Олег Александрович Сабанов
Бежит к рассвету река
– Жаль, что фильм закончился так грустно. Сколько ни смотрю хорошее кино, никак не могу привыкнуть к трагической развязке. Пусть сказочный хэппи-энд далёк от повседневной жизни, зато он не множит печаль, которой и так хватает. Наверное, поэтому я предпочитаю открытый финал, как золотую середину между жестокой реальностью и красивым вымыслом, – произнесла Ольга, глядя на убегающий вдаль сырой асфальт тротуара.
– По-моему для священника всё прекрасно завершилось. Самый что ни на есть открытый финал, – сказал я, нехотя припоминая детали истории, которую стал забывать уже при выходе из кинотеатра. – Смотри лучше сказки, раз воспринимаешь чьи-то фантазии слишком близко к сердцу. И прекрати искать в них правдоподобность, каковой нет даже в жизни.
– Чёрствый ты человек! Безнадёжный, бесчувственный сухарь! – она, наконец, улыбнулась. – Мне хотелось увидеть победу писателя над собой, над разрушающей душу ненавистью и унынием, вопреки дьявольским науськиваниям. Хотелось порадоваться за успех новой книги. А его тупо зарезали, как свинью. И правильно сделали!
– Постой, постой. Он же, кажется, начал философствовать и бросил нож, отказавшись убивать святошу.
– Креститься не забывай, раз всё время тебе что-то кажется! Наверняка, смотрел вполглаза, пока вовсе не уснул. Неужели так сложно сосредоточить внимание на экране в течение полутора часов?
Понимая бессмысленность спора, я промолчал на упрёки в свой адрес и стал ненавязчиво выведывать у Ольги подробности её версии сюжета. Вскоре мне стало очевидно, что мы смотрели один и тот же фильм до того момента в самом конце картины, когда столичный литератор подходит к дому пастора с охотничьим ножом в руке. А далее, по утверждению жены, полный зловещей решимости писатель проникает в жилище священника через приоткрытое окно спальни, но выдаёт себя оброненной на пол фарфоровой безделушкой. Завязывается схватка, в которой более молодой священник завладевает холодным оружием злоумышленника и буквально кромсает его уже не сопротивляющееся тело в порыве ярости. В этот момент камера выхватывает бледный лик Сатаны в тёмном окне, наблюдающий со двора за кровавой сценой. Сквозь «Оду к радости» Бетховена, звучащую жутким диссонансом к происходящему, слышится брошенная князем тьмы фраза: «Что ж, побеждает сильнейший». Начинаются финальные титры, уже во время которых комиссар полиции осматривает дом, который снимал писатель, находит незаконченную рукопись и уносит её с собой.
Вряд ли можно сказать, что я сильно поразился или как-то озаботился неожиданным открытием, поскольку у эмоций не осталось былой власти. Однако, мне очень хотелось продолжать оставаться с Ольгой в одном мире, видя один на двоих привычный сладкий сон без каких бы то ни было разночтений. Не обмолвившись ни словом по поводу странного эпизода, я продолжил как ни в чём не бывало размеренно шагать рядом с ней, приближаясь к усыпанной огнями, словно гигантская новогодняя ёлка, башне нового жилого комплекса. У меня не было сомнений, что загляни я завтра на страницу отзывов о фильме в интернете, то легко бы нашёл подтверждение трагической развязке сюжета картины в точном изложении Ольги. Самым благоразумным в моей ситуации было бы согласиться с женой и убедить себя в том, что под конец сеанса меня сморил сон. Так я примерно и поступил. Правда, убеждать себя особенно не пришлось, поскольку сам казус с разными версиями одного и того же зрелища, свидетелями которого были мы с Ольгой, уже воспринимался всего лишь как забавный эпизод фантастического рассказа, прочитанного в школьные годы.
Проходя мимо арки въезда во двор, я глянул в его сонную глубину, где чужеродным объектом на фоне старых серых стен пестрела детская игровая площадка. Удивительно, но память, переставшая тревожить меня бесполезными образами прошлого и ставшая безукоризненным механизмом своевременного предоставления и надёжного хранения информации, неожиданным образом воскресила в мельчайших подробностях события начала отпуска, когда вспышка ярости толкнула меня на убийство. Воспоминание было свободно от негативной окраски, отчего произошедшее со мной в тёмном дворе выглядело неизбежным следствием сложившихся на тот момент обстоятельств. Проще говоря, я мог поступить только так и никак иначе, а потому всё сделал верно. Для чувства вины и угрызений совести за формально содеянное злодеяние не оставалось весомых оснований. Кроме того выдуманная личность, с которой я ошибочно путал себя, практически перестала существовать, вместе со своей переполненной ничтожными катастрофами и триумфами историей. Лишь мерзкий холодок беспокойства из-за возможной разлуки с Ольгой по причине моего ареста правоохранителями или бандитской мести сразу заявил о себе. Ничего не попишешь, за привязанность к человеку, месту либо вещи неизбежно приходится расплачиваться. Я прекрасно понимал это железное правило, этот неписаный закон, эту выстраданную всем прежним опытом заповедь, но не мог, да и не хотел разрушать последнюю плотину на пути к океану.
– Веришь, нет, но от моей недрогнувшей руки тоже пал человек, – сказал я с излишним пафосом. – Что только приходилось вытворять в прошлой жизни! Причём, я не виню в случившемся ни себя, ни дьявола. Если бы у меня и были претензии к нечистой силе, то только за искусно созданную иллюзию мира, где без изворотливости, лицемерия и вынужденного насилия прожить трудно. Упрекать себя и вовсе нелепо, поскольку слепая вера в справедливость этого чудного мира прививалась мне с детства, а всякое сомнение в его основах жестоко каралось.
– Хорошо тебе: перепрыгнул в новую жизнь и гора с плеч. А как быть таким, как писатель из фильма? Им бежать некуда! – невозмутимо отозвалась Ольга.
– Брось переживать за них. Выясни сначала, существуют ли они где-нибудь ещё, кроме твоего воображения и киноплёнки. В любом случае помочь в таком деле можно только себе.
– Но ты же, кажется, помог Лиле воспрянуть духом!
– Слово «кажется» здесь ключевое. Несмотря на жуткий соблазн, я так и не осмелился приписать себе эту заслугу.
Она рассуждала здраво в рамках общепринятой логики, и как мне было передать словами точку зрения не просто со своей колокольни, но из другой системы координат, иного измерения, я не понимал. Хотя это досадное ограничение меня слабо волновало, поскольку я радовался общению как таковому. Кроме того меня забавляло стремление Ольги найти ответы на трансцендентные по сути вопросы там, где их быть не могло: в созданных человеком произведениях искусства и людской премудрости, что раньше или позже должно было привести её к прозрению. В эти моменты я как никогда понимал смысл фразы «что ни делается, всё к лучшему» и благодарил судьбу за превратности, оказывающиеся в конечном итоге благословением. Вернувшееся откуда-то из далёкого детства предчувствие приближающегося с каждым днём чуда, вместе с пониманием того, что всё в надёжных руках, придавало повседневным хлопотам вид праздничных приготовлений, наделяя происходящее сокровенным смыслом. Нечто похожее я переживал в тех редких снах, которые принято называть счастливыми больше из-за их чудесной атмосферы, чем разворачивающихся там событий.
Мне хотелось вот так идти и идти по бесконечному ночному проспекту, но по настоянию Ольги мы всё-таки впрыгнули на одной из остановок в автобус и вскоре были у своего дома. Несмотря на поздний час возле подъезда стояла, кутаясь в тяжёлое пальто, недавно вышедшая на пенсию Клавдия Васильевна с четвёртого этажа. Поздоровавшись с Ольгой кивком головы в ответ на наше приветствие и отвернувшись при этом от меня, она с мастерством опытного следователя начала выведывать у жены, откуда мы возвращаемся. Пока они общались, я отошёл на пару шагов и смотрел, как горящий огнями автомобиль пятится задом, уступая дорогу встречной машине в узком выезде из двора. Через минуту меня окликнула Ольга, уже открывающая дверь в подъезд. Направившись к ней, я пожелал всего хорошего Клавдии Васильевне, услышав в ответ глухое ядовитое шипение:
– Работать надо, трудиться, а не по кино шастать да пьянствовать в будни, когда все нормальные люди вкалывают!
Она смотрела куда-то в сторону, выражая всем своим видом презрение к моей никчемной персоне. Но вся штука заключалась в том, что той особы с набором заученных реакций, которая должна была взорваться вспышкой гнева или залиться краской стыда, уже не существовало. С помощью пришедшей ей на смену ясности сознания я увидел божественное существо, вошедшее в образ побитой жизнью старой больной женщины, ненавидящей своё прошлое и боящейся даже помыслить о будущем. Переполненная страхом, отчаянием и обидой за свою долю, за порушенные надежды на беспутных сыновей, она только и ждала момента, чтобы несознательно выплеснуть на кого-нибудь бурлящую внутри злобу, испытав при этом минутное облегчение. Особой жалости к Клавдии Васильевне у меня также не возникло, поскольку жалеть, в сущности, было некого. Её вечная истинная природа была соткана из радости и покоя, но на время забыла об этом, возможно, даже нарочно, пожелав испытать свойственные человеческой личности ограничения в противовес своей безбрежности. Похожим образом я видел теперь сущность каждого из окружающих без исключения, среди которых в принципе уже не могло быть недоброжелателей, что вовсе не означало для меня отказа от защиты себя и своих близких в случае агрессивных посягательств. В общем и целом, если посмотреть со стороны, моё поведение вряд ли претерпело значительную перемену, лишь пристальное наблюдение обнаружило бы отсутствие гримасы недовольства на лице и некоторую расслабленность в движениях.
К счастью, Ольга пропустила мимо ушей упрёк наблюдательной соседки в мой адрес, а через минуту мы были дома. Как всегда у меня бывает после прогулок, распластавшись на своём диване, я ощутил проникающую во все уголки тела приятную истому, будто только и ждавшую очередного момента для слияния. Мне подумалось, что только ради таких ни с чем несравнимых мгновений стоит чаще выбираться из норки домашнего тепла и уюта в промозглую сырость улиц. Согревшись чашкой зелёного чая, в который Ольга, невзирая на грядущий сон, добавила корень имбиря, я собрался было поискать в интернете подробную информацию о просмотренном фильме, но решил отложить задуманное до утра. То ли усталость, то ли проснувшееся чувство меры подсказало мне вовремя поставить точку, остановиться и не перегружать уходящий день календаря излишними усилиями. Воссоединившись с уже лежавшей в кровати своей второй половиной, я пожелал ей спокойной ночи и быстро уснул.
Разбудило меня ощущение пустоты в том месте, где должна лежать Ольга. Открыв глаза, я увидел её неподвижный силуэт у окна в холодном свете уличного фонаря.
– Чего вскочила? – вырвалось у меня машинально.
– У какого-то кретина музыка в машине орёт, да так громко, что спать невозможно. И форточку совсем закрыть нельзя, духота будет, – ответила она раздражённо, возвращаясь в постель.
Я прислушался. Глубокую тишину ночи нарушал только шелест поправляемой подушки и тихое дыхание жены. Казалось, даже неугомонный ветер за окном и тот задремал в застывших кронах.
– Может, я оглох, но вроде бы всё спокойно.
– Он иногда вырубает, видимо названивает кому-то, – предположила Ольга, зевая. – Потом с ещё большим усердием продолжает тревожить мирный сон. Достал!
Не успела она договорить, как уличную тишину вспороли дребезжащие звуки низкопробных воровских куплетов, называемых в наших краях красивым французским словом «шансон». Вокалист с натужной хрипотцой в голосе безбожно фальшивил, плохо попадая в ноты, отчего так называемая музыка производила эффект взбесившегося среди ночи будильника, не оставляя шансов на спокойный сон. Несколько лет назад, впору своего студенчества, я часто становился невольным слушателем песенок подобного жанра в маршрутках. До сих пор помню, как сгорал тогда со стыда и прятал глаза от попутчиков, не в силах дождаться своей остановки, словно меня резко приспичило сходить в туалет.
Нехотя встав и подойдя к окну, я посмотрел вниз на длинный ряд припаркованных у газона машин и сразу заметил старую иномарку с включенными габаритными огнями, стоявшую на площадке у входа в наш подъезд. Её двери были закрыты, но в опущенное стекло со стороны водителя то и дело выскакивала рука с оранжевым огоньком сигареты между пальцев. Именно это ржавое корыто, вне сомнений, было источником беспокойства и, казалось, даже подрагивало от режущей слух музыки. Я мог бы лечь и снова запросто заснуть под эти звуки, но не хотел, чтобы мучилась Ольга. Если разобраться, то причина её раздражения, как и вина сидящего за рулём иномарки в конечном итоге заключалась в забвении своей настоящей природы, что в свою очередь не давало мне права оставаться безучастным к страданию супруги.
– Схожу, узнаю, в чём там дело, – сказал я, отходя от окна.
– Не вздумай! Совсем сдурел! – еле сдерживаясь от крика, фыркнула на меня Ольга, садясь в кровати. – С отморозками связываться себе дороже, особенно в три часа ночи! Не стоит оно того!
Возразить по существу было нечего, и я направился в туалет, раз уж представилась редкая возможность освободить мочевой пузырь до утреннего подъёма. Сделав дело и почувствовав всю прелесть облегчённой жизни, я зашёл на кухню, собираясь попить воды. Сюда, как мне показалось, разухабистый музыкальный шум доносился ещё пуще, либо за время моего пребывания в уборной ненормальный любитель уголовной лирики прибавил громкость динамиков. Печальный факт отсутствия мужчин в огромном многоквартирном доме, обязанных навести порядок под своими окнами, меня не поражал. Я давно привык к долготерпению, нерешительности и малодушию своих соплеменников, грозящему в любой момент загадочным образом обернуться стихией гнева. Недоумение вызывал факт не вызванного до сих пор наряда полиции, хотя ранее бдительные жильцы тревожили правоохранителей и по менее значимым поводам. А ведь у некоторых соседей были малолетние дети. Я включил свет, налил стакан воды и выпил его залпом. Вдруг в памяти всплыла картинка из озорного школьного детства, когда мы, отважные третьеклассники, пулялись с балкона наполненными водой бумажными бомбочками. Чаще всего обстрелу подвергались наши сверстники, но иногда мишенью становились и взрослые прохожие. Последующие действия моё тело стало совершать само, и мне оставалось только восхищаться его чёткими, несуетливыми, доведёнными до идеального автоматизма движениями.
Я достал из холодильника мягкий полиэтиленовый пакет молока, выключил свет, открыл створку окна, посмотрел вниз на стоящую слева у подъезда иномарку, прикинул траекторию полёта литровой гранаты, отступил на шаг вглубь кухни, чуть подался вправо и с коротким замахом швырнул молоко. Пока закрывал окно, услышал смачный хлопок взорвавшегося пакета. Мельком глянув вниз, чётко рассмотрел покрывшееся паутиной трещин лобовое стекло, по которому с крыши кузова весело побежали белые струйки. Через пару секунд автомобильная шарманка заглохла, а вместо неё двор огласился матерной бранью выскочившего из машины полуночного мучителя. Правда, лицезреть припадок бешенства у наглеца из-за прилетевшего ему воздаяния мне не посчастливилось, поскольку я, как ни в чём не бывало, возвратился в спальню и лёг в кровать.
– Всё, у кого-то лопнуло терпение! Похоже, вытащили из машины и учат хорошим манерам! – со знанием дела сообщила Ольга, приподнимая голову с подушки.
– Оперативная карма. Но всё равно поздновато. Весь дом уже успел разбудить, – ответил я с затаённым чувством выполненного долга.
Мне было приятно ощущать мягкое тепло её ладони у себя на плече. Теперь вместо раздражающей музыки до нас доносилась ругань, переходящая временами в надрывный крик, с периодически повторяющимися словами «найду», «порву», «выходи». Однако вскоре крякнула сирена всё-таки прибывшей полицейской машины, после чего мгновенно воцарилась тишина. Я подумал, что парня в автомобиле задержали бы в любом случае, и можно было не подвергать его серьёзной опасности. Но никакого сомнения в правильности и адекватности своего спонтанного поступка, как и сожаления, у меня так и не возникло.
Довольно скоро я глубоко заснул, пробудившись уже утром, когда в спальне стало светло, а Ольга хлопотала на кухне. Вылезать из-под тёплого одеяла и возвращаться к бодрствованию жутко не хотелось, потому я сразу окунулся в сладостную дрёму.
– Здравствуй, здравствуй, – приветствовал меня знакомый голос.
– Рад нашей встрече! – возликовал я, оставаясь при этом спокойным.
– Резвишься?
– Куда деваться, приходится иногда чудить, раз живёшь рядом с клоунами, – ответил я, поняв, что имеется в виду моя ночная выходка. – У меня была уверенность в своей меткости и отсутствии потерпевших.
– Можешь не сомневаться не только в своей точности, но и в массе других проснувшихся талантах. Такое частенько случается при движении в правильном направлении. Только не увлекайся ими, а лучше всего совсем игнорируй. Какими бы полезными способностями ни казались, к примеру, ясновидение с целительством, в итоге они собьют тебя с пути и опять привяжут к миру, а обратившимся за помощью людям принесут лишь временное облегчение и подарят ложные надежды.
– Почему мы с Ольгой видели разные версии фильма? – задал я без обиняков единственный интересовавший меня вопрос.
– Окружающая реальность подстраивается под твоё внутреннее состояние, которое освободилось от отчаяния. У каждого она своя, хотя и кажется общей. В случае с просмотром кинокартины ты этот факт успел подметить. Но разве встревожила бы тебя такая мелочь в ситуации с кем-нибудь, кроме самого близкого человека?
– И то верно. Внимания бы не обратил.
– Ты привязался не столько к женщине, сколько к уютному домашнему очагу, привычному и безопасному, где можно на время спрятаться. По сути, он является прообразом океана, к которому тебя несёт течение. Только вернувшись в него, ты будешь чувствовать себя как дома везде и всегда. Так что люби свою жену, как и всех остальных, но не застревай в связанных с людьми ситуациях.
– Отделить человека от вызванных им ощущений для меня так же трудно, как представить размеренное домашнее чаепитие без Ольги.
– Не всё, кажущееся непосильным, на самом деле является таковым. Пора бы уже тебе знать. Как говорится, всему своё время, хотя времени и не существует. Сам посуди, куда может исчезнуть настоящая любовь, если двигаться ей навстречу?
Эти простые слова моментально избавили меня от надуманного противопоставления нежного чувства к Ольге моему духовному росту. Окрылённый, я захотел поблагодарить своего наставника и продолжить общение, но услышал весёлый шум бегущей из крана воды, уловил волнующий аромат свежесваренного кофе, осторожно разлепил один глаз, в который ударил наполнивший спальню солнечный свет и окончательно проснулся. Особого сожаления о столь быстром окончании беседы у меня не возникло, поскольку я был полностью удовлетворён и изрядно вдохновлён тем, что услышал от моего друга и учителя.
После контрастного душа, я выпил чашку кофе с воздушным печеньем, потом помог Ольге заправить стиральную машину, сбегал выбросить в мусоропровод увесистый пакет с накопившимися отходами и, вымыв тщательно руки, уселся за компьютер.
Ветка форума с заинтересовавшей меня в своё время дискуссией засыхала без новых комментариев. Казалось, будто вмиг пресытившиеся её содержанием отчаянные полемисты организованно перекочевали в соседние разделы и темы. Единственное личное сообщение от пользователя под ником Бро было отправлено мне накануне вечером и содержало текст следующего содержания:
«Ещё раз здравствуй. Надеюсь, хорошо выспался. В нашей беседе грядущим утром я обмолвился о персональной реальности каждого живого существа. В подтверждении своих слов отсылаю тебе эту краткую весточку, смысл которой возможно понять только из созданного тобой мира.
Всего наилучшего и до скорой встречи!»
Прочитав послание, я невольно улыбнулся, представляя, как мой наставник, зная наперёд о содержании нашего диалога, заходит в интернет, печатает на клавиатуре текст и щелчком мыши посылает его мне. И вот теперь само существование этого сообщения стало, по сути, вещественным доказательством наших с ним бесед. Я мог показать письмо жене или любому другому человеку и убедиться в том, что дело не в моей чрезмерной впечатлительности переходящей в безумие, хотя и так это знал. В созданной мной реальности такой факт невозможно было переоценить, однако его смысл бесполезно было даже попытаться растолковать всем прочим. В их реальностях ещё не было места тому, к чему моя действительность уже успела притереться. Поэтому текст сообщения, автор которого хочет подтвердить свои слова из ещё только предстоящего утреннего разговора, показался бы им глупой шуткой или полной ахинеей.
Сохранив письмо в папку на рабочем столе, я хотел посмотреть дату регистрации и прочую возможную информацию о его отправителе, но быстро понял бесперспективность своей затеи. Вместо этого я кликнул по бегущей строке сверху страницы и перешёл на трансляцию воскресного дневного стрима. Молодой кучерявый мужчина хорошо поставленным голосом нёс приятную слуху чушь про привлечение удачи, изобилия и богатырского здоровья с помощью разработанной им лично техники высвобождения энергий. Трансляция велась из небольшой комнатки, похожей на спальню. Меня не столько позабавил фон из дешёвых обоев за спиной проповедующего материальное процветание новоявленного гуру, сколько дождь из донатов за которые он то и дело благодарил своих наивных зрителей. Острая проницательность, обнажающая глубинную суть явлений, позволяла мне без труда разглядеть тривиальную цель махинатора и старый как мир способ её достижения. Задача его эмоционального эфира, как чаще всего бывает в таких случаях, заключалась в пополнении своих виртуальных кошельков, а массовый приступ щедрости вызывался умелым потаканием желанию публики получить обещанные блага быстро и без особого труда, как заказанные в интернет-магазине товары. Нахваливая свой платный курс видеоуроков, Илья (так он себя называл, во всяком случае) попутно отвечал на многочисленные вопросы из быстро бегущего чата. Вытянув ноги и вальяжно откинувшись на спинку кресла, я стал наблюдать сеанс с элементами гипноза для тех, кто и без того рад обманываться ради смутной, но неистребимой надежды на личное счастье. Счастье, которое они так и будут искать вовне, раз за разом претерпевая поражение в заведомо проигранной схватке, пока не проснутся от будильника смерти. Счастье, которое неосознанно ищут миллиарды вовлечённых в различные постановочные версии величайшего шоу мировых подмостков, будучи при этом уверенными, что участвуют в политической жизни, следят за спортивными баталиями, преодолевают финансовые катаклизмы, выстраивают семейные отношения, взбираются по карьерной лестнице, занимаются саморазвитием, ищут свою вторую половинку или подают на развод.
Один из вопросов поступил от мамы ребёнка с тяжёлым заиканием, интересовавшейся насколько его метод может помочь в исцелении недуга её сына. Илья в свойственной ему экспрессивной манере стал живописать чудодейственную силу записанных на видео практик, приводя примеры оздоровления счастливцев от самых разных хворей. При этом он постоянно твердил о необходимости неукоснительного следования всем содержащимся в уроках указаниям, которые, как я хорошо понимал, были путаны и противоречивы, и на неисполнение которых можно было списать отсутствие положительных результатов. Затем, поймавший вдохновение Илья, дал волю воображению и поведал захватывающую историю избавления от своего заикания, без сомнения, фальшивую от начала и до конца. Из рассказанного следовало, что новоиспечённый целитель страдал подобным нарушением речи в школьные годы и сумел самостоятельно устранить этот дефект перед выпускными экзаменами, работая с исходящими и входящими энергетическими потоками. В завершение экскурса в своё отрочество, Илья гордо заявил, что с тех пор нигде ни разу и ни при каких обстоятельствах не то что не заикался, но даже серьёзно не запинался при общении. Меня ничуть не задевала его наглая ложь, было даже интересно понаблюдать за нехитрыми трюками проходимца, надеющегося развести доверчивых простаков и урвать свой кусочек иллюзорного счастья. Однако зрелище казалось мне малость пресноватым из-за предсказуемого поведения организатора и ещё более прогнозируемой зрительской реакции. Наблюдая происходящее на экране, я чувствовал себя единоличным творцом окружающей реальности, зная, что стоит мне захотеть и она, как нарисованная воображением картина, изменится по моему усмотрению. После некоторого колебания я всё-таки решил внести перчинку в шоу, придав ему недостающей остроты. Внимательно посмотрев на ведущего стрима, я убрал звук трансляции и опустил веки, а когда разомкнул ресницы и снова увеличил громкость, увидел замешательство на его покрасневшей физиономии.
– П-простите м-меня дру-друзья, видимо волосок из ш-шерсти моего к-кота в горло п-п-попал, – выдавил из себя Илья, так сильно заикаясь, что каждое слово давалось ему с трудом. – Не-не-не отключайтесь от трансляции, с-скоро я об-б-бъясню как о-о-оформить льготный з-заказ на мой курс и с-стать у-успешным и зе-здор-ро-ровым.
После слова «здоровым» послышался озорной девичий смех, через секунду подхваченный неприятным мужским гоготанием. По всей видимости, гуру был на прямой связи с некоторыми из почитателей своего уникального дара.
Несмотря на возникшее осложнение, Илья не прерывал стрим, надеясь взять ситуацию под контроль и удержать хотя бы часть аудитории у экранов. Но каждая его попытка продолжить общение была беспомощнее предыдущей и больше походила на кривляние циркового клоуна только без густого грима. Вдруг он на минуту застыл, потом задрал нос вверх, приоткрыл рот и начал ритмично и шумно втягивать в себя воздух. Наконец Илья зажмурился и оглушительно громко, смачно, с яростью, с молодецким усилием освобождая организм от инородной дряни, чихнул, даже не закрыв ладонью нос и рот. Одна из капель слюны вперемешку с соплями попала на оптику его камеры, сделав мутным часть отображаемой на экране картинки. Доносившийся до меня всё это время разноголосый смех слился в истерический хохот, сквозь который послышался презрительный возглас:
– Участкового терапевта на дом вызывай, дурилка картонная!
Хоть и плохо, но было видно, как Илюша вытер лицо бумажной салфеткой, скомкал её и с раздражением бросил на пол.
– Совсем обнаглел! Пылесосишь постоянно, убираешься за ним, трусы стираешь, а он на пол мусор бросает! – пробурчал недовольный женский голос.
– Мам, я же просил до обеда не заходить в спальню! – заорал Илья, повернувшись вполоборота на кресле.
– За хлебом сходи, тунеядец! Иначе совсем без обеда останешься! – громко огрызнулась женщина.
Раздался новый взрыв смеха, и бедный гуру, который вдруг начал громко икать, немного поколебавшись, всё-таки прервал трансляцию.
Получив удовольствие от интересного поворота событий и стремительной развязки, я захотел оставить свой короткий отзыв в ещё работающем чате, но воздержался. Мне вспомнилось предостережение на счёт открывшихся способностей. Я понимал, как с их помощью запросто могу вновь впасть в зависимость от пьянящего азарта с пряными нотками безрассудства, что создаст иллюзию наполненной жизни. Эта иллюзия незаметно придаст видимость глубокого смысла происходящему. Потом поделит события каждого дня на правильные и неправильные. Вслед за тем заставит испытывать вину, сожалеть о промахах в прошлом и трепетать перед неопределённостью будущего. И главное, вселит надежду на то, что жизнь может подарить настоящее счастье, стоит только приложить серьёзные усилия и создать необходимые тому условия. Попадать в ловушку, действие которой я приблизительно понимал, было бы глупо. Единственная разумная стратегия заключалась в отстранённом наблюдении за естественным течением жизни. Как ни крути, умение оставлять всё на своих местах, ничего не исправляя, великое искусство. При всём том, я не зарекался никогда более не вспоминать про свои сверхъестественные таланты, решив использовать их силу только в крайних случаях.
– Что смотрим? – весело спросила Ольга, заходя в комнату.
– Как думаешь, стоит ли разоблачать шарлатанов, если у людей существует стойкая потребность в них? – задал я встречный вопрос.
– Потребность у людей не в шарлатанах, а в быстром и гарантированном результате. Потому разоблачать надо не столько конкретные личности, сколько методы их манипулирования стойким желанием людей обрести богатство и здоровье сомнительными средствами, – выпалила она так, словно готовила ответ заранее.
Возражать, тем более спорить мне было лень, хотя я и не считал раскрытие мошеннических схем, как и борьбу с самими проходимцами решением проблемы. Несомненно, дело заключалось именно в стойкой тяге человека к счастью и верном, по сути, но смутном ощущении того, что оно где-то рядом, что его можно найти без долгих мытарств, вопреки расхожим представлениям. Такую питательную почву просто обязано было покрыть разноцветье аферистов всех мастей, которые сами выбрали короткий, как им казалось, путь к счастью. Наблюдая эту, вроде бы, безрадостную картину, я, между тем, оставался невозмутим, не испытывая особой жалости к запутавшимся в сетях иллюзорного мира. Вероятно, моё спокойствие зиждилось на признании бессмысленности всяческих вразумлений и наставлений, которые были бессильны даже на секунду приблизить момент их неизбежного прозрения.
– Они сами обманываться рады, и вряд ли кто может этому помешать, – вслух подытожил я свои мысли.
– И то верно, – согласилась жена. – А красноречивые жулики не заставят себя долго ждать.
Вспомнилось, как совсем недавно я с жадностью внимал всякому показавшемуся мне интересным гуру, втайне надеясь вывести из его откровений формулу своего счастья, которое на тот момент виделось в уменьшении тягостных мыслей и переживаний. Однако ни одному из них так и не удалось составить конкуренцию ненадолго возвращающим меня в настоящий момент уличным приключениям и алкоголю.
Тем временем Ольге позвонила одна из её многочисленных подруг, и моя благоверная, соблюдая режим секретности, удалилась сплетничать на кухню. Посидев немного просто так, без мыслей и движений, я зашёл на свою страницу в одной из социальных сетей, которую давненько не посещал и открыл раздел сообщений. Один из добавленных мною когда-то в друзья пользователь сети прислал ссылку, которая вела на семисекундное видео в разделе происшествий небольшого городского портала. На тёмных кадрах крошечного ролика было видно, как человек, повисший на балконной плите второго этажа, словно на турнике, падает на землю, быстро поднимется и смотрит прямо в камеру снимающего. За кадром происходящее сопровождается встревоженным женским лепетом. Если бы я сразу не вспомнил, как исполнял центральную роль в этой короткометражке, то вряд ли бы узнал свой силуэт на фоне окон многоэтажного здания. Можно было перейти в профиль пославшего сообщение человека и ознакомиться с имеющейся там информацией, но я не особенно хотел знать, кто он, как узнал меня на видео плохого качества и с какой целью прислал на него ссылку. Я даже не удосужился прочесть несколько кратких комментариев под роликом на городском портале, хотя ранее боялся его публикации из-за нежелания объясняться с Ольгой. Но всё же меня изрядно позабавил нежданный привет из прошлой жизни и, что важнее, он наглядно продемонстрировал бессилие, пустоту и даже смехотворность того, что казалось пугающим. Моё равнодушие по поводу присланной ссылки, без лихорадочных выяснений и громоздких версий, сломало привычную схему реакции на кажущуюся проблему, окончательно лишив её силы, отчего она стала незначительным эпизодом одной из затерявшихся в пыльных архивах памяти историй.
