
– Ну и что ты в итоге решил?
– Решил остаться в опостылевшем городе, среди надоевших людей и принимать выпавшие на долю испытания как скрытые благословения, способствующие моему духовному росту и утверждению в истине, – он откинулся на спинку скамейки, закинув ногу на ногу.
В своей голубой джинсовой куртке с яркими нашивками Денис напоминал коварного тинейджера из подросткового телесериала, но никак не юного мизантропа, готового удалиться от мира. Классический пример того, что содержание книги не всегда соответствует обложке. Накануне в интернете мы договорились встретиться и теперь сидели на скамейке в сквере, напротив памятника Героям Революции, ведя неторопливый разговор.
– Чем больше будет появляться таких собраний как наше, тем лучше будет становиться мир. А может кто-нибудь из нас сможет достучаться до каждого сердца, открывая людям глаза, проповедуя вечные истины.
– Это вряд ли. За сотни лет до нас было много подобных групп, будут они и в далёком будущем. Те, у кого начался духовный зуд, кто почуял вкус свободы от имени и формы, обязательно найдут необходимую книгу, встретят нужного человека, попадут в вашу компанию или будут расти сами. Но абсолютное большинство во все времена игнорировало таких, как мы. В лучшем случае. И с этим ничего нельзя поделать. Мир в своей основе неизменяем. Даже те, кто пытались изменить материальные проявления мира силой оружия, потерпели фиаско, – я показал взглядом на памятник Героям Революции. – Кроме того не забывай, что внешняя реальность является лишь проекцией твоего ума. Поэтому изменить можно только себя, а твоя личная окружающая действительность подтянется.
– И получается у тебя менять реальность через изменение себя?
– Знаю неплохую технику, но редко применяю.
– Вау! Поделишься?
– После первой проясняется голова, после второй наполняешься любовью ко всему вокруг, ну а после третьей во вселенной воцаряется гармония.
– Ах-ха-ха! Ну, ты комик!
– Все мы комедианты в большой комедии абсурда, которой можно наслаждаться. Если есть желание.
Мимо нас стремительной походкой в обе стороны проходили люди с напряженными и усталыми лицами. Казалось, во всём свете только нам было легко и хорошо сидеть на скамейке, как бы между делом говоря о самых важных вещах.
– Давай немного подкорректируем реальность, глотнув пивка, – предложил Денис, не обращая внимания на причудливые сигналы своего айфона, доносящиеся из кармана куртки.
– Зря я тебе рассказал о таком продвинутом методе.
– Я о нём догадывался.
Мы взяли в близлежащем павильоне пиво и стали спускаться по улице, ведущей на набережную реки, ставшую с давних пор любимым местом отдыха горожан.
– Ну, здравствуй, комик, – прозвучал такой знакомый и родной голос, от которого меня захлестнуло радостное волнение. Его звук вновь напомнил, что я счастливейший из всех живущих.
– Здравствуйте, – ответил я, чувствуя, как волнение сменяется теплотой, спокойствием и негой.
– Взгляни мельком на другие версии комедии абсурда, которой ты научился наслаждаться, – его слова, сотканные из солнечного ветра, возникали в голове и мягко оседали на сердце, отзываясь упоением в каждой клеточке тела.
Всё это время я продолжал идти, как вдруг почувствовал невидимую границу, при пересечении которой оставил за собой груз накопившихся забот и волнений. Обстановка вокруг не поменялась, но всё заиграло новыми красками, сделавшись свежее и чётче, будто включилась внутренняя подсветка. Дома, автомобили, фонарные столбы, урны и светофоры стали одушевленными. Они радостно приветствовали меня, рассказывая свои удивительные истории. Я был среди них словно в обществе старых друзей. Своим среди своих. Грациозная походка встречных горожан создавала иллюзию плавного парения над тротуарами. Их расслабленные полуулыбки и весёлые лица украшали чистые улицы. Цветущие парни и девушки, забавные карапузы, пышущие здоровьем пожилые люди, всем своим видом говорили о великом счастье рождения в этом городе, на этой планете, в этой солнечной системе. Из раскрытых окон и дверей струилась добрая энергия любви. Я знал наверняка, что здесь со мной ничего плохого не произойдёт, что здесь всё и вся заботится друг о друге, что я драгоценная частичка города, без которой он не может существовать. От нахлынувших чувств навернулись слёзы.
– Что случилось, бро? – встревожено спросил Денис.
– Всё норм, Дэн. Тоскую об утраченном рае, – то ли в шутку, то ли всерьёз ответил я.
– Это бывает.
Ко мне вернулась обыденная реальность, в которой мы с приятелем уже достигли набережной. Народу было совсем немного. Видимо, холодное дыхание ветров с широкого русла осенней реки внесло некоторые изменения в воскресные планы горожан. Допив пиво и немного побродив без всякой цели, мы пожали друг другу руки, договорившись быть на связи и продолжать общение в интернете. Денис жил совсем рядом, а мне пришлось возвращаться домой общественным транспортом. Мой выбор пал на трамвай, несмотря на то, что поездка в маршрутке занимала гораздо меньше времени. Устроившись у окна, я прикрыл глаза и стал слушать поскрипывание старенького вагона под мерный аккомпанемент трамвайных колёс. Вскоре мной овладела общая слабость вкупе с подавленностью. Открыв глаза, я понял, что вновь пересёк невидимую границу, оказавшись на этот раз в мрачном месте, отдалённо напоминающем знакомые районы. На неприветливых, заваленных мусором улицах, теснились посеревшие от времени здания, сквозь холодные стены которых я ясно видел загнанных в бетонные мешки людей, напоминающих крыс в своих тесных норах. В этих человейниках и хрущобах брат дрался с братом, муж избивал неверную жену, стоны умирающего заглушали собачий вой, мошенники обкрадывали беспомощного старика, жильцы радовались неприятностям соседей, подросток вкалывал себе очередную дозу, задолжавший ростовщику сводил счёты с жизнью, алкоголик выблёвывал свою циррозную печень, неисправный мусоропровод гнил тоннами отходов, играли в карты на человеческую жизнь. Казалось, ужасной панораме не будет конца. Тем временем трамвай встал на безлюдной остановке и замер, не открывая дверей. Оказалось, что в вагоне я был один. Напряжённую тишину нарушал громкий стук моего сердца. Зарождающаяся в животе тревога грозила перерасти в панику, когда прозвучавший вопрос вернул мне самообладание.
– Ну и как тебе альтернативы?
– Первый вариант гораздо предпочтительнее, – ответил я, вздохнув с облегчением.
– Серьёзно? А я слышал, что пробуждённому не так важны внешние обстоятельства.
– Это точно не про меня.
– Про тебя, про тебя. Не скромничай. Про кого же ещё?
Услышав звук трамвайного звонка, я огляделся и увидел ещё нескольких пассажиров, ехавших со мной в одном вагоне. Моя остановка неумолимо приближалась, украшенный золотом воскресный день катился к вечеру, высоко над крышами косяк перелётных птиц держал курс на юг. Осень придавала открывающимся за окнами видам оттенки прощания и светлой грусти, преображая их в шедевры декаданса. Остаток пути я безуспешно пытался представить тех немногих, кого не особо волнуют внешние обстоятельства и домашний комфорт был бы равен для них душной тесноте тюремной камеры. «Кто эти люди? Как достигли подобного состояния? Стоит ли к нему стремиться?» – терзали меня вопросы, не имеющие логических ответов.
Только я сошёл с трамвая, как нос к носу столкнулся с краснолицым полным мужчиной, которого определённо ранее встречал и был, возможно, с ним знаком, но кто он конкретно, вспомнить не мог.
– А-а! Здорово, путешественник. От меня не убежишь, – произнёс он загадочную фразу, расплываясь в добродушной улыбке.
– Добрый день, – боясь показаться невежливым, ответил я, мучительно пытаясь идентифицировать толстяка.
– Ты уже отработал?
– У нас в воскресенье всегда был выходной. Особенно для тех, кто в отпуске.
– Счастливый человек! А я домой заскочил на пять минут и обратно бегу. Ты только помни наш уговор и не пропадай надолго, если, конечно, не передумал ехать. Скоро пообвыкнешь, опыта наберёшься, полегче станет. Ладно, побежал, опаздываю, – таинственный мужчина подмигнул и поспешил к пешеходному переходу, оставив меня на растерзание самым невероятным домыслам.
За те несколько минут, которая занимала дорога до дверей квартиры, я перебрал в голове кучу версий, способных хоть как то объяснить поведение толстяка и понять сказанное им, но это ещё более запутало меня. Наконец я плюнул, убедив себя в том, что он обознался или был не в себе.
В прихожей меня встретила старая подруга жены Анфиса, прокуренная сплетница, года три как разведённая. Подозреваю, что муж от неё просто сбежал, хоть она много раз утверждала обратное: «Выставила за дверь, а шмотки бросила в форточку!».
– Нагулялся? А мы с Ольгой чаёвничаем. Присоединяйся, пока пироженки остались, – сказала она с издёвкой в голосе.
На кухне негромко играла музыка. Терпкий аромат чая перебивал резкий запах духов, дорогих сигарет и ванили. Я сел между женой и её подругой, чувствуя себя напакостившим школьником в учительской.
– Как ни загляну к вам на огонёк, вечно хозяина нет дома. Ты, видимо, ещё куда-то устроился, супруге на дорогой презент зарабатываешь, не бережёшь себя совсем, – её хитровыстраданная физиономия светилась блаженством от возможности уколоть меня.
– Мудрая ты девушка. Зришь в корень, но главного не замечаешь, – равнодушно ответил я, смотря сверху вниз на свою чашку.
– Чего же я не заметила? Открой, наконец, свою тайну, интриган, – Анфиса многозначительно посмотрела на мою супругу, пытаясь придать сказанному некоторую пикантность.
– Вся наша совместная жизнь до настоящего момента подарок нам обоим, требующий, во всяком случае, с моей стороны, определённой работы над собой. Но не думаю, что я бы смог его преподнести, просто устроившись куда-либо даже на самых выгодных условиях.
– Изворотлив ты как уж, Олежек. Вместо того, чтобы рассказать где, как и с кем провёл время, тумана напускаешь.
– Встречался с молодым парнем…
– Любовником? – вставила потерявшая берега Анфиса.
– С молодым человеком, собравшимся бежать в глухую деревню подальше от прелестей жизни. Я Ольгу поставил в известность перед тем, как идти.
– Тебе-то какое дело до него? Пусть едет, куда считает нужным.
– Знаешь, Анфиса, я тоже терпеть не могу совать нос в чужие дела. Только вот как отказать человеку необязательным к исполнению советом, если он искренне просит его?
– А ты вправе раздавать советы по таким серьёзным проблемам? И почему, если уж на то пошло, не сделать этого по телефону?
– Похоже, допрашивать меня ты считаешь себя вправе. Конечно! Невозможно же сравнивать такой пустяк с непрофессиональным советом!
– Успокойся! Нервный какой. Скажи лучше, помог хоть ты ему или напрасно суетился?
– Сам он себе помог, сам. Более того – я ему бесконечно благодарен за незабываемую прогулку и обратный путь на трамвае. Испытал такие впечатления, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Век не забуду.
– Ну и чудненько, – подала голос Ольга. – Я давно перестала удивляться твоей впечатлительности и отменной памяти. Все довольны, счастливы, остальное малозначительно.
Хотел было возразить Ольге, но не стал углублять спор на радость Анфисе. Дело в том, что всегда считал память, хранящую в своих архивах тонны бесполезного мусора, плохой. Зачем, скажите мне, лицо продавщицы, обрывок чужой беседы или навязчивая мелодия забытого шлягера? Не говоря про искажённые воспоминания о давно канувших в лету неприятных или постыдных событиях, легко превращающих настоящее в ад, стоит только памяти по своей прихоти их активировать и гиперболизировать. В любом случае идеальная память, по моему мнению, не должна навязывать себя, мешая, к примеру, процессу засыпания.
Глотнув чая, но, так и не прикоснувшись к десерту, я извинился, оставив подруг обсуждать накопившиеся за время после их предыдущей встречи темы, а сам переместился к своему старому другу – компьютеру, всегда выручавшему меня в подобных ситуациях. Я давно подметил, что если напряжённо уставиться в монитор и интенсивно щёлкать мышкой, то легко сойдёшь за погружённого в деятельность чудика, с которым надоедливые гости теряли всякую надежду завести свою нудную беседу. Зайдя в интернет, я решил прочитать некоторые из накопившихся писем в электронной почте, но не найдя ничего заслуживающего внимания, перешёл на страничку города в соцсети, где очень скоро наткнулся на видеоролик об уборке мусора добровольцами в самых разных районах. В конце записи пожилой мужчина с седыми усами, представившись Валентином, приглашал неравнодушных горожан, готовых пожертвовать своим свободным временем, поучаствовать в таком благородном деле. Не знаю почему, но меня зацепила идея принести хоть какую-то пользу и я без долгих размышлений, решил откликнуться. Через несколько минут пришло ответное сообщение, из которого следовало, что завтра утром планируется уборка территории одного из городских пляжей, утопающего в мусоре после жаркого лета.
Около девяти утра понедельника, я встретился у одного из пляжных грибочков с невысоким осанистым мужичком, оказавшимся военным пенсионером в звании майора Валентином Владимировичем. Невдалеке три женщины за пятьдесят в тёмно-синей спецодежде и пластиковыми мешками для мусора в руках что-то оживлённо обсуждали между собой, изредка посматривая на нас.
– Больше никого ожидать не стоит. Думал, в понедельник утром один работать буду. Пятерым же мотивированным бойцам под силу справиться с любой поставленной задачей при правильной организации труда, – бодрая отрывистая речь Валентина Владимировича безошибочно указывала не его армейское прошлое. – Начинаем от берега, постепенно перемещаясь к главному входу! – отчеканил он в сторону женщин и протянул мне матерчатые перчатки.
Мы рассредоточились и принялись собирать мусор в мешки. Одна из женщин несколько раз снимала на телефон нашу трудовую доблесть, намереваясь, скорее всего, опубликовать видеоотчёт в интернете. Чуть позже на пляже появились две купальщицы из той породы представителей здорового образа жизни, которые начинают свои водные процедуры в водоёмах с началом осенней прохлады, продолжая купание в зимних прорубях и куда-то исчезая в летний зной. Через два часа основной фронт работ был выполнен. Мы перетащили заполненные мешки к стоявшим на выезде из зоны отдыха зловонным мусорным контейнерам, помыли руки с мылом в реке, попрощались с женщинами и присели отдохнуть с Валентином Владимировичем в одну из беседок.
– Я человек пожилой, но ещё могу принести пользу обществу. Детей и жены у меня нет, запросов особых тоже, привык жить по-спартански. Пенсии на хлеб хватает, поэтому особой нужды устраиваться охранником в супермаркет или на автостоянку не имею. Честно говоря, не понимаю, как мои сослуживцы соблазняются такой собачьей работой. – презрительное выражение коснулось загорелого лица отставного майора. – У тебя, как я вижу, выходной сегодня?
– У меня вечный выходной. Сдаю доставшиеся по наследству две квартиры в центре, проценты с банковского вклада тоже капают. Нигде работать не желаю, слоняюсь по городу, сижу в кафе, посещаю футбольные матчи, здорово поддаю, девиц домой вожу, – выдумывал я на ходу, замечая, как ложь приносит необъяснимое удовольствие. – Сегодня вот решил немного размяться, побыть так сказать в шкуре простого смертного, пашущего без выходных и проходных, – зевнул я и нацепил гримасу лёгкого презрения.
По всей видимости, мой собеседник не ожидал подобного поворота, поэтому заговорил не сразу, а лишь после того, как несколько раз провёл большим и указательным пальцем по своим серебристым усам, словно подобрал нужное выражение, но колебался: произносить его вслух или нет.
– И как такая жизнь? Сильно устаёшь?
– Устаю, – махнув безнадёжно рукой, процедил я. – А куда мне деваться? Привык, притерпелся. Да и кроме своего ремесла ничего не умею.
– Какого ремесла? – оживился майор.
– Искать себе развлечения днями, неделями, годами, лишь бы не умереть со скуки – нелёгкая доля, требующая серьёзных навыков, но прежде всего, врождённого таланта. К тому же у нас, прожигателей жизни, как вы, наверное, догадываетесь, высокая конкуренция. Не каждый может попасть в клуб бездельников, зато вылететь пробкой из бутылки – в два счёта. Стоит только устроиться куда-нибудь на полставки. Поэтому я и выбираю добровольную работу без всякой оплаты, но не во благо общества, а ради смены впечатлений. Этакий экстремальный туризм в мир трудящихся.
– Сказал бы я, что думаю о таких, как ты, но воздержусь. Всё-таки пять минут назад вместе мешки таскали.
– Ничего говорить не стоит. Давно известны выражения, которыми подобных мне награждают люди, зарабатывающие в поте лица свой хлеб. Но ведь не я создавал этот мир и его несправедливость. Я даже ничего ни у кого не украл и всегда старался беречь созданное чужими руками. В отличие от некоторых, – мой пристальный взгляд за спину собеседника заставил его обернуться.
Метрах в двадцати от нас, рядом с пустующей пляжной автостоянкой, двое детин старшего школьного возраста выкорчёвывали врытую в землю лавку, намереваясь, видимо, найти ей новое местоположение. Проговорив про себя ругательство, Валентин Владимирович встал и решительно направился в их сторону, крича на ходу команду «Отставить!». Я остался сидеть в беседке, ожидая если не поспешного бегства хулиганов, то хотя бы быстрого их вразумления с последующим покаянием перед старшим по званию и возрасту. Но, как обычно бывает, всё пошло по другому сценарию. После того как фигура Валентин Владимировича в камуфляжном костюме поравнялась с двумя здоровыми оболтусами, ветер до меня стал доносить обрывки фраз: «где это написано?»; «не надо нас учить!»; «наглые молокососы!». Словесная перепалка быстро переросла в потасовку. Майор резкими тычками обеих рук начал отталкивать от себя одного из парней, тот пятился назад, спотыкаясь и пытаясь делать ответные выпады. Второй, постоянно подпрыгивая, крутился вокруг них на расстоянии двух-трёх метров, не решаясь приближаться. Когда первый детина обратился в бегство, не сумев противостоять напору Валентина Владимировича, второй неожиданно подскочил сзади и с размаха ударил его чем-то по спине. После чего бросился наутёк вслед за своим приятелем. Осознав наконец всю серьёзность ситуации, я рванул к отставному майору. Тот стоял без движения, подобно вкопанной в землю злосчастной лавке, прижав тыльную сторону мозолистой ладони к левой половине спины. Рядом валялся небольшой камень, которым, видимо, был нанесён удар.
– Вот ушлёпки! И вдарить ведь толком им нельзя по современным законам! Не дай бог ребёночка обидишь – закатают по полной! – выдавил из себя Валентин Владимирович, явно сдерживая боль.
– Дайте взгляну.
Я осторожно снял с него куртку и задрал к плечам потную футболку. Под левой лопаткой уже набухала, расцветая багрово-красным цветком, внушительная гематома. Усадив пострадавшего на так и не выкорчеванную лавку, я сбегал к берегу, смочил в холодной воде несколько чистых матерчатых перчаток и приложил их в качестве холодного компресса к гематоме.
– Лишь бы не было перелома и трещин, а ушиб заживёт, – повторял я одну и ту же фразу как мантру.
– Брось суетиться, Олег! Нет там ничего серьёзного, острая боль ушла, да и холодно мне. Дай-ка куртку надену!
Мы вновь перебрались в беседку. Валентин Владимирович выудил из измятой пачки скрюченную сигарету и с наслаждением закурил. Запах дешёвого табачного дыма, почему-то всегда напоминавший мне о далёком детстве, вернул нам обоим спокойное расположение духа. Причаливший к берегу на маленькой надувной лодке старенький рыболов, кряхтя, выбирался на сушу, разминая затекшие ноги.
– Знаете, все мои фантазии о вечных выходных в клубе бездельников – нелепая ложь, – признался я, когда жить его сигарете оставалось не более двух затяжек.
– Сразу было ясно. Плохой из тебя актёр, – как ни в чём не бывало, заявил отставной майор, выдыхая дым уже готового подпалить усы курева.
– Как? Вы же собирались высказать всё, что думаете о подобных мне! – изумился я.
– Я намеревался объяснить, что лжецы, типа тебя, смогут запудрить мозги лишь безнадёжной дурочке. Да и то, если будут в ударе. Но со мной подобные фокусы не проходят. Всяких клоунов повидал на службе и маленько научился в людях разбираться, – Валентин Владимирович со снайперской меткостью бросил окурок в металлическую урну и осторожно прикоснулся рукой к спине.
– Такси вызвать? Вам надо отдохнуть, обезболивающее принять, гепариновой или вишневского намазать место ушиба.
– Вызову сам. А на счёт болеутоляющего… Предлагаю выпить. Я угощаю. Это приказ.
Видит Бог, я пытался отказываться, как мог, приводя самые разные доводы: ссылался на напряжённость в семейных отношениях из-за дружбы с Бахусом, намекал на разрушительное воздействие спиртного на организм, уверял в полном отсутствии у себя тормозов, вспоминал примеры чудесного преображения закодированных знакомых. Всё было тщетно. Его волевой характер вкупе с моим латентным алкоголизмом были непреклонны и в конечном итоге добились своего.
Двухкомнатную квартиру одинокого пенсионера можно было охарактеризовать одним словом – прокуренная. Ничего особенного или задерживающего взгляд гостя она предъявить не могла, кроме застарелого запаха табачного дыма и сигаретного пепла, исходившего даже от посуды. Помыв руки и обработав место ушиба антисептиком, мы расположились в большой комнате. На покрытый серой скатертью стол, хозяин установил бутылку водки и несколько тарелок с примитивной закуской из хлеба, сала, рыбных пресервов и пупырчатых огурцов. Перед вводом обезболивающего внутрь, Валентин Владимирович поднял руку с гранёным стаканом вверх и произнёс:
– Сегодня два таких непохожих человека друг на друга, как мы с тобой, смогли объединить усилия и сделать небольшое доброе дело. Так пусть наконец придёт понимание того, что только совместными действиями абсолютно разных людей возможно разрешить самые сложные проблемы современного мира! – хозяин не чокаясь залпом осушил стакан и картинно-громко поставил его на стол.
Немного смущённый неуместным пафосом произнесённого тоста, я последовал примеру старшего по званию и влил в себя спиртное. Последовавший взрыв доброго тепла в животе оказался настолько мощным, что пару минут я сидел обездвиженный, не в силах противостоять веренице оргазмических волн. Такую силу алкоголь возымел, несомненно, благодаря завтраку, который я не успел сварганить, а также физическому труду натощак в прохладе осеннего утра. Позабытый в суете мыслей и действий, звериный аппетит громко напомнил о себе, заставив меня уплетать ржаной хлеб с кусками холодного сала в розовых прожилках мяса. Не успевая толком проглотить вкуснейшие бутерброды, я старался подцепить вилкой истекающие маслом серые дольки сельди из пластиковой баночки. Валентин Владимирович, напротив, почти ничего не ел, зато часто произносил нелепые тосты, не давая стаканам надолго оставаться пустыми. Менее чем через час он здорово набрался, ронял вилку на пол, бегал в туалет, ударяясь о дверной косяк, всё время искал какой-то ключ и курил одну сигарету за другой.
– Я бы тоже хотел прожить как рантье, полностью распоряжаясь своим временем. Только тратил бы его не на поиск увеселений, а на своё призвание, дело всей своей жизни, так сказать, – пьяный майор стал проглатывать окончания слов, затрудняя понимание сказанного им.
– Нет у меня никакого призвания, Валентин Владимирович, понимаете, нет. Вот вы, к примеру, защитник Отечества. Воин. На сегодняшний день организатор, вдохновитель и руководитель волонтёрских акций по уборке мусора. Главнокомандующий на этом фронте! – меня распирало от выпитого, хотелось говорить красиво и метафорично.
– Господи, Лёша! – путался он. – Знал бы ты, как я ненавижу себя за то, что отдал жизнь армаде и профукал лучшие годы в вонючих казармах среди старлеев, капитанов и сволочюги полкана! Из меня защитник Отечества, как из тебя пуля. Извини. Из дерьма пуля. Даже войну с мусором, на которую ты определил меня генералиссимусом, я, похоже, проиграю, – его осоловевшие глаза набухали слезами.
– Не бери в голову, Валентин. Ты сражаешься, а это главное! Окончательный исход битвы в руках Высшего командования, – я поднял указательный палец вверх, перейдя с ним на «ты».
– Соседи надо мной дерутся постоянно, но на людях пытаются изображать счастливую супружескую пару, – то ли не понял он моего иносказания, то ли решил пошутить. – У нас с тобой горючее заканчивается, дорогой товарищ. Но не беда! Я быстренько сбегаю, одна нога там, другая здесь.
– Куда же ты пойдёшь? – искренне удивился я. – Заберут наверняка! Давай тогда вместе сбегаем что ли. Купишь себе на вечер чекушку, а мне домой пора.
Но майор был непреклонен, будто принял единственно верное решение в тяжёлых боевых условиях. Он даже как-то протрезвел, собрался с мыслями и подтянулся. Мне разрешили включить телевизор, и оценить подборку книг небольшой домашней библиотеки, по возможности их не касаясь. Однако строго-настрого запретили заходить в спальню, где, по словам хозяина, царил страшный беспорядок.
Оставшись один, я не стал делать ничего из разрешённого или запрещённого, а просто с облегчением растянулся на стареньком диване, закрыл глаза и дал своему телу заслуженный отдых. Обивка дивана пропахла терпким запахом сигарет, что совсем не мешало расслабиться в сладкой неге. Действие водки усиливало удовлетворение от проделанной работы на благо города. Всё было неплохо, даже замечательно. В таком блаженном состоянии я и уснул, словно убаюканный старинной сказкой малыш. А когда открыл глаза, обнаружил, что в комнате темно, но не настолько, чтобы не различать стулья, посуду на столе, чёрный прямоугольник телеэкрана, тикающий диск часов над дверью. Встав с дивана, я автоматическим движением достал айфон и с удивлением узнал, что уже седьмой час вечера. Довольно громко крикнул: «Валентин!». Потом уже спокойнее добавил, заходя на кухню: «Владимирович». Тишина была мне ответом. Включив свет везде, где нашёл выключатель, я убедился в своём полном одиночестве. Хозяина не было ни ванной, ни в туалете, ни в безупречно убранной спальне, ни в темнушке. За те несколько минут, пока я сидел в недоумении, мозг успел нарисовать разнообразные картины случившегося с пропавшим пенсионером. От внезапного приступа по дороге в магазин, до попадания под колёса автомобиля. Немного успокоив себя тем, что его мог просто-напросто забрал полицейский патруль из-за непотребного вида, я решил покинуть чужую квартиру. Но не тут-то было. Старая металлическая дверь имела с внутренней стороны лишь щеколду, и когда запиралась на замок, исключала возможность без ключа выбраться из квартиры. Такую модель постоянно проклинал мой запойный приятель, которого жена несколько раз закрывала с утра в квартире без шанса сбегать за опохмелкой, а сама уходила на работу. В течение следующего часа я проверил все места, где мог находиться второй экземпляр ключей, опрокидывая вазы и шкатулки, залезая в шкафчики и тумбочки, шаря по карманам верхней одежды и ползая под кроватью. Наконец устал и сдался, всё ещё надеясь услышать звук открываемой двери. Номера телефона отставного офицера у меня не было. Под вчерашним видеороликом в соцсети личные контактные данные отсутствовали. Гугл оказался бессилен. По-видимому, Валентин Владимирович не утруждал себя созданием личных аккаунтов. Пнув в злом бессилии ненавистную дверь, я стал бесцельно ходить по квартире, пока не оказался на балконе. И тут в мою непротрезвевшую голову пришла отчаянная мысль попробовать спуститься вниз при помощи верёвки из связанных простыней. Правда вскоре эта идея показалась мне смехотворной. Высота второго этажа вовсе не была пугающей, а аккуратно скошенная трава на газоне в свете вечерних огней как бы намекала на мягкое приземление и тянула к себе, обещая освобождение. Недолго думая, я перемахнул через перила и, ухватившись руками за бетонное основание балкона, повис на нём, как на перекладине. «Это кто такой? Полицию вызывать надо! Квартиру Валентина обчистили!», – раздались взволнованные женские голоса со стороны входа в подъезд. Я машинально разжал хватку и довольно удачно рухнул на землю, успев сжать согнутые в коленях ноги. Слышно было, как ко мне кто-то подбежал. «Куда пошёл!? Не подходи к нему, Петя!», – заголосила одна из женщин. Я медленно поднялся и сделал несколько шагов, убедившись в своей полной дееспособности. Проверив на месте ли ключи и портмоне, немного расстроился, заметив пробежавшие по экрану айфона трещинки. Хотел было подойти к кричавшим женщинам и объяснить ситуацию, но делать этого не стал, а просто похлопал себя по карманам и поднял руки, показав пустые ладони. Они смотрели на меня молча. Подросток возле них снимал происходящее на телефон. «Теперь точно попаду в хронику происшествий. От славы не убежишь. Проснусь поутру известным, вполне возможно, одиноким», – невесело прикидывал я грядущие последствия своей популярности, уходя прочь от дома пропавшего предводителя волонтёров.
Уже в автобусе, я вспомнил случай из детства, когда мы с мамой сидели в гостях у её лучшей подруги, тёти Тони. Летние каникулы, июльский зной. В самый разгар чаепития по телефону сообщили о каком-то приступе у пожилого папы маминой подруги, жившего на соседней улице. Тётя Тоня с мамой быстро собрались и побежали туда, с ходу отвергнув все мои требования пойти вместе с ними. «Смотри «Том и Джерри» сколько влезет, но сиди здесь. Мы закроем тебя на ключ», – очень строго предупредила мама перед уходом. Помню, больше всего задело то, что они не считали меня равным себе, а я ужасно хотел казаться вполне взрослым пареньком, успешно перешедшим в четвёртый класс. И вдруг моё требование не принимается всерьёз, что показалось тогда тяжелейшим ударом по самомнению! Оставшись один, я долго колдовал над хитрым замком, но дверь, естественно, так и осталась заперта. Видимо от гнева и обиды, мне в голову пришёл план страшной мести. Суть её заключалась в том, чтобы создать иллюзию моего исчезновения из квартиры по возвращении мамы с подругой. «Вот они забегают, вот поплачут!», – бушевали во мне душераздирающие образы. Я выключил телевизор, взял свои сандалии и залез под овальный стол, со свисающей с него льняной скатертью, придвинув стулья для лучшей маскировки. Не прошло и пяти минут, как дверь в квартиру отворилась и в комнату влетела запыхавшаяся Анжелка, старшая дочь тёти Тони, стягивая на ходу через голову платье. Когда я был дошколёнком, мы часто играли, но теперь она перешла в выпускной класс, и дружба с четвероклашкой перестала входить в её планы. Включив видеоплеер, Анжела вставила в него кассету с концертом ультрамодной на то время певички. На экране телевизора густо размалёванная блондинка, повизгивая, исполняла свои хиты на английском языке, изгибаясь всем телом. Дочка тёти Тони сразу поймала ритм знакомых мелодий и стала повторять за звездой все её энергичные движения, громко подпевая и импровизируя в танце, от чего каштановый хвост волос хлопал её по плечам. Я никогда ранее не видел ни Анжелу, ни какую-либо другую девушку только в лифчике и микроскопических трусиках, утонувших в полных ягодицах. Когда она кружилась в метре от моих глаз, скрытых за стульями, казалось, будто её бёдра были вовсе ничем не прикрыты. И лишь бесстыдно выпирающий треугольник лобка, подчёркивал белые узоры прозрачного белья на своём тёмном фоне. Честно говоря, из-за своего невинного возраста никакого эротического переживания я тогда не испытал. Однако, голая старшеклассница, нагибающаяся вперёд и назад, пытающаяся сесть на шпагат, крутящаяся, прыгающая, принимающая самые откровенные позы в своём танце, придерживая выскакивающие из лифчика груди ладонями, с тех пор в корне изменила моё отношение к девочкам и женщинам. Я начал считать их существами другого порядка, более загадочными, посвящёнными в недоступные мальчишкам тайны.
